I wish I never met you (but it's a little too late)

HEIZE — Hi, Hello?

Тэхен слышит пение. Он только выходит из лифта, только собирается шагнуть вперед, но замирает в последний момент, неосознанно прислушиваясь. Поначалу ему кажется, что он окончательно поехал: он уставший, немного пьяный, и он никогда не слышал, чтобы на этом этаже кто-то пел. Как и на любом другом этаже. Но, прислушавшись, он облегченно выдыхает, потому что — нет. Там, в конце коридора, кто-то действительно поет. Тэхен так и стоит возле лифтов, которые находятся в небольшой нише и которые не видно из коридора, если не оказаться прямо напротив них. На часах — почти одиннадцать ночи, и он не знает, кто может петь в такое время. Кто вообще может петь тут. Он не понимает толком, почему это его вообще волнует, но ловит себя на том, что вслушивается в мягкий голос, с какой-то жадностью цепляется за каждую ноту. Тэхен прислоняется спиной к стене и прикрывает глаза. Это расслабляет. Это нежное пение, больше похожее на ненавязчивое мурлыканье, расслабляет. У него кружится голова, перед закрытыми глазами вспыхивают мушки, разлетаются в разные стороны, и он не может их поймать, поэтому ловит голос. Держится за него, потому что знает, что, если потеряет эту нить, провалится в пустоту. Возможно, ему нужно меньше пить. Голос слышится все ближе — видимо, обладатель подходит к нише с лифтами. Тэхен думает, что это парень, даже несмотря на то, что звучит он очень ласково, как обычно звучат девушки. Теперь Тэхен может разобрать слова, но не знает песню; наверное, это Айю, или Хейз, или Тэен — для него их репертуар кажется абсолютно одинаковым. Он пытается запомнить хотя бы одну строчку, чтобы потом найти песню в интернете, но мысли разбегаются, рассыпаются, как крупа в неловких руках. Тэхен очень устал, он выжат как лимон, он перебрал с выпивкой, и эта тихая баллада действует на него как успокоительное, как уют, вкус которого он никогда не ощущал. Если бы ему пели так ночью, ему бы снились самые сладкие сны, он уверен. Он бы наслаждался сном, а не просто проваливался в пустоту на несколько часов, чтобы проснуться еще более уставшим, чем засыпал. Тэхен погружается в свои размышления настолько глубоко, что не замечает, как голос оказывается совсем близко. Он распахивает глаза, поворачивая голову, горя желанием узнать, кто может так чудесно петь. Внутри него что-то тяжело обрывается, когда спиной к нему, согнувшись, выходит уборщик. Он просто моет полы в коридоре, напевая себе под нос — вот и все. Никакой красоты, никаких чудес. Флер волшебства, который окутал Тэхена, развеивается, оставляя после себя неприятное послевкусие. Тэхен неловко прокашливается, обозначая свое присутствие. Он не знает, почему чувствует разочарование из-за того, что поющим оказался работник их дома. Как будто уборщики не имеют права петь или обладать красивыми голосами. Но он ничего не может поделать с этим, с кислотой, которая появилась на кончике языка. Уборщик сначала каменеет, не шевелится, как будто пытается собрать в себе мужество, чтобы встретиться лицом к лицу с тем, кто застал его за уборкой. Или за пением. Или и за тем, и за другим. Он осторожно выпрямляется и медленно разворачивается, и кислый привкус растворяется на языке Тэхена. О. О. Он совсем юный, наверное, даже младше Тэхена, и такой… красивый. Не той красотой, к которой привык Тэхен, — лощеной, безукоризненной и яркой, а… ну, другой. У него светлая-светлая кожа, на которой видны неровности от акне и родинки, большие глаза, распахнутые от смущения и растерянности, светло-розовые губы аккуратной формы. Естественная красота, вот как это называется. Тэхен внезапно чувствует на своем лице тяжесть тонального крема с «воздушной текстурой», подводки и оттеночного бальзама для губ. Тэхен внезапно понимает, что этому лицу очень подходит голос, который он слышал. Они замирают друг напротив друга, как два звереныша, и хрупкая тишина нарушается едва слышным извинением и глубоким поклоном уборщика. Он не поднимает головы, и из-за нависшей на его глаза челки Тэхен видит, как густо краснеют его щеки. Он так и стоит, согнувшись, ожидая, пока Тэхен уйдет. И Тэхен уходит. Он быстро проходит мимо парня, от которого сильно пахнет средствами для уборки, пошатывается, хотя изо всех сил старается держать спину ровной, сохранять походку прямой. Голова кружится слишком сильно… Наверное, из-за алкоголя. Он подходит к своей квартире, подносит карту к чип-ридеру (не с первого раза: у него дрожат руки, голова кружится) и скрывается внутри, ни разу не оглянувшись, хотя очень хочется. Тэхен прислоняется спиной к двери, успокаивая разбушевавшееся сердце: от того, с какой силой оно стучит в груди, у него закладывает уши. По полу размазаны неясные блики огней ночного Сеула, проникающие в квартиру сквозь панорамные окна, в комнате прохладно от кондиционера, который он забыл выключить перед уходом, и все кажется чужим, незнакомым. Он вздыхает, потирая лоб дрожащей ладонью. Голова гудит от выпитого и от громкой музыки, и ему бы, по-хорошему, быстро принять душ и лечь спать, потому что завтра утром он должен появиться в компании и при этом, желательно, не выглядеть так, как будто он алкоголик в месячном запое. Но почему-то он все стоит и стоит у двери, прислушиваясь к звукам из коридора, как будто не знает, что стены квартиры звуконепроницаемы. Он гадает, решится ли парень-уборщик запеть снова или закончит мытье полов молча. Задается вопросом, почему никогда не видел его раньше. Хотя он редко возвращается в квартиру настолько рано. Он проводит ночи в клубах, проводит их в домах друзей, проводит за работой — его жизнь насыщенная, и каждый новый день наполнен новыми людьми, новыми местами и новыми встречами. Тэхен не сказал бы, что это ему не нравится, но он чувствует себя уставшим. Вымотанным до предела. Когда у него есть время и силы остаться наедине со своими мыслями, ему становится страшно от пустоты, которая образуется у него в голове — будто ему не о чем думать, не о чем переживать, будто в нем нет никаких эмоций. Будто он просто пустышка, которая отчаянно стремится эту пустоту заполнить. Всем. Чем угодно. Он живет в мире, в котором все ненастоящее, как будто неумелая графика, плохо снятый сериал с дешевыми декорациями. И этот парень… его голос… он словно рывком вернул Тэхена в реальность. Вдохнул в него жизнь — всего на несколько секунд. Теперь он переполнен всем, чего ему не хватало: мыслями, эмоциями. Так бывает во сне, когда ты осознаешь, что спишь, осознаешь, что все — просто плод твоего воображения, но не можешь выбраться из этого тумана, пока не натыкаешься на что-то знакомое, за что тут же цепляешься, чтобы найти выход. Это могут быть огромные глаза, широко распахнутые от испуга, может быть миловидное лицо мальчика, только-только вышедшего из подросткового возраста, может быть едкий запах чистящих средств. Или голос. Самый нежный из всех, что ему доводилось слышать. Тэхену очень хочется, чтобы парень-уборщик продолжал петь. Когда он ложится в кровать, он засыпает почти мгновенно. Ему снится, как этот голос зовет его по имени, но он никак не может к нему приблизиться, с каждым шагом только отдаляется. Тэхен просыпается и чувствует себя так, будто не ложился вовсе.

Arizona Zervas — ROXANNE

— Чувак, — Ынхен обхватывает его за шею, протягивая «а» в слове. Тэхен сдерживает порыв скривиться — кто вообще говорит сейчас «чувак»? Он уже немного пьян — или обкурен, Тэхен не может утверждать, — и от него несет одеколоном и потом, как будто он сбежал со званого вечера. Вполне возможно, что так и было. — Мы пойдем на вечеринку? Со дня встречи с уборщиком прошла неделя, и он настолько потерялся в ярких буднях, что почти о нем забыл. Забыл, как звучит его голос и забыл эмоции, которые испытал, услышав его. В его квартире шумно, они собрались тут, чтобы разогнаться, прежде чем пуститься в тур по самым известным ночным клубам Сеула. Тэхен понятия не имеет, зачем Ынхен спрашивает у него, если изначально целью было пойти на вечеринку, но все равно кивает, зарабатывая еще один торжественный клич в ухо. Он единственный трезвый среди них — и это совсем не весело. Это срочно нужно исправить. — Слезь с меня, мать твою, — ворчит Тэхен, с трудом сбрасывая его руку со своей шеи и толкая навстречу дивану, на который тот падает с тяжелым стоном. Он идет к бару, наливая себе стопку текилы. Ему хочется повеселиться, хочется потанцевать в клубе и, возможно, закончить вечер приятным, ни к чему не обязывающим сексом — так, как он делал всегда, но почему-то настроения нет совсем — так же, как и всю последнюю неделю. Он окидывает взглядом ребят — их всего пятеро, но шума от них как от десятерых, — и решает, что в квартире находиться дольше не может. Взглянув на часы, он подходит к стереосистеме, вырубая незнакомую песню с тяжелыми битами, которая раздражающе бьет по ушам. Со всех сторон тут же раздаются возмущенные возгласы, и Тэхен кривит губы. — Поехали отсюда. — Сейчас слишком рано, — ноет Минсу плаксивым голосом, — всего одиннадцать вечера! Тэхен в ответ безразлично поводит плечом, распахивая входную дверь квартиры. — Выметайтесь. Ребята стонут, Ынхен, прежде чем выйти, успевает прихватить бутылку виски из его бара. — За моральный ущерб, — салютует он Тэхену, и Тэхен закатывает глаза и молчит, закрывая за собой дверь. Те, кто вышли первыми, уже гогочут возле лифтов, их громкие голоса разбавляются смешками и ругательствами — вполне привычно. Непривычным становится другое: резкий возглас и всплеск воды. Переглянувшись с Ынхеном, который ждал его, он ускоряет шаг и появляется у лифтов как раз вовремя, чтобы увидеть, как парень-уборщик стоит возле перевернутого ведра в луже грязной мыльной воды, опустив голову, а ребята окружили его, весело смеясь. Неприятное чувство собирается комом в горле Тэхена. — Что происходит? — хрипловатым голосом осведомляется он, привлекая к себе внимание. Парень резко поворачивается в его сторону, и под его выжидающим взглядом, в котором Тэхен, к своему удивлению, не обнаруживает ни капли испуга, к Тэхену подходит Нанхи. Она оборачивает руку вокруг его талии и прижимается щекой к плечу. И именно это заставляет паренька отвернуться, кончики его ушей краснеют. — Мы случайно задели ведро мальчика, — с притворным сожалением тянет она. — Жаль, что ему теперь придется заново все отмывать. Они смеются, хотя Тэхен не понимает, что в этом смешного. Он открывает рот, чтобы вмешаться, но парень выпаливает раньше него: — Если бы вы смотрели под ноги, вы бы не задели ведро. Смех стихает, как будто кто-то вдруг уменьшил громкость. Ребята переглядываются, недоверчиво и хищно ухмыляясь, словно их очень позабавило то, что он умеет говорить. Словно они не ожидали, что он посмеет заговорить. — Ты что, дерзишь нам? — растягивая слова, спрашивает Минсу. Он подходит ближе к нему, и тот делает несколько шагов назад, но не опускает голову, смело смотрит в ответ. — Ты, жалкий отброс, который только и может, что драить тут полы? Парень почему-то переводит взгляд на Тэхена, будто спрашивая, согласен ли он. Считает ли он тоже его жалким отбросом. Тэхен смотрит на него в ответ, изучая бледное лицо с сжатыми в полосу губами и резко выделяющимися от напряжения скулами. Он знает, что день мальчика безвозвратно испорчен, и когда они уйдут, он останется опустошенным, униженным и расстроенным. Возможно даже расплачется. Но он молчит. Не одергивает Минсу. Не заступается за незнакомца. Не потому что у него кишка тонка это сделать, а потому что… Потому что он забывается, глядя на это красивое лицо с упрямым выражением на нем. В этот момент раздается короткая мелодия, оповещающая о прибытии лифта, и Нанхи утягивает его внутрь. Ребята заходят вслед за ними, Минсу напоследок пинает ведро для воды, которое укатывается в сторону, и сквозь закрывающиеся двери Тэхен видит, как парень сильно закусывает губу, хмуря брови и отворачиваясь в сторону. — Вы животные, — говорит он, когда лифт начинает двигаться, и все снова смеются, восприняв это за шутку, хотя Тэхен не шутил. Он перехватывает свой растерянный взгляд в отражении зеркала, и ему больше не хочется никуда ехать. Ему противно находиться рядом с этими людьми. Противно быть одним из них. Почему-то мысли об уборщике никак не выходят из головы. Тэхен, несмотря на свое положение, не отличается высокомерием, одинаково вежливо ведет себя со всеми, будь то партнер отца или официант в ресторане. Но он не раз сталкивался с тем, как его знакомые грубят работникам сферы обслуживания, унижают их, насмехаются над ними. Его это не трогало, разве что немного неприятно было быть свидетелем таких сцен, но Тэхен не имел права воспитывать их, не имел отношения к их поведению, поэтому и не парился над этим. Но в этот раз это задело его гораздо сильнее, чем он ожидал. Ему отчего-то хотелось оправдаться перед тем парнем, сказать, что он тут ни при чем, что он не ведет себя так, что эти люди даже не его друзья. Они повели себя как настоящие свиньи, но он был ничем не лучше, потому что не сделал ни единой попытки защитить парня. Ему кажется, что тот отчаянно нуждался в защите, несмотря на то, как стойко ответил им. Просто потому что… потому что он был одет в униформу уборщика, а они были в дорогих брендовых шмотках. Только поэтому они считали, что лучше него. Тэхен встряхивает волосами, выпивая до дна свой коктейль и беря следующий. Это бессмысленно. Абсолютно не имеет значения. Ему должно быть плевать на этого уборщика, и нет никакого объяснения тому, что ему есть до этого дело. Тэхен не хочет думать. Думать о нем и о том, как выглядели его глаза, когда он посмотрел на него, выслушивая грязь от людей, с которыми Тэхен проводит большую часть своего времени. Остаток ночи он трахается с Нанхи в ее квартире, но почему-то совсем не чувствует удовлетворения.

Oh Wonder — I Wish I Never Met You

Он понятия не имеет, зачем делает это. Правда, Тэхен внезапно очень рад, что живет один, что у него нет близких друзей и что всем, по большому счету, все равно, чем он там занимается — потому что он не может найти этому никакого объяснения. Но ровно в одиннадцать часов, несколько раз взглянув в зеркало и убедившись, что он выглядит сносно, Тэхен выходит из квартиры. На следующую ночь после тусовки, и еще через ночь, и еще. Так, кажется, и режим сна наладится — ведь после каждой неудачной вылазки он в расстроенных чувствах сразу ложится спать. Никаких клубов, баров и тусовок. Видимо, мальчишка-уборщик работает по сменам. Стоило догадаться с самого начала, а не бегать по коридору как умалишенное привидение каждую ночь. Но Тэхен не сдается и решает попытать удачу и в этот раз. Когда-то ведь он должен выйти? Только если, — эта мысль вызывает у него неприятную тяжесть в груди, — он не уволился после того случая. Тэхен чувствует себя непривычно совсем без макияжа и в простом домашнем костюме, как будто голый, как будто сложил всю свою броню. Он снова и снова нервно проводит ладонью по волосам, хотя они хорошо лежат, потому что утром он укладывал их перед тем, как поехать на работу. Эти внезапно пустые вечера в веренице забитых дней и ночей вызывают у него сильную растерянность. Ему не нужно куда-то торопиться, не нужно куда-то бежать, и он понятия не имеет, чем заняться. Он не привык к свободе. Чаще всего его свобода заключалась в том, что он решал, в какой клуб из предложенных ему поехать. Отказываться от всех для него в новинку. Тэхен крепко сжимает ключ-карту в ладони, когда идет по коридору, как будто она может спасти его от чего-то. Он не знает, встретит ли сегодня или — когда-либо вообще — этого парня, а спросить так и не решился — как он объяснит консьержу, для чего ему эта информация? Он уже подходит к лифтам, когда один из них открывается, и из него выходит тот самый мальчишка, толкая перед собой тележку со средствами для уборки. Сердце Тэхена подскакивает к горлу, и он едва не давится, настолько непривычным оказывается ощущение. Заметив его, парень слишком очевидно распахивает глаза, но быстро берет себя в руки, коротко кланяясь в знак приветствия и уже собираясь двигаться дальше, когда Тэхен машинально тянется вперед и обхватывает его за запястье, удерживая на месте. Он оборачивается, прожигая взглядом сначала Тэхена, а потом ладонь на своей руке. Тэхен облизывает губы, внезапно теряясь. Он не знает, что сказать, с чего начать. И он очень давно не чувствовал себя неспособным подобрать слова. Это раздражает. — Что-то не так? — устав ждать Тэхена, спрашивает парень, и он звучит устало. Звучит так, как будто ждет от него насмешек, или оскорблений, или и того, и другого. Как будто ждет, что Тэхен начнет отчитывать его за то, что он посмел открыть рот перед его друзьями, перед людьми голубых кровей. — Я… — Тэхен снова облизывает губы, чувствуя, как они шелушатся. Непривычно не ощущать на них привкус бальзама. — Я хотел бы извиниться. Парень выгибает брови. Его запястье все еще в ладони Тэхена. Его кожа горячая и тонкая, он чувствует, как пульсирует венка. Тэхен отводит взгляд, отдергивает руку, нервно проводя пальцами по гладкой челке. — За что? — он наверняка уже знает ответ, но видит, что Тэхен не закончил, что Тэхен хочет продолжить, но не может; и поэтому издевается. — За… за то, что мои знакомые говорили тебе, — он не говорит «друзья», потому что друзья — те, кто является частью тебя, а Тэхен не хочет называть их своей частью. Парень молчит некоторое время, глядя на него невпечатленно. В его взгляде нет совершенно никаких эмоций, в отличие от самого первого раза, когда Тэхен чуть не задохнулся, посмотрев в его глаза. Когда проходит достаточно времени, чтобы Тэхен успел трижды почувствовать себя неловко и глупо, он, наконец, небрежно пожимает плечами. — Извинения приняты, — безразлично бросает он, проходя мимо. Растерянный Тэхен, оставленный в одиночестве, смотрит ему вслед и никак не может понять, что за дурацкое чувство у него в животе — как будто все внутренности кто-то то сжимает в кулак, то выпускает. Может, это из-за того, что он не ужинал?

iKON — Why Why Why

Тэхен не может найти себе места. Это не дает ему покоя, мальчик-уборщик с серьезным взглядом и строго поджатыми губами, его голос, унижение, которое он испытал… Он не мог простить Тэхена так легко, Тэхен уверен. Но он сказал, что принимает извинения, и что Тэхен еще мог сделать? Это не дает ему покоя. Утром, когда он просыпается, днем, когда он на работе, вечером, когда он едет домой, и ночью, когда он выдумывает какие-то тупые предлоги, чтобы оказаться в коридоре и пересечься с парнем. Это не дает ему покоя. В его животе происходят совершенно странные вещи, словно он постоянно голоден, хотя он начал исправно следить за своим питанием, даже умудрялся в обеденные перерывы действительно обедать, а не залипать в телефон, решая, где бы провести ночь. Но чувство не уходит, а будто только сильнее становится. Это не дает ему покоя. Серьезно, Тэхен даже не может уснуть, хотя у него никогда не бывает проблем со сном: чаще всего он настолько вымотан, что ему достаточно просто оказаться на плоской поверхности, чтобы тут же вырубиться. Это не дает ему покоя — мальчик, который пронзил его сердце своим голосом, больше ни разу не пел. — Вот черт! — рычит он, сгребая одеяло в комок и пихая в ноги. Простыня под ним собралась складками, в квартире слишком душно, несмотря на то, что он точно включал кондиционер перед тем, как лечь, и ночные огни, которые никогда ему не мешали, теперь действуют на нервы. Не выдержав, он вскакивает с кровати, направляется на кухню и наливает себе апельсинового сока. — «Извинения приняты», — передразнивает он парня, раздраженно пиная дверцу холодильника и взвывая от боли. На одной ноге, расплескивая сок во все стороны, он допрыгивает до стойки, забираясь на высокий стул и зарываясь пальцами в волосы. — Господи, что за хрень… Его не должно это волновать. Он думал, что переживал, потому что обидел парня, но он извинился, и тот его, вроде как, простил. Долг выполнен, совесть накормлена, в обиженных и оскорбленных остались только Нанхи, звонки которой он игнорирует с той самой ночи, и Минсу, которого он добавил в черный список. Все. Отпусти и забудь, Ким Тэхен. Но он не может! Не может отпустить и забыть! Он чувствует эту необходимость узнать его, узнать его имя, его возраст, почему он работает уборщиком, что вынудило его работать уборщиком, потому что, Тэхен уверен, никто не выберет эту работу добровольно. Он не имеет никакого права приставать к нему с вопросами, у него и своих дел по горло, и вообще, парень ясно дал понять, что не хочет идти на контакт. Но Тэхен чувствует себя так, будто сходит с ума. Он не может толком веселиться, красивое и уставшее лицо парня преследует его в толпе, мерещится в каждом прохожем. Он давно — по его меркам, давно — не спал ни с кем, от алкоголя становится только хуже, и лишь работа помогает ему отвлечься от мыслей об уборщике, поэтому он зарывается в нее, как страус в песок, только чтобы сбежать. Отец в восторге от его внезапно проснувшегося трудолюбия, а Тэхену плевать. Он никогда раньше не терял покоя из-за другого человека. Его никто особо не волновал, а если и волновал, то это быстро проходило, и никак не влияло на сон, и никакого постоянного чувства голода в животе не было. Тэхен знаком с невероятными людьми, он встречал восхитительных людей — необыкновенно красивых, талантливых, богатых и влиятельных, которые жаждали стать ближе к нему, которые смотрели на него и с трепетом ждали каждого его слова. Но они не задевали его, не оставляли после себя следа. А теперь он потерял покой. И из-за кого! Уборщика, который и взглядом его не удостаивает! Даже подумать смешно. Тэхен тяжело вздыхает, допивая сок одним глотком. Он был вежлив со всеми, но он знал, — знание это он впитал с молоком матери, — что есть люди более низкого сословия. Он был вежлив со всеми, но это не значило, что он всех считал равными себе. Он бы никогда не нагрубил официанту, продавцу или уборщику, но никогда он бы не позволил себе сблизиться с ними. Возможно, ему стоит просто почаще напоминать себе о том, кто он и кто этот парень. Они на разных ступенях лестницы. Даже не так — Тэхен почти на вершине, в то время как уборщик едва ли не в самом низу. Он ложится в кровать и, проваливаясь в сон, думает о том, что, в конце концов, для него это не должно иметь значения. И не имеет. Он почти на вершине не потому, что такой уникальный, а потому что родился в такой семье. На него смотрят с восхищением, не потому что он особенный, а потому что он богатый и станет еще богаче, как только отец выйдет из игры. Тэхен не сделал для этого ничего. Он не имеет права думать, что лучше других.

LeeHi, B.I — NO ONE

Чонгук проводит запястьем по лбу, стирая капли пота и заодно убирая прилипшие волосы. Запах средства для уборки полов приятный, но едкий, и у него уже немного кружится голова. В любом случае, в этот раз они купили с персиком, а это лучше лимонного, который был до этого. Он почти закончил с этим этажом, ему остался еще один. Чонгук приподнимает рукав униформы, чтобы посмотреть время на детских пластмассовых часах, которые забрал у младшего брата. Уже почти двенадцать. Он подавляет зевок, принимаясь быстрее водить шваброй по полу. Ему нравилась эта работа, потому что он ни с кем тут не сталкивался. Вероятность встретить кого-нибудь из школы вообще равнялась нулю, а из-за ночной смены и жители дома появлялись редко, а если и появлялись, то просто проходили мимо, словно он для них был частью интерьера. Его это абсолютно устраивало. Пока не появился этот парень. Он так сильно раздражает Чонгука. После той дурацкой попытки извиниться — как будто Чонгуку нужны были его извинения, лучше бы он засунул их себе поглубже в задницу и больше его не трогал — он начал преследовать его. То есть, вряд ли он делает это специально… А если и делает, то вряд ли преследует какие-то светлые цели. Чонгук никак не может понять, какое ему вообще может быть до него дело, но каждый раз, когда он моет полы на этом этаже, этот парень появляется, как чертик из табакерки, нарочито медленно проходит мимо и смотрит. Ну, не то чтобы Чонгук смотрел на него в ответ, он просто занимается своим делом, не поднимая головы, но он чувствует на себе его взгляд. Тот словно пытается заговорить, но не может найти для этого достаточно убедительную причину. Хотя, к чему льстить себе, Чон Чонгук! Скорее всего, он смотрит на тебя с омерзением, как на что-то недостойное. Или ищет причину придраться, что гораздо более вероятно. Чем только не занимаются эти богатые детки, когда устают от своей роскошной беспроблемной жизни. Чонгук не чувствует стыд за то, кто он есть. Он не чувствует стыд за то, кем он работает, и не понимает, как кто-то может стыдить кого-то за работу, какой бы она ни была. Он, по крайней мере, вообще работает, в отличие от всех этих поцелованных в зад деток, которые только и умеют, что тратить деньги, заработанные их родителями, и считают, что это ставит их выше всех остальных. Чонгук ненавидит их. Наверное, многие бы решили, что он завидует, и, наверное, это правда — он даже не боится это признать. Чонгук бы тоже хотел ни о чем не переживать, никуда не спешить, высыпаться по ночам и не чувствовать веса обязательств на плечах. Но едва ли он хотел бы себе такой участи, как у них всех. Они же полые, как фарфоровые куклы, за внешним лоском прячут внутреннюю пустоту. Он иногда думает о том, что будет, если попытаться поговорить с ними на темы, не связанные с деньгами, косметикой или крутыми вечеринками. Скорее всего, они растеряются и будут хлопать глазами, их гладкий мозг будет выдавать ошибку, потому что такие слова, как «социальное неравенство», «политика», «наука» для них незнакомы, не внесены в их программу. Иногда Чонгуку становится стыдно за свои мысли. Он не был таким, не был тем, кто судил о других по их положению, внешнему виду или общим стереотипам, но он не мог отделаться от мысли о том, что все золотые детишки одинаковые — одинаково прикрывают свою одинаковую никчемность унижениями других, роскошью и всем подобным. И он зол. На свою судьбу, на несправедливость, на то, что он работает и учится, но ему все равно не хватает — ни знаний, ни денег, ни времени. Бедность делает людей злыми, Чонгук знает об этом не понаслышке. Он дергается, когда от мыслей его отвлекает звонок телефона. Бормоча ругательства себе под нос (все знают, что он работает в это время, какого черта?), он стягивает с ладони резиновую перчатку и достает смартфон из кармана. Тут же прикусывает язык, потому что звонит брат. — Алло, — он старается звучать мягко, потому что ребенок очень чутко реагирует на чужие эмоции, и Чонгук всегда чувствует вину, когда заставляет его волноваться. — Джехен-а, что-то случилось? — Хен, — Джехен звучит обеспокоенно, и Чонгук мгновенно подбирается. — У мамы сильно болит голова. Я сказал ей ложиться спать и дал таблетку. Чонгук облегченно выдыхает и не может сдержать ласковую улыбку. — Молодец, — хвалит он его. — Расскажи, зачем ты позвонил? — Я голодный, — хнычет мальчик. — Я не дал маме готовить, а вчерашние токпокки доел уже целых два часа назад. Чонгук смеется, в груди теплеет, как бывает всегда, когда он разговаривает с Джехеном. Ему хочется уберечь мальчика, защитить его от всех проблем, и это напоминает о том, почему он столько работает, дает силы не сломаться. — Подожди меня, хорошо? — просит он. — Я приеду где-то через час и зайду по пути в магазин. Ты еще не будешь спать? Джехен бормочет что-то о том, что невозможно уснуть на пустой желудок, а потом кричит: — Поторопись! — и отключается. Чонгук качает головой, усмехаясь, и убирает телефон в карман. Подняв взгляд, он вздрагивает, потому что все тот же парень будто из ниоткуда появился перед ним, а теперь стоит и пялится, даже не моргая. Улыбка сползает с лица Чонгука, и он с трудом подавляет раздраженный вздох, слегка кланяясь для приличия и разворачиваясь, чтобы уйти. Но чувствует горячие пальцы на голой ладони, которые задерживают его. Что за чертова дурацкая привычка нарушать чужое личное пространство так, словно его попросту не существует? Он оборачивается, невольно неприязненно скривившись, и парень тут же выпускает его руку, сделав шаг назад. Он выглядит неуверенным, застигнутым врасплох, молчит, но взгляд его словно пригвождает Чонгука к месту. Чонгук не понимает, чего он от него хочет. Чонгуку нужно поскорее закончить с уборкой и вернуться домой, чтобы накормить Джехена, который наверняка будет его ждать. Всегда ждет. У него нет времени на то, чтобы успокаивать мнимые муки совести у человека, на которого ему плевать. — Господин? — зовет он, устав от молчания, и парень вздрагивает от неожиданности. — Эй… эм, — он нервно вытирает ладони о брюки, которые наверняка дороже всего гардероба Чонгука. Чонгук не знает, почему это его так сильно раздражает. — Могу я узнать твое имя? — Не можете, — отрезает Чонгук. Глаза парня расширяются, и он приоткрывает рот от шока. Чонгуку самому вдруг становится стыдно от собственной грубости. Он мог сколько угодно считать себя озлобленной сукой, но на самом деле был просто уставшим ребенком, детство которого закончилось слишком быстро — не грубияном, не невежей. — Прошу прощения, — сдавленно извиняется он, отводя взгляд. — Я имею в виду, зачем? Парень теряется на мгновение, потом хмурится, потом решительно сжимает губы, как будто ведет внутренний диалог с самим собой. — Просто мы часто видимся, — произносит он громче и тверже, смотрит прямо Чонгуку в глаза. — Почему бы нам не познакомиться? Чонгуку не хочется знакомиться. Ему хочется поскорее закончить со всем этим и уйти домой. И это — единственная причина, по которой он отвечает спокойно, а не язвительно, хотя ему определенно есть что сказать этому журавлю. — Меня зовут Чонгук. Теперь я могу идти? Он глупо моргает своими до нелепого большими глазами, и Чонгук, пользуясь его замешательством, уходит, на ходу надевая перчатку. — А я Тэхен! — кричит парень ему вслед, и Чонгук закусывает губу, потому что это очень смешно. То, как долго он ходил вокруг да около, прежде чем познакомиться, — просто смешно.

HEIZE — HAPPEN

— Хен! — кричит Джехен, обнимая его за живот. Чонгук смеется, с трудом удержав равновесие. Он гладит его по макушке, а когда тот поднимает голову, щелкает по кнопке-носу — точно такому же, как у него самого. — Пусти, мышонок, — просит он, но сам не торопится разрывать объятий. — Мне пора на работу. — Хен, ну не уходи, — хнычет мальчик, утыкаясь подбородком в его живот. — Ты все время занят! Я по тебе скучаю. Чонгук склоняется к нему, коротко и слюняво целуя в лоб, и Джехен сразу подскакивает, отбегая от него и с отвращением кривясь. Чонгук показывает ему язык. — Принесу тебе шоколад, — обещает он, выходя за дверь, а потом просовывает внутрь голову. — Не забудь закрыться, мама сегодня в ночь. Джехен строит грустную рожицу. — С малиновой начинкой? — без особого энтузиазма спрашивает он, и Чонгук кивает. — Само собой! Он посылает ему воздушный поцелуй напоследок, прежде чем окончательно уйти. Втыкает в уши наушники, направляясь к автобусной остановке. Уже стемнело, и на улице стало прохладнее. Он кутается в свою толстовку, застегивая замок до самого подбородка и просовывая руки в карманы. Ему сильно хочется спать, но, судя по поведению Джехена, он после возвращения заставит его смотреть с ним какой-нибудь фильм. Джехену очень мало того времени, что они проводят вместе. В принципе, на работу Чонгук не жалуется. Он учится во вторую смену, поэтому успевает выспаться утром, несмотря на то, что поздно ложится. Помыть шесть этажей для него — дело трех-четырех часов, в зависимости от того, торопится ли он куда-то. Обычно он занимается домашними заданиями по утрам, но из-за большого проекта ему пришлось три ночи сидеть и после смены. Это ужасно вымотало его, поэтому он старается часто не моргать из-за страха уснуть. Он переодевается в маленькой комнатушке в рабочую форму, берет у консьержа ключ от подсобки, в которой хранятся швабры, и набирает нужный инвентарь. — Выглядишь уставшим, мальчик, — старческим, с хрипотцой голосом подмечает консьерж, и Чонгук неловко улыбается, почесывая затылок. — Учеба, — разводит руками он и спешит сбежать до того, как его начнут жалеть. Этого он просто не переносит. Чонгук не живет плохо. Бедно — может быть. Но бедность — не причина для жалости. У него немного кружится голова от усталости, но Чонгук не тот, кто идет на поводу своего тела. Он старается думать только о том, что ему нужно поскорее справиться с работой, чтобы потом как следует отдохнуть. Он моет несколько этажей как на автомате, будто отключаясь от мира. Но потом — Чонгук не понимает, как так происходит, но, видимо, усталость все-таки дала о себе знать — его ноги запинаются, он спотыкается о ведро и падает, больно подворачивая лодыжку и окуная униформу и ладони в воду, которую только что поменял. Чонгук морщится, прикусывая губу, чтобы не застонать от боли и не заплакать от обиды, когда пытается встать. Он поскальзывается, снова едва не падая, как вдруг чувствует крепкую хватку на плечах. — Обопрись на меня, — говорят ему на ухо, и Чонгук весь сжимается. Ему становится неуютно из-за чужих прикосновений, и он выпутывается из рук, стараясь отойти в сторону. Но, стоит ему наступить на левую ногу, как ее простреливает резкой болью, и он шипит, пошатываясь. Перед глазами темнеет, но он успевает заметить обеспокоенное лицо Тэхена. Тот снова тянется к нему, кладя его руку на свои плечи. — Упрямый мальчишка, — ворчит Тэхен. — Держись за меня! Чонгук выдыхает сквозь сжатые зубы, но в этот раз слушается — не то чтобы у него был выбор, конечно. Он едва может стоять, измученный, теперь еще и с больной ногой. Его волнуют более насущные проблемы, чем то, что этот парень нашел повод проявить свое благородство. Например, как он будет домывать этот этаж и следующий. И как же будет добираться домой, если не может наступить на ногу? У него нет денег на такси. Тэхен ведет его в свою квартиру, и Чонгук невольно напрягается, делая усилие, чтобы остановиться. Тэхен бросает на него странный взгляд и упорно ведет вперед. — Не надо, — пытается вмешаться Чонгук. Ему совершенно не нравится эта ситуация, не нравится чувствовать себя беспомощным и опираться на того, кого он мысленно поносил все это время. — Нужно осмотреть твою ногу, — терпеливо объясняет Тэхен и добавляет: — И почему ты такой упрямый? Чонгуку кажется, что это риторический вопрос, поэтому он никак на него не отвечает, только сосредоточенно пыхтит, стараясь как можно меньше держаться за Тэхена. Получается отстойно. Нога болит. Тэхен, не отпуская его, свободной рукой прикладывает карту к ридеру, и они оба входят в его квартиру. Чонгук замирает, ожидая, пока хозяин сам проведет его дальше. — Включи в коридоре свет, — громко говорит Тэхен, захлопывая за ними дверь и поддерживая Чонгука, пока тот неуклюже разувается. Чонгук мгновенно чувствует неловкость из-за того, что в доме есть кто-то еще, но потом свет включается, освещая абсолютно пустые апартаменты, и он удивленно хлопает глазами. — Голосовое управление, — пожимает плечами Тэхен, заметив его недоумение, на его губах мелькает почти неуловимая, но сочащаяся самодовольством ухмылка. Чонгук едва слышно фыркает. Вот позер. Тэхен ведет его в просторную гостиную, отделенную от кухни барной стойкой, усаживает на диван, а сам уходит в сторону холодильника. Чонгук оглядывается, и у него перехватывает дыхание, когда он смотрит в окно. Он знал, конечно, что вид с тридцать четвертого этажа должен открываться великолепный, но чтобы настолько… — Нравится? — спрашивает Тэхен, возвращаясь к нему с пакетом льда, обернутым полотенцем, в руках. Чонгук завороженно кивает — нет никакого желания ерничать и притворяться, что ошеломительный вид из окна его не впечатлил. У Тэхена красивая квартира, дорогая, такие он видел, только когда Югем заставлял смотреть с ним рум-туры на ютубе. Тут уютно, хотя он, признаться честно, не ожидал, что такой человек, как Тэхен, пытается создать в своем доме уют. Чонгук в своей дурацкой промокшей униформе чувствует себя грязным пятном на этом кремовом кожаном диване, и ему не нравится это чувство. Тэхен садится рядом с ним, обхватывая его ногу и кладя к себе на колени. Чонгук хочет было воспротивиться, но сдается быстро — хватка у Тэхена неожиданно сильная, а сам он слишком слаб. Остается только отвернуться и густо покраснеть. Ловкие пальцы Тэхена стягивают с него носок, обнажая светлую припухшую лодыжку. — Сильно опухла, — обеспокоенно бормочет себе под нос Тэхен, прикладывая к ней пакет со льдом, обернутый в полотенце, и совершенно не замечая попыток Чонгука провалиться сквозь землю. — Как бы перелома не было… Чонгук ошалевшим взглядом смотрит на его сосредоточенный профиль, только сейчас осознавая, насколько Тэхен красивый. То есть, он заметил это еще в первую встречу, но факт, что Тэхен — один из тех богатых детишек, отнял значительное количество баллов от его привлекательности. Но в этот момент он выглядит по-другому, не так, как выглядел в компании своих мерзких друзей. Он выглядит мягким, уютным — домашняя обстановка придает его внешности теплоты. Чонгук тяжело сглатывает и отворачивается. Не хватало еще… Но отвернуться от ощущений не получается. Тэхен продолжает держать его лодыжку (медом ему там намазано, что ли?) одной рукой, другой прижимая к ней лед. Он касается ласково, осторожно, будто боится спугнуть, но при этом решительно настроен оказать помощь. Сдалась она Чонгуку! (Вообще-то… вообще-то, да). Тишина становится слишком неловкой, и Чонгук вздыхает, откидываясь на подлокотник дивана. Можно попрощаться с надеждой на то, чтобы вернуться домой пораньше. Как же это все по-дурацки вышло — они с Тэхеном едва ли по три предложения друг другу сказали за все это время, а теперь Чонгук сидит в его квартире, пока тот выхаживает его лодыжку, как будто ему действительно не наплевать. И как только он умудрился попасть в такую ситуацию? И почему именно он? Уставший, изморенный болью и невеселыми мыслями, убаюканный мягкими руками Тэхена, Чонгук и сам не замечает, как проваливается в сон, прислонившись головой к спинке дивана.

Ruth B. — Dandelions

— Заснул, — чешет затылок Тэхен, разглядывая лицо спящего Чонгука, который беспокойно хмурится даже во сне. Его пальцы все еще лежат на поврежденной лодыжке. Он удивлен, что колючий парнишка, который на его приветствия отвечал только кивком головы, почти безропотно пошел в его квартиру. Тэхен помог на автомате, так привык постоянно за ним наблюдать. А когда успел осознать, что делал, ожидал, что Чонгук, скорее, на одной ноге попрыгает к лифту, чем примет его помощь. Но, видимо, его нога действительно сильно болела. А теперь он заснул на его диване. Тэхен сначала хочет разбудить его, но колеблется, а в итоге так и не решается. Чонгук выглядит таким изможденным, даже сейчас, когда спит, словно сон выматывает его не меньше бодрствования. Неудивительно, что он запутался в собственных ногах. Радость, которую почувствовал тогда Тэхен, вряд ли можно объяснить логически. То есть, конечно, он обрадовался не тому, что Чонгук упал, обмочился, точнее, намочился, и повредил лодыжку. Он обрадовался, что теперь мелкий упрямец не сможет послать его, не выставив себя полным глупцом. А Чонгук, очевидно, глупцом не был. О том, почему для него так важно оказаться к нему ближе, Тэхен старается не задумываться. Он смотрит на него и не может понять, что же в нем такого, что Тэхен не в силах отвести взгляд. Черты лица мягкие и красивые, но не настолько, чтобы можно было потерять покой. Почему же тогда он его теряет? В животе у него опять ноет, будто от голода, хотя он ел всего пару часов назад. Когда проходит достаточно времени, чтобы наблюдение за спящим человеком уже пересекло отметку «чертовски, мать вашу, странно», Тэхен возвращается в реальность, так и не найдя ответа на свой вопрос. Он осторожно перекладывает ногу Чонгука на небольшую плотную подушку и встает. Накрывает его легким пледом, выключает в квартире свет. После этого, захватив карту, он выходит, заново наполняет ведро водой и, взявшись за швабру, принимается драить полы. Отец бы точно прибил его, если бы увидел! От этой мысли Тэхену почему-то становится смешно, и работать он принимается с еще большим усердием. Он моет весь этаж и следующий, потому что знает, что Чонгук должен это сделать. Он уже успел выяснить у консьержа все о его работе, — когда у того смены, что входит в его обязанности, сколько часов он тратит на это, куда относит средства. Какой он («Добрый мальчик, вежливый, правда, молчаливый», — ответили ему). Консьерж смотрел на него с подозрением, но ему уже нечего было терять — напускная гордость лопнула, когда он начал в одиннадцать ночи расхаживать по коридорам как умалишенный, только чтобы краем глаза увидеть Чонгука. Крохи информации о нем казались Тэхену высшей драгоценностью, и, если бы старичок попросил у него деньги за них, он бы, не раздумывая, расстался со своим кошельком. Дурацкий упрямый Чонгук, который моет полы на его этаже и еще на пяти других, сводит Тэхена с ума одним своим дурацким упрямым видом. К концу работы у Тэхена с трудом разгибается спина, и он понятия не имеет, как Чонгук справляется с этим каждую смену. Это заставляет его восхищаться Чонгуком еще больше. Честно говоря, ему бы с такой работой хотелось убивать перманентно, а Чонгук вроде ничего, терпит. Кряхтя и прижимая ладонь к пояснице, как давно отживший свое дед, он спускается, чтобы убрать все инструменты, бесцеремонно игнорирует все вопросы консьержа и возвращается к себе. Замирает на подходе к двери квартиры. Интересно, Чонгук еще спит? Почему-то кончики пальцев покалывает, и в голову как будто тумана напустили. Заболел он, что ли? Он прикладывает карту к чип-ридеру, и дверь тихо пищит, впуская его внутрь. — Включи лампу, — просит Тэхен, и в гостиной вспыхивает мягкий желтый свет лампы. Он проходит внутрь с неожиданной для себя робостью. Чонгук все еще спит, чуть сжавшись под пледом. Его лицо стало спокойнее, но под глазами видны синие круги. Как же он, наверное, устал, если так быстро уснул в незнакомой обстановке. Как же Тэхену хочется ему помочь, так сильно, что даже боль в пояснице меньше становится. Он не знает, стоит ли ему будить Чонгука, торопится ли он домой и ждет ли его кто-нибудь. И, пока он колеблется, взвешивая все «за» и «против», раздается мелодия звонка, и Чонгук мгновенно вскакивает, непонимающе озираясь и на автомате вытаскивая из кармана старенький дешевый смартфон. Тэхен замирает в двух шагах от дивана, как пойманный в свете фар олень. Чонгук смаргивает сон, выглядит просто до нелепого мило: растерянный, щеки розовые, волосы торчат во все стороны. Он отвечает на звонок, пока Тэхен молча наблюдает за ним. — Джехен? — мямлит он в телефон. В доли секунды его лицо становится серьезным, и он стонет, заломив брови. — Вот черт! Джехен, тут случилась одна неприятность… Нет, все хорошо, не переживай. Ложись спать без меня, разогрей на плите ужин, который мама готовила. Он слушает ответ какое-то время и хмурится. — Я сказал, не надо ждать меня, — строже повторяет он. — Тебе завтра в школу рано. Он отключает телефон и проводит ладонью по лицу, устало выдыхая. Тэхен смотрит на него, склонив голову к плечу. — Тэхен-щи, — Чонгук спускает ногу с дивана, едва заметно поморщившись, и избегает его взгляда. — Спасибо за помощь, мне нужно домыть- — Я уже помыл этот этаж, — говорит Тэхен так, словно для него это было как два пальца и словно не его спина чуть не отвалилась. — И следующий. Чонгук застывает, распахивает глаза, глядя на него с таким изумлением, как будто увидел призрака. Призрака человека, который при жизни нанес ему смертельное оскорбление. Тэхен потирает покрасневшую шею ладонью, небрежно ведя плечом. Ожидает благодарности, улыбки, хоть чего-нибудь положительного. Не то чтобы он сделал это ради благодарности, просто… Ему хотелось, чтобы Чонгук улыбнулся. Чтобы он улыбнулся ему. — Зачем? — вместо этого спрашивает Чонгук, и в его голосе нет ни капли благодарности. Он сжимает в пальцах телефон, нервно кусая щеку изнутри, и Тэхен чувствует себя неловко, как будто сделал что-то неприличное. Хотя он не сделал ничего, за что ему могло быть стыдно. Он просто помог. Пусть и не привык к этому. Не привык помогать кому-то, не ожидая ничего взамен. И ему внезапно нечего ответить Чонгуку. Зачем он помог ему? Чонгук для него никто. Сейчас он выйдет из его квартиры — и их общение снова сузится до простых кивков головы в качестве приветствия. И почему-то это раздражает Тэхена, бесит до скрипа зубов, то, насколько мало места он занимает в жизни Чонгука. Для него он наверняка не больше, чем один из жителей этого небоскреба, глупый мажор, решивший покичиться своим великодушием и нашедший для этого подходящую «жертву». От этого становится больно, и впервые Тэхен действительно жалеет о том, кто он есть. Впервые в жизни он мечтает быть кем-то другим. Кем-то, на кого Чонгук не смотрел бы с такой опаской, с таким недоверием. — Потому что хотел тебе помочь, — честно отвечает он. Чонгук открывает рот, но потом закрывает его, встряхнув головой. Видимо, передумывает озвучивать слова, крутящиеся на кончике языка. Тэхен смотрит прямо на него, тревожно нахмурившись, и ненавидит этого парня всей душой за эмоции, которые он заставляет его испытывать. Но Чонгук не выражает больше недовольства. — Спасибо, Тэхен-щи, — сухо благодарит он, слегка кланяется, медленно поднимаясь и пошатываясь. — Я пойду домой. — Я довезу, — мгновенно подрывается Тэхен, подхватывая с кресла свою джинсовую куртку. Чонгук настороженно замирает, вглядываясь в его серьезное лицо, и, наверное, решает про себя, что спорить бесполезно. И это очень, очень правильное решение. С козерогами лучше не спорить. Он, не дожидаясь Тэхена, пытается идти к выходу, но Тэхен подхватывает его, доводя до двери и захлопывая ее за собой. Чонгук напрягается всем телом, и он это чувствует, но все равно поддерживает его за талию. — Обопрись на мое плечо. — Я не инвалид, Тэхен-щи, — бормочет Чонгук себе под нос, его щеки заливаются краской. — Но ты не можешь идти, — разумно подмечает Тэхен, и на это Чонгуку нечего ответить. Он отворачивается, но расслабляется, позволяя себя вести. Они спускаются на лифте до первого этажа, выходят на наземную парковку. Время позднее, и на улице никого нет — Чонгук чувствует облегчение по этому поводу. Они выглядят странно: он все еще в своем рабочем костюме, Тэхен — в брюках, рубашке и пиджаке, видимо, тоже так и не переоделся после работы. — Почему вы не заезжаете на подземную парковку? — внезапно спрашивает Чонгук, и Тэхен аж дергается от неожиданности. Он прокашливается, помогая ему сесть в машину и захлопывает дверцу. Потом садится сам, заводит мотор и только тогда отвечает: — Лень. Чонгук фыркает, пристегивая ремень безопасности, и замолкает. Тэхен чувствует неловкость, мучается от странного ощущения внизу живота, и у него потеют ладони. Он бросает быстрый взгляд на Чонгука, который кажется совершенно спокойным: сидит, сложив руки на груди, и смотрит в окно. — Ты… — начинает Тэхен, и Чонгук напрягает плечи даже до того, как он успевает закончить. — Ты сильно устаешь, да? — Послушайте, — резко отвечает Чонгук. — Спасибо за помощь. Я не знаю, зачем вы это делаете, что вы от меня хотите, но в этот раз я бы и вправду не справился без вас. Прежде чем Тэхен успевает обрадоваться, он продолжает: — Но это не значит, что мне нужна ваша жалость, Тэхен-щи. Мне не нужна ничья жалость, и если вы помогали только из-за нее, то я, безусловно, все равно благодарен вам, но не от всего сердца. Тэхен одновременно растерялся и разозлился. Да что не так с этим мальчишкой? Он крепче сжимает руки на руле и медленно выдыхает. — Тэхен, — говорит он, и Чонгук смотрит на него непонимающе. — Что? — переспрашивает он, и Тэхен бросает на него мимолетный взгляд. И почему он вообще его стесняется? Он же совсем не такой, не тихий, не зажатый. Какое впечатление могло сложиться у Чонгука о нем, если он не вмешался, даже когда его знакомые издевались над ним? И помог он вовсе не из жалости. И сейчас, когда он проводит Чонгука, он не собирается с ним прощаться. Чонгук так много места занял в его мыслях, пора Тэхену занять столько же в его жизни. — Называй меня Тэхен. Я не намного старше тебя. Чонгук прищуривается. — Откуда вы знаете? Тэхен пожимает плечами. — Предполагаю. Но даже если я не прав, обращайся ко мне на «ты», — просит он. Чонгук начинает что-то едва слышно ворчать себе под нос, и он прячет улыбку. — Мне восемнадцать, — вдруг с вызовом выпаливает он. Тэхен вскидывает брови. — Сколько мне, по-твоему? — Не знаю, — бормочет он. — Сто? Тэхен, неожиданно даже для самого себя, начинает смеяться. Чонгук смотрит на него с таким выразительным изумлением, что ему становится еще смешнее. Он будто не может понять, что в его фразе такого остроумного. Или не может поверить в то, что Тэхен умеет смеяться. — Мне двадцать три, — говорит он, отсмеявшись. Чонгук ведет плечом, показывая, что услышал, но ничего не отвечает. Несмотря на это, атмосфера между ними разряжается, словно небо светлеет после продолжительной грозы. До дома Чонгука они едут около получаса, даже несмотря на то, что дороги уже пустые. Он живет далеко от центра, и Тэхен этому даже не удивляется. — Знаешь, Тэхен, — медленно произносит Чонгук, когда Тэхен паркует свою почти неприлично дорогую для этого района машину, — я, наверное, должен поинтересоваться, почему ты, не спросив адрес, привез меня точно к моему дому, — его взгляд прожигает в нем дыру, и у Тэхена от напряжения сводит плечи. — Но лучше я поинтересуюсь, что еще ты знаешь обо мне. Тэхен медленно выдыхает сквозь плотно сжатые губы и пытается улыбнуться. — Ничего криминального, — не особо убедительно выдает он. — Адрес, график работы… возраст. Чонгук возмущенно охает, и в его взгляде явно читается негодование. И Тэхен произносит то, что за свою жизнь, вероятно, говорил всего однажды. Очень иронично, что тоже Чонгуку. — Извини. Тот в ответ лишь качает головой и открывает дверцу машины. Тэхен тут же подрывается, чтобы ему помочь, и в этот раз Чонгук принимает его помощь без лишних споров, хотя его беспокоит то, что Джехен может застать, как его брата едва ли не на руках вносят в квартиру. Что он подумает? Наверняка начнет безумно переживать. Скорее всего, мальчишка так и не лег спать, и Чонгук обещает себе, что в этот раз ему точно не сойдет это так легко. Когда они подходят к нужной квартире, Чонгук достает из кармана ключ. Странно пускать такого, как Тэхен, в свой дом. Одна его ванная, наверное, больше чем все их апартаменты. Но Чонгук не испытывает стыда за свою квартиру. Раз в год на каникулах он красит стены и потолки, отмывает окна, Джехена с раннего детства он приучил к чистоте, и теперь, когда Чонгук занят, тот вполне справляется с уборкой самостоятельно. Поэтому у них всегда чисто и опрятно. Поэтому Чонгуку не стыдно. Тем не менее, он внимательно наблюдает за выражением лица Тэхена, когда отворяет дверь. И оно остается абсолютно невозмутимым, и у Чонгука словно падает какая-то воображаемая преграда. В коридоре горит свет, на обувной полке сидит Джехен, сосредоточенно читая какую-то книжку. Услышав, что кто-то вошел, он тут же вскакивает, но замечает незнакомого парня и с опаской замирает на месте. Чонгук вымученно улыбается, глядя на растерянное лицо брата, и понимает, что все спустит ему с рук. Тишину разрушает Тэхен. — Привет! — он приседает перед мальчиком на корточки и протягивает ему руку, которую тот деловито пожимает. — Это Тэхен, — представляет его Чонгук. Тэхен ожидает, что он добавит что-то, «мой друг», «мой знакомый», но он так и оставляет его просто именем. — Это Джехен, он мой брат. — Приятно познакомиться, — вежливо говорит Джехен, и Тэхен неожиданно тепло улыбается. Чонгук моргает и отворачивается. — Взаимно! Чонгук разувается, морщится, когда забывается и наступает на больную ногу. Джехен, конечно, сразу же это замечает. — Хен, что с тобой? — обеспокоенно спрашивает он, Чонгук задумывается, как бы рассказать ему все так, чтобы он не начал переживать сильнее. Но ответить ему не дает Тэхен. — С ним все хорошо! — бодро отчитывается он. — Он подвернул ногу, но я вовремя оказался рядом и приложил лед. Скорее всего, завтра будет как новенький. Только ты не давай ему ходить сегодня, договорились? Джехен доверчиво кивает и расслабляется. — Договорились! Тэхен протягивает ему ладонь, и Джехен хлопает по ней, ярко улыбаясь. — Хен, а ты принес мне шоколадку с малиновой начинкой? — вдруг вспоминает он, и Чонгук тихо стонет, накрывая лицо ладонью. — Боже, маленький, прости, я… — начинает оправдываться он, но в этот момент Тэхен жестом заправского фокусника вытаскивает из кармана пиджака сникерс. Глаза Джехена загораются. Чонгук очень редко покупает ему сникерсы, потому что они дорогие, но он любит их даже больше, чем шоколадки с малиновой начинкой. — Держи, — он отдает ему шоколадку, и Чонгук может сказать наверняка, что в эту секунду сердце Джехена было покорено. — Ты останешься с нами посмотреть фильм? — с благоговением спрашивает он, прижимая шоколад к груди, и Тэхен вопросительно смотрит на Чонгука, лицо которого принимает строгое выражение. — Никакого фильма сегодня, Джехен-щи, — отрезает он тоном, не терпящим возражений. — Если память меня не обманывает, кое-кто уже должен спать. Мальчик поджимает губы, но не спорит. Вместо этого предлагает компромисс: — Ты придешь к нам в следующий раз посмотреть фильм? Тэхен спешит воспользоваться шансом, пока Чонгук не отказался вместо него. — Конечно! Не забудь позвать, — он подмигивает мальчику, и тот смеется, протягивая ему ладонь. — Идет! Тэхен легко хлопает по ней и поворачивается к Чонгуку. Тот пытается сохранить недовольное лицо, но улыбка так и норовит появиться. В животе у Тэхена что-то скручивается. — Расскажешь, почему таскаешь в кармане пиджака сникерс? — тихо, чтобы не расслышал Джехен, шипит Чонгук, открывая для Тэхена дверь. — Брал для себя, но забыл съесть, — с безобидным видом оправдывается он, и Чонгук закатывает глаза. Уже после того, как Тэхен почти подходит к лестнице, он его окликает. — Спасибо, — искренне говорит он, когда Тэхен оборачивается. И улыбается. Это первая улыбка, которую он получил от Чонгука. Живот начинает болеть. — Правда, спасибо. Добирайся домой осторожно. Тэхен пытается улыбнуться в ответ, но губы словно немеют, и Чонгук закрывает дверь до того, как у него получается.

Imagine Dragons — Follow You

Когда они видятся в следующий раз, лицо у Чонгука такое кислое, что Тэхену становится смешно. Он меланхолично водит шваброй по полу, не замечая его до тех пор, пока не упирается прямо ему в ноги. — Съел лимон? — спрашивает он, склонив голову набок, и Чонгук выпрямляется. — Нет, о тебе подумал, — сладко улыбнувшись, ерничает он, и Тэхен так драматично хватается за сердце, что улыбка у Чонгука становится широкой и искренней. — Как твоя нога? — интересуется он, отходя в сторону, когда Чонгук продолжает работу. — Намного лучше, спасибо. Он кусает губу, словно его терзают сомнения. Тэхену интересно, о чем он сейчас думает, и он терпеливо ждет, пока Чонгук сформулирует то, что его волнует. — Джехен спрашивал о тебе постоянно, — наконец выпаливает он, и Тэхен вскидывает брови, не в силах удержаться от улыбки, и Чонгук стреляет в него недовольным взглядом. — Это не смешно! Тебе придется прийти к нам, чтобы посмотреть фильм! — Не то чтобы я был против, — пожимает плечами он, и Чонгук смотрит на него настороженно и удивленно. — Тебе бы… хотелось? Прийти к нам на фильм? — осторожно спрашивает он, трогательно заглядывая в его лицо, и Тэхен уверенно кивает. — Конечно. Он вообще не помнит, когда в последний раз смотрел фильм, тем более в чьей-то компании. В его (уже прошлом) кругу общения были немного другие интересы. — Мы можем поехать после твоей смены, я все равно собирался предложить тебя подвезти. Хочешь, помогу с уборкой? Взгляд Чонгука становится жестким. — Не нужно мне помогать. Я получаю за это деньги, — отрезает он, и Тэхен примирительно поднимает руки. — Как скажешь. Так что насчет сегодня? Чонгук соглашается. — Да, Джехен обрадуется. Тогда подожди, я быстро закончу с этим и следующим этажами, переоденусь и можем ехать. Живот у Тэхена начинает ныть, и он мельком думает о том, что нужно перекусить чем-нибудь, перед тем, как ехать. Он возвращается в квартиру, успевает принять душ, переодеться, съесть сэндвич и запить его апельсиновым соком. Как раз когда он допивает сок, звенит дверной звонок. Он едва не давится, торопясь открыть, и едва не давится второй раз, когда видит Чонгука. На нем смешная дутая куртка, которая кажется слишком теплой даже для поздней осени, и он в ней выглядит таким трогательным, что Тэхен не может удержаться от улыбки. По пути к дому Чонгука они заезжают в магазин, и Тэхен покупает много попкорна, снеков и газировки. Чонгук пытается его остановить и заплатить сам, но Тэхен твердо отказывает, оправдываясь тем, что покупает для себя. Они оба знают правду, но Чонгуку хватает такта прикусить язык. Когда они приезжают, Джехен уже с нетерпением их ждет. Наверное, Чонгук успел ему позвонить, пока Тэхен был у себя. Мальчик сразу же утягивает Тэхена за собой в гостиную выбирать фильм, пока Чонгук идет на кухню, чтобы приготовить попкорн. Приходится использовать сковороду — микроволновки у них нет. К тому моменту, как он заканчивает, на кухню заглядывает Тэхен, и сразу же становится тесно. Они никогда тут не едят из-за того, что она такая крошечная. И впервые Чонгуку становится неудобно перед Тэхеном, который оказывается слишком близко. — Я насыпал снеки в миску, — он указывает на большую пластмассовую тару, в которую намешал содержимое всех упаковок. — Возьми ее, пожалуйста, и еще стаканы, они рядом стоят. — Чонгук, а где твои родители? — вдруг спрашивает Тэхен. Рука, в которой Чонгук держит стеклянную миску, вздрагивает, плечи напрягаются. — Они с матерью попали в аварию, когда Джехен был еще совсем крошечным. Отец погиб, — наконец говорит он, и его тон звучит ровно, несмотря на то, что так и не решается повернуться к Тэхену. — Мама… мама дома. Тэхен невольно приоткрывает рот. Чонгук занимает руки тем, что пересыпает попкорн, стараясь не рассыпать ни одного. — Она в задней комнате и уже, наверное, спит. Она болеет, поэтому мы стараемся ее не тревожить, — последняя фраза звучит лаконично и твердо, ясно дает Тэхену понять, что на этом расспросы можно прекратить. Чонгук разворачивается и смотрит ему в глаза. Тэхен же съел сэндвич, так откуда снова это сосущее чувство под ложечкой? — Пошли, Джехен нас, наверное, заждался. Тэхен пропускает его вперед, подхватывая все, на что тот ему указал. Он смотрит на спину Чонгука, и ему так сильно вдруг хочется к нему прикоснуться, что, если бы его руки не были заняты, он бы точно это сделал. Прикоснуться, обнять. Поддержать. — Братик много работает, — говорит ему Джехен, пока они выбирают фильм из дисков, сложенных в ряд на полке под телевизором (Тэхен даже не думал, что дисками все еще кто-то пользуется, и ему очень захотелось оплатить братьям подписку на нетфликс). — Поэтому я люблю смотреть с ним фильмы! Хотя он всегда засыпает на середине. Тэхен задумчиво слушает, покручивая в пальцах диск с «Красавицей и Чудовищем». Джехен выбирает между «Человеком-пауком» и «Братцем Медвежонком». — Мама не работает, потому что болеет, поэтому хен говорит, что ему нужно брать на себя ответственность. В школе рассказывали, что «ответственность» — это когда ты должен отвечать за других. Хен отвечает за нас. Он хороший. Он хороший. — «Человек-паук»? — тянет Чонгук, когда видит заставку. — Джехен-а, мы смотрим его уже в десятый раз, тебе не надоело? — Как Питер Паркер может надоесть? — оскорбляется Джехен. — Когда-нибудь у нас получится найти диск с новым! — Чтобы ты пересматривал нового десять раз? — Чонгук улыбается, ерошит мягкие волосы мальчонки, а Тэхен ловит себя на том, что не может отвести от него взгляда. Тэхен даже не сразу понимает, что это тот Человек-паук, которого играл еще Тоби Магуайр. Он тоже видел его, поэтому ему не особо интересно. Джехен включает фильм, втискивается на диван между ними, плотно зажатый и абсолютно счастливый. Устраивает миску с попкорном у себя на коленях. — Попкорн хотел Тэхен, — пытается образумить его Чонгук, но Тэхен бросает на него выразительный взгляд, мысленно умоляя захлопнуть рот. Лицо Джехена становится печальным, когда он переставляет миску на колени Тэхена. Тот фыркает, возвращая ее обратно, и Джехен смотрит на него как на героя. Чонгук закатывает глаза — чтобы впечатлить этого ребенка, достаточно просто его накормить. Джехен смотрит фильм так же внимательно, как и всегда, одними губами проговаривая выученные наизусть реплики. Чонгук ближе к середине начинает клевать носом, и Тэхен замечает это только потому, что сам то и дело наблюдает за ним. Наверное, Чонгук это чувствует, и за все время не поворачивается к нему ни разу. Тэхен набивает рот снеками, но чувство голода не проходит, и ему вдруг становится так страшно признать, что дело вовсе не в том, что он хочет есть. — Хен говорит, нельзя стыдиться себя, — откровенничает Джехен. — То, что у меня нет такого телефона, как у одноклассников, или то, что он носит толстовки, которые отдает ему друг. Он говорит, это не значит, что мы хуже других, просто нужно немного потерпеть. Как думаешь, хен прав? Иногда я чувствую себя хуже других. Даже когда хен дает мне деньги на обед, и их хватает, чтобы купить еще и пончик, как делают друзья. Тогда мне становится стыдно, ведь себе он не покупает пончиков. Они молчат какое-то время, но Джехену, видимо, очень понравилось то, как внимательно Тэхен его слушает. А может, он заметил, как Тэхен смотрит на его брата. Словно готов все отдать, только чтобы стать к нему ближе. — А еще хен учит никогда не жаловаться, — Джехен понижает голос. — Тогда нас будут жалеть, а жалость — это очень унизительно. Ты знаешь, что такое «унизительно»? Тэхен кивает, и Джехен деловито продолжает: — Хен мне тоже объяснил. Тебя жалеют те, кто считает, что ты хуже них. А мы ничем не хуже, я же уже говорил. Как думаешь, хен прав? — Хен прав, малыш, — говорит Тэхен, в горле у него пересыхает. Он слышит, как на кухне возится Чонгук, и ему вдруг до безумия сильно хочется увидеть его. Так сильно, что все внутренности будто стискивают в кулак, и становится сложно дышать. Когда Чонгук засыпает, Тэхен тормошит Джехена. — Поставь на паузу, малыш, — шепчет он, и мальчик тут же слушается. — Где спит твой брат? Нужно положить его в кровать. — Мы спим на диване, нужно его разложить, — шепчет Джехен в ответ. Тэхен бросает задумчивый взгляд на Чонгука. — Давай так, — решает он наконец. Пару минут спустя он стоит рядом с диваном, держа на руках крепко спящего Чонгука, пока Джехен торопливо и неловко расстилает постель. Миски со снеками он убрал подальше, чтобы случайно на них не наступить. Кое-как расправив простынь, он бросает в изголовье подушки и с гордостью смотрит на Тэхена. — Готово! Тэхен осторожно кладет Чонгука в постель, накрывая одеялом. Он даже не дернулся, так крепко заснул. — Мы досмотрим фильм? — с мольбой во взгляде спрашивает Джехен, и Тэхену, вообще-то, не очень хочется, но отказать мальчишке он просто не в силах. — Включай, — кивает он. — Только звук потише сделай. Хотя Чонгук настолько вымотан, что вряд ли какие-нибудь звуки его бы разбудили сейчас.

Anson Seabra — Hurricane

— Здравствуйте. Консьерж поднимает голову от газеты и хмурится. Понимание своего положения не позволяет ему сходу послать Тэхена, иначе он без сомнений сделал бы это. Тэхен сначала искренне не понимал, в чем причина такого отношения, а потом вспомнил, что его знакомые, которых раньше он приглашал практически каждый вечер, переворачивали весь дом вверх дном. Достойная причина для неприязни. — Добрый вечер, господин. Что-то произошло? — Кто выдает зарплату Чон Чонгуку? Консьерж мгновенно напрягается, лицо его суровеет. — Господин, Чонгук хорошо выполняет свою работу. Он всегда приходит вовремя, ни у кого из жильцов не было к нему претензий. Я настоятельно прошу вас не снижать ему… Тэхен складывает руки на груди. — Мне повторить вопрос? Старик сгорбливается под весом его взгляда. — Бухгалтер всю зарплату для работников дома переводит мне. Чонгук еще школьник, он не устроен официально. Ему на руки выдаю я. — Сколько? — Девятьсот долларов в месяц, даю дважды по четыреста пятьдесят, — нехотя отчитывается он. — Когда день зарплаты? — Сегодня как раз, — по лицу старика видно, как он недоволен, но Тэхену плевать на это. Он кивает, потирая запястье, как делает всегда, когда сильно задумывается. — Мне нужно, чтобы вы оказали мне одну услугу, — медленно начинает он, и консьерж смотрит на него с подозрением, но все же покорно выслушивает. И не отказывает. Вечером Тэхен только открывает дверь квартиры, чтобы забрать Чонгука со смены и отвезти его домой, как нос к носу сталкивается с самим Чонгуком. Тот заносит руку, будто собираясь позвонить в звонок, и удивленно ахает, когда дверь открывается сама собой. Впрочем, он быстро справляется с изумлением, хватая ошеломленного Тэхена за плечи и оказываясь к нему в опасной (для сердца Тэхена) близости. Его глаза сияют, на губах играет улыбка, и он выглядит… Ох, он выглядит потрясающе. — Тэхен, мне повысили зарплату! — кричит он, то притягивая его к себе, то отталкивая, как будто хочет обнять, но все никак не решается. Тэхен так убедительно изображает удивление, что сам себе верит. — Правда? Боже… Поздравляю! — он гораздо решительнее, чем Чонгук, поэтому уверенно прижимает его к себе, крепко обнимая. Дыхание Чонгука сбивается, и он затихает в его объятиях. — Ты молодец, — бормочет Тэхен в его волосы. — Ты такой молодец. Он не видит, но Чонгук улыбается. В последнее время он часто дарит Тэхену свои улыбки, но Тэхен все равно считает их и бережно хранит в памяти. В последнее время они начинают все больше общаться. После каждой смены Тэхен отвозит Чонгука домой. Иногда он остается — выпить чаю, угостить Джехена десертом, посмотреть какой-нибудь фильм. Иногда Джехен засыпает даже раньше Чонгука, и тогда им с Чонгуком удается поговорить. К удивлению (больше Чонгука, чем Тэхена), они могут говорить о чем угодно. Чонгук как-то признался, что был уверен, что Тэхен не способен разговаривать о чем-то, кроме вечеринок и шоппинга. Тэхен оскорбился. — Ну, слушай, я, вообще-то, закончил Сеульский Национальный, — пылко начал он, — на отлично! Я поступал и учился сам, отец даже не думал подкупать кого-то и помогать мне! В моем дипломе ни по одному предмету нет ниже девяноста семи баллов! Чонгуку пришлось признать свою неправоту, потому что Тэхен прямо в этот момент готов был прочитать научную лекцию на любую тему, чтобы переубедить его, а ему и без лекций спокойно жилось. За все время Тэхен всего раз видел маму братьев. Как-то раз она вышла на кухню, чтобы попить воды, — худенькая, изможденная и бледная, но все равно довольно красивая. Она тепло улыбнулась Тэхену и успокоила Чонгука, который тут же подскочил и принялся суетиться. — Все в порядке, милый, я просто захотела пить, — мягко сказала она. Тэхен смотрел на нее во все глаза. Признаться честно, она не нравилась ему изначально, он не мог оправдать то, что она взвалила такую тяжелую ношу на плечи своего сына. Но теперь, глядя на нее, он понимал, что она и вправду была не в состоянии нести эту ношу сама. Тем не менее, она разговаривала с сыновьями нежно и ласково, и в каждом ее жесте читалась бесконечная любовь. Любовь, которую Тэхен никогда не чувствовал от своей матери. — Зайдешь сегодня к нам? — предлагает Чонгук, отстранившись, и Тэхен выныривает из мыслей. — Хочу купить пирожные в честь этого, угостить маму и Джехена. — Конечно, — он крутит ключами от машины перед его носом. — Я уже приготовился. Они спускаются к машине, по пути заезжают в круглосуточную пекарню. Тэхен хочет оплатить все, но Чонгук упрямится и обещает, что больше и словом с ним не обмолвится, если он не позволит ему купить самому. Он покупает четыре разных пирожных, которые упаковывают в красивую коробку. Он бережно держит ее у груди, и его глаза сияют от восторга. Тэхен уже давно перестал списывать это тянущее чувство внизу живота на голод. Они приезжают к Чонгуку домой, тот сразу бросается на кухню ставить чайник. Радостный Джехен крутится вокруг пирожных как лисица, и даже мама Чонгука находит в себе силы выйти из комнаты и попить чай с сыновьями и их гостем. И Тэхен во всей этой приятной суете не чувствует себя чужим. И, неожиданно для себя, не чувствует привычного самодовольства, хоть и знает, что является единственной причиной этой суеты.

BoyWithUke — Falling for You

Тэхен решается пригласить Чонгука на свидание только через пару месяцев после начала их общения. Наверное, стоит уточнить, что сам Чонгук не в курсе, что это свидание, но это уже мелочи, которые не особо важны. Он заранее узнает, когда у Чонгука выходной, бронирует столик в одном из лучших ресторанов города почти за две недели вперед (из-за огромных очередей) и еще примерно неделю уговаривает Чонгука согласиться. Чонгук приезжает к его дому, чтобы заодно забрать зарплату, и в этот раз Тэхен встречает его в холле. И не он один. Перед Чонгуком стоят его бывшие знакомые, и при взгляде на них у Тэхена возникает чувство дежавю. Только в этот раз он даже не колеблется: шагает вперед, заслоняя Чонгука собой. Тот вздрагивает, и пусть в нем нет страха перед ними, Тэхен знает, что ему очень неприятно их видеть. — Ты успел получить зарплату? — спрашивает он, оборачиваясь к нему, и Чонгук кивает. — Отлично. Можем идти. — Тэхен! — возмущается Нанхи, когда понимает, что он не собирается обращать на них внимание. Он стискивает зубы, бросая на нее колючий взгляд. — Что с тобой, приятель? — Ынхек хлопает его по плечу. — Мы пришли тебя в клуб позвать. Ты что, не пойдешь с нами? Тэхен ведет плечом, словно пытаясь избавиться от ощущения чужого прикосновения. Чонгук испытующе смотрит на него, и он с неприятным удивлением осознает, что тот ожидает решения не в свою пользу. — Я иду с Чонгуком, — без сомнений отвечает он. — Разве это не тот уборщик? — может, Минсу и не хотел, чтобы это прозвучало с таким презрением, но в одном этом вопросе отразилось все его отношение к обслуживающему персоналу. Чонгук снова вздрагивает, более ощутимо, и Тэхена накрывает обжигающая волна злости. — Ты что-то имеешь против? — цедит он сквозь зубы. — Тебе есть что сказать? Так скажи это мне в лицо. Конечно, Минсу ничего не может сказать ему в лицо. Никто не может. Они просто жалкие трусы, способные обижать только тех, кто не в силах им ответить. Тэхен обводит притихшую группу взглядом и берет Чонгука за руку, его ладонь влажная и холодная от волнения, пальцы подрагивают. — Пойдем, — шепчет он, заглядывая в его огромные встревоженные глаза. — Пойдем, слышишь? Я с тобой. Чонгук отвечает ему, только когда они уже сидят в машине, и Тэхен выезжает с парковки. — Почему? Атмосфера становится тяжелой, натянутой. Вины Тэхена в том, что произошло, нет, и ничего страшного не случилось, но осадок остается у обоих. — Что? — рассеянно спрашивает Тэхен, бросая быстрый взгляд на него. Чонгук сглатывает, и голос его звучит глухо. — Почему ты со мной? Тэхен облизывает пересохшие губы, крепче сжимая руками руль. Потому что ты мне нравишься. Это даже не выбор, поймет ли Чонгук? Он не выбирал между ним и этими людьми. Есть только Чонгук — больше никого. Потому что ты мне нравишься. Потому что. Ты. Нравишься. Мне. — Потому что… — он делает глубокий вдох. Чонгук терпеливо ждет. Никто так терпеливо не ждет его ответов, как Чонгук. — Потому что… Он пытается улыбнуться. Губы опять немеют. — Какая разница? Потому что я хочу провести время с тобой. Потому что мне не нравится больше быть с ними. Разве это имеет значение? Главное, что я выбрал тебя. — Имеет, — произносит Чонгук, но так тихо, что Тэхену кажется, будто он не должен был это услышать. Но тему они не продолжают. Чонгук подключает свой телефон к магнитоле и включает песню из плейлиста. Тэхен не знает ее названия, но ему нравится. Чонгук начинает подпевать, и его голос звучит тихо, почти сливается с песней, но Тэхен все равно улавливает, и мурашки расходятся по его рукам. — Погромче, — просит он, и Чонгук смотрит на него вопросительно. Его пальцы тянутся к магнитоле, но Тэхен качает головой. — Ты пой погромче. Его губы складываются в идеальную «О», и он моргает несколько раз, прежде чем смущенно улыбнуться. И поет громче. Тэхен не может перестать улыбаться, и ему приходится приложить множество усилий, чтобы не отводить взгляда от дороги. — Я думал, тебе не нравится, как я пою, — скромно говорит Чонгук, когда песня заканчивается. Тэхен вскидывает брови. — Что? Почему? — Не знаю, когда мы встретились впервые, помнишь? У тебя такое лицо было… будто ты страшно оскорблен моим пением, — Чонгук смеется, пытаясь скрыть неловкость, и трет шею. Он охает. — Ты что! Я просто… я был в восторге! Я очень боялся поверить в то, что слышал, и я думал о твоем голосе потом… постоянно, — на одном дыхании выпаливает он, и добавляет: — Мне было очень жаль, что ты больше не пел. Чонгук мягко улыбается. — Спасибо, — искренне говорит он. — Для меня эти слова правда важны. Я не уверен в своем голосе, но я очень… очень хочу поступить в музыкальную академию. Тэхен бросает на него взгляд, полный плохо скрываемого восторга. — Ты сделаешь это. Ты обязан, Чонгук. Мир нуждается в твоем голосе, — уверенно говорит он, и Чонгук смущенно стонет, накрывая лицо ладонями. Они приезжают к ресторану, и Тэхен только собирается выйти из машины, как Чонгук вдруг начинает упрямиться. — Нет, — он складывает руки на груди, буравя напряженным взглядом здание ресторана, которое даже снаружи кричит о богатстве. Он явно не планирует двигаться с места. — Не пойду. — Чонгук, — обескураженно тянет Тэхен, — я же уже зарезервировал нам столик… — Все равно, — отрезает Чонгук. — Я в это место не пойду. Ни за что. — Да почему? — не понимает Тэхен. — В этот ресторан очередь на несколько месяцев вперед! Даже мне пришлось ждать две недели! Чонгук супится, отворачивается. Его решимость не ослабевает. — Не пойду, и все. Можешь пойти поужинать в одиночестве. Тэхен пораженно смотрит на него, но Чонгук и не думает двигаться. Но его целью не было поужинать в шикарном ресторане. Его целью было пойти с Чонгуком на свидание. — Окей, — сдается он. — Поедем в другое место? Чонгук тут же оживляется, поворачивается к нему. — Только я выбираю! Конечно, Тэхен не может ему отказать. Так они оказываются в какой-то откровенно скудно выглядящей забегаловке. Она на берегу реки, и вид из нее, конечно, неплохой, но Тэхен скрепя сердце заставляет себя войти и сесть за пластиковый столик, за которым уже устраивается счастливый Чонгук. Он выглядит здесь настолько чужим, будто в картину «Крик» Мунка добавили кипарис из картины Ван Гога «Звездная Ночь». Так и хотелось убрать его отсюда, какой-то чужеродный элемент в дорогом костюме. И он вдруг понимает, почему Чонгук, в дешевых потертых джинсах и толстовке, отказался идти в тот элитный ресторан. — Тут самый вкусный пибимпап во всей стране! — воодушевленно сообщает он, но, подняв взгляд на Тэхена, понимает, что тот не разделяет его энтузиазма. Улыбка сползает с его лица. — Ты… ты хочешь уйти? Тэхен смотрит в его настороженные глаза и уже скучает по его улыбке. И понимает, что ради него готов хоть с пола поесть. — Нет. Знаешь, — он вздыхает и улыбается, — хочу попробовать тут все. Заказывай. Чонгук стреляет в него двумя пальцами, тут же подзывая официантку. — Кстати, — бормочет Тэхен, наполненный внезапной решимостью, когда официантка (она же, судя по всему, хозяйка — пожилая женщина с суровым лицом) уходит, — это свидание. Чонгук делает вид, что не услышал, но его уши, скулы и даже шея покрываются нежным румянцем, который Тэхену мгновенно хочется сцеловать, поэтому он торопливо отворачивается. И краснеет сам. («Какой позор, — думает он про себя. — Ты уже давно прошел стадию подростковой влюбленности. Почему тогда ведешь себя как влюбленный подросток?») Когда они выходят из кафе, Чонгук робко касается его ладони, обхватывая мизинец своим, и при этом отчаянно делает вид, что его рука действует по своей воле, и он к этому не причастен. Тэхен смотрит в землю, кусая губы, чтобы не разулыбаться как настоящий дурак, и обнимает его мизинчик в ответ. — Это свидание, — тихо-тихо и немного с опозданием (Тэхен бы ждал сколько угодно, если честно) соглашается с ним Чонгук, когда они гуляют по набережной. И пусть Тэхен только что съел больше еды, чем за всю последнюю неделю, его накрывает чувство голода… Ладно. Ладно. Его накрывает любовь.

TAEYEON — What Do I Call You

Чонгук бледнеет и пошатывается, и Тэхен, как верный стражник, вырастает за его спиной, поддерживая под локоть. Он виновато улыбается, оборачиваясь, но лицо Тэхена остается жестким. — Я не успел пообедать, — ожидаемо оправдывается он, и Тэхену остается только закатить глаза. — Пойдем, — он ведет его в свою квартиру, продолжая держать за локоть как нашкодившего ученика. — Я заварю тебе рамен. — Я же все равно сейчас домой поеду, — хнычет Чонгук. — Потерплю. — Ты едва стоишь на ногах! — возмущается Тэхен. — Сначала рамен, потом я отвезу тебя домой. Как же ты меня злишь. Чонгук понуро опускает голову и спотыкается на пороге, заставляя его вновь начать ворчать. Он устраивается на высоком барном стуле, пока Тэхен достает из шкафчика рамен, наполняет кастрюльку водой и ставит ее на плиту. Между ними царит уютная тишина, которую не хочется разрушать, но Чонгуку все же приходится сделать это: нужно позвонить Джехену и предупредить, что он задержится. Брат отвечает спустя пару гудков. — Хен! — радостно приветствует он его. — Как дела? — Джехен-а, звоню сказать, что приеду чуть позже. Тебе есть чем поужинать? — Хен, я у Доена ночую сегодня! — воодушевленно сообщает он. — Маму я предупредил, к ней тетушка приехала с ночевкой… Чонгук растерянно моргает. — У Доена? Это тот, который на год старше? — припоминает он. — Ага, мы с ним вместе на рисование еще ходим, — отвечает Джехен. — Его мама накормила нас, так что не переживай. Пока! Он отключается до того, как Чонгук успевает ответить. Чонгук поднимает на Тэхена ошарашенный взгляд, и тот вскидывает брови в немом вопросе. К тетушке они особой любви не питали — она была любительницей раскритиковать все, что попадало в поле ее зрения, и при виде Чонгука обязательно обгладывала с головы до ног всю его жизнь: как он учится, где работает, сколько получает. Есть ли девушка, и почему нет. Но она была маминой сестрой, ее единственной родственницей, и мама старалась поддерживать с ней связь. Но возвращаться домой, где его ждала такая «приятная» гостья, Чонгуку не особо хочется. Именно это он и озвучивает Тэхену. Тот пожимает плечами, ставя перед ним готовый рамен и пару палочек. — Оставайся у меня. Чонгук ошеломленно замирает. Тэхен встречает его взгляд и улыбается, уголки его губ дрожат, и кроме этого ничто не выдает волнения, с которым он ждет ответа. — Ты… серьезно? Тэхен кивает. — Абсолютно, что в этом такого? Чонгук сглатывает. Ему очень хочется остаться, и рука невольно тянется к телефону. Глядя Тэхену прямо в глаза, он прижимает трубку к уху, дожидается, пока мама ответит, и просит: — Можно я останусь у Тэхена сегодня? — Тот мальчик, который был у нас в гостях? — голос мамы звучит устало, но это не та усталость, которая бывает, когда она плохо себя чувствует. Это усталость от бесконечной трескотни тетушки. — Конечно, милый. Я рада, что у тебя появился такой хороший друг. Они оба слышат это, и оба усмехаются почти одновременно. Друг. — Ты нормально себя чувствуешь? — Да, Чонгукки, — мягко говорит она. — Если что, Миен-онни позаботится обо мне. Не волнуйся и отдыхай. — Спасибо, мам, — с облегчением выдыхает он. — Люблю. — И я тебя, милый. Он медленно опускает телефон на стол и лучезарно улыбается. — Я остаюсь на ночь у тебя, — торжественно сообщает он, и Тэхен смеется. — Ешь лапшу, а то размякнет совсем, — советует он. — Сегодня будет весело: мы помоемся и ляжем спать. — И выспимся, — мечтательно тянет Чонгук, начиная есть. Тэхен улыбается, улыбается, улыбается: заваривая чай, разговаривая с Чонгуком, отвлекаясь на какое-то сообщение. Чонгук действует на него так, он точно знает. Словно в мире не существует больше ничего плохого. Когда Чонгук доедает, они перемещаются на диван и болтают еще какое-то время, до тех пор, пока он не начинает зевать чаще, чем моргать. Тогда Тэхен отправляет его в душ, вручив комплект сменной одежды, а сам идет во вторую ванную. Выходят они почти одновременно, и сердце Тэхена сладко замирает, когда он видит Чонгука в своей одежде. Он выглядит так правильно в квартире Тэхена, в одежде Тэхена, улыбающийся Тэхену. Он бы хотел никогда его не отпускать. Осознание этого словно бьет его разрядом тока, и он на несколько секунд замирает, силясь уложить внезапное откровение в голове. Тэхен бы хотел никогда Чонгука не отпускать. Он бы хотел сделать его жизнь легче, проще. Обеспечить его достаточно, чтобы Чонгуку не приходилось драить полы, чтобы он спокойно готовился к поступлению в академию, не переживая о том, что его маленькому брату нечем будет пообедать в школе, если он пропустит работу хотя бы раз. Он бы хотел защитить его от всех косых взглядов, чтобы ни одна крыса не позволила себе зажать его в углу и смотреть сверху вниз, как на грязь под ногами. Он бы хотел, чтобы Чонгук съехал из своей ужасной крошечной квартирки, в которой четырем людям сложно дышать одновременно. Он бы обеспечил его, его мать, его брата, он бы дал ему все необходимое. Только Тэхен знает, что Чонгук ни за что на это не согласится. Сочтет это проявлением жалости. Поэтому даже под влиянием момента, когда чувства захлестывают его так, что дышать тяжело, он прикусывает язык и молчит. — У меня одна кровать, — заявляет он, провожая Чонгука в спальню. Тот оборачивается, возмущенно округляя глаза. — Две ванные комнаты, но одна кровать?! Тэхен ухмыляется шире, чуть подталкивая его в спину. — На ней поместятся десять человек, не возмущайся. Ты за всю ночь даже не дотянешься до меня. Он достает из шкафа запасное одеяло и кидает его на левую сторону кровати. Чонгук не перестает что-то бурчать себе под нос, но кончики ушей у него предательски краснеют, и Тэхена этот факт почему-то неимоверно радует. Радоваться он перестает, когда Чонгук начинает сосредоточенно выкладывать подушки в ряд, разделяя кровать на две половины своеобразной баррикадой. — Что за дела? Чонгук показывает ему язык. Указывает пальцем на правую половину. — Твоя. Потом на левую. — Моя. И только попробуй пересечь границу! Тэхен закатывает глаза и, недовольно шурша одеялом, укладывается на место. — Выключи свет, — говорит он после того, как Чонгук укладывается тоже. — Я тебе что… — начинает было возмущаться он, как свет сам по себе выключается. Он прикусывает язык, и Тэхен не может сдержать довольного смешка. — Голосовое управление, — напоминает он. — Голосовое управление, — передразнивает его Чонгук скрипучим голосом. Простыни шуршат — наверное, отворачивается от него. Воцаряется мирная тишина, и Чонгук снова становится первым, кто нарушает ее. — Спасибо, — тихо произносит он. — Я очень хорошо провел время. Вообще, рядом с тобой… — он стопорится и заканчивает менее решительно: — Рядом с тобой я понял, что проводить хорошо время очень легко. Тэхен улыбается, прикрывая рот ладонью, потому что даже перед самим собой ему становится стыдно за то, как Чонгуку легко его растрогать. — Хочешь… отплатить мне? — вдруг спрашивает он. Даже по воздуху чувствуется, как Чонгук колеблется. Проходит достаточно времени, чтобы Тэхен пожалел о своих словах, прежде чем он отвечает: — Да. Как? — Спой мне. Чонгук смеется, но когда Тэхен не подхватывает его смех, ошарашенно замолкает. — Ты серьезно? — наконец интересуется он, и Тэхен согласно мычит. Чонгук откашливается. — Окей… окей. — Только что-нибудь не грустное, — просит он. — Не хочется сейчас грустить. Чонгук задумывается, видимо, вспоминая подходящую песню, а потом его робкий голос прорезает тишину. Тэхен завороженно вслушивается, боясь даже дышать. И только одна мысль остается в его голове, ясная и громкая, как вспышка молнии в ночной темноте. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю. — Я люблю тебя, — едва шевеля губами, неслышно произносит он, и его шепот сливается с мелодичным голосом Чонгука. И ему почему-то становится так больно. Так больно, как может быть, только когда любишь.

Bobby Andonov — War Is Love

Чонгуку приходится зайти в магазин в центре, потому что Джехен очень просил у него шоколадку, а потом возможности зайти куда-то не будет. Он жалеет об этом решении, когда видит знакомые лица у кассы. Он стискивает зубы, беззвучно стонет и надеется, что его не заметили, постепенно отходя вглубь магазина, но девушка — Нанхи — видит его и громко вскрикивает. — Уборщик! Взгляды остальных покупателей невольно притягиваются к Чонгуку, на которого она указывает пальцем. Он на мгновение прикрывает глаза, чувствуя, как настроение стремительно ползет вниз. Он ненавидит себя за то, что кто-то может так легко омрачить его день. — А что так скудненько? — хихикает девушка, прикрывая красивые губы ладонью. — Всего лишь шоколадка? Это все, на что тебе хватает денег, которые дает Тэхен? — Ты так дешево стоишь, малыш-уборщик? — интересуется другой парень. Они подходят ближе, и Чонгуку ничего не остается, кроме как отступать. — О чем вы? Нанхи вскидывает брови. — О том, что он платит тебе за секс, конечно же! Или ты даешь ему бесплатно? — она склоняет хорошенькую головку к плечу. Как же она очаровательна! У Чонгука ноют зубы. Чонгука редко можно было задеть, но эта фраза заставляет его покраснеть и отвернуться. Он не спал с Тэхеном, но он… Он думал о том, каково это. Тэхен красив, он хорошо сложен, от него всегда приятно пахнет. Он галантный, вежливый и внимательный. Даже мысль о сексе с кем бы то ни было не вызывала в Чонгуке ничего, кроме смутного отторжения, но Тэхен… Он представлял это в деталях, которые способен был воссоздать его мозг, знакомый с процессом только очень отдаленно. Он представлял, и ему очень нравилось. И одно это заставляет его в этот момент захотеть провалиться сквозь землю. — Я никогда с ним не спал! — резко отвечает он, и Нанхи сотрясается от смеха. — Так он просто содержит тебя из жалости? — девушка переглядывается с парнями, на ее губах играет усмешка. — Неужели решил заняться благотворительностью? Чонгук прищуривается, его обжигает внезапной вспышкой злости. — Как вы смеете? — цедит он. — Тэхен бы никогда так не поступил! И я ни за что бы не взял его деньги! Они смеются, когда он протискивается мимо них. — Эй, уборщик! — зовет его Нанхи, и Чонгук невольно замирает, хоть и не оборачивается. — Ну неужели ты думаешь, что он может испытывать к тебе что-то, кроме жалости? В этот раз в ее голосе нет смеха — она спрашивает абсолютно серьезно. Чонгук вздрагивает, возобновляя шаг и спеша убраться из магазина. Он не должен накручивать себя, он не имеет права думать о Тэхене плохо. Тэхен с ним не из жалости. Он ни разу не предлагал ему деньги, не показывал своего снисхождения. Тэхен бы не стал поступать с ним так, и Чонгук не должен сомневаться в этом. Но мысли то и дело возвращаются к вопросу, который девушка обронила, скорее всего, чисто случайно. У Чонгука адекватная самооценка. Он знает, что его личность не сводится к тому, что он работает уборщиком. Он знает, что нравится Тэхену. Но что-то внутри него, какая-то маленькая темная часть шепчет: «Ты же знаешь, кто Тэхен. Он так богат, так красив. Ты же знаешь, кто ты? Тот, кто драит полы, по которым он ходит». В глубине души Чонгук всегда думал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сомнения в том, что он может быть интересен Тэхену, были всегда, и Нанхи своим неосторожным вопросом выпустила их наружу. Чонгук заглушает эти мысли музыкой, вставляя наушники в уши и ускоряя шаг. Нужно вернуться домой и подготовиться к занятиям. Хорошо, если у мамы хватит сил сегодня приготовить обед. Потом поехать на работу, вечером забрать зарплату — сегодня у него смена пораньше. У него столько дел… у него нет времени думать о ерунде. Тем не менее, это не выходит у него из головы целый день. Он добирается до этажа Тэхена с уборкой ближе к восьми. Тэхен выглядывает из своей квартиры, улыбаясь ему, но Чонгук не в силах улыбнуться в ответ. Он накрутил себя до состояния, в котором каждый его жест и взгляд воспринимается с подозрением. Тэхен начинает болтать, и Чонгук честно пытается ему отвечать и не выдавать своего состояния. Но потом он спотыкается, и Тэхен уже привычно поддерживает его. Чонгук вскидывает глаза и ломается. — Тэхен… — его голос звучит так несчастно, что Тэхен настораживается. — Скажи, ты ведь не из жалости общаешься со мной? Тэхен цепенеет, вглядываясь в его лицо, а потом вдруг поднимает руку, кончиками пальцев проводя по щеке. Чонгук моргает, не решаясь даже вдохнуть. — Я никогда не жалел тебя, Чонгук, — тихо, но твердо отвечает он, и Чонгуку впервые за этот день становится легко дышать. Он улыбается, упираясь лбом в его плечо, и Тэхен осторожно гладит его по всклокоченным волосам. — Я домою полы и спущусь за зарплатой, — глухо говорит он. — Встретимся внизу? — Конечно, — легко соглашается Тэхен. И это все — его голос, уверенность, с которой он говорит, тепло его тела и чуть ускоренное сердцебиение — это все успокаивает Чонгука. Он быстро справляется с работой, быстро переодевается и уже подходит к кабинету консьержа, как голос другой уборщицы, доносящийся изнутри, заставляет его замереть. Точнее, замереть заставляет его имя, произнесенное ее голосом с крайним возмущением. — Чонгук даже не устроен официально, почему он получает почти в два раза больше нас? Ее поддерживают другие женщины, и Чонгук слышит, как консьерж пытается их успокоить, но только ухудшает ситуацию. — Нет, вы объясните! Что такого он делает, что получает больше? Чонгуку вдруг становится страшно. Он был уверен, что зарплаты повысили всем. Ему становится страшно, и он не решается войти, хоть и знает, что подслушивать нехорошо. — У нас тоже есть семьи!.. — Мы трудимся не меньше!.. — Где справедливость?! — Успокойтесь! — рявкает вдруг консьерж, разом перекрывая весь гомон. — Ему не компания повысила зарплату, понятно? К его зарплате господин Ким из триста двадцать восьмой квартиры добавляет определенную сумму из своего кармана. У вас нет такого господина? Так и закройте свои рты!.. Чонгук резко распахивает дверь, и старичок испуганно осекается. Женщины поворачиваются к нему, прожигают его осуждающими и возмущенными взглядами. Наверняка для них существует всего одна причина, по которой господин Ким может давать Чонгуку деньги из своего кармана. Только она неверна. Верна другая причина, та, что еще хуже для него. — Дайте мне, пожалуйста, — его голос звучит глухо, словно и не принадлежит ему. Стеклянными глазами он смотрит на стол, на котором лежит лист с расписками. — Ту сумму, которую я должен получать. У консьержа страшно дрожат руки, когда он выдает ему привычные четыреста пятьдесят долларов. Чонгук расписывается, хотя деревянные пальцы едва сгибаются, и выходит, провожаемый гробовым молчанием. Он не ждет Тэхена. На одеревеневших ногах добирается до остановки, расположение которой даже вспоминается с трудом — так долго она ему не требовалась. Он уже почти успел привыкнуть. Почти успел поверить. К его собственному удивлению, плакать совсем не хочется. Хочется смеяться. Ну надо же! Только сегодня Чонгук думал… Только сегодня Тэхен солгал, глядя ему прямо в глаза. Сколько месяцев он уже получает повышенную зарплату? Сколько денег теперь он должен вернуть Тэхену? Все его сбережения, которые он так долго откладывал по таким крошечным кусочкам. Он должен отдать все. Когда автобус отъезжает от остановки, Чонгук поворачивается к окну, и его глаза расширяются, когда он видит бегущего в эту сторону Тэхена. У него на лице написана такая дикая паника, что Чонгуку почти становится еще смешнее. Только вместо этого он начинает плакать.

Wonwoo, Mingyu, LeeHi — Bittersweet

Тэхен ждет его у квартиры. Когда Чонгук выходит в подъезд, его лицо пустое как белый лист бумаги. При взгляде на него никто и не подумал бы, насколько ему больно. — Чонгук, послушай… — начинает Тэхен. Его лицо, напротив, переполнено эмоциями. Ему страшно, тяжело, больно — Чонгук видит все это в его глазах, но ему его совсем не жалко. Чонгук ненавидит жалость. Он протягивает ему конверт, и Тэхен осекается, опускает на него взгляд, в котором читается вопрос. — Что это? — осторожно спрашивает он. — Деньги, которые ты добавлял к моей зарплате все это время, — бесцветно сообщает он, не глядя ему в глаза. — Я не возьму!.. — восклицает Тэхен, делая шаг назад, и конверт выпадает из пальцев Чонгука, купюры разлетаются по грязному полу подъезда. — Ты не имел никакого права, — так же ровно продолжает Чонгук, равнодушно следя за их полетом. Тэхен смотрит на него с невероятной болью во взгляде, но он этого не знает, потому что не смотрит на него в ответ. — Это даже не твои деньги, это деньги твоих родителей. Как ты посмел так унизить меня? Тэхен вздрагивает как от удара. — Я говорил, что мне не нужна ничья жалость. Мне не нужны деньги, которые я не отработал честным путем, — жестко говорит Чонгук. — Тебе было настолько плевать на эти слова? Ты думал, что можешь меня купить? Что я брошусь тебе на шею и поблагодарю за милостыню? Тэхен пытается что-то сказать, как-то оправдаться, открывает рот — и не может издать ни звука, язык будто прирос к небу. — Уходи, — просит Чонгук. — Забирай деньги, уходи и больше никогда… никогда ко мне не приближайся. Я смогу жить без тебя, я привыкну, но как ты посмел занять столько места в моей жизни? Как ты посмел причинить мне такую боль, так меня унизить? Ведь я не хотел тебя к себе подпускать. Так почему я должен за это расплачиваться? Я думал, я нравлюсь тебе, а оказывается, ты просто жалел меня. Ты нравишься мне, но как смириться с тем, что ты просто жалеешь меня? Чонгук возвращается в квартиру, а Тэхен продолжает беспомощно смотреть на закрытую дверь, и чувство у него в животе больше не похоже на голод. Похоже, будто кто-то медленно терзает его внутренности. Он садится на корточки, собирая купюры, ровно складывает их в конверт. Спускается вниз, засовывает его в почтовый ящик их квартиры и выходит из дома. И страшное осознание настигает его, едва не сбивает с ног. Тэхен прижимает руки к животу и сгибается пополам, жмурясь до белых мушек перед глазами. Чонгук никогда его не простит. И Тэхен учится с этим жить. Чонгук поменял этажи, поэтому он его даже не видит. Это оказывается так больно — он старался занять как можно больше места в жизни Чонгука и не заметил, как тот занял еще больше места в его. Почему все получилось именно так? Тэхен задается этим вопросом каждый день. Почему все получилось именно так? Почему Тэхен оказался так глуп? Почему Чонгук оказался так упрям? Почему любовь обязательно должна причинить боль? Каждый день с Чонгуком был особенным, дни без него сливаются в одно сплошное пятно. Он работает с утра до ночи (Это никогда не были деньги моих родителей, Чонгук), но его отец почему-то совсем не рад — он обеспокоенно наблюдает за сыном, но не решается завести разговор, они никогда не были настолько близки. Тэхен нашел песни, которые пел Чонгук, и слушал их на повторе, но с каждым разом голос Чонгука, который он так хорошо запомнил, стирался, становился все тише, глуше. Должен ли он объяснить ему все? Должен ли извиниться? Чонгук так смотрел на него, когда они виделись в последний раз. Будто он лично вложил Тэхену в руки свое сердце, а Тэхен безжалостно сжал его в ладони. Чонгук, его маленький смешной братик, их общение; то, как они держались мизинцами, когда гуляли; то, как он водил его по самым дешевым кафе, в которых готовили самые вкусные блюда страны. То, как Чонгук пел ему, как улыбался ему — каждую улыбку Тэхен все еще бережно хранит в сердце. Все это казалось таким далеким, будто жизнь, которую Тэхен придумал, чтобы хоть где-то быть счастливым. Поэтому, когда он видит несколько недель спустя на широких ступенях, ведущих к небоскребу, крошечного мальчика, ему сначала не верится. Тэхен сначала думает, что ему просто кажется, что мальчишка просто похож. Но он подходит ближе, слышит, как ребенок подбегает ко всем прохожим, слезы заливают миловидное лицо. — Вы не знаете Чонгука? Он мой брат! — его голос полон паники. — Мой братик, Чонгук, он здесь работает! Вы знаете его? Люди качают головами, шарахаются от него, и он, маленький и потерянный, сжимается все сильнее, и менее решительно подходит к другим. Тэхен моргает, возвращаясь в реальность, и бросается к Джехену, страх сдавливает его горло. — Джехен! — зовет он, и мальчик вздрагивает, заслышав знакомый голос, резко поворачивается в его сторону и едва не падает со ступенек, когда бросается к нему. Он крепко обнимает Тэхена за живот, его плечи сотрясаются от рыданий. — Тэхен-хен… — словно не веря, снова и снова повторяет он. Тэхен отстраняет его от себя, присаживаясь перед ним на корточки и дрожащими пальцами стирая слезы с щек. Он старается казаться спокойным, чтобы Джехен не разволновался еще сильнее, но паника иголками расползается под кожей. — Что случилось? Джехен-щи, успокойся, вдохни и выдохни. Я рядом. Расскажи, что случилось и как ты здесь оказался. Джехен делает прерывистый вдох, держась ладошками за его руки. — Маму забрали в больницу, — кое-как гнусавит он. — Братик не отвечал на звонки, и я приехал к нему сюда. Я запомнил адрес и вызвал такси, а деньги взял из конверта в почтовом ящике. Тэхен вздрагивает и поднимается, подхватывая ребенка на руки. Тот цепляется за его плечи, пряча мокрое лицо в изгибе его шеи. — Сейчас я отведу тебя к брату, — обещает он, стремительно пересекая холл. Когда они заходят в лифт, Джехен немного успокаивается. — Почему ты перестал к нам приходить? Братик стал очень грустным из-за этого, — тихо говорит он Тэхену на ухо, чтобы другие люди в лифте его не услышали. — Он переживает, а из-за него переживает мама. Поэтому ей стало плохо и ее увезли. Тэхен-хен, мы тебе больше не нравимся? — печально спрашивает он. Тэхену становится так больно, словно Джехен, сам того не осознавая, окунул пальцы в его открытую рану. — Не говори глупостей, маленький, — шепчет он, не глядя ему в глаза. — Как вы можете не нравиться? К его счастью, в этот момент они прибывают на нужный этаж, и это избавляет Тэхена от дальнейших расспросов. Он спускает Джехена на пол и ведет его вниз по коридору. Чонгук начал свою работу не так давно, поэтому Тэхен угадывает этаж безошибочно и убеждается в этом, когда видит знакомую фигуру в конце. Чонгук поднимает голову, и его лицо каменеет, когда он замечает Тэхена. Но потом из-за спины Тэхена выходит Джехен и бежит к брату, то и дело спотыкаясь, и во взгляде Чонгука появляется беспокойство. — Джехен-а? Ты как здесь оказался? — Хен! — кричит ребенок. — Мама в больнице! Я не мог до тебя дозвониться… Он добегает до Чонгука, крепко его обнимая, и снова начинает плакать. — Ей стало совсем плохо… Мне страшно, хен! — Успокойся, — призывает его Чонгук, хотя его самого начинает потряхивать от страха. — Мы закажем такси. Поедем прямо сейчас. Не переживай, все будет хорошо… — Я отвезу, — встревает Тэхен. Чонгук переводит на него опустошенный взгляд. За его руку держится зареванный испуганный брат, его мать увезли в больницу. Как в самом начале — отказался бы только глупец. Чонгук никогда не был глупцом. — Поехали. Они мчатся к больнице на максимально возможной в городских условиях скорости, и Чонгук прекрасно понимает, что Тэхен нарушает кучу правил ради него, но у него нет сил думать об этом. Тревога за мать съедает его, и он старательно скрывает это, успокаивая Джехена, которому еще страшнее, чем ему самому. Они приезжают в больницу, и Чонгук в панике замирает, не зная, куда бежать. Проблему решает Тэхен; он подходит к стойке регистрации, узнает номер палаты и указывает Чонгуку направление. Тот бежит вперед, Джехен пытается поспеть за ним, и Тэхен идет следом. Когда он подходит, Чонгук уже стоит перед врачом, сосредоточенно его слушая. — Состояние стабилизировалось, но выписывать ее пока нельзя. Вставать с кровати ей тоже нельзя. Скажите, есть ли у вас кто-то, кто может остаться в больнице с ней? — Я, — не раздумывая ни секунды, отвечает Чонгук. Он бледный, глаза становятся огромными, а руки трясутся, поэтому он то и дело сжимает их в кулаки. — Пока она спит, вы можете съездить домой, взять все необходимое на три недели, — кивает врач. — После этого подойдите к стойке регистрации, объясните ситуацию, вам выдадут раскладушку и комплект белья. После этого врач уходит, Чонгук опускает взгляд на перепуганного Джехена. — Маленький, иди ко мне, — он обнимает его и целует в макушку. — Ты хочешь пожить это время у тетушки или у Югема? Джехен глотает слезы и явно хочет остаться с Чонгуком. — Можно я останусь у Доена? — сдавленно спрашивает он, цепляясь за Чонгука. — Его мама не будет против. — Ты уверен? Дашь мне ее номер, чтобы я позвонил? Джехен кивает, протягивая ему старый кнопочный телефон, и Чонгук быстро находит номер. Пока он объясняет ситуацию и договаривается о том, чтобы Джехен остался у них на такое длительное время, Тэхен терпеливо ждет. Потом он отключается и смотрит на Тэхена так, словно и не осознавал, что тот все время был рядом. — Я отвезу, — снова говорит Тэхен. Чонгук только открывает рот, явно планируя возразить, но он ему не дает. — Я отвезу вас домой, потом отвезу Джехена к Доену, а тебя сюда, и больше не появлюсь. Обещаю. В глазах Чонгука вспыхивает боль, неясное сожаление, и он тут же отворачивается. Тэхен сдерживает свое слово. Когда Чонгук выходит из машины, он очень тихо говорит: — Спасибо. Но «спасибо» ни на шаг не приближает Тэхена к «прощаю».

Natalie Taylor — Surrender

— Милый. Чонгук вздрагивает, выныривая из мыслей, и переводит рассеянный взгляд на маму. Она сидит в кровати, внимательно глядя на него, и мягко улыбается. Через пару дней ее должны выписать, и она постепенно набирается сил: лицо уже более здорового оттенка, глаза блестят, губы порозовели. Чонгук очень рад видеть, как ей становится лучше. Ему было безумно страшно, и от одной мысли, что из больницы она может не вернуться, его едва ли не наизнанку выворачивало. Но все наладилось. Все наладилось — и его мысли снова вернулись к Тэхену. Он чувствует себя ужасным эгоистом из-за этого, и к волнению за мать, боли от предательства примешивается чувство вины. — Да, мам? Что-то хочешь? — Хочу, чтобы ты поговорил со мной, — говорит она. — Я не могу больше смотреть на твое разбитое выражение лица. Я достаточно окрепла, милый, чтобы выслушать своего ребенка и помочь ему. Чонгук моргает несколько раз. — Мам, это… — Это как-то связано с тем, что твой друг Тэхен перестал к нам приходить? Чонгук открывает и закрывает рот несколько раз, чувствуя, что не может ничего сказать. В горле образуется ком, он опускает голову, и его плечи сотрясаются. Он начинает плакать, так жалобно и горько, что глаза матери тоже невольно наполняются слезами. Все это время ее ребенок перемалывал все в себе, старался оградить ее от своих проблем, терпел боль, позволял ей ранить себя, и она не сделала ничего, чтобы утешить его. — Мой милый, — она тянет к нему слабые руки, притягивает к себе. Он кладет голову ей на грудь, накрывая лицо ладонями, и слезы льются потоком, даже не планируют заканчиваться. Ему так больно. Он так хочет к Тэхену. Он так по нему скучает. Он думал, что пройдет время и станет легче, думал, что поступок Тэхена избавит его от всех чувств, но этого не произошло. Становится только хуже, и Чонгук спрашивает себя — стоит ли это того? Стоят ли его принципы того? Он ненавидит жалость. После того, как учителя в школе объявили о его сложной ситуации в семье, когда он был еще маленьким. После того, как все одноклассники переглядывались и бросали на него странные взгляды. В лицо они говорили эту ужасную фразу «мне жаль тебя», а за спиной смеялись. Чонгук слышал столько ужасного о себе, о своей матери и об отце, даже о своем новорожденном братишке. Они жалели, но жалость не имела ничего общего с сочувствием. Они жалели, потому что считали его жалким. Они бросали ему помощь в лицо, словно делали одолжение, и считали, что он должен на коленях перед ними за это ползать. И тогда Чонгук пообещал себе, что больше ни за что не примет чужую жалость. Он пообещал себе, что справится со всем сам. И он справлялся. Пока не появился Тэхен. И рядом с ним Чонгуку впервые захотелось перестать справляться самому. Он рассказывает матери обо всем сбивчиво и долго, прерываясь на всхлипы, несколько раз икая, иногда задыхаясь от того, что слезы никак не заканчиваются. Мама внимательно слушает, вытирая его влажные щеки, и ее глаза полны сожаления. — Милый, — ласково говорит она. — Мне так жаль, что я сложила на тебя все это… Из-за меня тебе выпала такая тяжелая доля. Чонгук качает головой. — Не говори так! — Послушай меня, — зовет она. — Твоя гордость очень важна, Чонгук. Она то, что останется рядом с тобой, то, что никто не сможет забрать. Но я хочу сказать тебе вот что: иногда нужно уметь ее перешагивать. Иногда счастье от того, чтобы быть с кем-то, дороже гордости. Я не думаю, что Тэхен сделал это, чтобы унизить тебя. Скорее всего, он просто хотел помочь. Чонгук икает, и она нежно улыбается, целуя сына во взмокший лоб, убирая волосы с его лица. — Это только твое решение, милый, но я скажу тебе еще кое-что, — ее голос мягкий и мелодичный, успокаивает Чонгука, убаюкивает. — Я никогда не видела тебя счастливее, чем когда ты был с ним. И я никогда не видела тебя несчастнее, чем когда ты заставил его уйти. Он смотрит на нее, и его сердце быстро-быстро бьется в груди. И он бы обязательно заплакал снова, но слез уже не остается. Его гордость очень важна, он бережет ее, она досталась ему огромным трудом. Но стоит ли она его боли? Наверное, нет. Он вспоминает Тэхена, его глаза — его взгляд всегда был таким теплым, когда он смотрел на Чонгука. Вспоминает, как Тэхен говорил с ним, как прикасался к нему. Как оставил своих друзей, чтобы уйти с ним. Как отказался от походов по дорогим ресторанам, хотя они были ему под стать, чтобы проводить время с ним в дешевых забегаловках. Как он покупал Джехену снеки, притворяясь, что хочет их сам. Чонгук любит Тэхена. И иногда гордость и вправду важнее любви. Но не в этот раз.

Sigma, Birdy — Find Me

Консьерж улыбается, увидев его. — Чонгук, тебя давно не было видно. Он кланяется, извиняется — оплату он получает по дням, а тут пропустил больше трех недель и даже не предупредил — не до этого было. — Простите, мне не удалось найти замену на это время… — начинает он, но старик удивленно вскидывает брови. — Но ведь тебя заменяли. В этот раз наступает очередь Чонгука удивляться. — Заменял? Кто? Консьерж улыбается в ответ. Чонгук бросается к лифту, нетерпеливо жмет на кнопку нужного этажа, постукивает ногой по полу, следя за стремительно меняющимися номерами на экране. Как только лифт останавливается, звучит мелодичный звонок, и двери разъезжаются. Он спотыкается, когда бежит по коридору, и в последний момент успевает подхватить Тэхена, который пошатывается и начинает заваливаться набок. От Тэхена сильно пахнет моющими средствами, на руки надеты перчатки, и он весь горит, словно в лихорадке. Тот медленно оборачивается и смотрит на него так, словно уверен, что Чонгук — плод его воображения. Он улыбается. — Ой… Все ужасно болит, — тихо говорит он. — Как ты делаешь это каждый день? Чонгук хмурится, вытаскивая у него карту-ключ из кармана и ведя его к квартире. Тэхен продолжает нести всякую чушь, из-за жара он явно ничего не соображает, и от каждой его фразы Чонгуку становится только хуже, будто они стрелы, и он стреляет прямо в сердце. — Я скучал, я так скучал… Пибимпап в том кафе совсем не вкусный без тебя… Я не жалел тебя, Чонгук, я никогда тебя не жалел, ты же… Ты самый сильный из всех, кого я… — Закрой рот, — не выдерживает Чонгук, укладывая его в кровать. Он снимает с него рабочий костюм, под которым простые шорты и футболка, снимает перчатки, отбрасывая это все в сторону. — Где аптечка? Тэхену требуется время, чтобы осознать вопрос. — В моей ванной. Чонгук разворачивается, и Тэхен хватает его за запястье. Он немного пришел в себя, и теперь в его взгляде читается испуг и недоверие. — Чонгук, это… это что, и вправду ты? Чонгук выпутывает запястье из его пальцев и уходит в ванную. Сердце его бьется как сумасшедшее. Обшарив шкафчики, он находит аптечку, идет на кухню, чтобы выбрать нужные таблетки. Заодно наполняет стеклянную емкость прохладной водой, замачивает в ней маленькое полотенце. Возвращается, заставляя Тэхена выпить жаропонижающее, потом приносит воду и кладет компресс ему на лоб, заодно накрывая сразу двумя одеялами, чтобы он пропотел. Вот уж в чем он был хорош, так это в уходе за больными. Когда он заканчивает, Тэхен снова хватает его за запястье. — Ты уйдешь? — с обреченностью, от которой Чонгуку становится не по себе, спрашивает он. — Пока ты со мной, я хочу… сказать. Извиниться. Я никогда не хотел унизить тебя, Чонгук. Я хотел тебе помочь. Защитить тебя от всего. Он моргает, и слезы стекают по его вискам, теряются в волосах. — Это не деньги моих родителей, я… я честно работаю сам. Я поступил неправильно, но я не… я не имел в виду ничего плохого, — он торопится, глотает слова, боясь, что не успеет договорить, что Чонгук не захочет его слушать. — Прости меня… Я… — он сглатывает, глядя на него почти испуганно. — Я люблю тебя. Чонгук резко выдыхает, словно от удара в грудь. — Господин Ким работал вместо вас, потому что вам грозило увольнение, — говорит ему консьерж, его взгляд кажется слишком понимающим, и Чонгука от этого подташнивает. — Он попросил меня не говорить вам, но я подумал, лучше вы будете знать сразу. Несколько дней назад он попал под дождь, вернулся совершенно мокрый, наверняка заработал жар… Но ни одного дня не пропустил. Даже сегодня работает, хотя едва на ногах стоял, когда с работы приехал… Чонгук не дослушивает — срывается с места. — Зачем ты делал это? — спрашивает он, и Тэхен непонимающе хмурится. — Подменял меня? — Тебя бы уволили, если бы ты не нашел замену… Тебе бы не платили за эти дни, — он вдруг поджимает губы, его взгляд становится серьезным. — Ты должен взять полную зарплату. Я работал сам, Чонгук, я никого больше не заставлял, никому не платил. Я хотел, чтобы ты получил деньги. Это не из жалости, понимаешь? Я хотел тебе помочь. — Я не думаю, что Тэхен сделал это, чтобы унизить тебя, — сказала мама. — Я думаю, он просто хотел помочь. Тэхен, который в жизни не убирался сам, надел рабочий костюм, перчатки и взялся за швабру. Он заболел, простудился, страдал от жара, но все равно упрямо мыл чертовы полы, только чтобы Чонгук получил жалкие крохи, которые он мог отдать ему просто так, не моргнув и глазом. Но он работал. Чтобы Чонгук получил деньги заслуженно. И Чонгуку становится так больно, как бывает, только когда любишь. Он убирает полотенце с его лба, заново замачивает его в воде, отжимает и снова кладет ему на лоб. Гладит по щеке, едва не плача от того, с каким отчаянием Тэхен прижимается к его ладони. — Я не уйду, — говорит он наконец. «Я не уйду» — не значит «Я не уйду сейчас». Это значит «Я не уйду совсем». Тэхен распахивает глаза, боясь посмотреть в его лицо. — Только если ты пообещаешь никогда так мне не помогать. И когда он все-таки решается перевести взгляд в его сторону, он видит, что Чонгук улыбается.

Martin Garrix, Troye Sivan — There For You

Чонгук сбегает по ступенькам так быстро, как только может, и, конечно же, спотыкается на последней. Но даже это не заставляет его замедлиться; он на всей скорости вылетает за ворота академии, врезаясь в Тэхена, ждущего его у машины, и вышибая из него весь воздух. Тот закашливается, но умудряется поддержать его. — Меня приняли! — кричит Чонгук прямо в его лицо, прыгая на месте. — Меня приняли, приняли! Тэхен смеется, пытаясь сдержать безумный поток бьющей из него энергии, прижимая его к себе. — Ну, кто не сомневался в этом ни секунды? — Точно не я, — хохочет Чонгук, наконец успокаиваясь. Тэхен гладит его по щеке, с гордостью глядя на него. — Я был уверен за двоих. Чонгук смотрит на него с бесконечной нежностью во взгляде. — Нужно заехать в пекарню и купить торт! Позвать Югема! Скорее обрадовать его, Джехена и маму! — Обязательно, — кивает Тэхен, и улыбка Чонгука вдруг становится хитрой. — Но сначала… Сначала он делает то, по чему так скучал целый день в академии: целует его в губы, практически вжимая спиной в машину. Тэхен охает, но быстро приходит в себя, отвечая на поцелуй. Он отстраняется, пряча покрасневшее лицо в изгибе его шеи, и Тэхен гладит его по волосам, успокаивая свое разбушевавшееся сердце. — Я люблю тебя, — скромно признается Чонгук, от смущения кусая его прямо над ключицей, и Тэхен вздрагивает. Он все так же копит его улыбки. Он копит каждую песню, которую Чонгук поет только ему. Он копит поцелуи, признания в любви и свидания. Это все принадлежит ему одному. Тэхен хотел занять в его жизни столько же места, сколько Чонгук занял в его мыслях. Но их жизни вдруг сплелись так крепко, что и не разберешь, где его, а где — Чонгука. Поэтому он отвечает: — Я люблю тебя. И Чонгук улыбается.