***
Обычный воскресный вечер в «Доле Ангела». Поскольку посетителей почти не осталось (никого, кроме пьяного барда, беспечно валяющегося под стойкой и несколько менее пьяного капитана кавалерии без кавалерии в таверне у Дилюка не было). Дилюк без доли ненависти общался со своим сводным братом, в то время как «великий Барбатос», уже успевший выпить черт-знает-какую бутылку одуванчикового вина, еле держался на ногах, то поднимаясь, то вновь падая на пол.
против Венти ничего не имею.
Братья просто весело разговаривали, часто и подолгу смеялись с какой-то ереси, нормальный человек ни за что бы не понял их иногда доводящего до абсурда юмора.
Внезапно подвыпившему Кэйе стукнуло в голову что-то странное и неожиданное.
— Дилюк, а знаешь что? — Альберих, хитро улыбнувшись, игриво заглянул в глаза Рагнавиндера.
— Что ты задумал? — С плохоскрываемой улыбкой ответил бармен, скрещивая руки на груди.
— Пошли насобираем закатников... — Кэйя сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить, но этого хватило, что бы Дилюк успел его перебить.
— В кои-то веки решил закусить? — красноволосый усмехнулся уголком губ.
— Не перебивай меня. На секунду рыцарь нахмурился, но вскоре его хитрая ухмылочка вернулась к нему на лицо. — Давай насобираем закатников, достанем косточки и…
— И засунем их в чулок юного барда. — Вновь перебил Кэйю Дилюк, расплываясь в самой, что у него есть, хитрой улыбке. В его глазах читался взгляд зверя, что готовился прыгнуть на добычу.
— Дилюк! Хва. А знаешь что? Тоже неплохая идея. — Сначала Альберих хотел разозлиться на своего брата, но потом передумал, предположив, что эта шутка не так уж и плоха.
Кэйя спустился со стула, не без усилий снял с уснувшего по какой-то причине под барной стойкой Венти ботинок, затем стянул чулок.
— Полдела сделано, осталось только косточки достать. — тот выглянул из-под стола.
— Закатники я соберу сам, а то ты, боюсь, заблудишься и попадешь в бездну, хах. — Дилюк попытался пошутить, но вышло у него не очень хорошо.
— Братиш. — Кэйа хмуро посмотрел на Рагнавиндера. От этого взгляда у последнего по коже пробежались мурашки. — Не надо так шутить, это ужасная тема.
Пару секунд псевдо-шутник сочувственно посмотрел в глаза своему брату, после чего вышел из таверны.
Кэйя в свою очередь стал пытаться надеть ботинок на Венти.
После пары неудачных попыток обуть архонта, у недо-пирата бомбанул пукан, поэтому он подбросил несчастный ботинок и с силой пнул его куда-то в угол таверны.
В это время Дилюк вернулся с кучей закатников в руках.
***
— Как тебе вообще это пришло в голову? — Кэйа, поедая неровно разрезанную половинку одного из закатников, вопросительно посмотрел на Дилюка. — Мне казалось, что ты гораздо более серьезный.
— Скажи, почему мне нельзя побыть несерьезным хотя бы один вечер, а ты можешь вести себя, как клоун, каждый день? — ответил Дилюк, горстками складывая мокрые косточки в белый чулок Венти.
На неприятное прозвище брата рыцарь фыркнул, но отвечать не стал.
Когда все косточки наконец были заброшены в белый чулок, Дилюк вышел из-за барной стойки и направился к мирно посапывающему за столом архонту, не подозревавшему, что его ждет на утро. Он кое-как натянул на его ногу длинный чулок, а больше всего трудностей доставили светло-зеленые шорты, ведь чулок пришлось заправлять под них; Еле-еле справившись с неподдатливой тканью, что то и дело норовила слезть вниз, он огляделся по сторонам, после чего укоризненно посмотрел на Кэйю.
— Куда ты дел его ботинок? — Рагнавиндр вздохнул, когда увидел замешательство вперемешку с испугом на лице брата. — Ладно, я сам поищу.
Винодел стал взглядом искать выброшенную куда-то обувь архонта. Наконец его взгляд упал на откинутый в самый дальний угол таверны, явно инородный объект. Дилюк подошел к нему; как оказалось-это как раз то, что он искал. Рагнавиндр вернулся к барду, без лишних колебаний надел на ногу его ботинок, и, отстранившись, объявил победное «Готово». Кэйа же, в свою очередь, в силу хорошего настроения и полупьяного состояния стал смеяться, до той степени, что из глаз начали стекать слезы, а сам он чуть не упал со стула. Дилюк, поддавшись эмоциям, тоже засмеялся, но не так сильно, как капитан.
***
Винодел постелил своему брату в своей небольшой комнате, решив, что реакцию Венти он, как соучастник преступления, пропустить не может.
Он положил для него матрас и дал одеяло, сам же лег в кровать и почти сразу, впрочем, как и Кэйа, уснул.
Наутро Дилюк проснулся первым, потупил слегка в стену, но вскоре вспомнил, что вчера вместе с братом сделал, и ему сразу стало интересно, что же сделает
БарбарисБарбатос.
Он поднялся, сразу надел белую рубашку и брюки, взглянул на еще спящего рыцаря и пошел проверять состояние барда.
«
Возможно, еще слишком рано для этих двоих» — Винодел сразу застелил кровать и собрал волосы в низкий хвост. Он решил пока подождать пробуждения рыцаря, поэтому сел на кровать и стал наблюдать за спящим братом. (Он мог бы пойти и прогуляться по улицам Монда, но ему стало как-то лень, да и смена его закончилась, поэтому скоро должен был прийти другой бармен и заняться своей работой)
Вскоре проснулся и Кэйа, тихо простонал невнятное «черт» и зарялся под одеяло с головой. «Похмелье» — Догадался Дилюк, после этого все же поднялся с кровати и направился к тумбочке. Там он нашел несколько небольших пузырьков с какой-то настойкой. К слову, все они были подписаны. Винодел взял тот, на котором ровным почерком на пожелтевшей бумаге было выведено «от головной боли». Он подошел к рыцарю, растряс его, и, резко раскрыв тут же свернувшегося калачиком Альбериха, сказал ему «Выпей, если голова болит.»
Кэйа тут же успокоился, открыл глаза и принял пузырек. Выпив его, он скривился.
— Что за мерзость, Дилюк, ты решил меня отравить?
— Это настойка от головной боли, умник, а если бы я хотел тебя отравить, я бы добавил яд в вино.
Их спор продолжался еще несколько минут, как вдруг они услышали тихий скрип.
Выглянув за дверь, они увидели Венти. Кажется, тот совсем не мучился от головной боли, выглядел совершенно бодрым, но. Его лицо выражало так много эмоций, что описать их было весьма сложно (но я попробую)
На его мордашке красовались одновременно удивление и совершенное непонимание происходящего. Когда Дилюк вышел из комнаты, взор барда сразу упал на него.
— Доброе утро, юный бард. — Дилюк, стараясь как можно лучше скрывать свою улыбку, поздоровался с Венти.
— Хм, доброе, мастер Дилюк. — Венти поднялся со стула, но в этот же миг почувствовал, как наступил во что-то мокрое, липкое и холодное, из-за чего тут же отдернул ногу, но мерзкое чувство не исчезло. В это время из комнаты вышел Кэйа, и бард обратил внимание на тот факт, что спали-то братья в одной комнате.
— Как ночь провели? Кто доминантом был? — На лице архонта появилась пошлая ухмылочка. Капитан удивленно посмотрел на Барбатоса, после чего понял, о чем он говорит и покраснел.
— Мы ничем таким не занимались, честно!
— Что-то не верится
— Вот и не верь. — Дилюк закончил спор двух бухариков. Если бы не он, этот диалог продолжался бы еще долго. — А тебе, Кэйа, стоит не так реагировать на слухи о себе, иначе все действительно подумают, что между нами правда что-то было.
Венти пропустил мимо ушей почти все слова. В это время он думал о чем-то своем; в голове его закрутилась фраза «между нами правда что-то было». Он хитро взглянул на братьев, после чего кинул быстрое «Не буду мешать ворковать, голубки», и, заливаясь смехом, выбежал из таверны, то и дело подпрыгивая, на ноге, чулок которой остался чист. Подобный способ передвижения весьма насмешил Кэйю, поэтому он, бросившийся вдогонку за Дилюком, в свою очередь намеревающимся догнать Венти, всю дорогу хохотал. Внезапно бард, почувствовавший, что больше не может терпеть этой мерзости в своем чулке, прыгнул с моста прямо в реку. Увидевший это Кэйя заржал так, что чуть сам не улетел вслед за архонтом. Дилюк, в свою очередь, тоже засмеялся, но не из-за поступка вентилятора, а из-за смеха брата, который уже начал напоминать крик задыхающейся чайки- капитану уже действительно не хватало воздуха, чтобы формально вздохнуть, а перестать смеяться он просто не мог.
***
С тех пор Венти шипперил Кэйю и Дилюка, как и большинство жителей Мондштадта. Правда теперь у Кэйи было воспоминание, которое заставляло его смеяться так, будто у него бе
седы с ба
тюшкой.
