ночь накануне рождества

21 декабря, вторник, 19:52 — Он был мне как брат, понимаешь? — Размахивая рукой Ёсан задевает полупустую бутылку и нечаянно едва не опрокидывает её на стол. Сонхва ловко подхватывает её, не позволяя пиву вылиться Ёсану прямо на брюки, а тот даже не замечает — не до того ему. — Я ожидал от кого угодно, но только не от него. — Мда... — тянет Сонхва, пока Ёсан всхлипывает и снова припадает к бутылке — той же самой, что только что чуть не обеспечила ему мокрые штаны. — А вы встречались с ней... три года, кажется? — Почти четыре, — буднично поправляет Ёсан, затем снова причитая, — а с ним дружили с детского сада. На один горшок ходили, в школу когда пошли рядом сидели, первую сигарету на двоих выкурили. А он взял и… трахнул мою невесту. По-другому и не сказать. У меня всё, Сонхва. Я не знаю, как мне дальше жить. Сонхва, глядя на измождённое лицо друга, его затуманенные усталые глаза и забрызганную пивом брендовую рубашку, слегка поёживается, не зная, куда себя деть и, самое главное, что же ему делать. Конечно, ему отчаянно хочется помочь Ёсану, и не только потому что тот сам не раз его выручал, но и потому что ему откровенно досадно видеть не столько коллегу, сколько уже давно друга, в таком состоянии. Однако вместе с тем Сонхва понимает: вряд ли он в силах вернуть ему сбежавшую невесту и лучшего друга, что оказались совсем не теми людьми, которых Ёсан знал. Сонхва даже и не думал, что всё настолько серьёзно, когда приглашал его развеяться, посидеть вместе за выпивкой, поболтать — Ёсан уже пару недель ходил чернее тучи, чем сильно беспокоил Сонхва и тормозил рабочий процесс в своем отделе продаж, да так сильно, что некоторые знакомые ему сотрудники оттуда порой приходили к Сонхва, в юротдел, жаловаться: как бы между делом, но явно желая выведать причину, ведь ни для кого не секрет, что Сонхва — его ближайший друг. Теперь, зная о поводе к изменениям в его поведении, Сонхва корит себя за то, что порой на него давил в офисе, советуя взбодриться, а в неформальной обстановке, когда они покидали пределы бизнес-центра, и Сонхва велел ему идти на терапию, если что-то серьёзное, а если нет, то кончать этот спектакль — тем более. Перебирая в голове варианты, что же ему сказать, чтобы поддержать, Сонхва волей-неволей в очередной раз поражается ситуации: измена девушки, почти жены, в собственном доме, в сочетании с предательством друга, ещё и под самое Рождество. Тут и правда впору и о самом плохом начать думать, так что, проносится у Сонхва в мыслях, терапия и правда не лишней будет. — Прямо в моей квартире, Сонхва, я до сих пор не могу поверить… — взвывает Ёсан словно (а, может, и в самом деле) от боли, заставляя нескольких посетителей бара, сидящих возле них, на секунду обернуться на него. — В моей постели! Они оба, понимаешь… Оба взяли и… Как это возможно вообще? — Ну-ну… — Сонхва несмело дотрагивается до его плеча в успокаивающем жесте. — Не всё так плохо. Хорошо хотя бы, что ты не успел на ней жениться. — Мы должны были лететь на Бали на медовый месяц. Я даже билеты уже купил! И кольца... — Ёсан звонко хлопает себя ладонью по лбу. — Я просто идиот, Сонхва. Меня ведь поэтому они оба так легко взяли и обманули, да? — Конечно, — невозмутимо соглашается Сонхва, тотчас же спохватываясь, видя, как лицо Ёсана тускнеет ещё больше. Не такого он хотел — просто ведь пытался утешить, признав его правоту. Правда в чём — не успел подумать. — Ой! То есть, нет! Ты не так всё понял. Вовсе ты не идиот никакой. Я к тому, что… — Не надо, Сонхва. — Голос поникшего Ёсана хриплый, обессиленный и полный отчаяния. — Просто помолчи. Посиди вместе со мной. А я пока… Ёсан просит у одного из снующих от одного крошечного барного столика к другому такому же официанта ещё пива и что-то ещё, что Сонхва пропускает мимо ушей. Ведь пока Ёсан всё не оставляет своих весьма неумелых попыток залить горе, Сонхва, тем временем, думает, что ему самому тоже, отчего-то, и впрямь больно. Больно смотреть на него, больно слушать, как всё получилось и невольно представлять себя на его месте, и больно думать о том, что, возможно, в прошлом, ещё совсем юным и глупым, он мог, наоборот, причинять кому-то такую же боль, даже этого не осознавая. Он думает, что, наверно, и хорошо, что в последние годы сам он не ввязывается в отношения с кем бы то ни было — сразу рубит на корню как чужие попытки остаться в его жизни, так и свои собственные, едва зарождающиеся симпатии и привязанности. Ведь так лучше для всех, и живой тому пример прямо у него перед глазами, и сейчас снова, явно пошатываясь, отходит в туалет уже в который раз за час. «Кажется, он очень давно не пил», — с тяжелым вздохом припоминает Сонхва, размышляя о том, как же это всё неправильно — то, что он, Ёсан, парень, с которым они почти одновременно благодаря счастливому случаю получили работу в компании и быстро сблизились на почве того, что раньше учились в одном университете, хоть и не были знакомы, в итоге почти растворился в отношениях, которые начались ещё до его выпуска и поначалу, по его же словам, не грозили стать чем-то действительно серьёзным. Однако они стали: Ёсан сделал что-то от его девушки, Исыль, частью себя, и наоборот, отдал ей свою частичку, что, по мнению Сонхва, и было фатальной ошибкой, потому что сейчас, вынужденно разорвав эту связь, Ёсан действительно ведёт себя так, словно какой-то важной, уникальной детали, которую нельзя заменить, в нём теперь нет, и наблюдать за этим Сонхва, без шуток, жутко. — Извини, — говорит ему Ёсан вернувшись, — что тебе приходится видеть меня таким. И что я… э… заставляю тебя сидеть со мной. У тебя, наверно, своих дел по горло. — Да не то чтобы, — растерянно отвечает Сонхва, успокаивая его. — Работу я домой не тащу, а дома… Дома проблем нет. Некому их, так сказать… создавать. — Дома… — Ёсан не мигая глядит в пустоту и продолжает говорить с ним, несколько, подуспокоившись, сбросив лишние негативные эмоции, однако безжизненно — Сонхва страшно, что это необратимо, а ещё — что это отчасти его вина. — Мне так больно туда возвращаться, Сонхва. Не потому, что там всё случилось. А потому что там теперь никого нет. Она же даже рыбок своих к нему перевезла. И как в один день все вещи собрать успела… — Быть одному — это, на самом деле, не плохо, — спешит Сонхва ввернуть в разговор мысль, что приходит ему в голову уже не первый раз за этот вечер. — Даже наоборот, сплошные плюсы. — Например? — недоверчиво спрашивает Ёсан. Сонхва догадывается, что он никогда не жил один раньше: сначала родители, затем — общежитие, а из него — сразу жилье, что он снимал вместе с девушкой. Естественно, жить с кем-то для него привычнее и, исходя из того, что Сонхва знает о его характере, удобнее, чем для него самого. Над примерами приходится задуматься, причём быстро и всерьёз. — Ну… никто не занимает ванну, когда утром спешишь на работу, можно самому решать, где и что лежит и ни у кого не спрашивать, а ещё никто не отнимает у тебя одеяло во сне, в конце концов… — перечисляет Сонхва, загибая пальцы, судорожно вспоминая плюсы жизни в одиночестве, которые пришлись бы по душе Ёсану. — Есть такое, конечно, — с горечью в голосе признаёт он и живо кивает головой. — Но когда ты влюбляешься… это всё такими мелочами становится. Любовь как-то это всё… сглаживает. — Да нет никакой любви, — бубнит Сонхва в ответ. Он рассматривает горлышко своей бутылки и надеется, что Ёсан его не слышал: вырвалось случайно, и объяснять свою позицию совершенно разбитому другу, только что пережившему болезненный разрыв, ему не очень хочется — не хватало только, чтобы из-за него Ёсан расклеился ещё больше. — Ты реально так думаешь? — Если честно да, — закусывает губу Сонхва. — Но давай не будем об этом, прошу… — А что это тогда? У меня с Исыль — что было? Ладно, плохой пример… У твоих родителей, скажем? — Без понятия. Привычка, удобство, привязанность, может… Не знаю. Говорю же, забудь, — говорит Сонхва отстраненно. Он готов идти на попятную, хоть и привык быть честным и открыто обсуждать такого рода вопроса с людьми, которых считает друзьями. Но время, место и, опять же, состояние Ёсана совсем не располагает к таким беседам. — Ты такой циничный… — тянет Ёсан, поджимая губы. — Я не говорю, что я абсолютно прав, Ёсан… — А я верю! Верю, и всё тут! Есть любовь. Сто тысяч вон ставлю, что есть. Где-то точно… наверняка. Сонхва ещё раз окидывает Ёсана, снова вскакивающего в туалет, взглядом и с облегчением вздыхает: оптимизм — это всегда хороший знак. 21 декабря, вторник, 20:33 — Да что ж такое! Опять всё перепутали! Жалостливый голос Сана разносится по служебному помещению, и тот, пыхтя, нависает над графиком с карандашом, привлекая внимание проходящего мимо Уёна, что заглядывает ему через плечо и с интересом изучает расписание смен. — Снова меня в вечер поставили, а тебя в утро? — хрустя над ухом Сана печеньем спрашивает он с набитым ртом. — Да! Просил ещё в выходные переделать, а тут опять всё неправильно! — отзывается Сан, не сдерживая возмущения в голосе. — Я уже не знаю, что делать, давай к менеджеру снова подойдём и ещё раз скажем, как нас зовут? Он же наверно реально просто наши имена до сих пор не знает… Ещё и, вот, понаставил мне тут под Рождество смен с Хёнсо, хотя он опять не придёт скорее всего, а я вообще сто лет назад предупреждал, что… От усилия Сан высовывает язык пока борется со сменами в среду — аккуратно выводит «Чхве Сан» вместо зачёркнутого его же рукой «Чон Уён» внутри квадратика, а затем проделывает то же самое с четвергом. Но тут он ощущает, как тяжелая ладонь ложится ему на плечо, и, недоумевая, разворачивается к Уёну. — Только с пятницы ничего не трогай. Это уже не он перепутал. Это я попросил. — Что?! Ты же знал, что я взял отгул ещё в начале месяца, три недели назад! — быстро и так сильно, насколько ему позволяет воспитание, вскипает Сан. Он мог бы сослаться на забывчивость менеджера или самого Уёна, но ведь он говорил им о своих планах на Рождество не раз и не два, а каждый божий день, и его округлившиеся глаза и вскинутые брови явно об этом напоминают. — Ну Сани, ну пожалуйста! — Уён складывает руки и молит его — ещё на колени не хватало упасть: — Не сердись! Это последний раз! Мне очень нужны выходные на это Рождество! Это очень важно! — У меня тоже важно! Я позвонил родителям, взял билет на автобус… Что у тебя на этот раз вообще?! — Ну… Как это сказать… — запинается Уён. Он почёсывает нос костяшками пальцев и провожает взглядом проходящего мимо сменщика, Хёнсо, пока Сан нетерпеливо щёлкает пальцами перед его лицом, пытаясь обратить его внимание обратно — на себя и к делу. — Как есть говори, — строго велит он. — Я… хотел побыть на Рождество кое с кем. — Опять твои девчонки! — И на этот раз Сан точно вскипает, буквально ощущая, как колотит что-то в груди. — Ты точно издеваешься надо мной… — Сани, послушай, — берёт Уён его за руку и крепко сжимает своими ладонями, словно это как-то поможет ему в убеждении невозмутимого Чхве, — это точно в последний раз! У меня с ней всё серьёзно, правда. Это… ну, любовь, наверно. Понимаешь? — Да, ты на Чусок тоже так говорил, — вырывает Сан свою руку из его хватки, возвращая её на законное место, скрестив обе на груди. — У тебя этих любовей по три штуки в месяц! — Нет-нет, я же тебе говорю, на этот раз всё по-настоящему! Я её правда люблю. До безумия люблю. Настолько, что… — Почему я опять один в зале?! — раздаётся голос Хёнсо у служебной двери, вынуждая Уёна дернуться и отправиться на кассу, а Сана — остаться с вопросом, насколько же сильно любит Уён свою новую пассию, чтобы ради неё сорвать ему планы на Рождество. Сан только качает головой, понимая, что это уже неважно, пусть и обидно немного — они же всё-таки друзья, вроде как. 21 декабря, вторник, 20:50 — Прости… — горестно тянет Ёсан, волоча ноги, изредка легонько придерживая за рукав Сонхва, надеясь уберечь себя от падения, пока Сонхва, тем временем, даже будучи куда более трезвым, тоже пытается удержать равновесие — к вечеру асфальт покрылся тонкой коркой льда, и ступать по нему приходится с особой осторожностью. — Да ничего, — уверяет Сонхва, выбирая для следующего шага менее скользкое место. — Из туалета тебя было сложней вытаскивать. Кстати, с каких пор ты такой тяжелый? — Я забыл, в какую сторону она открывается… — снова оправдывается Ёсан чуть не плача: вероятно, быстро трезвеет на свежем воздухе. — Тяжёлый?.. А, я же в зал хожу! — гордо заявляет он, явно радуясь, что Сонхва вынужденно замечает плоды его трудов. Крупные хлопья мокрого снега опускаются на их непокрытые головы и тают в волосах, и пока Сонхва, замедлившись и переводя дух, отряхивает капли с чёлки, Ёсан возле него то и дело оглядывается кругом, словно пытаясь припомнить, где же он видел эту улицу, несмотря на то, что она — одна из примыкающих к бизнес-центру, в котором они оба работают, и, очевидно, та, по которой он ходит каждый день к ближайшей станции метро. — Слушай, а можно мы… вон туда зайдём? — кивает Ёсан вдруг куда-то в сторону плотно стоящих зданий по левую руку. Сонхва недоумевающе поджимает губы, поражаясь, как же не такая большая доза алкоголя умудрилась дать ему по голове как следует, но вида не подаёт, лишь участливо интересуясь: — В парфюмерный?.. А зачем? — Ну… подарок хочу кое-кому… э-э-э… — Ладно, я понял. — Пак тяжело вздыхает, понимая, что Ёсан и не думал дожидаться его ответа, уже давно всё для себя решил, что его, на самом деле, совершенно не удивляет, и потому бормочет уже совсем незаметно для него: — Я тебя тогда тут подожду. Встав поодаль Сонхва лезет рукой в карман своего пальто. Проследив за тем, как Ёсан приближается к магазину, Сонхва щёлкает зажигалкой и подносит её к сигарете во рту. Секундный ступор и общая задумчивость заставляют его помедлить. Отчего-то он вновь бросает взгляд сквозь витрину на Ёсана, уже стоящего внутри помещения, и осекается, не прикуривая. Расслабляет палец, отпускает кнопку, убирает зажигалку обратно в карман, а сигарету небрежно возвращает в пачку. «Как бы он там чего не натворил», — проносится у него в голове, пока он тянет на себя тяжелую дверь с изящным логотипом и часами работы на запотевшем стекле. Своим визитом он невольно ненадолго запускает сквозняк в помещение; дверь закрывается за ним, и он оказывается в светлом, просторном зале с застекленными полками по боковым стенам и редкими стендами, между которыми так плавно перемещаются немногочисленные посетители, рассматривая аккуратные флаконы с парфюмом, и Сонхва, выхватывая взглядом среди них ещё чуть неуклюжего Ёсана, усмехается тому, насколько неуместно он здесь выглядит, что-то высматривая у кассы. Сам Сонхва лениво проходится по залу, понимая, что он не слишком-то интересует Ёсана в данный момент, и, не выдавая своего присутствия, поднимает взгляд на выемки в стенах. Задерживаясь у одной из полок с подарочными коробками с элегантными чёрными лентами, Сонхва пытается уловить хоть один яркий аромат в воздухе, однако безуспешно, и он несколько недоумевает — в парфюмерном он магазине в конце концов или нет? — Добрый вечер, — слышит он мягкий голос сбоку. — Для себя выбираете или в подарок? Мельком оглянув форменную одежду, — чёрные классические туфли и брюки на стройных мужских ногах, кремовую рубашку и крохотный ненавязчивый бейдж с именем на ней, — Сонхва, не дойдя выше, до лица, бросает консультанту, снова с прищуром изучая ассортимент: — Да я в общем-то ничего не выбираю. Я здесь, скажем так, за компанию. — Понял, — отвечает консультант, и Сонхва, наконец повернув голову в его сторону, замечает на худом лице с острыми чертами, очевидно, дежурную, но всё же милую улыбку, и приподнимает уголки собственных губ в ответ. — Будут вопросы — обращайтесь, пожалуйста. — М-м… — недолго размышляя тянет Сонхва, всё-таки решаясь спросить. — Есть вопрос, вообще-то. Мне кажется, ароматы не особо стойкие. Так и задумано? Они слабые, так? — Нет-нет, они вовсе не слабые, — уверяет молодой человек дружелюбно, — но они сидят очень близко к коже, и потому их слышат только вы сами и те, кто совсем рядом. Те, кому вы сами позволите. — Как интимно. — Так и есть, — соглашается консультант. — Хотите что-то попробовать? Я думаю, вам подойдёт что-то из… — Дружище, вот и ты! А я тебя везде ищу! — раздаётся восклицание позади, и Сонхва понимает, что добром это точно не кончится. Он тут же оборачивается на голос Ёсана, который стремительно шагает от витрины к двери в служебное помещение у кассы. Сонхва замирает и, мельком скользнув глазами по помещению, замечает, что то же делает и весь магазин, а особенно — сотрудник, к которому Кан приближается, причём целенаправленно, достаточно твёрдой походкой и весьма угрожающе. Отсчитывая про себя какие-то жалкие пару секунд, Сонхва не выдерживает и выругивается, когда видит, как с виду субтильный и, что важнее, безобидный Ёсан бьёт кулаком второго сотрудника парфюмерного по лицу со всего размаху. Чуть поколебавшись в немом вопросе к небесам, за что же ему всё это, прежде чем двинуться к Ёсану, Сонхва не прекращает ругаться сквозь зубы, краем глаза замечая, что не один он тут же сорвался с места — юный консультант тоже не бездействует. Он, в свою очередь, подбегает к кассе, явно намеренный действовать по инструкции, однако цепенеет, стоит ему услышать от коллеги, ворот рубашки которого Ёсан всё ещё не выпускает из рук, едва различимое «не нажимай». Его реакцию Сонхва разглядеть не успевает — слишком занят сгребанием Ёсана, уже ожидаемо оказавшегося тяжелее и настойчивее, чем он кажется, в охапку. Когда он, увлеченный выбором места для нового удара, ловко изворачивается, заставляя Сонхва невольно отцепиться от его капюшона на куртке, тот не находит ничего умнее, кроме того, как обхватить его со спины и силой оттащить от несчастного, растерянного парня, что опирается об одну из стоек. Чудом ничего не разбив, пятясь, Сонхва несильно, но явно ощутимо пинает ещё что-то выкрикивающего Ёсана носком ботинка по лодыжке, чуть усмиряя того, заставляя выпрямиться и развернуться к нему лицом — алым, сердитым и, вместе с тем, откровенно отчаянным. Бросив шокированному первому консультанту и, судя по всему, не слишком удивленному такому повороту событий второму кроткое, почти безнадёжное «Извините», Сонхва заходит Ёсану за спину и выталкивает его из магазина, причитая: «Ну и что ты наделал, а? В какой ты там зал ходишь, в боксёрский что ли?». Когда за ними закрывается дверь, Сан подскакивает к Уёну, судорожно ища в карманах брюк упаковку бумажных носовых платков. Протянув открытую пачку Уёну, что со стеклянным взглядом, облокотившись на стенд, глядит куда-то вдаль, сквозь стекло витрины магазина, из которого тотчас же разбежались все клиенты, Сан тихонько подсказывает ему вытереть кровь, стекающую из-под носа к губам и с ужасом смотрит на расплывающийся вокруг глаза синяк. — Что это такое вообще было? Почему ты сказал не нажимать тревожную кнопку, ты что, его знаешь? — тараторит Сан, пытаясь чуть абстрагироваться от того, что произошло. — Угу, — кивает Уён, тут же вздрагивая и всё же прижимая салфетку к лицу. — Типа того. — И… за что он тебя так? — не сумев бороться с любопытством спрашивает Сан. — Да… за дело. 22 декабря, среда, 9:56 Сонхва нетерпеливо постукивает пальцами по стойке, глядя, приподняв брови, на то, как один из охранников бизнес-центра отчего-то сегодня решил самостоятельно изучить его пропуск, который, по его мнению, «пикнул слишком подозрительно», но не беспокоится — лишь находит ситуацию смешной и довольно абсурдной. Впрочем, не абсурднее, чем весь вчерашний вечер. Несколько утешает, что, по словам Ёсана, после его выходки ему полегчало, и Сонхва даже решил для себя, что понимает его в какой-то степени, но всё же, наверно, не хотел бы ещё раз лично лицезреть эту его сторону — и он надеется, что и не придётся. Автоматические двери то и дело открываются и закрываются, и Сонхва чувствует, как неприятный ветер морозного утра обдувает его шею и, надеясь, что приток крови её согреет, вертит головой по сторонам, заодно надеясь занять себя. Бесполезно, смотреть не на что — куцые гирлянды на стенах и невысокая лысоватая ёлка у лифтов ему нисколько не интересны, как и усталые лица сотрудников офисов, то и дело перекидывающихся между собой фразами о предстоящих выходных. Наконец, когда охранник всё же решает, что Сонхва не угрожает безопасности бизнес-центра, а пропуск его вполне себе настоящий, тот забирает карту со стойки и готовится направиться к лифтам — уже почти десять, и опаздывать не в его правилах. Однако и сейчас ему мешают. — Сонхва! — чуть не врываясь в здание зовёт его Ёсан. — Как хорошо, что ты здесь! Сонхва вопросительно глядит на него, склонив голову, и, наблюдая, как тот довольно живо пролетает через турникет, думает, что Ёсан, кажется, чудом избежал похмелья, и даже пришёл почти вовремя — просто золотой сотрудник отдела продаж. — Умоляю, Сонхва, купи мне кофе! — Тебе не кофе, тебе бы водички, — снисходительно говорит Сонхва, скользя взглядом по его лицу и всё же обнаруживая на нём отёки, а на чистой свежей рубашке — не расправленные утюгом, явно из-за спешки, складки. — Большой фильтр, вон там, — кивает Ёсан на неприметную стеклянную «коробку» в углу первого этажа и суёт Сонхва в руку несколько смятых купюр. — Я умру без него, клянусь. Отдашь кому-нибудь в отделе, мне принесут. — А ты сам не можешь? — У меня собрание через пять минут! — Вообще-то уже через три, — уточняет Сонхва, мельком глянув на свои наручные часы и заметив, что Ёсан, слыша это, ещё больше ускоряет шаг и обгоняет всех на пути к лифту, но, не оборачиваясь, всё же кричит ему: «Ты лучше всех!». Сонхва в некотором недоумении глядит на бумажные деньги и со вздохом расстёгивает свой портфель и достаёт оттуда портмоне, о котором он уже давно и забыл за ненадобностью. Спешить ему некуда — собраний у него в отделе не предвидится, да и вряд ли найдётся решительно хоть что-то, не терпящее отлагательств; конец года для юротдела почему-то всегда был самым спокойным временем. Так что, решает Сонхва, хоть он и не любит приходить позже положенного, позволить себе задержаться ради ясного бодрого ума Ёсана он всё же может. Он заботливо разглаживает купюры и кладёт их в одно из отделений своего бумажника, обнаруживая внутри пару дисконтных карт в нём и какую-то небольшую заначку, о которых он совсем забыл. Это даже забавляет, как и всё происходящее этим утром, и Сонхва, с едва заметной усмешкой на лице и кошельком в руке направляется в сторону кофейни напротив охранного поста, на которую он привык не обращать внимания. Пройдя чуть вглубь, мимо стойки с сахаром и салфетками, Сонхва глядит вверх, на стену за прилавком, и внимательно изучает меню кофейни. Будучи нечастым гостем в таких местах, он напряженно сводит брови к переносице и вспоминает, когда последний раз пил кофе — кажется, ещё в студенчестве, наверняка перед каким-нибудь экзаменом. В любом случае, это было давно, и особой любовью к кофе он не отличается и по сей день, а потому всякий раз лишь качает головой, когда коллеги спускаются за ним на перерыве и вежливо приглашают с ними. И, когда он понимает, что просьбу Ёсана ему не выполнить, он озадаченно чешет затылок и, засунув портмоне под локоть и крепко прижав его к себе, достаёт телефон и нажимает на одну из строчек в «недавних». — Что ты мне звонишь? — шипит Ёсан в трубку от волнения. — Мы сейчас начинаем! — Тут нет такого, — растерянно бормочет Сонхва. — Чего? — Фильтра. Его нет в меню. — Боже, просто скажи пацану за кассой, он поймёт! — уже едва различимо бросает Ёсан и отключается, оставляя Сонхва наедине с коротким гудком и тихо играющей в кофейне музыкой без слов. Ничего, кроме как выполнить указание Ёсана, ему не остаётся, и он двигается вбок, к пространству у кофемашины. Он, зачем-то всё продолжая глядеть на старательно выведенные мелом надписи с названиями напитков на тёмных досках, краем глаза замечает, что бариста у кассы расправляет свой фартук и одновременно желает ему доброго утра. — Здравствуйте, — несколько скованно отвечает Сонхва. — А налейте мне, пожалуйста, фильтр. Большой. — Большой фильтр, — повторяет бариста — для себя, отмечая заказ, и для второго сотрудника, которого Сонхва заметил ещё на подходе к кофейне, несмотря на то, что кофемашина по идее должна была бы его загородить, но тот оказался слишком высоким. — Что-нибудь ещё? — Нет, благодарю, — качает головой Сонхва и, наконец, опускает взгляд от меню к красному пятну прямо перед его носом — дурацкому рождественскому колпаку у бариста на голове. Сонхва не сдерживает доброй усмешки — сто лет таких не видел. Может, и им в отдел стоило бы таких прикупить — если не для создания праздничной атмосферы, то хотя бы смеха ради. Однако он тут же меняется в лице, когда понимает, что под шапкой — кто-то смутно знакомый. Сонхва хмурится и, надеясь, что не слишком смутит юношу за кассой, вглядывается в его лицо, которое, как оказалось, даже при таких странных обстоятельствах врезалось ему в память. Дружелюбная тонкая улыбка, вскинутые, кажется, в удивлении, густые брови, глаза с острыми внешними и внутренними уголками, кожа под которыми чуть темнее, чем ей следует быть, вместо кремовой рубашки под фартуком — просторная белая футболка, а на фартуке — бейдж, внутри которого, вероятно, рукой самого юноши, написано короткое, запоминающееся «Сан». — Простите… у вас же нет брата-близнеца? — прекрасно понимая, насколько это глупый вопрос, вдруг спрашивает Сонхва. — Нет, — с неизменной улыбкой качает головой юноша. — Значит, у меня просто в глазах двоится, — приходит к неутешительному выводу Сонхва со вздохом, вдруг слыша звонкий смех, что заставляет его снова посмотреть на бариста. — Не думаю, — пожимает плечами он. — Я вас помню. И друга вашего тоже. Он сегодня не придёт никого из моих коллег бить? — Он пока занят, у него собрание. Кофе, кстати, для него, — вдруг вырывается у Сонхва, и он, вспомнив о том, за чем зашёл, тут же откладывает в сторону портмоне, чтобы освободить руки, достаёт банковскую карту и прикладывает к терминалу, оплачивая уже давно ожидающий этого заказ. — Но бить он больше никого не станет. Я ручаюсь. Там была, ну, знаете… Личная история. — Да, мне тоже уже объяснили. Минги, ты в безопасности, — кивает он второму бариста у кофемашины, что уже протягивает ему высокий стакан, почти до краёв наполненный чёрным кофе. Тот интересуется, о чём это он, на что этот парень, Сан, вполголоса отвечает: — Да потом расскажу. Вот, фильтр для вашего друга. А вы сами?.. Ничего не будете? — Я не очень люблю кофе, если честно, — признаётся Сонхва. — Тогда… Вот, — тянется юноша рукой за кассу и достаёт из стоящей прямо перед Сонхва банки небольшого пряничного человечка в пакете, перевязанном алой лентой. — Держите. — Большое спасибо. Они бесплатные? — Получив утвердительный кивок Сонхва принимает человечка из рук бариста и недолго рассматривает, а затем помещает в карман пиджака и подхватывает услужливо закрытый Саном стакан. Но, прежде чем уйти, всё же решает уточнить: — Простите, я ведь правильно понял, что у вас… две работы? — Угу, — кивает он, и Сонхва не замечает и тени негативных эмоций на юном лице. — Ох… сил вам. Сан застенчиво улыбается в ответ, говорит скромное «благодарю» и провожает взглядом покидающего кофейню офисного работника. Минги, не выдержавший накатывающего любопытства и подошедший чуть ближе к кассе, чтобы послушать завязавшийся между ними разговор, поджимает губы и, наблюдая за тем, как Сан сам пробивает и оплачивает имбирный пряник, спрашивает: — Зачем ты ему сказал, что они бесплатные? — Захотелось, — бубнит Сан, кладя в кассу пару мелких купюр из кармана, а затем строго велит: — Не отвлекайся! У нас вон, дел по горло! Чуть вытянувшись, чтобы посмотреть, нет ли кого-то на подходе к кофейне, Сан обходит кругом стойку и начинает активно протирать крохотные столики в углу, отвернувшись от Минги — всё, лишь бы скрыть свои, судя по приливу тепла к лицу, покрасневшие щёки. Минги, тем временем всё нудит о чём-то, что-то говорит о подсобке и о том, что он собрался туда что-то кинуть на всякий случай, но Сан не обращает внимания: не хочет отвлекаться от мыслей об этой небольшой случайности. 22 декабря, среда, 14:02 — Как прошло? — искренне, с волнением спрашивает Сонхва, завидев Ёсана возле кулера в длинном оживлённом коридоре между их отделами. — Да как обычно, — пожимает Ёсан плечами. — За кофе спасибо. Голова с утра болела страшно. — Ну ты не налегай на него. Вот, водичка — отличная вещь. Видеть Ёсана измотанным после продолжительного собрания оказывается всё же приятнее, чем перспектива наблюдать его таким и дальше совершенно по иным причинам, и Сонхва думает, что вчерашний вечер каким-то образом сумел пойти ему на пользу: ведь весь перерыв Ёсан то и дело что-то рассказывает Сонхва о планах продаж на следующий год, возмущаясь их нереалистичности, больной фантазии руководства и своему очень тяжелому похмелью, которое ему пришлось стойко преодолеть в кратчайшие сроки, чтобы добраться сюда. Слушая его, Сонхва активно кивает, но немного, на самом деле, витает в облаках, что Ёсан всё же замечает и спрашивает: — Ты чего довольный такой? Премия пришла уже, что ли? — Какой там, — вздыхает Сонхва и поначалу отмахивается, — давай, рассказывай дальше. Мне интересно. — Нашёл тему, конечно. — Ёсан, видимо, замучавшись сидеть, подходит к окну и увлекает Сонхва за собой, задумчиво глядя на снегопад. Сонхва вынужден был привыкнуть к нему за последний месяц: зима в этом году выдалась на редкость снежная — даже пришлось купить более тёплое пальто и перчатки, когда он понял, что осенней одеждой он в этот раз не обойдётся, что его, конечно, знатно огорчило, не меньше, чем регулярные боли в горле и трескающаяся кожа на губах. Однако поглядеть на небольшую метель из тёплого уютного офиса за компанию Сонхва не возражает. Ёсан зачарованно следит за вихрями снежинок, а затем спрашивает: — Красиво ведь, да? Сонхва кивает не задумываясь и отмечает: — Ты сегодня… Поживее. — Знаешь, — глубоко вздохнув пару раз и собравшись с мыслями Ёсан продолжает, — я просто вчера, пока в такси ехал, хорошо подумал… о том, что ты мне сказал. — О чём? — Сонхва хмурит брови, сам, почему-то, мало что помня о вчерашнем вечере. — О том, что любви нет?.. — с опаской уточняет он. — Нет, не об этом… — Ёсан реагирует достаточно спокойно, Сонхва сказал бы, что слишком спокойно. Видимо, и правда продуктивно поразмышлял. — О том, что ты сказал, что я не успел на ней жениться. Было бы, наверно, и впрямь куда хуже, если бы она стала обманывать меня за спиной и дальше. И он тоже. А тут я всё сразу узнал. И подумал, что… может, это всё к лучшему случилось. И мне правда стало легче. — После того, как ударил… м-м-м… — пытается припомнить Сонхва его имя. — Уёна? — Да нет же! — возмущается Ёсан его словам. — Вообще-то после вечера с тобой. У меня-то ведь из-за того, что я всё своё время с Исыль проводил, и друзей-то толком не осталось. По крайней мере, я так думал, — смущённо объясняет он. — Но ты мне очень помог, правда. Спасибо, что выслушал меня. — Не за что. Но всё-таки насчёт твоего… друга?.. Я думаю, бить его всё же не стоило. — Я знаю, — стыдливо признаётся ему Ёсан. — Мне стыдно. Я правда не должен был... — Аффект, — прерывает его Сонхва и говорит успокаивающе. — У тебя есть смягчающее обстоятельство. Если вдруг Уён захочет подать на тебя в суд, то моя визитка у тебя есть. Покурим? — Ох… ну, больше никто меня за это не осудит, так что… Ёсан соглашается провести остаток обеденного перерыва с ним, и Сонхва, пожалуй, искренне радуется тому, что он ему рассказал, но и удивляется, пока они, молча, спускаются на первый этаж — он совсем не ждал, что слова, которые он толком не подбирал действительно окажут на Ёсана положительное воздействие. Наоборот, он боялся задеть ещё больнее, но, кажется, всё обошлось. Впрочем, не без участия внутренней силы самого Ёсана. Всё же, он с первых минут их знакомства показал себя как безнадёжного оптимиста, верящего, что у него всё получится, а любые трудности будут преодолимы, и втайне Сонхва этим его качествам восхищался, потому что сам таким образом мышления похвастаться не может. Тем не менее, Сонхва чувствует, как в его груди теплится что-то вроде гордости — и за себя, и за него. Мимолетное ощущение почему-то оказывается довольно сильным, особенно когда Сонхва, отходя от лифтов и застёгивая на себе тяжёлое чёрное пальто, краем глаза снова замечает стеклянный куб внутри здания, из которого доносится неторопливая мелодия. Что происходит внутри Сонхва разглядеть, как ни старается, не может, однако всё же широко улыбается и замечает, что то самое тепло, разливающееся где-то внутри его тела, всё не уходит. И, хоть Сонхва и совсем не старается делать вид, что его настроение сегодня ничем не отличается от вчерашнего и позавчерашнего, он всё же весьма удивляется, когда Ёсан снова отмечает, что тот выглядит необычайно довольным. — С чего ты взял, что я довольный? — Брови Сонхва выгибаются дугами, пока тот угощает Ёсана сигаретой. Тот выдыхает дым и, помолчав и ещё раз оценив выражение лица Сонхва, выдаёт свой вердикт. — Да ты сияешь как гирлянда. Говори давай, с чем тебя поздравлять. — Поздравлять не надо, — Сонхва пожимает плечами. — Просто кое-что смешное произошло. — Что же? — Помнишь… хотя вряд ли, конечно, ты помнишь, ты был занят немного… Ну, в общем, в том магазине, где работает твой Уён, был ещё один консультант. Он мне пытался рассказать что-то про их духи, но ты его прервал. А сегодня он же налил мне… то есть, тебе, конечно, кофе. Оказывается, он ещё и здесь работает. Забавно, правда? Ты же постоянно ходишь в кофейню, наверняка его там видел. Он был в шапке эльфа Санты, представляешь? — Самообладание Сонхва всё же непроизвольно рушится под этим фактом, и он, поражённо качая головой, обнажает зубы в широкой улыбке. — Ну… — как-то неуверенно тянет Ёсан. — Забавно, что ты обратил на кого-то внимание. Я сам, если честно, этих ребят там особо не рассматривал. Знаешь же, не моя история. А… Он тебе понравился, что ли? — Да ну тебя, — отмахивается Сонхва, на пару секунд всё же задумавшись. — Просто так совпало интересно. И он дал мне пряник к твоему кофе, хоть я и сказал, что ничего не надо. Мне показалось это очень милым, только и всего. Кстати, забери у меня вечером, как домой будешь собираться, свои бумажки. Я ими не пользуюсь, ты же знаешь. — Подожди, выходит, ты съел мой пряник?.. 22 декабря, среда, 19:10 Снова Сонхва видит Ёсана в небольшой очереди на спуск на лифте уже под конец рабочего дня. Он выхватывает его взглядом из скопления зевающих коллег и напоминает: — Жду свои четыре тысячи вон на карточку. — Тот открывает свой портфель и внимательно глядит на оба отделения, но нутром чует, что что-то явно не так. — Жадина, — фыркает в шутку Ёсан, пока поток людей заносит их в лифт. Сонхва всё не перестаёт рыться в портфеле, перекладывая сложенные бумаги, приподнимая папки, даже вынимая блистеры из-под таблеток из плотно застёгнутого внутреннего кармана и что-то причитая на ходу, чем, чуть погодя, уже на первом этаже, вызывает у Ёсана нервный смешок и логичный вопрос. — Что-то потерял? — Кошелёк, кажется — растерянно вздыхает Сонхва. — Где я мог… Что вообще со мной такое… — злится на свою рассеянность Сонхва. — В кофейне, наверно, оставил. — Судя по тону голоса Ёсан пытается его успокоить, напомнив, что вряд ли Сонхва был с кошельком где-то ещё. — Пойдём, спросим там. Я заодно и посмотрю, что там за эльф тебя околдовал. Нервный Сонхва пропускает эту реплику Ёсана мимо ушей — всё же надеется, что портмоне волшебным образом всё же окажется где-то у него в портфеле, и никаких дополнительных мер, чтобы его вернуть, ему предпринимать не придётся. Однако ему ничего не остаётся, кроме как медленно ползти за Ёсаном, на ходу ещё раз осматривая на всякий случай ещё и карманы пальто, и слыша за пару метров до входа: — Странно. Он вроде не в твоём вкусе. — Почему? — машинально спрашивает Сонхва, не поднимая головы и не слишком-то задумываясь о смысле реплики Ёсана. — Он… не высоковат для тебя? И в целом крупный. Ты же вроде не по таким? Не понимая, о чём это он, Сонхва лишь хмыкает и обгоняет Ёсана, но, когда он переступает порог кофейни, его слова разом обретают смысл. Его разочарованию нет предела: усталых мужчин и женщин обслуживают двое сотрудников, но ни один из них — не Сан. Странная тяжесть на сердце наводит на мысли о том, что расстроен он не совсем перспективой так и не вернуть свой портмоне — ему, в общем-то, он не слишком-то нужен. Впрочем, Сонхва решает подумать об истинной причине своего состояния чуть позже, а пока он, извиняясь на ходу, вклинивается в небольшую очередь и спрашивает у уже знакомого по утреннему визиту высокого бариста за кассой: — Простите, вы не находили кошелёк? Я, возможно, оставил его здесь с утра. Чёрный портмоне. Бариста просит немного подождать и Сонхва со вздохом встаёт поодаль, переглядываясь с Ёсаном, что вопросительно смотрит на него. — Нет его здесь, — сложив руки на груди бубнит Пак в ответ на немой вопрос. — Смена закончилась, наверно. Ёсан лишь понимающе кивает и, не говоря ни слова, ждёт вместе с ним, пока бариста не освободится — видимо, ощущает вину за то, что доставил Сонхва неприятности, но, тем не менее, тот на Кана совсем не в обиде. Ситуация ерундовая, жаль только потраченного времени и того, что этого парня, Сана, он не смог увидеть ещё раз. Это огорчает похлеще любых неудобств и даже пробирающего до костей холода на улице. Наконец, когда кофейня снова пустеет, бариста подзывает к кассе девушку в фартуке, бросая ей, что отойдёт на секунду. Сонхва внимательно следит за тем, как тот открывает дверь в подсобку и на некоторое время задерживается там. Чуть погодя он выходит оттуда с крайне задумчивым выражением лица: — Странно. Мне казалось, я его видел, — говорит он, неловко почёсывая затылок. — Я даже, кажется, относил его туда, чтобы никто не забрал, если мне память не изменяет… Но нашёл только это. — Видя в руках у бариста почти такой же кошелёк, как и у него, Сонхва поначалу приободряется, однако тут же вновь разочарованно вздыхает, когда тот открывает портмоне и показывает содержимое. — Но это Сана, ну, того, кто у вас заказ принимал. Все карты его здесь. Растяпа. Я поищу ещё после закрытия, — обещает он, — а вы с утра зайдёте и… Много денег там было вообще? — Нет, почти ничего, — отрешенно отвечает Сонхва, и бариста, чьё имя, судя по бейджу, Минги продолжает говорить о том, что всё внимательно осмотрит и даже поглядит по камерам на всякий случай, на что Сонхва почти не реагирует — за него успешно это делает Ёсан, кивая и строго веля «хорошенько поискать уж». Ему самому же судьба его кошелька оказывается до смешного безразлична. Лишь одна мысль, что всплывает в его сознании на мгновение, зажигает в нём интерес. — Может, Сана и спросить? — вполголоса говорит Сонхва, тем самым отвлекая Ёсана от беседы с бариста. — Не перепутал ли он кошельки? — Сана? — поворачивается он к Сонхва, удивлённо поджимая губы. — Это твой эльфик? Ну, можно… По крайней мере, ты знаешь, где сейчас его искать. 22 декабря, среда, 19:33 — Что ты тут торчишь, ты домой вообще собираешься? — говорит Сан Уёну, что уже несколько часов с окончания его смены всё стоит в зале и только и делает, что уводит у Сана клиентов. На самом деле, Сан примерно догадывается, почему он всё ещё здесь — чувство вины, в наличии которого Уён ни за что не признается. Вполне вероятно, что в нём взыграла совесть и осознание того, что Сан не увидится на Рождество с семьёй по его прихоти и, кажется, своим услужливым поведением и помощью Сану даже в нерабочее время он пытается как-то сгладить острые углы. Будучи отходчивым, Сан забывает обиду достаточно быстро, но, хоть ему и доставляет особое удовольствие видеть, как Уён работает за него, всё же хлопает глазами озадаченно: странно, конечно, не спешить домой, когда тебя там ждут. — Собираюсь, но только когда ты скажешь мне, что на меня не злишься, — уточняет Уён, обслужив пару гостей и подойдя к Сану ближе. — Я не злюсь, — со вздохом качает головой Сан и прищуривается, разглядывая лицо друга: — Круто ты свой фингал замазал. Как будто и не было ничего. — Исыль дала мне эту штуку… Консилер. И помогла. — Ещё бы она тебе не помогла, — фыркает Сан со смехом. — Она же тоже виновата. — Да уж… Точно не злишься? — продолжает суетливо допытывать его Уён. Сан отмахивается от Уёна — вот же пристал. Он-то уже смирился с тем, что вынужден будет поработать в Рождество — в конце концов, заработает побольше денег, что будет явно не лишним, да и всё равно отдохнёт, хоть и не совсем так, как планировал: ведь в кофейне он отгул всё же взял, что существенно облегчит ему жизнь на эти пару дней. Что до Уёна — пусть наслаждается выходными в компании Исыль. Сан не знает, что бы он сделал на его месте, если бы у него вдруг был кто-то, с кем он бы захотел отпраздновать — не родители и не друзья, с которыми он проводил не только Рождество, но и все остальные праздники, будь то Чусок или Лунный Новый год, много лет, а кто-то... особенный. Вполне быть может, поступил бы так же, не задумываясь ни о чём — ни о работе, ни об ответственности, ни о проблемах других. Сан думает, что когда-нибудь ему предстоит это проверить, и тогда он уже и решит, как относиться к поступку Уёна, так что, остыв к вечеру, он впрямь перестаёт злиться и даже решает впредь воздержаться от комментариев насчёт вчерашнего, кроме, может, самых безобидных. О том, что привело к этой небольшой драке, мнения у Сана нет; разве что, это наталкивает его на мысли, что жизнь — очень сложная штука, а сердцу — не прикажешь. В попытке успокоить Уёна и показать ему, что он в порядке, справится один на смене и без него, а потому тот может поскорее идти домой, Сан обходит зал кругом, а заодно и разминает ноги: продолжительное время стоять на одном месте — дело совсем не из приятных, хоть он и давно к этому привык. С присущей ему аккуратностью Сан поправляет всё, что в зале лежит хоть немного не так — складывает в стопку блоттеры, расставляет ровным рядом тестеры и смахивает пыль на верхних полках. Ещё раз оглядев зал и услышав зевок своего коллеги вдали, Сан останавливается у входа в магазин и ещё раз с лёгкой усмешкой велит Уёну собираться, сам рассматривая декорации возле витринного окна, — корзинки с настоящими хвойными ветвями, колокольчики, будто раскрашенные морозом и блестящие фигуры животных, оплетенные гирляндами, что светят мягким жёлтым светом, — и чувствуя, как его сердце всё же немного ноет от тоски. Сам он и раньше, и тем более сейчас считал Рождество не более чем отличным поводом расслабиться, однако его родители, будучи несколько более религиозными людьми, чем он сам, действительно любили и считали Рождество большим праздником, и сейчас, невольно думая о том, как, вероятно, они отреагировали на его лаконичное сообщение «Я не смогу приехать», Сан поникает, переживая, что мог огорчить их слишком сильно. Особенно учитывая то положение, в котором оказалась его семья и при условии, что они не видели его почти целый год — всё время что-то не складывалось, и вот опять. Просто наказание какое-то. За окном всё продолжается снегопад — со вчерашнего вечера метёт, и Сан, с трудом отрываясь от симпатичных украшений их магазина с прищуром скользит взглядом по уже тёмной, занесенной снегом улице. — Эй, Уён, — неуверенно зовёт он друга, вглядываясь в две приближающиеся к парфюмерному фигуры, — этот Ёсан, кажется, опять идёт сюда… — Что?! Опять?! — скорее с возмущением в голосе, чем с испугом успевает воскликнуть Уён прежде, чем скрывается за дверью в служебное помещение со словами: — Если что — меня нет! Сан только качает головой, на секунду закатив глаза, и, пользуясь тем, что этот клиент наверняка точно знает, за чем пришёл, идёт обратно, в дальнюю часть бутика и встаёт за кассу. — Добрый вечер, — традиционно-дежурно приветствует он вошедших, однако, когда из-за спины Ёсана вдруг показывается тот, кого он сам увидеть совсем не ожидал, растерянно произносит: — Ой… Здравствуйте. Ещё раз. — Здравствуйте, Сан, — кивает он, обходя друга Уёна под его же пристальным взглядом. — Кажется, произошло недоразумение. «Ещё одно? — мысленно удивляется Сан, всё ещё с опаской поглядывая на сопровождающего уже знакомого ему мужчину из бизнес-центра Кан Ёсана. — Он же меня бить не собирается, да?». — Простите? — наконец произносит Сан, прочистив горло. — Что-то не так? — Я, должно быть, заболтался с вами и оставил в кофейне свой кошелёк. Вечером заметил. Спустился, спросил. Но в подсобке нашли только ваш. Вероятно, они у нас похожи, и вы спутали свой с моим, — мягко улыбаясь, совсем не злясь на него говорит брюнет. — Проверите? — Д-да… — коротко кивает Сан. — Конечно. Понимая, что Уёна звать в зал сейчас — не самая разумная идея, Сан, так быстро, как только может, врывается в служебное, не забыв захлопнуть за собой дверь, тем самым весьма пугая Уёна. Пока Сан судорожно роется в оставленном на небольшом продавленном диване рюкзаке, тот не менее нервно спрашивает: — Ну что там? — Я случайно умыкнул чужой кошелёк, — отвечает Сан, густо заливаясь краской, когда, наконец, находит заветный чёрный бумажник, который и впрямь оказывается не тем, что принадлежит ему. Едва справляясь с неловкостью, желанием спрятаться или, как минимум, прикрыть пылающее лицо руками, Сан выходит обратно в зал с опущенной головой и, почтительно держа бумажник двумя руками, передаёт его молодому мужчине напротив, тихо бормоча извинения. Мужчина лишь принимает кошелёк и, даже не посмотрев внутрь, кладёт его в глубокий карман своего пальто и, словно колеблясь и размышляя, что сказать следом, не мигая смотрит на Сана. — Кхм… — Ёсан, прокашлявшись, дабы привлечь к себе внимание, дотрагивается до плеча человека, с которым он явился в магазин и чуть слышно произносит: — Я тебя снаружи подожду. Проследив за тем, как друг Уёна покидает зал, Сан отчего-то с облегчением выдыхает, пусть и знает, что его эта история с дракой никоим образом не касается. Мужчина это замечает, и его это явно веселит: — Не переживайте, он очень приличный молодой человек на самом деле. Если вы не уводили его невесту, то вам бояться нечего. — Конечно же нет. Меня не интересуют невесты, особенно чужие, — отвечает Сан на это, от нервов чистосердечно рассказывая немного больше, чем следует — плохая привычка. Впрочем, его собеседник только понимающе кивает и продолжает пристально его изучать. Сан, стоя за кассой, по инерции наводит порядок вокруг, сначала убирая всё лишнее под прилавок, а затем хватая ножницы и начиная подрезать распущенные нитки на лентах для упаковки подарочных коробок, тем самым стараясь вернуться к работе в пустом магазине и сделать своё стеснение не таким очевидным не только для него, но и для самого себя — отвлечься и хотя бы попытаться не пасть жертвой обаяния брюнета. — Может, вам про духи дорассказать? — интересуется Сан, косясь из-под чёлки на него. — А?.. Нет… Я имею в виду, как-нибудь в другой раз, — запинается мужчина. — Я просто… не знаю, с чего начать. Возможно, это прозвучит очень странно… — Можете сказать как есть, — предлагает Сан. — Это всегда самый лучший вариант. — Ох… — Брюнет вновь теряется, но уголки его губ снова непроизвольно ползут вверх, что придает его харизматичному строгому лицу мягкости и, очевидно, редкой для него застенчивости. — Мы, конечно, друг друга совсем не знаем, но… Я просто хотел спросить, потому что, ну… а вдруг вы согласитесь. Не хотели бы вы… Нет, не так. Вам было бы интересно… общение со мной? — Вы имеете в виду?.. — Сан выразительно приподнимает брови в немом вопросе, и его собеседник, понимая намёк, тут же кивает. — Угу. Вы упомянули, что вас не интересуют невесты, вот я и… Нервно сглатывая, Сан отводит взгляд, некоторое время размышляя. — Было бы интересно, — осторожно начинает он. — Но… видите ли… у меня сейчас тяжело с работой, и… — Нет-нет, я всё понимаю, — успокаивает его мужчина, голос которого Сану кажется таким глубоким и обволакивающим. — И не настаиваю. Просто… вдруг у вас появится время и желание… Найдётся более-менее свободный день, вечер… всё, что угодно. Позвольте, я дам вам свой номер? Сан будто в каком-то сонном тумане коротко кивает, тут же доставая телефон из кармана и протягивая его мужчине, осознавая чуть погодя, что он почти не контролирует свои действия. Это одно его присутствие так на него влияет? Мужчина ловко и быстро набирает номер на экране и, прервавшись, поясняет: — У меня есть визитка, но такие вещи часто теряются, так что… — Да, я наверняка потерял бы, — соглашается Сан, тут же суетливо добавляя: — Не специально, конечно. Я просто в последнее время очень рассеянный. — Ничего. Я в последнее время почему-то тоже. А так надёжнее, — говорит он, не поднимая взгляда, пока его собственный телефон не принимается вибрировать в кармане его пальто. — Теперь и у меня ваш номер есть. Я не буду вам надоедать, — тут же заверяет он, глядя Сану прямо в глаза. — И вообще не стану беспокоить, если… Вы ведь не против, что он у меня будет? И как мне тогда вас записать? — Конечно, — благосклонно отвечает Сан, зачарованно разглядывая тёмную радужку больших, внимательных глаз. — «Чхве Сан». — Подумайте, пожалуйста, Сан, — просит ещё раз их обладатель. — Хорошо, — обещает Сан, роняя взгляд на экран телефона в своей ладони, — Сонхва. Кажется, проходит не меньше нескольких часов, прежде чем туман в голове Сана рассеивается — в основном, благодаря звонкому голосу Уёна, что уже снова стоит рядом, уперев руки в бока и продолжая причитать: — Фух, пронесло… Я уж думал опять по мою душу явились. Блин, Сани! — Уён почти подлетает к нему ближе, заставляя встрепенуться. — А этот! Второй! Он же ведь?.. Да?.. — Что? — сдвинув брови к переносице и обернувшись к нему непонимающе бормочет Сан. — Пригласил тебя на свидание, что-что! Да ведь? — Ты подслушивал? — ещё больше мрачнеет Сан. — И подсматривал! — гордо добавляет Уён. — Слушай, ты соглашайся обязательно! Ты же это про него вчера спрашивал, а? — поддевает он Сана. Он лишь раздраженно закатывает глаза на это: «Всего-то спросил, знает ли он его!». — Значит, он тебе понравился, да и ты ему тоже, раз он со вчерашнего вечера о тебе думал. — Вообще-то он приходил за кошельком, — прерывает его Сан, пессимистично размышляя вслух. — Я с утра был на смене в кофейне, а он работает в офисе там, и… — Так тем более! Такие совпадения случаются разве? Я лично такое только в кино видел. У вас ещё и кошельки одинаковые, значит! Понимаешь ведь? — Нет, не понимаю! — вскипает Сан. — И не понимаю, чего ты так радуешься вообще! — возмущается он. Уён никогда не отличался тактичностью, но сегодня он просто превосходит самого себя, отвечая: — Ну как чего, надеюсь, что кто-то наконец сорвёт твою розочку. Сан отчаянно восклицает «Боже» и прикрывает глаза ладонями, еле сдерживаясь от более хлёстких выражений и жалея о том, что они под камерами — если бы не они, Уёну предстояло бы испытать, что такое получать по лицу два дня подряд. Но больше Сан жалеет, конечно, о том, что вообще когда-то на какой-то из их дружеских посиделок после работы, когда они ещё регулярно работали в одну смену, рассказал Уёну об этом — был немного пьян и чем-то очень расстроен, и признался, что вообще-то никогда не был с кем-то на свидании, не говоря уже о чём-то большем. Конечно, сначала просмеявшись как следует, Уён убедил его, что это более чем нормально — ждать взаимных чувств, но Сан знал, что рано или поздно он припомнит ему его излишнюю болтливость, и вот, пожалуйста — Сан перекинулся всего-то парой слов с Сонхва, а Уён уже вовсю заливается, продолжая шутить о его девственности, заставляя Сана вслух спрашивать: «Зачем я тебе только рассказал?». — Так я ничего плохого не имею в виду, наоборот, здорово, что в мире станет на одного девственника меньше! — Да ты прекратишь или нет? Почему ты вообще находишь это таким смешным? — не выдерживая снова заметно повышает голос Сан. — Я не нахожу. Это несмешно, конечно. Извини, Сани, — тут же идёт Уён на попятную, замечая, как тот пыхтит и шмыгает носом. — Я же просто так и не встретил кого-то особенного, — лепечет Сан, сам не понимая, зачем оправдывается. — Так я поэтому и говорю тебе соглашаться. Вдруг он — твой особенный? Ведь он же тебе понравился, так? — Ну… — Сан неловко чешет затылок и собирается с мыслями: с одной стороны, Уён прав, но с другой — у него слишком много сомнений. — Он очень красивый, но я же его совсем не… — И это я ещё не говорю о том, что вы столько раз встретились за эти сутки. Может, это правда судьба? А знаешь, не знаешь — это ерунда. Для чего ещё нужны свидания, по-твоему? — Сан медлит с ответом, и Уён услужливо отвечает на свой риторический вопрос сам: — Чтобы узнавать друг друга как раз. Пообщаетесь, ты узнаешь его поближе, он тебя. Не понравитесь — разойдётесь как в море корабли. — Ах! — с надрывом вздыхает Сан. — Не знаю я! Ну вот когда мне с ним встречаться, а? Ты график мой видел? Я же работаю с утра до ночи. Я смогу это сделать, только если ты вот так же придёшь и поработаешь тут за меня, — ни на что особо не надеясь, с иронией заявляет он. — Без проблем, — неожиданно легко соглашается Уён. — Хоть завтра. — Ты правда хочешь? — удивляется Сан. — Не хочу, конечно. Но приду. Ради твоей розочки. — Всё, закрой рот. Вон, — дёргает подбородком Сан в сторону витрины, — сейчас клиенты зайдут. Иди, тренируйся, тебе их завтра целый день развлекать. — Знаешь, я беру все свои добрые слова обратно! Никто не хочет спать с тобой, потому что ты зануда! — Иди уже, — цокает Сан языком, в итоге всё же улыбаясь сам и получая хитрую улыбку и подмигивание, дающее знать, что Уён только притворяется обиженным, в ответ. — Пиши ему сейчас, чтоб я видел! 23 декабря, четверг, 14:25 Сонхва выглядывает в окно, всё не решаясь встать со своего кресла, вертится на нём то из стороны в сторону, то вокруг своей оси, и нервно грызёт ручку, всё собираясь с силами прекратить — получается со скрипом, ручка то и дело вновь оказывается у его рта, а решение не курить сегодня заставляет его судорожно искать, чем бы заменить привычную сигарету, но жвачки и леденцы у него закончились ещё до полудня, что, вообще-то, раздражает его похлеще невозможности сходить покурить, однако он продолжает стойко держаться — мало ли, чем закончится вечер. — Вот ты где, — возмущённо цокает языком Ёсан, обходя его стол и присаживаясь сбоку. — Ты что, не обедаешь сегодня? — Кусок в горло не лезет, — объясняет Пак. — И не куришь? — Не могу сегодня, — загадочно увиливает он. — Так, — Ёсан мельком озирается по сторонам и наклоняется ниже к нему, — рассказывай. — Я кое с кем встречаюсь сегодня. — Тьфу ты... с эльфиком своим? — немного разочарованно тянет Ёсан, судя по всему, ждавший чего-то поинтереснее. Получая утвердительный кивок, он качает головой: — Быстро вы. Эх ты, Пак Сонхва, — хлопает он его по плечу, видя, как тот закусывает губу, чтобы сдержать счастливую улыбку, а сам даже не скрывает свою, немного грустную, — а говорил, что любви нет. — Просто свидание! — возражает Сонхва. — Часто так нервничаешь перед «просто свиданиями»? — указывает Кан на его непослушные, неловкие руки и порванные в попытках их занять стикеры вокруг на всём рабочем столе, выдающие такую нетипичную для него нервозность. — Нет, но… Я на самом деле волнуюсь кое из-за чего. Вдруг я ему и не понравился вовсе, и он чисто ради приличия согласился? Или вдруг он вообще не… Ну, ты понял. — Ты его позвал? — Не совсем… То есть, я дал ему номер, и он написал, что свободен сегодня вечером, и… — Я думаю, что такое предложение ни с чем не спутаешь. И ты же понимаешь, что он, походу, отпросился с работы ради встречи с тобой? И ты после этого думаешь, что ему не нравишься? — Ну а вдруг!.. Ёсан в ответ на новую волну сомнений Сонхва лишь закатывает глаза и затем бессильно опускает голову, безмолвно рассматривая носки своих ботинок и вынуждая его решить, что он, кажется, выбрал для того, чтобы поделиться своими переживаниями, не того человека. Конечно, вчера вечером, когда Ёсан и впрямь не ушёл домой сразу, а дожидался его у входа в парфюмерный, он, не акцентируя излишнего внимание на том, что Сонхва несколько задержался там, рассказал, что последовал его совету и успел в тот же день, чуть отойдя от тяжелого утра, записаться к психотерапевту. Однако Сонхва, понимая, что Ёсан ещё даже не начал свой путь к восстановлению, смущается, что тревожит его разговорами о подобных вещах, и потому, осознав, что сейчас не время, смиренно прекращает мучить друга и извиняется, причем не один раз. — Да не говори ерунды, — прерывает его Ёсан. — Я в норме. Жизнь не закончилась. Я же говорил тебе, мне легче. — Но ты всё же… выглядишь печальным, — настороженно признаётся Сонхва. — Не печальным, а задумчивым, — поправляет его Ёсан. — Думаю, что, может, такими темпами, я не потеряю целую кучу денег. — О чём это ты? — Ну, может, если вы будете достаточно быстрыми, я смогу продать тебе эти чёртовы невозвратные билеты на Бали и номер на двоих без отмены бронирования! Тебе, так уж и быть, могу сделать скидку. Достаточно спокойный для того, чтобы обсуждать детали своего несостоявшегося свадебного путешествия, но весьма недовольный перспективой потерять столько денег Ёсан вызывает у Сонхва еле сдерживаемый смех, но на всякий случай он уточняет: — Ох… а когда вы должны были лететь, кстати? — Сразу после свадьбы, в первую неделю февраля. — Пожалуй, слишком быстро, тем более, для такой поездки, — немного поразмыслив констатирует Сонхва, пожав плечами, но на всякий случай запоминает, что возможность есть. — Надо же, — пристально разглядывая его присвистывает Ёсан, — ты и впрямь об этом задумался… Сонхва и не думает оправдываться, но всё же поёживается — и от проницательности Ёсана, и от осознания, что такие мысли и правда пришли ему в голову. Не в его правилах это — думать на такое далекое будущее. Всё, что интересует его в отношениях, Сонхва предпочитает получать сразу же, не откладывая на сколько-то свиданий и уж тем более не строя планы. По крайней мере, он был твёрдо уверен в этом много лет, и, вдруг понимая, что, кажется, его убеждения всё-таки способны пошатнуться под натиском улыбки рассеянного мальчишки и ямочек на его усталом лице, Сонхва пугается — не может же он оказаться так слаб и так падок… на что конкретно? Мало ли он повидал за свою жизнь улыбок и ямочек? «Разумеется, дело не только в них… — с переменным успехом пытается успокоить Сонхва самого себя. — Ещё в родинках, и его ресницах, и...». То же самое интересует и Ёсана, что остаток перерыва допытывает его — как так вышло, что Пак Сонхва наконец-то на кого-то запал, а не просто в приступе нахлынувшей скуки написал случайному человеку из списка взаимно лайкнувших его анкету в приложении для знакомств? Вместо ответа на вопрос Сонхва лишь разводит руками и добавляет, что не так уж сильно он и запал вообще-то. — Но всё же ты ведёшь его на свидание, а не к себе домой. — Я не настолько ужасный, как ты думаешь, — даже немного обижается Сонхва на Кана. — И куда ты его ведёшь! — пропускает Ёсан его возражения мимо ушей. — В «Гаон», под Рождество! Какие связи ты напряг ради этого столика? — Все, — отзывается Сонхва, весьма довольный собой. Если уж это впечатлило Ёсана, то Сана — и подавно. Ещё наслаждающийся удивлением Кана Сонхва горделиво зачёсывает рукой упавшие на лоб волосы обратно, но тут же жалеет об этом, вспоминая, сколько времени потратил на не ахти какие удачные, но всё же попытки их уложить с самого утра, и спохватывается — сразу лезет в выдвижной ящик рабочего стола за расчёской и, ища взглядом хоть какую-то отражающую поверхность, вскакивает с кресла. Ёсан рядом, сидящий за чужим столом, ничего не стесняясь хохочет над ним, а у Сонхва от его искреннего смеха в сердце ещё немного теплеет — так хорошо, что его друга, наконец, что-то развеселило, пусть даже и то, что он, кажется, ведёт себя как влюблённый практически в незнакомца дурак. Может, он и есть. 23 декабря, четверг, 20:01 «Как хорошо начинается вечер», — думает Сонхва с предвкушением, глядя на то, как ему навстречу движется Сан. Оба добрались почти вовремя, можно сказать, и не опоздали вовсе. Сонхва приближается к двери ресторана первым и останавливается, не сводя взгляда с Сана. Тот на ходу расслабляется и будто даже вздыхает с облегчением, перестаёт изо всех сил перебирать ногами (чему Сонхва несказанно рад: скользкий тротуар и бег по нему — плохое сочетание) и, наконец, всё яснее видя Сонхва у входа, улыбается: губы скрыты под широким шарфом, но глаза выдают. Тысячи огоньков от уличной иллюминации, установленной через дорогу, переливаются вокруг и у Сана в чуть влажных от холода глазах, пока он не скрывает их под скромно полуопущенными ресницами, когда приветствует Сонхва. — Здравствуйте. — Вот и вы, — ещё не решаясь переходить с юношей на «ты» кивает Сонхва. — Идёмте? Сонхва тянет дверь на себя и услужливо пропускает Сана вперёд, получая в ответ недоумевающий взгляд: — Нам точно сюда? Здесь не слишком дорого? — Я вас пригласил, — заверяет Сонхва, надеясь, что Сана это не смутит. В помещении их обдувает тёплым воздухом, рядом стоит приятной наружности хостес, что спрашивает у Сонхва его имя, чтобы подтвердить бронь, а Сан, тем временем, аккуратно расстёгивает свою куртку. Быстро разобравшись со своей бронью на восемь, Сонхва поворачивается к Сану обратно, глядя на то, как он самостоятельно сбрасывает куртку с плеч и вешает её возле входа, и Сонхва поникает, что, в свою очередь, уже замечает Сан. — Не беспокойтесь так. За мной не обязательно ухаживать, как за девушками, — забавно сморщив нос в улыбке говорит он. Смутившийся Сонхва лишь бормочет «я просто хотел...», но затем решает не добавлять ещё больше неловкости моменту, и потому быстро снимает своё пальто и, наконец, по инерции разгладив полы пиджака, шагает за хостес к подготовленному для них столику. Несмотря на полную посадку, что для конца декабря — обычное дело, вокруг них довольно тихо. Сонхва задаётся вопросом: то ли все в зале общаются шёпотом, то ли он настолько увлечён Саном, рассматривающим интерьер, что какие-то внешние раздражители перестают иметь какое-либо значение. Сам Сонхва обстановкой совсем не интересуется — видел «Гаон» изнутри много раз, однако чаще на деловых встречах. Строгий и холодный тон интерьера больше располагает к намекам на повышение зарплаты после празднования завершения очередного удачного дела, нежели к романтике, однако кухня здесь достойная, что, в общем-то, Сонхва и нужно, да и, как ему кажется, подобный стиль может быть вполне во вкусе Чхве Сана. — Здесь так здорово, — подтверждает Сан его догадки, всё ещё с любопытством озираясь по сторонам в перерывах между разглядыванием страниц меню. — Рад, что угодил вам. Сонхва жестом просит официанта, когда тот интересуется, готовы ли они сделать заказ, немного подождать, и продолжает любоваться Саном, отмечая для себя ещё больше деталей, которые он находит очаровательными. Сдвинутые к переносице к брови из-за того, что их обладатель сосредоточен — очаровательные. Чуть пушащиеся, непослушные, даже несколько раз приглаженные его же рукой волосы — очаровательные. Небольшие ладони, которыми он держит меню и вытянутые в удивлении губы — очаровательные, просто наповал. Сонхва готов поклясться, что не видел раньше никого чудеснее. И кого-то трогательнее — мальчишка лет двадцати или чуть старше, с двумя работами, который отпросился с одной из них только ради встречи с ним, который просит Сонхва воздержаться от ухаживаний, очевидно, не желая смущаться пуще прежнего, если придётся принимать их, который тщательно изучает меню дорогого ресторана, объясняя впопыхах, что он «если честно, раньше не был в таких местах», но скоро всё выберет, и который так сильно запал Сонхва в душу. Ещё раз глянув сначала на Сана, а затем опустив взгляд на экран своего телефона, Сонхва вдруг осознаёт всерьёз, что это происходит с ним незадолго до Рождества. Оттого ему кажется, что Сан — тот самый подарок, который судьба вручает ему за то, что он относительно хорошо вёл себя весь год. Иначе и быть не может. — А вот… — неуверенно начинает Сан, глядя в меню, и Сонхва подаётся вперед, давая понять, что готов ответить на любой его вопрос. Однако пока Сан собирается с мыслями, краем глаза Сонхва ловит свечение от экрана его телефона, а спустя мгновение, и ощущает вибрацию, звук которой заставляет Сана поднять взгляд на него. Сонхва застывает в нерешительности, и Сан, надеясь, что, может, у него выйдет разрядить обстановку, спрашивает: — По работе? Сонхва остаётся только кивнуть и всё так же пялиться в экран, пытаясь подавить надвигающуюся панику. Его так давно не беспокоили в нерабочее время — почему именно сегодня? — Ответьте, — качая головой просит Сан. — Вдруг что-то важное. Рвано выдыхая Сонхва поднимает телефон со стола и проводит по экрану, попутно изумляясь такому благоразумию парня перед ним: не скажи он ему взять трубку — сам бы Сонхва точно бы сбросил звонок в гневе. Что, вообще-то, могло иметь весьма неприятные последствия. — Алло? — проведя пальцем по экрану и поднеся телефон к уху произносит безэмоционально Сонхва. — Но мой рабочий день уже окончен. Что?.. Сан напротив прячет взгляд, но Сонхва и без этого ощущает, как его настроение меняется, причём явно в худшую сторону, а воздух вокруг них тяжелеет и начинает сдавливать горло обоим. Едва справляясь со злостью, Сонхва, выслушав голос на том конце провода, продолжает: — Без меня никак? — С надеждой Сан ловит короткую паузу и всматривается в лицо Сонхва, но тот только разочаровывает его, устало потирая лоб. — Чёрт побери… Ладно. Скоро буду. Сонхва слышит короткие гудки и не может найти слов. Больше того, он не может найти в себе силы взглянуть на Сана в ответ. Но он, судя по всему, и так всё понимает: аккуратно закрывает меню, откладывает его на край стола и, рассматривая узор на паркете, говорит: — Срочно? — Да, — только и может выдохнуть Сонхва, проклиная про себя всё на свете — чёртову фирму, которую ему давно пора бросить, чёртов юротдел, то и дело берущий на себя слишком много, чёртов телефон, звонки на который уже давным-давно приносят исключительно плохие новости и чёртового себя, не отважившегося сказать «нет». — Простите меня. Хотите, вы сделаете заказ, а я оплачу сразу? Извините меня, ещё раз. Только зря ваше время потратил… — Нет-нет, — заверяет его Сан, к удивлению Сонхва даже не выдавливающий из себя улыбку, а скромно поднимающий уголки губ абсолютно искренне. — Пойду домой, раз так. Значит, в другой раз. Он первым поднимается со стула, а Сонхва, ещё пытающийся осознать произошедшее, молча глядит на его опустевшее место. Спустя пару мгновений ему удаётся прогнать оцепенение, и он вместе с Саном движется к выходу, на ходу заказывая такси. Сан быстро накидывает на себя куртку, и Сонхва, стараясь снова заглянуть в его лицо, тихо просит прощения, одеваясь: — Ещё раз простите, что так получилось. — Ничего. Это вы меня простите. — За что?.. Сонхва готов возмущаться, говорить Сану, что ему не нужно извиняться ни за что, убеждать его, что он больше не допустит подобного и обещать, что обязательно, непременно устроит им самое лучшее первое свидание на свете, однако Сан всё не говорит ни слова, оставляя все вопросы Сонхва без ответа и не давая ему возможности даже попытаться выставить ситуацию в менее плачевном свете. Такси подъезжает скоро — ещё бы, с такими ценами. Сонхва едва успевает распахнуть для них входную дверь, как видит уже приближающуюся машину с подходящими номерами. Он оборачивается на Сана, всё ещё не вышедшего из-под козырька, и, до боли закусив губу, кивает ему, в глубине души совсем не находя себе места и думая, что это — именно тот момент в жизни, о которых, должно быть, жалеют в старости. Сан не подаёт виду ни словом, ни жестом, но, ещё раз заглянув в его чистые, всё так же отражающие свет тысячи маленьких лампочек глаза, Сонхва невольно судорожно вздыхает и надеется, что ему показалась эта обида, то ли на него, то ли на самого себя, в них. Плечи Сонхва намокают всего за несколько секунд, как и его волосы и лицо, благодаря снегу, сменившемуся дождём, и тот, едва ли смотря под ноги, подходит ещё ближе к автомобилю, садится на заднее сиденье, и, отбрасывая все формальности, сразу переходит к делу, нервно спрашивая: — Можно закурить? 24 декабря, пятница, 14:11 — Да ты шутишь. Нет. Скажи, что ты отказался. — Он пригрозил мне, что если меня через полчаса здесь не будет, то могу прощаться с должностью. — Сонхва отвечает Ёсану только по существу, коротко, будто и в эту же секунду стыдится своей безвольности. В целом ему понятно, почему Ёсан интересуется тем, как прошло его свидание, но он бы очень хотел, чтобы хотя бы на время тот забыл о том, что они друзья, и не заставлял его снова и снова почти проживать тот момент вчерашнего вечера в своей голове, ещё и описывая его Кану во всех подробностях. — Во дела, конечно, — сдержанно комментирует Ёсан, всё же поскрипывая зубами, в чём Сонхва его понимает — иногда они весьма схожи в уровне неприязни к их общему месту работы. — Но ты не вешай нос, я уверен, всё поправимо. Он наверняка тебя понял и совсем не обиделся. — Мне так стыдно… — массируя виски и зажмуривая глаза отчаянно протягивает Сонхва. — Взял и испортил ему вечер. — Ты не виноват, — сжимает Ёсан его плечо, надеясь утешить, как не так давно Сонхва — его. — Не расстраивайся ты так. Извинись перед ним, узнай, когда он ещё может встретиться с тобой, в кофейню спустись, в конце-то концов. — Да нет его там, — Сонхва глубоко вздыхает, вспоминая, как не обнаружил Сана в кофейне с самого утра, и каким сильным ударом под дых это для него оказалось. — И я написал, но время уже два, а он всё не читает… — Значит, надо идти в парфюмерный. Сонхва глядит на Ёсана снизу вверх и, терзаясь сомнениями, поджимает губы. — Это не слишком? — Ну, он же там работает… И ты хочешь загладить свою вину, а? — давит Ёсан на самое больное. — Хочу, но вдруг у него выходной? Или он взял отгул? Сегодня канун Рождества, между прочим. Наверняка у него свои дела. В ответ на небольшую тираду Сонхва Ёсан лишь разводит руками: — Пока не проверишь — не узнаешь, — выдаёт он очередную умную мысль за какие-то жалкие несколько минут перерыва. Такими темпами, никакой психотерапевт ему не понадобится — сам даст им фору. Пак хмурится, рассуждая про себя. Он не может отрицать, что Ёсан говорит дельные вещи, да и сам уверен, извиниться лично — лучшее, что ему следует сделать в такой ситуации. Однако стыд всё продолжает есть его изнутри, а в какое-то мгновение к нему присоединяется и страх — что, если это произойдёт снова? Что, если всё опять пойдёт не так? Сонхва уже сомневается, что то, что он решился на это — хорошая идея. Будь это кто-то другой, он бы давно решил, что звонок в нерабочее время отвадил его от человека, который ему не подходит, и уж точно бы не переживал так сильно. Будь это не Чхве Сан, о второй попытке в принципе не шло бы и речи. Сонхва всегда думал, что даже одна попытка такого рода, что он предпринял вчера, со свиданием и долгими разговорами — сплошная морока. Но, вдруг решает он, если Сан, с которым он успел провести от силы минут десять и с которым они ещё даже не успели перейти на ты, способен так сильно пошатнуть его принципы, то, кажется, он в самом деле стоит того, чтобы попробовать снова. 24 декабря, пятница, 14:42 Сан совсем не удивляется, видя Уёна, когда заходит в служебное помещение. Тот, испуганно вздрогнув от хлопка двери, которой досталось и от порыва сквозняка, и от Сана, глядит на коллегу и, тщательно пережевывая салатный лист, спрашивает, не скрывая любопытства: — Ну что, братишка, как прошло? Тебя можно поздравить? — Никак, — резко бросает Сан, словно отвечая на все вопросы разом. Ему слышится стук палочек о посуду, и он понимает, даже не глядя на коллегу, что тот обедает перед уходом, но что-то смущает, оттого он чуть отвлекается, выныривая из своей апатии на пару мгновений, чтобы спросить: — Откуда это у тебя? Где нашёл тут кафе с нормальной едой? — Это не из кафе, — растерянно бормочет Уён, чуть ошарашенный неожиданной сменой темы разговора, прижимая к себе небольшой контейнер, — это мне Исыль с вечера стала собирать. — Ясно, — едва сдерживая изумление кивает Сан. «Чтобы Чон Уёну кто-то захотел готовить домашнюю еду?! У них, должно быть, точно любовь — хоть не обманул тогда». Однако Уён быстро приходит в себя и явно желает вернуть диалог в то русло, из которого Сан его надеялся вывести. Односложная реплика совсем не удовлетворяет пытливость Чона, и потому он, пристально всматриваясь в безэмоциональное лицо Сана, пришедшего на смену, снова предпринимает попытку узнать, что же произошло. — «Никак» — это не ответ. И ты почему грустный такой, а? — строго спрашивает он, пока Сан достаёт из шкафчика галстук и бейдж. — Он тебя что, обидел? — Не говори ерунды, — бормочет Сан, возражая — мало ли, что Уён себе ещё успеет напридумывать, если он не ограничит его воображение. — Он просто… ушёл спустя несколько минут. — Это почему это? — Не знаю… с работы позвонили. Что-то срочное, кажется. — Сан замолкает и продолжает готовиться к смене, но чувствует, что сегодня он явно не в том настроении, в котором его ждали на работе, да и видит это, краем глаза поглядывая в зеркало на стене — совсем серый, потухший. «Даже хуже, чем обычно». Сам бы он не хотел увидеть такую кислую мину под Рождество, заглянув за подарком в последнюю минуту. Впрочем, выбора нет ни у посетителей, ни у него — сегодня вечером он здесь практически один вплоть до закрытия. Вспомнив об этом, продевая булавку бейджа сквозь ткань рубашки, Сан произносит понуро: — Извини, кстати, что тебе вчера пришлось с утра до ночи здесь торчать. — Фигня, — отмахивается Уён. — А что дальше-то было? Вы договорились на другой день? — Нет. Он что-то написал мне… но я боюсь открывать. Да и не нужно мне это, наверно. Сан снова откровенничает, и снова жалеет, но такова его натура: когда неприятности оказывается уже невозможно терпеть без слёз, он, вместо того, чтобы плакать в подушку (на это времени обычно нет), разбалтывает о своих переживаниях, порой случается, что и первому встречному. Хоть Уён и не совсем чужой ему человек, он всё же нервно закусывает губу и надеется, что тот не начнёт его переубеждать. Конечно, зря — это оказывается неизбежным. — Да брось! Только не говори, что ты разочарован в любви из-за одного неудачного свидания. — Какая любовь вообще, что ты несёшь? Мы с ним сказали друг другу по два слова. И на этом всё. Произносить это вслух оказывается ещё тяжелее, чем обдумывать это вместо того, чтобы как следует выспаться, грызя самого себя мыслями о том, что могло пойти не так — ведь он даже не успел ничего сделать. Вроде и не опоздал, и опрятно оделся, и почти был готов заказать, не тратил его время понапрасну. Может, у него было очень глупое лицо, пока он рассматривал блюда и особенно цены на них? Или Сонхва всерьёз расстроился, когда Сан попросил не слишком усердно ухаживать за ним — надо было молчать и принимать всё, как есть! А, может, Сан вообще всё не так понял, и никаким свиданием там и не пахло? Мало ли, что он имел в виду… И ему повезло, что ночью эти мысли были настолько громкими, что не позволили ему совсем расклеиться. Но сейчас, снова невольно проживая каждую возможную причину провала их встречи, Сан ощущает тесноту в груди и горечь, грозящую всё-таки разлиться слезами. Умом он понимает: с каждым могло случиться, никто не застрахован от вызова в нерабочее время. Но его душа, мечущаяся от несправедливости, задающаяся вопросом, почему именно с ним, отказывается слушать разум и игнорирует всё, кроме скребущейся обиды, рождая в голове Сана новые вопросы: «Может, я правда какой-то не такой? Мы слишком разные?». — Ну не расстраивайся тогда, другого парня тебе найдём, — намеренно слишком жизнерадостно предлагает Уён. Сан в ответ лишь молча качает головой, что его, кажется, настораживает: — О нет… Не смей говорить, что других тебе не надо, потому что нужен только он. — Нет, мне просто других не надо, — успокаивает Чона Сан. — Так ты не влюбился в него по уши? Мне же просто показалось, да? Пока Сан не решается отвернуться от стены с зеркалом, всё ожидая окончания приступа своей чувствительности, боясь дать знать Чону, что ему, вообще-то, и правда не показалось, тот всё буравит его взглядом, да так, что Сан чувствует это собственной спиной. Он явно ждёт ответа, честный вариант которого Сан не готов озвучивать, и потому лишь тяжело вздыхает и устало произносит, надеясь, что на этом разговор будет окончен: — Не знаю. Я вообще уже ничего не знаю. 24 декабря, пятница, 23:02 «Бывало и хуже, — решает Сан, подводя итоги дня, — вчера, например». Хоть отрабатывать последнюю смену перед выходными и закрывать магазин оказывается для него тяжелым испытанием, он, в общем-то, как ему кажется, не слишком выдыхается. Не сказать, что он не был сосредоточен на работе или витал в облаках весь вечер, но точно, как и предполагал, совсем не был таким вовлечённым, каким привык и каким ему определённо следовало сегодня быть. В глубине души он поражается самому себе — оплошал на любимой работе, ещё несколько недель назад наверняка бы изнервничался, почему же сегодня так отрешен и спокоен, хоть и знает, что его сегодняшняя необщительность и рассеянность почти со стопроцентной вероятностью будет иметь для него не самые приятные последствия? Тут же Сан напоминает самому себе — из-за Пак Сонхва. Сдав ключи дежурному, Сан, наконец, на ходу застёгивая куртку, достаёт телефон, что он на всякий случай так и оставил лежать в кармане до конца смены, и так и не решается открыть мессенджер, чтобы прочитать его сообщение. Зато замечает, что новых не добавилось, и вздыхает с облегчением: ведь если он не станет больше о себе напоминать — шансов быстро оправиться и забыть его у Сана будет куда больше. Оказываясь на пороге и оглядываясь на помещение за витриной, с уже потухшим светом за стеклом, но ещё работающими милыми светящимися звёздочками, свисающими с потолка, Сан спохватывается: совсем забыл родителей поздравить. «Надо будет позвонить, как буду дома, вдруг ещё не спят… — мысленно пытается он дать самому себе неотложное задание, — или сначала нужно написать… Но тогда придётся открыть приложение. Боже, что же мне делать…». Мерзнущий кончик носа и озябшие пальцы, которые, как назло, Сан не может спрятать в карманы, всё ещё решая, как ему поступить, подсказывают, что погода снова изменилась со вчерашнего дня — к вечеру опять похолодало, и опять посыпал снег. Перчатки он, естественно, не взял, как и шапку и шарф, да и тонкая рубашка под курткой слишком ярко даёт почувствовать непривычный и совсем не долгожданный мороз, так что Сан лишь недовольно фыркает, пытаясь спрятать лицо хотя бы в воротник куртки, и благодарит судьбу за то, что, к счастью, до дома ему добираться совсем недолго. Там отогреется, как-нибудь. — Сан, постойте. Он всего-то на десяток метров успевает отойти от магазина, когда слышит позади голос, что почти сбивает его с ног. Сан осторожно поворачивает голову и сдержанно интересуется: — Что вы здесь делаете? — Пришёл извиниться. — Сан видит, оборачиваясь полностью, что Сонхва не решается подойти — переминается и словно ждёт позволения, стоя посреди улицы, на самом ветру. На лице Сана появляется немой вопрос, и Сонхва, видя в этом, как минимум, разрешение что-то сказать, медленно приближается к нему. — Вы уже извинились. — Недоумение в голосе Сана честное, неподдельное. — И я на вас совсем не обижаюсь, — произносит он слова без капли лжи. Потому что обижаться, как ему кажется, он может лишь на себя самого. — Просто вы не отвечали… Я и подумал… — смущённо объясняет Сонхва, отчего Сану вмиг становится стыдно — наверно, это было слишком эгоистично с его стороны. Сан ещё сильнее корит себя, глядя на продрогшего Сонхва перед собой, и надеется, что он хотя бы не слишком долго его тут ждал. — А… какие у вас планы на Рождество? — Уже никаких, — бормочет Сан, всё же убирая руки в карманы, стараясь хоть немного согреться. — Уже? — Я, вообще-то, должен был поехать к родителям… Но обстоятельства изменились. Так что иду домой. — Тогда… позволите вас проводить? И хоть немного компенсировать испорченное свидание? В тёплом свете выстроившихся в ряд фонарей и мерцании плавно спускающихся с неба снежинок Сану кажется, что сейчас он впервые видит Сонхва — по крайней мере, настоящим. Наконец может разглядеть его истинное лицо за аккуратным костюмом с иголочки, за приглашением в дорогой ресторан и за взглядом, от которого ноги подкашиваются. Сан видит его другим: улыбающимся ему, чуть шмыгая носом, растерянно моргающим в ожидании вердикта Сана, готовым принять любой его ответ; а Сонхва в ответ глядит на него так, словно тоже углядел в Сане что-то яркое, на что можно полюбоваться, и не упускает возможности сделать это, заставляя Сана сомневаться в своей собственной адекватности — как он только мог подумать, что ему не нужно больше его видеть? И как он только мог подумать об этом человеке настолько плохо? Оттого Сан коротко кивает и предупреждает, что живёт неподалёку — но уже с большим сожалением. — Я тоже, — удивлённо вскидывает брови Сонхва. — Снял поближе к работе. — То же самое, — говорит Сан, когда Сонхва, наконец, равняется с ним, и они оба начинают в едином плавном темпе шагать по улице. — Если бы мне ещё было нужно трястись в метро час утром и час вечером, я бы, наверно… Неважно. — Кстати об этом… Не расскажите, как так вышло? — Вы про что? — Про работу. Работы, точнее. — Сонхва с большим интересом смотрит и слушает, и такое редкое в последнее время для Сана сочетание почти физически плавит лёд в его сердце — настолько согревает и располагает, и Сан доверяется, хоть и, наверняка, даже и без этого рассказал бы — всё же волнение при одном взгляде Сонхва никуда не делось, и всё равно развязало бы Сану язык рано или поздно, и он успевает порадоваться, что решился на рассказ всё же сам. — На самом деле, всё очень просто, — поймав носом снежинку и тут же стряхнув её начинает Сан. Оба совсем замедляют шаг, а вокруг становится настолько тихо, что Сан слышит, как у него, как назло, колотится сердце, но всё же продолжает беседу. — В магазин я устроился ещё когда учился в универе, курсе на третьем, кажется — мне предложили удобный график, и я мог совмещать. И, если честно, мне там очень понравилось. А в этом году я выпустился… Я вообще-то, рассчитывал, что продолжу учёбу, потому что… — Простите, а что вы закончили? — Даже признаться немного стыдно… философский факультет, — с усмешкой качает головой Сан. Сонхва и не думает смеяться или стыдить, совсем наоборот — почтительно кивает и произносит: «Достойно». — Ну и, да, хотел, вообще-то, остаться. Может, даже преподавать когда-нибудь. Но… — На этом Сан всё же спотыкается, пусть ему и казалось, что он привык, и эта история уже не настолько болезненна. С горечью для себя он отмечает, что нет. — Мои родители… они живут в небольшом городе, и, может, вы сами знаете, но там найти работу после сокращения — та ещё задачка. У них не самые лучшие времена. И вот — пару месяцев как работаю на двух работах, мне тогда мой сосед по квартире сказал, что у них в кофейне открыта вакансия, и я не стал долго метаться. — Они попросили вас о помощи? — нахмурив брови спрашивает Сонхва. — На самом деле нет, они бы ни за что сами этого не сделали, вот мы с сестрой и… всё поняли. И сейчас просто надеемся, что это скоро закончится. Вот, в принципе, и всё. Довольно скучная история, так ведь? — Нет, — не соглашается Сонхва упрямо. Он всё ведёт Сана дальше, по длинной улице, и продолжает сосредоточенно смотреть, стараясь всё время поддерживать зрительный контакт, отчего Сану несколько неловко — столько внимания, и ему одному. Сонхва держит паузу, позволяя и самому себе, и Сану переварить мысли, но вдруг заговаривает, когда они оказываются возле переулка. — А вы видели ярмарку у соседнего бизнес-центра? — Сан отрицательно мотает головой, и Сонхва объясняет: — Наш, очевидно, даже на украшение холла на первом этаже не захотел тратиться, а тот, что вон там, за углом, раскошелился на настоящую рождественскую ярмарку на площади перед входом. Хотите взглянуть? Это не «Гаон», конечно, но тоже может поднять настроение. Естественно, Сан соглашается, успешно удерживая за зубами традиционное «только недолго» на любое предложение после работы, потому что в этот раз всё иначе. Получив друг от друга широкие улыбки, оба заворачивают за угол. Пройдя совсем немного вглубь переулка, Сан поднимает глаза, с восхищением изучая вагончики с причудливыми сладостями, невысокие живые ёлки, припорошенные снегом, на скорую руку сколоченные беседки, оплетенные гирляндами и разноцветную карусель, совсем не вяжущуюся с фоном бетонно-стеклянного бизнес-центра, и оттого ещё больше бросающуюся в глаза. В лицо ударяет ветер, заставляя глаза слезиться, а Сана — вытирать выступившие капли влаги с уголков глаз и, в процессе, отмечать, что Сонхва любуется тоже, но совсем не ярмаркой. Кажется, тот быстро осознаёт, что его заметили, и потому спохватывается и бросает короткое «сейчас». Сан наблюдает за тем, как тот подходит к одному из вагончиков, пышущему жаром и меньше, чем через минуту, возвращается к Сану обратно, со стаканчиком в руках. Сверху, на крышке, красуется пряничный человечек, и Сан невольно смеётся. — Спасибо. А что там? — Мятный чай. Для хорошего сна. — Я люблю мяту, — всё не в состоянии стереть улыбку с лица признаётся Сан. — Вы хорошо угадываете, что мне нравится. И, раз уж у нас продолжение свидания, вы снова пытаетесь за мной ухаживать, да? — Немного. Но если вас это не устраивает, я… — Нет-нет, — успокаивает Сан обескураженного Сонхва, — просто хочу, чтобы в следующий раз была моя очередь. Сонхва ничего не говорит вслух, хоть мелькнувший в его глазах блеск и выдаёт его азарт; только терпеливо ждёт, пока Сан, наконец, отопьёт из стаканчика — видимо, что-что, а тот факт, что он тоже и впрямь продрог, скрыть оказывается тяжело. Пак предлагает обойти кругом площадь, и Сан, в два захода съедая пряничного человечка запивая его горячим чаем, и думает, проходя мимо вагончиков и беседок, о том, что это всё, конечно, совсем не похоже на празднование с родителями, которое могло ждать его, если бы не странная цепочка событий и совпадений, звеном в которой он тоже оказался, но в чём-то — даже приятнее. И стоит ему задуматься об этом, ещё одно совпадение на заставляет себя долго ждать: почти разрядившийся телефон вибрирует в кармане Сана, и тот, бросая тихое «извините», отвечает, думая поначалу отойти в сторону, однако, после секундой нерешительности, всё же оставаясь рядом с Сонхва. — Алло? Да, привет, мам, — тихо произносит Сан. — И вас. Иду с работы, вот. Ага. Пока Сан слушает мать, щебечущую о том, как скучает и как сильно она хотела бы, чтобы он сегодня был с семьёй, сам он, держа телефон возле уха, нервно покачиваясь взад-вперёд, переживает, что как-то это всё не слишком-то вежливо по отношению к Сонхва, однако тот нисколько не показывает, что ему неприятно, и Сана немного попускает — напряжение постепенно уходит, и он, допивая остатки мятного чая, который по какой-то причине оказывается пока что самым вкусным, что он пил в своей жизни, в самом деле сладко зевает от приятной усталости. — Ну, ничего, — старается Сан приободрить маму, — может быть, в феврале приеду… Что?! Мама, я же говорил!.. Зачем было тратиться? Мы ведь дого… ладно, молчу. — Он тяжело вздыхает, прежде чем услышать привет от отца и нежные слова матери, а затем коротко и даже не задумываясь, настолько привычно и правдиво ответить: — И я вас. Очень сильно. Поток противоречивых эмоций захлёстывает Сана, когда он кладёт трубку — он и боится, что не сказал чего-то важного, и что заставил его спутника ждать слишком долго, и что он, оказывается, действительно переоценил себя, считая, что он совсем без труда справится с этой сменой, и что теперь ему так сильно хочется пойти домой и лечь спать, но тогда их первое свидание снова останется неполным, неоконченным… Ещё и родители не послушались, вот же упрямые! Одна мысль об этом заставляет его вслух чертыхаться, на что Сонхва, то ли снова оказавшийся, то ли находившийся всё это время во внимании, тут же реагирует вопросом, что же произошло. — Мама с папой решили что-то мне подарить, хотя я говорил им сотню раз, что ничего не нужно! — возмущается Сан, и Сонхва, понимающе кивая, дотрагивается до его плеча, спрашивает, переживает ли Сан по поводу того, что теперь ему тоже придётся что-то подарить в ответ: — Дело не в этом… Я и без этого собирался им что-то подарить. Но у меня вообще ноль идей. Сан поднимает глаза и встречается ими с лицом Сонхва: тот задумчиво глядит вдаль, будто что-то вспоминая, на несколько секунд выпадая из реальности, позволяя теперь уже Сану на него насмотреться. Разумеется, его строгие, правильные черты лица всё ещё создают впечатление холодности и отстраненности, однако теперь Сан, зная о том, что иногда впечатления ошибочны, может в полной мере наслаждаться тем, что этот человек сейчас в самом деле рядом с ним. И пока Сан осознаёт, что поступки, жесты и слова Сонхва так же красивы, как и он сам, того, видимо, озаряет: — Знаете, у меня есть отличная идея для подарка вашим родителям, — загадочно приподнимает он уголки губ. — Расскажу на одном из наших будущих свиданий, идёт? — Тогда на нечётном — на них ваша очередь ухаживать, — почти не думая над остротой бросает Сан, заставляя Сонхва засмеяться, прикрыв рот рукой. «Либо Уён врал, что я несмешной, либо у него тоже специфичный юмор», — рассуждает Сан, слегка краснея, потому что в любом случае расклад ему нравится. А Сонхва, просмеявшись, тем временем подмечает, что Сан вновь зевает, и предполагает, что у него был тяжелый день. Кивком Сан подтверждает его догадки, и тот протягивая ему руку, говорит шутливо: — Значит, до рассвета гулять не выйдет. Да и погода неподходящая… — Какое-то неудачное первое свидание всё-таки получилось, — поджав губы констатирует Сан, всё же игнорируя этот факт и переплетая с Паком пальцы. — Почему же сразу неудачное? Просто… особенное. Не как у всех, — куда более оптимистично возражает Сонхва. Сана это слегка удивляет и, как ему кажется, самого Сонхва тоже, потому как следом, пока они продолжают свой путь вниз по улице, он рассказывает о том, что, вообще-то, и не представлял, что Сан даст ему ещё один шанс, да и в принципе не рассчитывал, что, придя за кошельком, получит и его номер — просто рискнул, хотя обычно так не поступает, не позволяет профессия. Так Сан узнаёт больше: кем Сонхва работает, что он немногим старше него, что у него, на самом деле, небольшой круг общения, и что если бы он таким не был, они бы, наверно, и не встретились — и за это надо благодарить Ёсана. Сан саркастично отмечает, что Сонхва уже второй, кто обязан Ёсану в подобных делах, так что ему следует быть осторожнее, и Сонхва прыскает, хваля остроумие юноши, а Сан только качает головой, ещё раз отмечая, что та история, конечно, ужасно некрасивая. — Я, между прочим, из-за неё сегодня здесь. — Значит, вы третий. Их тихий общий смех наполняет сужающуюся улицу, ведущую к жилому кварталу, и Сан, крепче сжимая ладонь Сонхва, думает, что, несмотря на то, что они всё ещё не перешли на «ты», он будто знает этого человека очень и очень давно, о чём он ему и рассказывает сразу, как только мысль эта посещает голову — и не может определиться то ли это снова действие дурной привычки, то ли он уже доверяет ему как старому доброму другу. — Я не особо общительный, но с вами так легко, — добавляет с восторгом Сан. — У меня такое же чувство, и я это говорю не только потому что вы мне нравитесь… — начинает Сонхва, заставляя Сана на секунду впасть в ступор. — Я… я вам правда нравлюсь? Вы уверены? Сонхва обходит его, встаёт ровно напротив, лицом к лицу, всё ещё не отпуская его руку, поглаживая тыльную сторону его ладони большим пальцем, и выдыхает «да», а затем спрашивает обеспокоенно, даже не дожидаясь реакции: — Что, слишком спешу? — Ну, может немного, — тактично увиливает Сан — он не разбирается, но Сонхва об этом знать совсем необязательно. — Я решил не медлить с тем, что и так понятно, — признаётся Сонхва. — Может, и правильно. Вот мой друг, например, встречается со своей девушкой пару недель, а она ему уже обед на работу собирает, — делится Сан своим открытием с Сонхва, думая, что он, скорее всего, поймёт, о ком речь, но думая ещё и о том, что хотел бы, чтобы Пак понял и то, как этот факт поражает Сана, причём в самом хорошем смысле. Сонхва что-то отвечает, но Сан мало того, что совершенно заворожен им, он всё не оставляет попытки бороться с сонливостью, и на то, чтобы держать глаза открытыми, ему нужно столько сил, что его слова он почти не разбирает. Слышит сквозь завывание ветра его смех и заботливое: «Совсем уже устали. Куда дальше?». — Мы уже пришли, — кивает Сан на ближайший дом. — Так тяжело вас отпускать. — Тебя, — поправляет Сан, сияя. Сонхва в конце концов соглашается называть его на ты, и Сан, в свою очередь, тоже, надеясь, что не забудется вновь. Сонхва всё причитает, как ему жаль расставаться, но снова расцветает, стоит Сану напомнить, что Пак ещё должен ему идею для подарка, так что хотя бы ради этого они ещё встретятся, и, пока Сан непроизвольно веселит его, он чувствует, как что-то тёплое прижимается к его лодыжке, а мгновение спустя цепляется за неё, впиваясь в кожу под брюками, вынуждая Сана ойкнуть и посмотреть вниз: — Милкис, опять ты! — возмущается Сан, видя, как об его ноги, будто извиняясь, но при этом оставляя на его чёрных штанах белые волоски, трётся соседский кот. — Это ваш? Или уличный? — интересуется Сонхва, пока Сан с большим трудом берёт его на руки. — Ни то, ни другое, — поясняет он, тут же забывая о том, что кот переусердствовал, привлекая к себе внимание, и принимаясь чесать его за ушком, — моя кошечка живёт у родителей, а здесь в квартиру я никого взять не могу — у Минги аллергия. Милкис, — кивает на кота Сан, — соседей с первого этажа. Он просто любит гулять, потому что на прогулке можно выпрашивать еду. Даже зимой выходит… Я тоже сначала подумал, что он бездомный, вот и стал его подкармливать. А он оказался притвора и врун! — Сан вытягивает руки, рассматривая последствия похождений Милкиса и демонстрируя их Сонхва. — Какой же ты толстый стал! Я наверняка не один, такой дурак, ведусь на его спектакли! — Это очень вредно для них, — соглашается Сонхва. — У меня у самого кот, и я ему такого не позволяю. — Ты слышал Сонхва-хёна? Всё, я сажаю тебя на диету, Милкис, и не смей даже оправдываться тем, что сегодня Рождество! — Он снова прижимает кота к себе, ни капли не сомневаясь, что тот его понял, потому как тот сразу принимается подлизываться — тянется к нему носом и лапами, будто стараясь обнять такого наивного Сана, продолжающего по привычке угощать совсем чужого кота, что не оставляет ему никаких шансов на то, чтобы продолжать быть строгим. — Вот как его не любить? — вздыхая вопрошает он в воздух, опуская располневшего кота на землю и со смехом веля этому негоднику возвращаться домой. Он снова выпрямляется, отряхивая от кошачьих волос всю одежду, и видит, как Сонхва снова о чём-то размышляет, прищурившись. Ему остаётся лишь вопросительно склонить голову, попутно с печалью на сердце думая о том, что, кажется, настаёт время прощаться. — Знаете, я с первого дня заметил, что у вас… то есть, у тебя… — Сонхва завороженно, не мигая глядит на Сана, и тот едва не бросается вытирать лицо, боясь, что где-то умудрился испачкаться, но, к счастью, Сонхва наконец договаривает, — очень красивая улыбка. — Глаза Сана вновь предательски слезятся от колючего встречного ветра, и он прячет их под полуопущенными веками, пытаясь уложить в голове простую, но совершенно невообразимую мысль: Сонхва искренен с ним. Мягко скользя по рукаву Сана до самого плеча он уточняет: — Самая красивая в мире. Ветер в ушах оглушает, взгляд тёмных глаз напротив — вынуждает на время онеметь, а темнота вокруг, разбавляемая лишь тусклым светом из окон, услужливо позволяет Сану делать то, что ему, собственно, и хочется — смотреть только на Сонхва. Сан даже не думает отстраняться, когда тот наклоняется, видя, что Сонхва, несмотря на напускную серьёзность и явно куда более солидный жизненный опыт, стесняется, словно ребёнок. Он аккуратно прижимает свои губы к щеке Сана, и оба чувствуют, как прохладная кожа на ней тут же теплеет, а на лице вновь появляется та самая улыбка, ещё раз убеждающая Сонхва в том, что его слова точно соответствуют реальности. — И всё? — хихикнув уточняет Сан. Пак моргает пару раз, и Сан продолжает: — Ты не похож на человека, который на первом свидании целует только в щёку. — А на какого похож? — Не знаю, — чистосердечно отвечает Сан, немного помолчав. — Пока. — Зато я знаю, на какого похож ты, — вдруг говорит Сонхва. — На какого же? — На хорошего. У тебя всё обязательно будет хорошо, Сан. — Думаешь? — неуверенно тянет он. Конечно, ему бы хотелось, чтобы так и было. То и дело в голове всплывают проблемы, которые он бы хотел решить — в основном своими силами, но несколько чудес ему бы не помешали. Разрешить вопрос с работой для родителей, бросить свою вторую, вынужденную, вернуться в университет, заставить Милкиса немного похудеть… И каким-то образом сделать так, чтобы Сонхва не изменил своего мнения о нём. Звучит слишком сложно, чтобы Сан мог со всем этим справиться в одиночестве. — Да, — твёрдо заявляет Сонхва. — Это моё рождественское желание. Едва касаясь замёрзших пальцев Сана он произносит «пора прощаться», а Сан, понимая, что Сонхва притормаживает себя ради него, видимо, боясь спугнуть, хоть Сан и уверил его, что спешка — это не всегда плохо, сам подаётся вперёд, решая подарить со своей стороны хотя бы объятие и ещё кое-что. — У тебя тоже, — обещает он, обдавая его ухо своим горячим дыханием. — Потому что это будет моё. Слыша сбоку смех и нежное «посмотрим», Сан нехотя разрывает объятие, благодарит за вечер и не выбирает вариант с долгими прощаниями — знает, что он сложный и только увеличивающий боль даже от короткой разлуки. Вместо этого он в последний раз озаряет улицу улыбкой прежде, чем скрывается за дверью подъезда, напоследок слыша: — Кстати, у тебя чудесный парфюм. — Рассказать тебе-таки о нём на следующем свидании? А то в тот раз ты отказался, а я так люблю о них говорить, — с долей и шутки, и настоящего расстройства в голосе заявляет Сан. — Если ты позволишь мне услышать его ещё раз, — ставит условие Сонхва. Хитрый взгляд Сана оставляет загадку висеть в воздухе, но Сонхва и это устраивает. Из головы у него не идёт мысль об аромате на Сане, который, неожиданно для него, раскрывается сочными цитрусами и хвоей одновременно — интересно, всегда ли он пользуется таким парфюмом или лишь под Рождество? Сонхва знает, что получит ответ на свой вопрос в самое ближайшее время, и это знание наполняет его восторгом, предвкушением и легкостью — ведь Сан, если Сонхва не почудилось, тоже, ещё не успев распрощаться, уже ждал их новой встречи. Сонхва поднимает подбородок выше, подставляя лицо снегопаду и глядя в ночное затянутое дымкой небо, и понимает, что мысли о парфюме (точнее, о шее, на которую Сан его наносит) постепенно улетучиваются, освобождая место для чего-то большего. Теперь его разум занимает всего одно слово: любовь. Кажется, он всё же был неправ, а если уж откровенно, то был круглым дураком. Но, снова вспоминая о Сане и понимая, что всё это время он воспринимал любовь совсем не так, как следовало бы, он думает, что у него ещё есть шанс перестать им быть, исправить всё, что было сделано не так, и научиться чему-то очень важному. Размышляя про себя, Сонхва приходит к выводу: любовь — не эфемерна, но пока ты не увидишь её воочию сам, то ни за что не поверишь, что она может быть реальна. Сонхва понимает, что за все свои долгие двадцать пять лет жизни разглядел любовь впервые, и это любовь не «между» и не «к», а «в». Она — в Сане. А в нём она, в свою очередь, ко всему: к родителям, к чужим животным, к друзьям, к тем, кого любят его друзья, к своему настоящему призванию и к делу, которым ему приходится заниматься по необходимости, к незнакомцам и людям, которых он знает от силы несколько минут, к каждой секунде жизни, даже той, которая вынуждает печалиться и к каждому мгновению, делающему его счастливым. Сан — и есть любовь, и он из тех, кто наполняет ею других, и Сонхва признаёт, что не становится исключением. Когда Сонхва осознаёт это, быстро петляя по улицам, спеша домой, скептик внутри него, твердящий, что верить в неё не имеет смысла, наконец замолкает. И когда тот совсем испаряется, Сонхва дрожащими руками снимает с телефона блокировку, открывает одно из приложений и радует Ёсана честно выигранными им деньгами. «Это у тебя такое “С Рождеством”?», — тут же прилетает ему в мессенджере от ещё не спящего Ёсана. «Это я тебе проспорил», — не медля отправляет он в ответ. Сан же, тем временем, на ходу решая, что обязательно позволит Сонхва снова вдохнуть запах его парфюма, и точно не один раз, но сначала всё-таки прочитает ему лекцию насчёт ароматов из бутика, которые ему самому так нравятся, а там и ещё какую-нибудь, повозвышеннее, поднимается к себе и тихо, боясь разбудить соседа по квартире, спешно раздевается и отправляется в ванную, чтобы так же быстро отправиться после неё прямиком в постель — лишь бы поскорее настал новый день. Когда он возвращается в свою комнату, в которой он так и не зажёг свет, он замечает, что за окном не на шутку разгуливается очередная метель. Сан небрежно натягивает футболку для сна и, понимая, что сил у него и впрямь не осталось, и продолжение свидания он стойко выдержал на чистом энтузиазме, прыгает в кровать. Щёки его горят от контраста температур, когда он ложится на бельё, весь день ждавшее его в комнате с приоткрытым окном, и он, пока тянется к его ручке, не желая больше впускать холод, прислушивается к завываниям на улице — а, может, и песням. Ветер за окном всё поёт их, пусть и несколько неумело, и Сан, зарываясь лицом глубже в ещё прохладную складку одеяла, успевает подумать о том, что хорошо бы Сонхва тоже уже добрался до дома, ведь сейчас там жутко холодно, и как же здорово, что они, кажется, живут недалеко друг от друга, а затем, несмотря на целый рой мыслей в голове, сдаётся усталости сразу и засыпает. Сны ему снятся сладкие, тягучие, почти медовые. Разные, но все — цветные и до чёртиков приятные. В одном из них у него в руках жестяная коробочка имбирного печенья, а рядом — чей-то незнакомый, но весьма ласковый пушистый кот, задумчиво глядящий на сладости, в другом на его телефоне оказывается список совместных покупок, а ещё в одном вокруг его талии обвиты чужие руки. Лучше всего Сан запоминает именно их, ведь они держат так крепко, словно их обладатель боится ослабить хватку даже на мгновение — словно, если он его отпустит, то потеряет навсегда. Сан хочет было обернуться и посмотреть в лицо ему, чтобы точно убедиться, но, стоит ему приподнять подбородок и попытаться глянуть через плечо, один образ тут же сменяется другим. Теперь обладатель касается его поясницы, затем — шеи, а позже трепетно обхватывает его лицо, и даже во сне Сан, словно точно зная, что безопаснее и надёжнее прикосновений в мире нет, всецело доверяется им. Ужасно боясь, что сновидения, уготованные ему — лишь то, что никогда не существовало и не будет существовать, Сан просыпается, впервые за долгое время не слыша никаких будильников, зато видя на экране телефона недавно присланное сообщение от Сонхва. И его Сан определённо откроет и прочитает. Ведь он просыпается с мыслями только о нём. Конечно, не с теми, окунаясь в которые, он бы решил, что они подходят друг другу идеально — он уже слишком взрослый, чтобы строить подобные иллюзии и не знать, что идеальных пар не бывает. Да и знает он о Сонхва всё ещё совсем немного — как-то их первое свидание в этом деле не слишком поспособствовало, видимо, оно у них и в самом деле было особенное. Но, тем не менее, дело именно в том, что Сан отчаянно хочет это исправить — выяснить, что Сонхва любит, а что не любит, чем увлекается, как живёт. И Сан ощущает, что определенно пожалеет, если не даст, в первую очередь, самому себе, шанс узнать, расспросить обо всём на свете и, если получится, узнавать Сонхва дальше самому, будучи всего лишь с ним рядом. В конце концов, пусть он и не верит в рождественские чудеса на самом деле, но всё происходящее с ним в последние несколько дней походит именно на то, что обычно меняет такого рода мнения. А чудесам, наверно, не нужно задавать вопросов, настоящие ли они и как и зачем они пришли — можно спросить, разве что, хотят ли они кофе, а затем узнать, что кофе совсем не в их вкусе, позволить им самим рассказать о себе и принять эти чудеса такими, какие они есть.