Твой выбор

У Тачихары подрагивают колени, когда ладонь Дзёно опускается на его плечо. Всего три недели назад эта же узкая ладонь в белой перчатке, едва коснувшись, чуть не сломала ему шею при задержании, а теперь она же в обычном нейтральном жесте покоится на его плече. Дзёно слегка наклоняется, и Мичидзо сглатывает, так близко видя это спокойное лицо с замершей улыбкой и всегда опущенными веками. Лицо, при виде которого три недели назад он едва не попрощался с жизнью. — Ты слишком нервничаешь, Тачихара, о чём я тебе говорил? Мичидзо кивает интуитивно, забывая подумать о том, что едва ли он хоть что-то помнит из наскоро пройденного обучения. Его хлопают по плечу и наконец убирают руку, всё с той же непроницаемой улыбкой говоря: — Лучше тебе не разочаровывать меня. Тачихара молчит, пытаясь успокоить сердцебиение. Первое задание, как и первое ограбление — та ещё нервотрёпка. Дело ведь только в этом, верно? Три недели назад он пытался ограбить банк, что делал до этого уже десятки раз и почти всегда успешно. Он понятия не имел, что в этот раз за ним придут не обычные копы, от которых легко сбежать, а особый отряд военной полиции, один из членов которой способен арестовать его с закрытыми глазами. Это всё ещё не укладывалось в голове, хоть теперь он и знал об особенностях отряда, став его частью не по своей воле. У него просто не было выбора. * Спустя три недели и даже спустя три месяца день ареста всё ещё часто снится ему, и Тачихара просыпается в холодном поту, в первые секунды не понимая, что за комната его окружает. Небольшое помещение, предоставленное штабом Ищеек, едва ли можно назвать уютным. Поначалу оно напоминало ему камеру предварительного заключения, в которой пару раз ему побывать доводилось. Но в отличие от этой комнаты — из камер он всегда сбегал. А отсюда — даже бы не решился. Взгляд скользит по висящей в углу темно-зеленой форме. Фуражка и белые перчатки сложены на железном столе. Лунный свет из узкого окна слабо освещает бетонный пол. Тачихара встаёт, чтобы выпить воды и умыться, отогнав последние обрывки повторяющегося сна, в котором Дзёно со спокойной улыбкой с силой сжимает пальцы на его горле. Обрывки сна и свои странные чувства на этот счёт. * Покидая помещение для совещаний, Мичидзо старается не думать о том, почему он снова волнуется, выступая с отчётом перед остальными. Или волнуется только перед одним человеком? Делая несколько шагов от двери, задумавшись, он врезается в стоящего спиной Дзёно, и тот оборачивается, ловко беря за локоть. — В чём дело, Тачихара? Вроде незрячий в отряде я, а не ты. Он говорит это с улыбкой, от которой в который раз по коже бегут мурашки. Но ведь больше не нужно его бояться? Сны говорят об обратном. Но не только о страхе, так ведь? Тачихара инстинктивно отстраняется, делая шаг назад, и пальцы соскальзывают с его локтя. — Простите, Дзёно-сан, я… немного переволновался из-за чтения отчёта перед всеми. Не могу привыкнуть. — Вот как. Дзёно складывает руки на груди и словно не собирается отходить, чтобы уступить дорогу. Тачихара не знает, на чём остановить взгляд, ему кажется, что тот способен почувствовать каждое движение его глазных яблок. И, в общем-то, так и есть. — Мы говорили об этом много раз, Тачихара, ты должен собраться, если хочешь продолжить работу в отряде. Как будто он мог бы просто из него уйти. Как будто у него был выбор. Воспоминание об аресте в очередной раз озаряет мозг рваной вспышкой. — Разумеется, у тебя есть выбор, — улыбка Дзёно не меняется, а пальцы сильнее сдавливают горло, прижимая тело Тачихары к стене сейфа, который тот так и не успел открыть. — Ты можешь проследовать со мной и перестать быть отбросом. Или же ты сдохнешь им прямо сейчас. Он злится на себя и кривит губы, пытаясь отогнать воспоминание и как можно твёрже сказать: — Разумеется, я это понимаю. Дзёно кивает и отворачивается. — Иди за мной. Делая шаг, Мичидзо чувствует, как подрагивают его колени. * В кабинете Дзёно аскетично и полутемно. Входя, Тачихара замечает на узком окне плотную бумажную завесу, приглушающую свет. На деревянном столе нет лампы, нет сложенных стопок бумаг, как в кабинете Теруко. Только несколько аккуратно лежащих чёток и раскрытая книга, на страницах которой нет иероглифов, только едва заметные глазу бесцветные выбитые на бумаге точки. Дзёно пропускает его вперед и прикрывает за ним дверь. Мичидзо слышит звук проворачиваемого ключа и уже чувствует, как от пота неприятно прилипает к спине его форменная рубашка. Он понимает, почему ему страшно. В полумраке вещи кажутся пугающими, словно меняют форму. Так он чувствует себя, просыпаясь среди ночи после очередного сна о дне задержания, ещё несколько мгновений почти физически чувствуя, как сжимаются чужие пальцы на его горле. Дзёно подходит со спины и опускает руку на плечо, от чего Мичидзо едва заметно вздрагивает. — В чём дело, Тачихара? Он наклоняется ближе к его уху. — Тебе что, всё ещё страшно? Он сглатывает, не шевелясь, не решаясь обернуться. Разумеется, Дзёно знает. Чувствует каждое движение, не заметное для глаз. Дзёно чувствует его насквозь, и от этого тоже страшно. Пальцы сильнее сжимают его плечо, сминая грубую ткань формы. — Тачихара, я задал тебе вопрос. Мичидзо уже понимает, что врать не имеет смысла. Он находит в себе силы, чтобы развернуться, чтобы сказать это ему в лицо. Так ведь нужно поступать со своим страхом? Он выдыхает, глядя на покачивающуюся длинную сережку. — Верно. Я всё ещё помню тот день и… Всё ещё вас боюсь. Его лицо в полумраке выглядит точь-в-точь как в день задержания, в приглушенном свете главного хранилища банка. Мичидзо, не шевелясь, смотрит на его замершие в улыбке губы. Дзёно качает головой, будто задумавшись. — Но почему? Разве я не тот, кто привёл тебя сюда? Пальцы сильнее сжимаются на плече, и Тачихара замирает, пока к нему склоняются чуть ближе — ещё немного, и свисающая серёжка коснётся лица. — Не заставляй меня жалеть, что я взял тебя живым. Он говорит это с улыбкой, и это тоже пугает. И… восхищает? Тачихара сжимает губы, прекрасно понимая, что сейчас все его эмоции с лёгкостью считывают. В страхе он смог признаться, и страх был естественным. Но было что-то ещё, чему сам он избегал подбирать название. Что-то липкое, как следы, остающиеся на постели после чертового повторяющегося сна. Следы холодного пота. И иногда — Мичидзо хмурится, боясь, что, помимо эмоций, прочтут его мысли и воспоминания — Иногда это следы спермы. — Тачихара. Он переводит взгляд на опущенные веки, на неподвижные белёсые ресницы, и его снова прошибает потом. Полумрак вокруг придаёт нереальности происходящему, но он не должен так заблуждаться. Всё это происходит с ним. В эту минуту. На самом деле. Он набирается сил, чтобы на выдохе сдавленно произнести: — Что вы от меня хотите? Дзёно кивает, будто поощряя, давая понять, что вопрос правильный. — Я хочу, чтобы ты ответил. Он наклоняется вплотную к его уху, говоря так же спокойно, почти насмешливо: — Почему, помимо страха, сейчас я чувствую твоё возбуждение? Тачихара открывает рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Словно не может дышать. Его пронзает отвратительное осознание. Дзёно давно знает. А значит, уже не получится запереть это в себе и продолжать игнорировать. Он стискивает зубы и пытается отвернуться, но его крепко удерживают за плечо. Другой рукой берут за подбородок, заставляя смотреть на себя. У Мичидзо нет выбора. Никогда не было. — Ты расстраиваешь меня, Тачихара. Неужели в душе ты остался трусливым отбросом, и мне всё-таки стоило тебя убить? Перед глазами плывет от нахлынувшего жара, но он ещё пытается удержать взгляд на чём-то — на этой чертовой поблёскивающей в полумраке серёжке, и, не помня себя, выдыхает: — Убейте. И докажите, что я был прав. Что… я не зря до сих пор боюсь вас. На мгновение Дзёно хмурится, затем отнимает руку от его лица, вторую оставляя на плече, и коротко смеётся. Тачихара готов поклясться, что ещё ни разу не слышал его смеха. Тем более такого… нормального? Дзёно хлопает его по плечу, как не раз делал раньше, в те минуты, когда поздравлял с успешным заданием или помогал к нему подготовиться. Застыв, он смотрит с непониманием на вновь замершие в улыбке губы. — Так ты думаешь, что я причиню тебе боль, не так ли? Мичидзо не знает, чего от него ждать, но понимает, что не сможет противостоять, что бы тот ни сделал. Именно это и восхищает — и… возбуждает — его, ведь так? Если сейчас его ударят, если придавят сапогом к полу — он не сможет этого избежать, не сможет выбраться. Он хорошо это усвоил в день задержания. Любое его действие будет предугадано и направлено против него самого. Он стискивает зубы и молчит, с напряжением глядя в улыбающееся лицо, в полумраке напоминающее красивую восковую маску. Дзёно подаётся вперёд — ладонь, соскользнув с плеча, обхватывает за горло. Тон становится жёстким: — Ты совершенно прав. Тачихара чувствует охватившее его оцепенение и совершенно неуместный, иррациональный жар. Он не может пошевелиться, пока его виска почти касаются губами. — Но только если ты сам этого захочешь. Пальцы сжимаются на горле — не сильно, но ощутимо, чтобы окончательно сбилось дыхание. Следующий приказ оглушает, словно гром: — Встань на колени. Тачихара едва ли может нормально дышать — он чувствует, что ещё немного, и сам рухнет на пол и закашляется, словно он всё ещё во сне, словно он всё ещё в том дне, о котором так и не смог забыть. Но не только из-за страха, так ведь? Дзёно разжимает пальцы и отводит руку, и Мичидзо, не контролируя тело, сам опускается на колени. Фуражка спадает и отлетает в сторону. Он кашляет, опустив голову, судорожно расстегивает верхнюю пуговицу воротника, надеясь, что так будет легче дышать. Но ему не легче. Перед глазами мелькают чёрные точки. Света за бумажной завесой на окне становится всё меньше. Сожмурив, затем открыв глаза, он смотрит в пол, на начищенные носки чёрных сапог, застывших всего в паре сантиметров от его распластанной по полу ладони. — Тачихара. Мичидзо не поднимает головы и ничего не отвечает и в ту же секунду чувствует, как сильные пальцы зарываются в его волосы на затылке и тянут вверх, заставляя поднять голову и смотреть. В глазах плывёт, внутри всё больше расползается мерзкий жар, пока пальцы касаются его щеки, подбородка и тормозят, дотрагиваясь до приоткрытых губ, и Мичидзо понимает, что ткани перчатки на них больше нет. Он прикрывает глаза, ведомый слабой надеждой, что это всё ещё может оказаться сном. Что это вовсе не то, чего он правда хочет. Дзёно проводит большим пальцем по его нижней губе — медленно и неожиданно мягко. Тачихара едва ли отдаёт себе отчёт в том, что его губы всё ещё приоткрыты и что прямо сейчас между ними проводят пальцем, а затем окончательно проталкивают его в рот. И в этот момент в голове что-то щёлкает. Мичидзо не пытается отстраниться — он чувствует, что давно уже проиграл, что жар, стремительно разливавшийся по телу, сейчас весь сконцентрировался в паху, и это больше невозможно игнорировать, невозможно объяснить страхом. Да, он боится его. Потому что хочет. Замерев на несколько секунд, он наконец делает это. Словно во сне, он плотно обхватывет палец губами и со всех сторон проводит по нему языком, начиная двигаться ему навстречу, имитируя то, чего сам в жизни никогда не делал. У него просто нет выбора. Он не знает, сколько это продолжается, пока Дзёно медленно не высвобождает палец из его рта и спокойным тоном не говорит: — Я ведь даже не приказывал тебе делать это. Не открывая глаз, Тачихара слышит, как звякает тяжёлая пряжка ремня. — Но раз ты хочешь… Мичидзо напряжённо сглатывает. Хочется избавиться от сковывающего жара, но он не может пошевелиться. Он едва находит силы, чтобы приоткрыть глаза и сразу зажмуриться, увидев в полумраке напротив своего лица напряжённый член. Как во сне. Дзёно вновь запускает пальцы в его волосы, но на этот раз не тянет, а поглаживает, позволяя самому податься вперёд и коснуться его губами. И Тачихара делает это. В голове будто что-то взрывается — он больше не может контролировать себя, не может думать о том, что это неправильно, что это безумие, что это, возможно, его последний день в этой организации или даже в жизни. Он больше не может думать. У него просто нет выбора. Он плотно обхватывает член влажными губами и медленно берёт в рот, прижимаясь языком. Дзёно не двигается, только заторможенно перебирает пальцами пряди его волос. Мичидзо двигается сам — неловко, интуитивно, но всё больше увлекаясь, всё больше чувствуя с того самого дня подавляемое желание и теперь почти не чувствуя уже страха. Он берёт глубже, пока слюна не заполняет рот и не начинает стекать по подбородку. Становится трудно дышать, он едва не давится, когда член упирается в самое горло. У него просто нет выбора? Резким движением он отстраняется, выпуская его изо рта. Тяжело дышит, глотая густую слюну, глаза слезятся, рука сама тянется к собственному паху, чтобы унять наконец эту невыносимую тяжесть, но его останавливают, потянув за волосы. — Не прикасайся к себе. Тачихара не видит, но уверен, что Дзёно улыбается. — Ты и так кончишь. Ему позволяют отдышаться ещё несколько секунд, затем тянут за волосы, вынуждая вновь натолкнуться губами. Тачихара послушно открывает рот, и Дзёно двигается, сразу проталкивая член в горло, не давая ему отстраниться. Мичидзо пытается дышать, не захлебнувшись слюной, принимая движения бёдер — отрывистые и глубокие. Хватает пары минут, чтобы в глазах потемнело и он почувствовал, как дрожит его тело, как напряжение в паху от трения о ткань доходит до пика, и, сжимая кулаки, он изливается, пачкая бельё. В ту же секунду Дзёно ослабляет хватку на его затылке и замирает, кончая ему в рот. Тачихара чувствует, как пульсирует член на языке, но у него нет сил, чтобы отстраниться, и он глотает, жмурясь от непривычного вкуса. Наконец его отпускают, и Тачихара валится на пол, громко закашливаясь. Краем уха он слышит, как Дзёно застегивает ремень и отходит на несколько шагов. Затем возвращается и садится на корточки, негрубо беря за волосы и поднося что-то к его лицу. С трудом разлепив влажные веки, Мичидзо понимает, что это стакан воды, и молча принимает его, осушая до дна. Забирая стакан, другой рукой Дзёно касается его щеки, говоря совершенно невозмутимо: — Так кого ты боишься, Тачихара? Меня или себя? Разум будто прошивает молнией, но нет сил, чтобы думать об этом сейчас. Он не уверен, как вообще в таком состоянии он сможет добраться до своей комнаты. Будто прочтя его мысли, Дзёно спокойно произносит, кивая на его брюки: — Приведи себя в порядок, никто не должен этого видеть. Мичидзо с трудом садится на полу, подбирая под себя колени. В комнате уже совершенно темно, и он едва может различать предметы. Сердце всё ещё бешено колотится, а всё тело подрагивает. Он собирается встать, но не может. В этот момент из тьмы перед его лицом возникает ладонь, обтянутая белой перчаткой. И голос Дзёно приказывает: — Вставай. * У Тачихары подрагивают колени, когда ладонь опускается на его плечо. Он переводит взгляд на привычную улыбку на тонких губах и неосознанно касается языком своих, и по телу пробегает приятный жар. Его больше не мучает повторяющийся сон о дне задержания. В тот день он сделал единственно верный выбор, благодаря которому до сих пор жив. Он больше не боится, что эти тонкие пальцы одним движением сломают его шею, словно спичку. Он больше не боится. По ночам эти пальцы уже привычно сжимают горло, уверенно контролируя его дыхание, пока Дзёно нависает над ним, прижимая к постели, отрывисто дыша за ухо, и Тачихара чувствует его в себе, чувствует неконтролируемый жар по всему телу, заставляющий изгибаться на ещё горячих и сырых от пота простынях. Теперь ему часто снится, как в темном аскетичном кабинете Дзёно протягивает ему руку и, помогая встать, неожиданно прижимает к себе и задерживает в объятиях, запускает пальцы в волосы на затылке и приглушенно выдыхает за ухо: — Всё хорошо. Не бойся. Я говорил, что не сделаю тебе больно против твоей воли. Ты хотел этого. Это твой выбор. Тачихара не может противостоять этим словам. У него нет выбора у него нет выбора у него нет Что бы Дзёно ни сделал — Мичидзо не сможет противостоять ему. Но он больше этого не боится.