После пожара Лишь я не изменился И дуб вековой
Мацуо Басё
Сокол с финальным посланием прилетел на исходе второго месяца осени. Такао торопливо развернул письмо. Бумага была чистая, без следов крови и земли. Значит, подумал дзёнин, ещё не взглянув на содержание, писали в доме, не в бегах по пригородным лесам. В самом верху на непозволительно большом для столь короткой записки листе Кадзу сообщал сухое: «Получилось. Едем». Такао шевельнул большим пальцем, заставляя еле зажившую ранку на ладони разойтись, выпуская наружу каплю крови. Свеча по левую руку незамедлительно зажглась в ответ. Для такого простого результата можно было бы воспользоваться и подручными средствами, а не магией, но колдун сейчас об этом не думал. Он осторожно поднял лист над пламенем, нагревая плотную бумагу. Вслед за этим на её поверхности стали проступать другие кандзи: аккуратные, чуть больше, чем у Кадзу. Такао терпеливо проявлял написанное невидимыми чернилами, глазами выхватывая из контекста отдельные слова и фразы, как «недоволен», «прошло хорошо», «они»… Когда лист полностью покрылся светло-коричневыми символами, мужчина наконец опустился за стол. Взгляд непозволительно быстро скользнул по первым словам: «Надеюсь, это письмо застанет тебя в полном здравии, как окончание задуманного нас четверых…». Начало уже обнадежило колдуна. Положительный результат не обещал отсутствия последствий для исполнителей. По правде говоря, Такао всё это время отгонял от себя мысли о плохом и непрошенное волнение, благо большое количество работы летом и в начале осени позволили это делать. С другой стороны, деревня в сезон почти пустела, не считая молодых синоби, которые только обучались, женщин и Чонгана, ворчавшего на дзёнина даже больше обычного, так что мужчина всё чаще бывал или в одиночестве, или на коротких переговорах. «Отправимся сразу же. Кадзу велел разойтись по двое». Такао удовлетворенно кивнул. Так они смогут более эффективно избегать возможного хвоста, уводя следы в разные стороны. Волнение всё же кольнуло где-то в груди. Несмотря на силу Мэй, её успехи в подготовке, даже то, что ей удалось справиться с привратником (как – ему ещё только предстоит узнать), она не будет в безопасности до того, как попадёт в деревню. И один защитник рядом с кицунэ вместо трёх – разница существенная. Да и кто из её спутников… «Я и Кадзу уже подобрали себе лошадей», – всё же Кадзу. Еле слышный выдох слетел с губ колдуна. Во-первых, синоби явно был лучше всех подготовлен. Во-вторых, наиболее логично в соотношении сил было разделиться на пары мужчина-женщина (или мужчина-ёкай, что также было правдой). Помимо этого, в предгорье отлично ориентировались и Кадзу, и Сино-Одори, считавшая местные леса и пещеры своим домом; получалось, что пары были собраны и по определению свой-чужой. Чужой… «Надеемся на скорую встречу». Такао осторожно сложил послание на столе. Они живы и скоро вернутся. Напряженные плечи колдуна невольно опустились под весом одолевавших его мыслей. Более полугода. Он встретил Мэй лишь год назад, и вот половина этого срока прошла мимо них. Более полугода. Долгий срок. Чем моложе человек, тем важнее для него такие отрезки времени, как день, неделя, месяц, год. Когда ты достаточно зрел, они пролетают незаметно; Чонган любит повторять, что вся жизнь мага для него прошла настолько быстро, что тот не может и не хочет до конца признавать Такао мужчиной, а не подростком. А ведь дзёнину почти исполнилось тридцать вёсен. Мэй моложе… всё то время, что он был в деревне, занимаясь контрактами, перераспределением ресурсов, покупкой оружия, отчетами, переговорами, она жила в столице. Эти полгода для неё – почти целая жизнь. Там она заводила знакомства, продвигалась вперед, делала вещи, которые не хотела, ради четкой цели: уберечь людей от действий привратника, способного ладонью закрыть небо. Огромный объем власти… последствий не избежать. Кадзу и Мэй должны добраться домой, пока рэйки и они не оправились от такого удара. Если они в принципе способны от него оправиться; станут порождения Нараки искать нового боя, потеряли они свои силы или же нет – пока предсказать было нельзя. Главное, чтобы по дороге с кицунэ и ниндзя ничего не случилось. И без привратника мир оставался для них враждебным и чужим. Чужим… это слово не давало Такао покоя. Они расстались полгода назад, сохранив в сердцах один-единственный поцелуй. И если колдун с каждой неделей острее ощущал, что названное в разговоре «неким шармом» постепенно разрастается внутри, то сказать о Мэй он того не мог. Их разделяли не только многие дни пути, но и долгие годы жизни. То, к чему он уже привык, для неё было новым. То, что для него было трудно игнорировать, для неё могло оказаться незамеченным. Дзёнин понимал, что нельзя поддаваться таким мыслям, но раз за разом проигрывал. Внешне он сохранял спокойствие, пока внутри плескались бурные волны тревоги. Что, если та взаимность, которая была видна полгода назад, за эти месяцы рассеялась, как неумелая иллюзия? Пока её имя проникало глубже, оставаясь огненным узором из кандзи на мужских костях, его имя подернулось пеплом и развеялось по ветру. Чужой. Встречи короткие, поцелуй единственный, слишком поздний и смазанный для того, чтобы считать его обещанием. Солнце медленно клонилось к закату, будто издеваясь над колдуном. Когда лучи почти перестали раскрашивать стены в алый, мужчина вышел на крыльцо и привычным пассом зажег над деревней волшебные фонари. В ответ раздался далекий детский смех: кто-то из самых младших ещё гулял. Такао слабо улыбнулся и вернулся в дом, запирая за собой дверь.***
Чайные листья медленно разворачивались, отдавая вкус и аромат горячей воде. Такао поднял уставшие глаза от стола, чтобы посмотреть, как девушка перед ним улыбается, оправляя рукав. Как плавно скользит пальцами по столу, обводя чашку, не решаясь поднять её. Светлые ресницы невольно дрогнули; гейша остановила движение. Мужчина недовольно тряхнул рукавом, развеивая иллюзию. Нет, дальше так продолжаться точно не могло. Он дождётся их возвращения, не тратя силы на несовершенные подделки, пускай они и способны ненадолго успокоить ход мыслей своим присутствием. Но ни одна из них не могла сравниться с оригиналом, грозившим в течение нескольких дней появиться на пороге.***
За последние сутки Такао понял, что хочет спуститься и встретить друга и кицунэ. Они оставят лошадей в деревне у подножья и двинутся пешком по более крутому склону, оставляя Масамунэ (явно путешествующему на Кирин, которую везде берет с собой) и Сино-Одори пологую часть подъёма: разделившись, они должны преодолеть расстояние до деревни за разное время и встретиться в скрытом убежище. Том самом, в котором кицунэ была уже дважды. По подсчетам, Кадзу и Мэй должны были вернуться уже к следующему утру. Такао устал от выматывающего ожидания и чувства неизвестности, от которых знал одно действенное лекарство. Мужчина зажёг палочку благовоний и сел на циновку, расправив уставшие плечи. Голубые глаза медленно закрылись, отделив дзёнина от созерцания опадающей в вечерней заре листвы. Распространившийся по комнате чуть горьковатый запах проникал в лёгкие, заставляя дышать медленнее и глубже. На то, чтоб очистить мысли, ушло больше времени, чем обычно. Разум то и дело подкидывал Такао далеко не радужные картины холодной встречи после полугода разлуки. Мимолетная симпатия прошлого со временем разрослась, обрела чёткую форму привязанности и горько-сладкого чувства. Которое сегодня или спустя время может быть легко отвергнуто кицунэ. Он больше не был нужен ей как учитель, возможно, написанное тайными чернилами письмо стало лишь поводом его уважить, так зачем он пойдёт сейчас вниз по склону, для чего собирается спускаться? Такао не смог найти на это рационального ответа, а после, наконец, погрузился в медитацию. Он открыл глаза через несколько часов, когда рассветное солнце уже поднималось в небе, затянутое пеленой облаков. Оно виднелось нечетко, будто бы смотрящий наблюдал за ним через мутное стекло. Разум Такао смог успокоиться и отдохнуть, что не скажешь о теле: плечи и спину не ломило, но мужчина ощущал легкую тошноту, напомнившую о том, что он пропустил слишком много приемов пищи. Пусть Такао и являлся синоби, но относительно спокойная жизнь в деревне и постоянная необходимость в новой энергии из-за магии делала его менее выносливым к голоду, чем его подчиненных, работающих на земле. Дзёнин решил проигнорировать недомогание: и без того медитация отняла больше времени, чем он ожидал. Надев обувь и накинув на плечи теплое хаори, колдун вышел из дома, предупредив Сатоши о своей отлучке. Впереди колдуна ожидал долгий монотонный спуск. Послушник, чьими глазами Такао мог наблюдать за происходившим в предгорье, уловил взглядом двух новых лошадей в знакомом стойле. Значит, он придёт вовремя. Ноги сами несли мужчину вниз, обходя ловушки. Где-то слышались голоса оставшихся на зиму птиц; хрустели ветки, сдвигаемые руками и лапами любопытных ёкаев, не часто видящих главу клана своих соседей, спускавшегося в одиночку. В этот самый момент голова Такао опустела: он совершенно покорился тому, что должно случиться спустя пару часов пути. Мэй ничего ему не должна, кроме платы по контракту, а потому ожидать большего от неё было бы неправильным. Она молода, умна, красива и талантлива, владеет магией и многими искусствами. Воспитанна и трудолюбива. Любознательна. И никому, включая Такао, не принадлежит. Остальное – уже её решение; за то же, как чувствует себя дзёнин, она явно не несет ответственности. И не будет нести. Глава клана пообещал себе: если ей самой не нужно всё, что он готов дать, то и ставить гейшу в неловкое положение своими признаниями колдун не станет. Кадзу стоял неподалеку от убежища, удобнее перехватывая вязанку с хворостом, когда заметил краем глаза движение. Синоби повернулся, встречаясь взглядом с пустыми голубыми глазами, уголки которых приподнялись при виде друга. – Один? – Один. Цел? – Да. Она тоже. Заходи, я скоро. Кадзу отошел, чтобы собрать ещё валежника. Такао помедлил, прежде чем постучать в дверь. Вот и всё. Пара мгновений, может, минут, и он получит ответ на те вопросы, которыми задавался столько времени. Три коротких ровных удара, спустя паузу ещё два. Условный стук, который синоби использовали, чтобы тот, кто за дверью, знал, что идут свои. Кадзу научил ему Мэй ещё в первое посещение деревни, думая, что так предупредит гейшу при своем визите в окия. Тяжелая дверь начала с трудом открываться наружу; когда щель стала достаточно широкой, Такао просунул в неё пальцы и потянул створку на себя, освобождая проход. Увидев перебинтованные ладони, девушка отошла на пару шагов, пропуская колдуна внутрь. Только войдя в теплое помещение, глава клана понял, что замерз. Стоило двери за ним закрыться, гейша тут же поклонилась, приветствуя мужчину взволнованным (несмотря на попытки это скрыть) голосом: – Такао. – Мэй, – её имя спорхнуло с его губ, когда мужчина поклонился в ответ. С ней действительно всё хорошо. Она выжила, она выбралась, она победила. Не только привратника. Кицунэ пригласила дзёнина в комнату. Никто из них не спешил вновь заговорить, с обеих сторон ощущалось напряжение невысказанных слов. Оно быстро сгущало воздух между двумя людьми, стоявшими друг напротив друга. – Вы расскажете обо всём, когда вернутся Масамунэ и Сино-Одори, – Такао на правах старшего решил прервать гнетущую тишину. – Если прямо сейчас необходима помощь, то можем немедленно отправиться к Чонгану… – избегая смотреть на гейшу, колдун перевёл взгляд на стол, где уже стояли три подготовленные чашки. Его что, ждали? – Спасибо, всё в порядке, – голос Мэй звучал тише, чем она бы того хотела. Девушка заметила холодность в тоне дзёнина, несмотря на заботливое предложение. Мысли роем закрутились в голове кицунэ: неужели не рад её видеть? Но ведь он специально спустился к ним намного раньше, хотя Кадзу говорил, что этого не случится в ближайший день. Если так, то и он не забыл её за эти полгода? С девушкой всегда было напоминание в виде изящных спиц, купленных в один из первых дней в столице. Всегда в памяти оставался тот поцелуй, из-за которого пострадала книга по магии, отброшенная в сторону ради легкой ласки. Кицунэ подняла до того опущенную голову и посмотрела на мужчину перед собой. Почувствовала, как в волнении зашлось сердце, готовое разбить в пух и прах любое сомнение. Пускай он её отвергнет, но если сам ещё не уверен, Мэй готова была убеждать, – Такао. Девушка сделала шаг навстречу. Видя, что дзёнин не отстраняется, шагнула ещё. Когда между ними оставалось расстояние одной вытянутой руки, мужчина также подался вперёд, наконец заключая Мэй в объятия. Девушка тут же обвила руками талию Такао, прижимаясь ближе. Она помнит, она знает. Можно ничего не говорить. Только держать в руках, наслаждаясь теплом. Мэй склонила голову к груди колдуна, чувствуя, как его сердце, готовое пробить собой клетку ребер, медленно успокаивает свой бег вслед за её собственным. Как дзёнин осторожно, будто касаясь крыльев бабочки, гладит её по спине, волосам. Макушку обжёг долгий вздох облегчения: она здесь, она рядом. И Мэй знала, что больше не захочет его покинуть. Даже легкое недомогание отступило, позволяя Такао насладиться тем, чего он так долго ждал и хотел, вернее, чего они хотели и ждали.