Мама скоро вернётся

Его дочери уже целых четыре года… Галлериан ещё издалека заметил эту странную замарашку с аквариумом, одну, под светом уличного фонаря. В это время, кроме патрулей, не ожидаешь увидеть и людей, возвращающихся с работы, — район, в котором Галлериан жил, населяли сплошь толстосумы, и только редким ходом патрулей объяснимо, отчего никто не успел выпроводить отсюда эту «побирушку»… А побирушку ли? Что-то в её взгляде выдавало, что даже для улиц она слишком чужая. Именно это отсеяло идею отвести от неё свой взгляд, пройти мимо, домой, размашистым, быстрым шагом. Не потому, что Галлериан любил находиться дома; не страшил его и возможный, хоть и слишком маловероятный скандал с Мирой по поводу запоздалого возвращения. Да и пока семейные неурядицы не пятнали репутацию их семьи, Ярера смотрели сквозь пальцы на личную жизнь двух супругов. Нет. Просто было действительно поздно, и Мишель, к сожалению, уже спит… Нет. Просто он не чувствовал себя одним из тех вальяжных господ, полноправных хозяев таких районов, и, даже снимая судейский плащ, не переставал ощущать себя мальчишкой на побегушках. Мелкий судья под протекцией могущественного конгломерата — он продался едва лишь войдя в их круг. Карьера росла, связи крепли — у Галлериана были большие планы, но словно демон толкнул его на разговор с той странной девочкой. Возможно, роль сыграл её несуразно зажатый для бродяжки вид, жадный блеск в диком и пристальном взгляде. На пыльном личике застыло выражение обиды, она лишь крепче прижимала к себе аквариум, в котором плескался зиз-тиама, когда Галлериан подошёл к ней и уточнил, где её родители. — Они потеряли тебя? — … Да, — недоверчиво ответила она, — почему ты потерял меня, папа?.. Что-то в нём надломилось. Не успел оглянуться, как уже стоял перед ней на коленях, недоверчиво вглядываясь в её лицо. Одинокое, совсем не здешнее. Угрюмое и уверенное. В голову поначалу лезли лишь банальности. Он даже пару раз переспросил, сколько же ей лет. Преодолевая нежелание, уточнил про МА. Немезида — так звали девочку — описала ведьму-драматурга с филигранной, может быть, колдовской точностью, и только тихие всплески в аквариуме напоминали, что ему надо держать лицо. Даже если между ними лишь зиз-тиама, он не станет свидетелем бурной драмы. Так не должно быть. Его ребёнок не должен был стать сиротой, буквально приблудой. Хотелось обсудить это, на повышенных тонах, с МА, но её не было. Её действительно больше нет?.. Тихая дрожь подступала к горлу — как он смел думать вернуть ей дочь? МА пропала, исчезла из его жизни без следа, когда он отнёсся слишком легкомысленно и к ней. У него не было ни на неё, ни на возможного, но нежеланного тогда им ребёнка серьёзных планов, и когда случилась беда — МА отмела вариант обратиться к нему за помощью. Галлериан бы и теперь предпочёл, чтобы о девочке не знал никто из работодателей. Он бы обеспечил ей надёжное будущее, навещал, и не позволил попасть под удар — вот только девочка должна была расти с матерью. Оставалось лишь неверяще мотать головой. МА эту девочку скрывала, но теперь, раз Немезида пришла одна… Немезида была ранимой — этот вывод Галлериан сделал ещё при их первом разговоре. Однажды и она должна оправиться, сейчас же не стоило её изводить. Вопросы к ней будут после, сейчас — к самому себе. Не время для сожалений, для горьких мыслей. Что должно делать? Прятать ребёнка от общества? Даже под присмотром коллег и Бруно, это всё равно что её отвергнуть. Глядя на одинокого ребёнка, проделавшего ради него такой путь, Галлериан бы никогда не осмелился последовать примеру отца. Свой аквариум Немезида не отдала, к воротам дома они прошли медленно и молча. Бруно смерил их обоих тяжёлым взглядом, но так и не заговорил. … Мира лежала в кресле, закрывая лицо руками, — в ней поселился страх, что она будет непроизвольно делать так ещё много раз, но уже на публике. От позора не спас и брак. Галлериан не вникал, действительно ли она хочет спорить, или же просто борется со своим страхом, но это был первый за долгое время спор, когда он был вынужден проявить показное сопереживание. Теперь их семье суждено обрастать пересудами, и снова он ощутил, что несмотря на компетентность и ответственность, его жизнь в действительности зависит от решений этой раздражающей слабой женщины. Мира не была против не изолировать девочку от общества, но, чтобы Немезида жила у них, пришлось проявить дипломатичность и клокочущую на грани гнева решимость. «В конце-концов, она просто сдалась» — подвёл итог Галлериан, всё ещё злой на жену за затянувшийся спор и обычную для неё нерешительность. Провожая в отведённую комнату Немезиду, всё это время ждавшую их решения, он сам проконтролировал её обустройство. Не сдержался, провёл рукой по её растрёпанным волосам. Он не искал в девочке сходства с матерью, да и ей придётся однажды смириться с ролью Миры. Немезида смотрела на него словно волчонок, им только предстояло налаживать отношения. Немезида… МА не ошиблась с выбором имени — оно казалось не менее загадочным и экстравагантным, чем то, что дала Галлериану его мать. И, всё же… Странно называть ребёнка именем мщения. Было трудно, но наконец удавалось отвлечься от тусклых мыслей. Глядя на играющих Немезиду и Мишель, подыгрывая им в качестве марлонского принца, к восторгу Мишель, Галлериан не видел ни малейшего повода скрывать крайне довольную улыбку. Так хорошо, что его дочки быстро поладили — впрочем, в интеллигентной оптимистке Мишель он ни на миг не сомневался. Но импонировала ему почему-то Немезида. Может, даже из-за имени. Может, она почти такая же чужая, каким был он в начале пути. Такая напористая… у Мишель был до комизма апатичный вид после возни с сестрой, и, несмотря на дистанцию в начале совместной жизни, Немезида тянулась к отцу не меньше, чем Мишель. И все шепотки среди коллег, недовольство Ярера, отложенные перспективы и траты на докторов, не высказавших про Немезиду ничего, кроме самого очевидного, — просто меркли перед его триумфом. Да, ребёнок был ошибкой Галлериана, но, вопреки этой ошибке, Галлериан утвердил свою ценность и смог поднять дочь с самых низов. И теперь был готов на многое, чтобы помочь ей пережить горе. Но не на всё. Время шло, и однажды радость покинула их дом. Теперь оставалось только вспоминать, как Мишель успешно меняла роли от Клариссы до Микаэлы, какой была впечатляюще грозной Рилиан. Только понимать, что не стоило слепо верить той, из кого могла выйти превосходная актриса, и не зря Мира его поправляла — на Рилиан была похожа Жермен, единственное амплуа, любимое Немезидой. Он так боялся, что не сумеет вытянуть Немезиду из её горя, что позволил себе не присмотреться к другой дочери, скрывавшей в неиссякаемом «оптимизме» такое же желание ей помочь. Ведь только дочь из раза в раз оставалась гарантом, что он сумеет хоть как-то отстоять такую травмированную, требующую «индивидуального подхода» Немезиду. Больше всего на свете он боялся злой зависти, что могла вспыхнуть между сёстрами, но самым страшным оказались те изумрудные искорки в злых глазах. Эти глаза — которые сверкали с пониманием, что на официальное мероприятие она не попадёт как часть их семьи. Возможно, лишь когда она подрастёт и обзаведётся влиятельными друзьями, когда Ярера примирятся с тем, что Немезида тоже его ребёнок, — перспективы, на которые Галлериан смел лишь надеяться так же бесплодно, как Немезида — на возвращение матери. Эти глаза так горели, когда, видя счастье Мишель и Миры, Немезида всё чаще пряталась где-то в доме, и, невзирая на риск вновь куда-то опаздывать, Галлериан её находил с вездесущим аквариумом и прижимаемым к груди «портретом матери». Поначалу он видел дочку с ними только плачущей, но те огоньки снова загорались, когда она вновь на что-то надеялась. Он бы хотел спросить её, на что. Не зря Мира говорила, что зиз-тиама пугает Мишель. И не зря те же искры горели, когда Галлериан ответил на смутивший, но такой безобидный, казалось тогда, вопрос Немезиды, только ли для неё такой щенок. Он бы хотел спросить её… — Говорят, люди любят тех, кто на них похож. Зиз-сана не смущала «перспектива» быть «заменённым» — а для начала забытым Немезидой, как напрасно рассчитывала Мира Марлон, — но Немезида нерешительно выпустила щенка на пол и нервно переминалась с ноги на ногу. — … Зиз-сан… Я люблю тебя сильнее, Зиз-сан! Я не похожа на тупую собаку! — Любишь сильнее папы? Немезида расплакалась. Ей так не хотелось выбирать между родителями, но, казалось, что даже папа хотел убрать её друга как напоминание о маме. Если б то случилось гораздо раньше — Немезида сбежала бы ещё тогда, но, к сожалению Сета, Галлериан оказался… неплохим. Он столько раз защищал и не переставал верить в Немезиду — но это было вполне ожидаемо, зная, как Немезида на него похожа. Зиз-сан словно хохотнул и провёл мокрым щупальцем по понурой голове «подруги». — Ты не зря веришь в папу, он правда любит тебя сильнее, чем Мишель. Но мама… Немезида как-то даже ему сказала, что мама скоро вернётся. Совсем скоро — но Немезида видела, что глаза папы совсем не загораются теми же огоньками. Она только плакала, обижалась и пряталась, пока однажды не поняла. Папа просто не верит ей. Иногда она даже украдкой наблюдала, как же он смотрит на тот портрет. Совершенно потухший взгляд. Почему мама ему не сказала? — Говорят, люди любят тех, кто на них похож. Как давно она не видела свою маму? Зиз-сан говорил, что ей подарила его её мама, но та почти никогда не появлялась. Почему она раньше не сказала, где папа? Иногда ей это напоминало безразличность Мишель — она защищала её, но только когда заступался папа. Даже не хотелось перед ней извиняться… Зависть. Иногда было трудно себя сдерживать, но ей тоже всё равно? Просто… немного жалко, как Мире? Как маме… Немезида старалась не жаловаться отцу, но Мишель так часто доставалось лучшее. Зато он понимает, каково быть номером два! С папой так хорошо, даже не приходилось извиняться. Но так пусто… С самого детства Немезида надеялась именно на возвращение мамы, и вот — она скоро вернётся. Должна вернуться… Так обещал Зиз-сан. Но люди любят тех, кто на них похож, а мама… Зиз-сан многое про неё рассказывал. Какая она грустная, артистичная. Она забыла про неё, про папу! Неужели… она тоже должна была полюбить Мишель? Это не так, она даже не её дочь — но Зиз-сан уверил. Неоднократные намёки, вид Мишель, счастливой в объятиях и отца, и матери, очередной поход на праздник, на который её не берут… Она просто не сдержала себя! Папа, как ты этого не поймёшь! Неужели так можно со своим ребёнком? Немезида ревела связанная, пока безутешный отец договаривался с врачами её убрать. Неужели он тоже был с ней… Из жалости? Просто потому, что он видел в ней себя? А теперь, когда она стала чуть непохожа, только Зиз-сан мог прийти на помощь! «Какая удача» — размышлял «Зиз-сан», понимая, что не так уж и прогадал со скорым приездом МА. Она могла навредить его авантюре, но, видимо Уныние требовало от неё передышек. Теперь она не сможет использовать Мишель, та мертва. Немезида ненавидит её, и придётся очень постараться чтобы Марлон не потерял всё.