Утонуть в объятиях

      Обволакивающая два силуэта темнота кухни теряла в своём мраке тихие всхлипы. Подумал ли будучи в здравом уме человек, что террорист, та бессердечная скотина, что погубила сотни жизней, однажды будет сидеть на мерзлом полу и дрожащими руками обрабатывать чужие раны? Гадать не надо, в этой темноте уже затерялась чья-то гордость, чьё-то давно усвоенное «мальчики не плачут». — Блять.. – темноволосый мужчина резко одёрнулся, – Осторожней, Серый.        А тот Серый позади окровавленной спины едва держится, чтобы не упасть с зябнущих колен и не забиться в судорогах. Слишком многое произошло за последние дни, слишком больно, слишком страшно.       Порезы были достаточно глубокими, покрылись совсем тонкой пыльной корочкой. Вокруг плоти развивались небольшие припухлости, что говорило о возможном заражении, радовало одно – оба пару лет назад делали прививку от столбняка. Забавная была ситуация, кажется, они как раз собирались в Сьерра-Леоне.. Боже, как хотелось думать о чём угодно, да удавалось только о горящем блядским пламенем желании убить каждого, кто был причастен к произошедшему. И о какой праведной жизни может идти речь, когда прямо перед тобой обессиленный, исполосованный и до пяти переломов избитый человек, коего любишь больше жизни? Нет, он вскроет каждого, выпотрошит и заполнит порохом, прежде чем.. Ведь нельзя об этом думать, давал клятву, чёрт возьми.       Между тем скоро приедет иссохший от жизни подпольный врач, старый знакомый Олега, то ли случайно познакомились, то ли тогда, в Сирии. Не было сомнений, нужно накладывать швы, благо, хоть спинной мозг казался не задетым. Сейчас тешиться бы догадками, да легонько прикладывать пропитанную марганцовкой ватку и каждый раз вздрагивать от чужого болезненного шипения.       Спустя какое-то время протрескал звук проворачивающихся в двери ключей. Лера Макарова держалась едва ли лучше их самих. Быстро раздевшись, она прошла в квартиру с небольшим пакетом: — Здесь Новокаин и Дицинон. – Девушка по-армейски быстро разложила препараты. К тому моменту двое мужчин, как ни в чём не бывало, сидели за столом. Действовать следовало быстро – на улице полночь. Не то, чтобы её не сильно тревожили десятки пропущенных звонков от близких, но тревожили явно меньше, чем болезненно вздымающаяся грудь наставника. Две инъекции должны оказать анестетическое действие и предотвратить возможное кровотечение при открытии раны.       Операция прошла хорошо в той степени, в какой вообще хорошим могло быть их положение сейчас. Опять-таки везучести своей Волков обязан отсутствием сильных повреждений и побочных инфекций. Доктор со сложной фамилией не задавал лишних вопросов, сработал быстро и аккуратно, вероятно, в седине его и усеянных венами кистях ни одна сотня таких операцией. Удалился он с сумкой денег быстро, пред этим тактично пожав Разумовскому руку.       Только хлопнула дверь, как атмосфера моментально переменилась. Они трое ещё не сказали ни слова, но каждый чувствовал это трепещущее светлое чувство, «всё кончилось». Три дня без сна, полных страхов, боли и гнетущего ощущения безысходности. Что им остаётся в жёлтом свете кухни? Бывшему психопату-террористу, самому родному бывшего психопата-террориста и бедной студентке, которая вот уже считает этих двоих своей второй семьей. Ответ весьма прост – утонуть в осторожных объятиях: тёплых, ласковых и, кажется, одному из них чутка болезненных.