War On Parasites

Темноволосый парень прогуливался по уже приевшимся дорогам в Кёнсане, вдыхая асфальтную пыль и спёртый воздух. В старых наушниках играл лоу-фай хип-хоп; во рту понемногу расплавлялся леденец со вкусом чёрной смородины; маленький дождь начал накрапывать и падал прямо на нос, давая понять, что эта невыносимая сухость скоро закончится, но даже такой расклад вещей не позволял юноше успокоиться. Каждый вечер, проходя мимо бывшей школы, он вспоминал свой последний звонок. В настоящее время шатену было двадцать один год. «Всё впереди», — говорили ему 19-тилетние на тот момент сверстники, стоящие с аттестатами в руках и в ярких накидках, означающих, что в данном документе проставлено более половины оценок «отлично» (если не все сразу) и несколько хороших рекомендаций от педагогов. Ученики, так ярко улыбающиеся и знающие, чего они смогут добиться при поступлении в высшее учебное учреждение, не догадывались о том, что такие лавры позволены только им. Уже пару лет Хосок жил в полном одиночестве: отец погиб при пожаре на работе, мать оставила его ещё в детстве, так как отправилась на заработки, не имея ни копейки в кармане, а родственники, казалось, даже не знали о его существовании. Денег, которых ему присылала мать, было катастрофически мало: хватало только на оплату самой задрипанной на свете квартиры с почти не закрывающимися окнами, трещинами в потолке и парой дешёвых кроватей, которые от малейшего дуновения ветра намеревались развалиться в труху. Чон обычно спал на полу: было опасно даже притрагиваться к такой доисторической мебели. Он мыл руки ржавой водой и пил почти такую же, питался едой из забегаловок, так как холодильник охлаждал с настолько слабой мощностью, что, казалось, в нём нет абсолютно никакого толка. «Разве что увеличивает счёт на электричество», — каждый раз думал Хосок, наблюдая, что вилка данной техники как обычно отсоединилась от розетки. У них была, на самом деле, неплохая квартира до этого, но без отца они не осиливали её счета: при жизни была огромная скидка за категорию вредности на работе. Мать занималась перекупками антикварной мебели и продавала её на процент дороже, и, как ранее говорилось, это почти не приносило дохода, но она была крайне слаба из-за болезни, и заниматься чем-то другим не могла. Хосок перепробовал разные варианты в плане работы: от кассира до охранника клуба. Многое не срасталось: его вечно увольняли из-за лишней агрессивности, — сотрудники и клиенты просто не могли его терпеть. Однажды кто-то из администрации заметил татуировки на ноге, когда Чон позабыл о том, что надел короткие носки, а штаны не полностью закрывали рисунок, набитый ещё в подростковом возрасте — тогда его тоже уволили. В общем и целом, город был против Хосока, а Хосок был против города. Он не потерял последнюю работу охраной, его характер и татуировки не мешали, а, наоборот, приветствовались: руководство не было слишком строгим, а холодность и агрессия для охранника — вообще идеальные факторы. Единственное, что работа охранником не была его мечтой, а зарплата оставляла желать лучшего. Подойдя к скрипучей железной двери, Чон шумно выдохнул и, надавливая на ручку, зажмурил глаза, будто бы это могло что-то изменить при открытии. К примеру то, что он не увидит «старпёрский клуб» с отстойной музыкой, вельветовыми грязными диванами и поцарапанную стеклянную барную стойку, за которую он, как обычно, присел. Сегодня была смена Намджуна: парня с красными ядерными волосами, который являлся просто отличным другом и барменом. Правда, когда люди посещали клуб, сильно удивлялись, что Хосок являлся его охранником, а Намджун — изготовителем напитков. Ким был очень крупным по телосложению: сильно выступающие мышцы, устрашающие руки, грубый голос, правда, в запасе у него имелся очень добродушный взгляд. Чон же — полная его противоположность. Нет, у него, конечно же, были мышцы, но он был вовсе не крупный, не устрашающий, но со стальным взглядом: люди могли наложить в штаны, увидев его глаза, прожигающие насквозь и смотрящие через тёмные прядки залакированных волос. Парень попросил друга налить холодной воды со льдом и на барном стуле развернулся в сторону танцпола: — Сегодня как-то мало народу. — Позже подтянутся, наверное. — Скучающе, Намджун также окинул зал взглядом, протирая тряпкой шейкер. — Получил деньги? — Хосок вновь развернулся в сторону красноволосого и начал водить пальцами круги на стеклянной поверхности. — Нет, навряд ли мне заплатят. — Ким поставил перед парнем стакан, наполненный водой и льдом в форме шариков. — Чего, блять? — Пламя разгорелось в глазах Чона от заявления товарища, из скучающего состояния он настроился на убивающий режим. — Ты ведь перерабатывал, как такое может быть? Ты выходил за эту оборванку больше, чем она коктейлей сделала за всё время. Какого хуя, Намджун? — Ты прекрасно знаешь, почему она не выходит, — помрачнел Ким, вытирая руки об фартук. — Конечно, потому что наш начальник её поёбывает — это известный факт, — громко цокнул Хосок, привлекая внимание небольшого количества посетителей. — Потише говори, хочешь, чтобы тебя уволили? — проговорил парень сквозь зубы. — Да мне плевать, — закатил глаза шатен. — Может, мне тоже отсосать ему, чтобы зарплату в два раза больше получить, что думаешь? — Перестань, — грозно посмотрел Намджун. — Это несправедливо, когда тут за копейку люди очко разрывают, а мы страдаем из-за его романа, — пытался пояснить Хосок. — Почему он тогда не может нанять кого-то другого? В чём смысл? — Потому что он ебучий начальник, Хосок, — опёрся руками о стойку Ким. — Ему невыгодно брать ещё сотрудников, которые с ним не связаны, и платить им деньги. — Но… — Хосок нахмурил взгляд. — Это несправедливо. — На скольких справедливых работах ты был? — Парень пару раз наклонил голову, чтобы размять затёкшую шею. — Вот именно, ни на одной. — Пусть она сама уволится, в чём проблема? — Хосок осушил стакан за несколько секунд, заприметив уже растаявший лёд. — Тогда ему припрёт нанять кого-то. — Ну, так ей тоже это выгодно: почти не работает, а деньги идут. Это замкнутый круг. — Намджун забрал пустой стакан, наливая туда повторно воды и делая пару глотков. — Справедливости не существует. — Я ещё не настолько отчаялся, как ты, — усмехнулся Чон. — Я просто принял то, что имею, чтобы потом не расстраиваться ещё больше. — Неужели ты больше не хочешь поступать в институт? Ты же гений! — удивлённо посмотрел Хосок на друга. — Я никогда не видел человека, настолько разбирающегося в компах. — Чтобы поступить на айти, нужно очень много денег, — без эмоций ответил парень, по-видимости уже давно похоронивший свою мечту. — Хосок, я столько не зарабатываю. — Но шанс ведь есть, мы сможем изменить свою жизнь, Намджун. Я докажу тебе это. — У тебя сейчас смена начнётся, хватит рассиживаться, — уныло улыбнулся Ким. — Справедливость есть. — Привстал Хосок, отряхивая пыль со старых огромных чёрных джинс. — А если нет, то я её найду, понял? — Иди уже, секьюрити. — Вытянул руку Джун и похлопал товарища по плечу.

***

Хосок вернулся домой в пять утра. Полностью без сил он поплёлся в ванную, ожидая искупаться и почувствовать хоть какое-то расслабление, но, вместо этого, из крана хлынула ледяная ржавая вода. Чон совсем позабыл о том, что перед уходом видел на входной двери еле живую табличку с надписью: «Горячая вода в доме будет отключена с 11 по 14 число месяца вследствие ремонтных работ». — Изверги, что вы там чините? — вслух завыл Хосок, покрывшись мурашками от воды. — По-моему, это просто сраная экономия денег, ведь вы ничего не меняете, из крана как текла американская Пепси кола, так и течёт. Чон вытер тёмные мокрые волосы красным выцветшим полотенцем, надел серые свободные шорты и поплёлся на кухню. Кухня была самым не убитым местом в квартире: тут стоял ещё относительно новый стол, приобретëнный с первой зарплаты; пластмассовый, «зато не чугунный» чайник от какой-то известной марки и парочка табуреток, заказанных из Икеи. Парень открыл еле работающий холодильник и в очередной раз понял, что позавтракать ему нечем: бутылка почти прокисшего молока закончилась на днях, а о существовании недельного хлеба он вспомнил только сегодня, чуть не скрутившись от его протухшего запаха. — Справедливость, ты ведь существуешь? — завыл Хосок, наливая себе из заварника крепкий чёрный чай с мятой, купивший её у какой-то бабульки по дороге. — Я бы даже сейчас чернослив сожрал, если бы он был, мать вашу. Парень присел за стол, открывая ноутбук, доставшийся ему от отца, и в очередной раз включил любимую «стрелялку», чтобы выпустить пар и со спокойной душой лечь спать. Шатен дошёл до последнего раунда, намереваясь выключить игру, довольствуясь счётом три к одному, но навязчивое мерцающее окно, похожее больше на спам, чем на настоящее предупреждение в игре, привлекло его внимание и не дало нажать кнопку завершения работы. «Нью-Йорк. Захватывающее сопротивление между игроками на базе разработчиков в вашей полюбившейся игре ждёт вас прямо сейчас. Именно твоя заявка может решить, достоин ли ты, чтобы побеждать. Оставь свою анкету, и мы обязательно свяжемся с тобой», — с замершим сердцем без стука вчитывался в свою новую надежду Хосок.