Кровопролитие

— Пошла вон отсюда, дрянная ты девчонка, — закричала женщина, резко вскочив со своего места, когда некогда красное платье было уже испорчено и окрашено в темно коричневый цвет по вине служанки. — Ваша милость, простите меня, умоляю, не знаю, как так вышло, — совсем еще юная девушка упала в ноги к барышне, не переставая причитать и со страхом в глазах смотреть на искаженное от гнева лицо хозяйки. — Вон пошла. Роберт, живо сюда, — позвала своего верного слугу женщина и брезгливо отмахнулась от плачущей девушки. — Миледи, что Вам угодно? — в гостиной сию минуту появился Роберт Голд, держа руки скрещенными перед собой. — В подвал ее на три, без еды и воды, — отдала приказ Кора Миллс и отвернулась, переключая взгляд на потрескавшиеся дрова в камине, осень нынче в Лондоне была холодная, и женщина постоянно мерзла. — Конечно, миледи, — послышался скрип половиц, всхлип служанки. — Миледи, сжальтесь, пожалуйста, умоляю, я же ничего не сделала. А позже тишину всего дома наполнили ее крики, пока верный слуга тащил ее в нужном направлении. Вся прислуга, сидевшая в подвале, затаилась еле дыша, кто-то безмолвно плакал, прижав к себе ребенка, а кто-то закрывал уши и зажмуривал глаза, уже зная на себе, какие муки ждут молодую душу. Кора Миллс стояла в гостиной и слушала крики девушки, упивалась своей властью и страхом всего дома в данный момент. Кора с усладой вздохнула воздух, на губах появилась жуткая улыбка, а в карих глазах мелькнуло безумие. Позади мужчина сглотнул, явившись на услышанные крики, его старческие руки дрожали, вертя конверт перед собой, он не решался заговорить с женой. Внутри каждый раз что-то переворачивалось от ее вида и каждый раз он задавался вопросом, как он не видел этого раньше. Его жена была безумна, все ее творения сходили ей с рук, она держала всех в страхе, даже собственную дочь. — Долго собираешься топтаться там на месте, Генри? — от неожиданности мужчина дрогнул и, прочистив горло, подошел к жене, что высокомерно взглянула на него, облаченная в красное платье. — Письмо от графа пришло, — под проницательным взглядом он протянул жене письмо, и та принялась разворачивать листок. — Ну и что же ответил граф? — Леопольд приглашает нас на бал в его замок, дабы познакомится с Реджиной, — ответил муж, пока женщина читала письмо, дабы удостовериться в этом самой. — Что ж, это прекрасное событие. — Мне сообщить ей? — увидел на лице своей супруги безумную улыбку. — Я сама, Генри. Звон каблучков нарушал тягостную тишину, нависшую над поместьем виконтов Миллс. Владелица дома поднималась по лестнице, придерживая платье, в свете свечей, расставленных по дому, ее волосы, что были сцеплены на затылке в замысловатой прическе, переливались рыжевато-красными огоньками. Порой зрачки расширялись, и тогда глаза казались черными. Шатенка остановилась около массивной двери, она выудила из кармана ключи и попыталась вставить их в замочную скважину. Дверь поддалась не сразу, оповестив хозяйку небольшой комнаты о приходе матери. Девушка, сидевшая за туалетным столиком, казалась неестественно бледной, а черные волосы, спадавшие на плечи крупными локонами, создавали сильный контраст. Взгляды встретились в зеркале, в груди стало тяжело, будто что-то сдавливало ее каждый раз, когда мать смотрела на нее таким взглядом. — Одумалась, надеюсь? Или мало я тебя наказала? — Одумалась, мама, — постаралась придать голосу больше храбрости черноволосая, не сводя взгляда с матери, что медленно подходила к ней. Остановилась в шаге от нее и опустила костлявые пальцы на плечи дочери. — Ты ведь помнишь, что последует, если ты еще раз сбежишь к нему? Даже если подумаешь об этом? — наклонившись, прошептала Кора, с наслаждением вглядываясь в зеркало, глаза дочери излучали животный страх, а грудная клетка стала вздыматься быстрее. — Да, мама, — выдавила из себя Реджина. — Ну же, полно, дорогая, сидеть с таким лицом, будто кто-то помер. Я с хорошими новостями пришла, — Кора выпрямилась и, взяв в руки щетку, стала прочесывать шелковистые волосы дочери. — Поделитесь же ими скорее, — чувствуя подвох в ее словах, попросила Реджина. Желудок скрутился узлом, коленки противно задрожали, и чувство нелюбви к себе за эту слабость превосходило все мыслимые пределы. — Завтра поедем на бал, нас пригласил граф Локсли, — медленно перебирала черные пряди мать между пальцами, отложив щетку на столик. — Леопольд который? — задержала дыхание девушка, боясь подумать зачем. — Верно, Реджина. Его жена сошла с ума, бедная, лет десять назад, и вот он наконец созрел для того, чтобы подыскать себе новую жену, — хватка на волосах усиливалась с каждым словом. — Ты больно приглянулась ему. Дело за малым: сделать так, чтобы он стал твоим. А там все к тебе придет — и деньги, и власть, — прошептала на ухо, замершей девушке. Вся краска с лица Реджины сошла после услышанного, совершенно невольно задрожали малиновые губы. Кора резко схватила ее за локоть, разворачивая к себе лицом, в то время как дочери стало дурно от ее прикосновений, она вырвала руку и отшатнулась назад, хватая такой сейчас необходимый воздух. Реджина широко распахнула глаза, пытаясь найти в глазах напротив хоть каплю любви, хоть чего-нибудь, в всегда бессердечной матери. Она просто не понимала, как можно выдать родную дочь за человека, который годится в деды, за графа, которому за шестьдесят. Она просто не понимала, чем заслужила такое, она повиновалась каждому слову, безропотно выполняла указы матери, но ей всегда было мало. — За что ты меня так ненавидишь? Скажи! Что я тебе такое сделала?! Что?! — впервые повысила на нее голос Реджина, задыхаясь от нехватки воздуха. Она ужаснулась, когда мать, согнувшись, начала громко смеяться страшным смехом, что холодил кровь. — Я тебя люблю. Ты моя дочь. — Если бы любила, не поступала бы так. — Заткнись! А ну быстро замолчала! Ты просто глупая девчонка, выросшая на сказках. Говорила Генри, что глупости, так нет же, вбивал тебе это в голову. А теперь мне расхлебывай это, — ходила по комнате Кора, совсем не замечая безликую Реджину, что молча плакала. — Что даст тебе этот конюх? Скажи мне, что? Подохните за забором, как только не станет нас с отцом. А граф… — она подошла в плотную, схватив дочь за подбородок, заставляя смотреть в глаза, — обеспечит тебе достойную жизнь. А родишь ему сына, так на руках носить будет. Любовь — это слабость, дорогая, а власть — это свобода. Ты пока не понимаешь, со временем придет. — Не пойду! — прошипела черноволосая, казалось, весь страх выветрился. — Добавим-ка стимул. Кто знает, что случится с нашим конюхом. — Только попробуй. — На слабо берешь? Готовься к балу милая, — похлопала по щеке брюнетку и стремительно покинула комнату. Реджина в ту же секунду побежала за ней, но лишь ударилась о закрытую деревянную дверь, начиная колотить по ней со всей силы. — Не смей! Слышишь? Не смей! Пожалуйста, не тронь его! — заливалась слезами, девушка, оседая на холодный пол, не переставала при этом стучать, в надежде что кто-нибудь откроет. — Ненавижу тебя, ненавижу. — Сюда поди, — поманила жестом своего слугу Кора, оглядываясь по сторонам. Поправив края рубахи, Голд оказался рядом. — Служанка выпорота, что ходить не может. — Молодец, но я не поэтому. Дело есть одно. — Слушаю Вас, миледи, — уловил нотки хозяйки Роберт и прищурился, готовясь внимательно слушать. — Дочь последнее время от рук отбилась, нужно проучить. — Молодежь сейчас вся такая, поумнеет скоро. — От Дэниэла нужно избавиться, все как всегда. С утра проводишь Реджину на конную прогулку, скажешь, я разрешила. — Вы что же, хотите, чтобы она увидела его повешенным? — Правильно мыслишь, а теперь исполняй. — Но… — Что еще за «но»? — Не слишком ли будем, миледи? — Я мать, я знаю, как будет лучше. Давно нужно было эту дурь выбить из нее. — Да, — плечи слуги слегка поникли, он знал девочку с самого рождения и не знал, чем это обернется.