Franz Ferdinand — 40'
Нечаева не понимает, какого черта им надо жить вместе. Нечаева не понимает, как Тихомиров умудрился не глядя чиркнуть договор. Нечаева не понимает, как она в очередной раз не послала его к черту. Разноцветные вещи отнюдь не сдержанного стиля оказываются развалены в свободной комнате, которой Ксюша очень давно не пользовалась, придерживая за ней роль склада с забытым богом диваном. Каким-то образом, пока Ксюша высасывает последние соки из джула, сидя боком на подоконнике в кухне, Эльза умудряется навести там собственные порядки, заставив поверхности привезенными с собой фикусами, установив колонки и полностью преобразив стиль. Нечаева смотрит на ходячее воплощение бессознательного и понимает, что на протяжении всего их вынужденного сожительства фантики от леденцов надо будет убирать ей. Эльза смотрит на ходячую стенку льда и думает, что заместитель министра наверняка дует свою парилку и во время дрочки, а это должно быть чертовски горячо. Стрелецкая-младшая абсолютно ощутимо выпускает очередь из автомата по личным границам. Пользуясь совместным проживанием, она то и дело играет в исследователя, то тут подойдя поближе, то здесь, дергая за ниточки последних нервов и проверяя, насколько далеко может заглянуть. И Эльза может выглядеть сколь угодно мило, вставая раньше и копаясь в кофеварке, чтобы сделать в первую очередь стимулятор для Нечаевой, но Ксюша уже знает это. Ксюша достаточно близко познакомилась в свое время с таким приемом, чтобы замечать внимательный взгляд на затылке, когда пробует этот самый кофе, когда Эльза будто бы случайно заходит в спальню что-то спросить и словно не знает, что Нечаева еще не проснулась, когда Эльза точно так же «случайно» путает блузки, когда Эльза «случайно» промахивается мимо чашки и касается руки Ксюши, когда Эльза случайно, случайно, случайно. В очередной раз, когда ходячее безумие медленно и осторожно приоткрывает дверь спальни и аккуратно подходит к кровати, Нечаева лежит на боку с закрытыми глазами и вставленными наушниками. С момента въезда девушки слушать привычный плейлист на ночь на колонке стало попросту невозможно — делиться собственными привычками в планы Ксюши не входило. В наступившей тишине Эльза замирает. Со стороны Стрелецкой-младшей кажется, что Нечаеву попросту вырубило от чрезмерной дневной порции фенибута прямо посреди какой-то наверняка очень важной конференции. На губах появляется умиленная улыбка вечно шкодливого беспризорника, Эльза подходит ближе и неторопливо, с опаской садится на край кровати, вытаскивая один из наушников и вслушиваясь в мелодию. Из динамика беспроводных новеньких эирподсов льется странная мелодия без единого слова, а на фоне льется вода. — Наушник верни. Голос Ксюши негромкий, но все равно неожиданный. Эльза вздрагивает, тихо ругается и с недовольным, обманутым, но все же заинтересованным лицом вглядывается сквозь темноту на вечно напряженное каменное лицо. — Ты что, дождь на ночь слушаешь? — с недоуменной улыбкой спрашивает Стрелецкая-младшая, не торопясь отдавать наушник. — Дождь на ночь слушали в десятом году на специальном устройстве с шаром, — язвительно отвечает Ксюша, все же открывая глаза: — Это бинауралка. Наушник верни. Улыбка Эльзы становится шире. Эгоистичному внутреннему дитю хочется погладить Нечаеву по голове и спеть колыбельную после такого. За несколько дней совместной жизни, когда на глаза постоянно попадалось не выспавшееся, недовольное лицо вечно занятого заместителя, Эльза, кажется, впервые увидела такую вполне предсказуемую, но вместе с тем неожиданную картину: Ксюша, которая устала на самом деле. Устала не так, что всем ее «бабам» страшно в срок задачу не выполнить, а устала как-то лично, интимно, наедине с собой. Ксюша, которая не способна заснуть без наверняка не научной бинауральной музыки и фенибута. И пусть на это приличные люди реагируют волнением, Стрелецкая улыбается как ребенок, получивший на день рождение маленького котенка. — Включай в следующий раз без наушников. А можно вообще на колонке, будет классно, если я там, — Эльза кивает на свою комнату, — буду тоже засыпать под твою бинауралку. С пятнадцати лет после смерти матери и вечных ссор отца и брата Эльза спит в берушах. Она не услышит потенциальные треки и без колонок, и с колонками. Но слова почему-то сами вырываются, в то время как Эльза с довольной, доброй усмешкой кокетливо машет рукой на прощание и уходит к себе. Нечаевой нравится думать о себе как о взрослом, сознательном, проработанном человеке. Еженедельный поход к психологу позволяет потакать этому приятному чувству: Ксюша может говорить и о смерти отца, и о дележке квартир с родственниками в провинции, и о судебных разбирательствах, и об отвратительной системе, и так далее. У Нечаевой нет стопперов, нет ограничений, нет сопротивления, нет ничего, что ей мешает. Ксюша сидит у психолога, курит джул и молчит, уставившись в одну точку. Говорить об отдаленности мечты, об очередном приступе немотивированной агрессии на Викентьева, о тяжелом разговора с матерью — все это просто, но, кажется, совершенно не то, что надо. — Стажерка эта… — хрипло начинает Нечаева, не поднимая взгляд из угла и выпуская дым. — Эльза. Я рассказывала. Она со мной живет. Психолог молчит. Ксюша вскидывает глаза, беспомощные, детские, будто бы впервые ждет, что по мановению волшебной палочки психолог решит все ее проблемы и защитит от всего. — Складывается ощущение, что это вам что-то напоминает. Похожая ситуация уже была? — Да, но… не с девушкой, — Нечаева нервно зажимает клыком край губы и отводит глаза, затягиваясь джулом вновь. — Вы не хотите повторения того, что было с Вами тогда? — психолог идет ровно настолько глубоко, насколько Ксюша позволяет, и они топчутся в лягушатнике из недоговоренностей. — Не хочу. Чуть позже, проверяя сдачу от картриджей для электронки, в голову Нечаевой придет мысль, что, возможно, не будь изначально в вопросе частицы «не», ответ мог бы быть другим.Broncho — Taj Mahal
Нагрузка на Стрелецкую полагается минимальная. В один из дней Нечаева отпускает ее рано, сама оставаясь на работе до полуночи и переделывая совершенно безбожные пародии на отчеты. Ксюша не должна этим заниматься, более того, сама Эльза не в курсе, что заместитель страхует ее с третьего дня знакомства, но Ксюша все равно делает. Засиживается допоздна, а потом приходит домой, чтобы обнаружить себя в опустевшей квартире. В обязанности Нечаевой не входит ежечасное отслеживание местонахождения сестры Стрелецкого, а потому совесть остается спокойной, предлагая занять появившееся за долгое время свободное время чем-то приятным. Сериалы, новостная лента, импортный портвейн и заначка из гвоздичных кретеков отходят на второй план, когда на пороге появляется Эльза, более похожая на жертву насилия. У Стрелецкой дрожит голос, бегают глаза и трясутся руки. У Нечаевой сам собой включается категоричный тон, не предполагающий возражений и не требующий объяснений. После двухсекундной оценки ситуации Ксюша тащит хрупкое, беззащитное существо в туалет, ставит на колени, уже почти отрезвевшим взглядом наблюдает за наполнением стакана водой, сама сует пальцы Эльзе в рот, держит рассыпающуюся копну волос и неосознанно параллельно перебирает волнистые пряди. Стрелецкая не спорит, честно пьет воду, честно склоняется над унитазом, пока неопознанная дрянь выходит из организма, давится и блевотиной, и слезами и в панике крепче сжимает ободок пиздец дорогого дизайнерского унитаза цвета маренго. У Нечаевой картинка плывет перед глазами, рассыпаясь на обрывки картинок разной степени замедленности и ускоренности и подражая стилю музыкальных клипов, совсем не реальной жизни. С реальной жизнью Ксюши происходящее не вяжется совсем. Эльза рыдает у Ксюши на плече, порой замирает, вглядывается в темноту за окном, а после прячется в руках заместителя, будто бы Нечаева действительно способна защитить ее от отходосов. Ксюша перебирает легкие волосы, прижимает к себе, под шумок от себя самой касается губами виска Стрелецкой, а спустя какое-то время тащит ее под душ. Это длится еще два часа. Эльза кричит, ревет, шепчет, смеется, дергается в чужих объятьях, мечется по комнате, цепляется острыми ногтями за запястья Нечаевой, не давая ей никуда уйти, то кутается в пледы, то раздевается полностью. У Стрелецкой звонит телефон в один из периодов затишья. Нечаева не может описать мелодию в двух словах, она слишком разнообразная, а потому и не вслушивается. Эльза же глупо улыбается, качается из стороны в сторону и тихо подпевает, попадая не в каждую ноту в быстром темпе. На автомате Нечаева молча находит трек в своем телефоне и включает на колонке на низком уровне громкости. Ксюша не может объяснить, почему она это сделала, но взамен получает удивленные, детские глаза Стрелецкой и вымученную улыбку. Под мелодию на повторе, обычно стоящую на входящие вызовы, Эльза очень быстро засыпает. Нечаева накрывает ее одеялом, оставляет на своей кровати, открывает окно и напоследок чистит унитаз. На кухне уже совсем холодно от открытого окна. Как только Ксюша делает глоток начатого несколько часов назад портвейна и закрывает дверь, напускное спокойствие и хладнокровие дает сбой. Нечаева курит отложенные кретеки, пьет, прикусывая горлышко зубами и давится нервной истерикой. Перед глазами то и дело мелькает сдуревший от паники вид Эльзы. Нечаева даже не пытается думать о том, что ей самой не должно быть дела до перебора стажерки, а лишь запивает фенибут еще восьмью глотками, лишь ожидая, когда слезы перестанут размазываться по лицу. — Где у тебя бритвы? У меня полетела окончательно, — Эльза наконец высовывается из ванной, которую она оккупировала с пробуждения. Нечаевой даже удалось поспать. Встала она все равно раньше, чудом умудрившись себя уберечь от утренней чашки кофе, которую бы приготовила Стрелецкая и которая окончательно сбила бы неуверенное равнодушие. — Нет ее, — коротко бросает Ксюша, размешивая сахар в кофе и затягиваясь джулом — на этот раз не классическим, а мятным. — Феминистка что ли? — неоднозначно подмигивает Эльза, дружелюбно взмахивая распущенными волосами. — Амбассадор воска, — парирует Ксюша, наконец оборачиваясь к девушке. — Воска? А у тебя есть? — у Эльзы ребячески загораются глаза, и вскоре она выходит из душа. Конечно же, в полотенце. — Разве не больно? До выхода из дома еще час, но после вчерашнего Нечаева уже успела сообщить Тихомирову, что сегодня возьмет стажерку на конференцию. Благо, до сей поры никто из министерства так и не понял, сколько же лжи в уставшей Ксюше. Им и не надо, на этой лжи министерство порой держится. — Вот и узнаешь, — наконец решает Ксюша и кивает в сторону комнаты, занятой девушкой. — Иди, сейчас принесу все. Воск разогревается минут двадцать. На протяжении двадцати минут Нечаева еле сдерживает улыбку от нервозной тысячи вопросов Эльзы касательно эпиляции и готовит полоски, параллельно регулируя громкость песен буйной соседки на колонке. Лучше Эльза будет нервничать от этого, чем ловить настоящую панику. От первой полоски Стрелецкая пищит, от второй — задумчиво кусает губы, оценивая болезненность ощущений, от третьей — стукает пальцами в такт песни. Полоски поднимаются выше, Ксюша сама не замечает, как погружается в такой простой и обыденный будничный процесс, не требующий созвонов с другими министерствами и улаживания конфликтов с регионами. От очередной полоски Эльза вскрикивает. Нечаева разминает руку и отдает девушке труд с кучей налепленных волосков, сама присаживаясь рядом на край дивана и затягиваясь джулом. Недовольство болью сменяется на восторженные «посмотри, какие они смешные!», и Ксюша уже не сдерживает теплой улыбки, обхватывая губами кончик картриджа. Стрелецкая смеется, а в уголках глаз собираются морщинки. Нечаева ловит себя на мысли, что ей не хочется сетовать на то, что Тихомиров перепутал психолога. Как правило, Нечаева может систематизировать свои действия. Уж если у нее получается работать внутри держащегося на соплях министерства, со своим днем она справится. Но если сбои случаются и у часов-курантов на Спасской башне, то и Ксюша может однажды просто не захотеть включить плейлист с бинауральной музыкой. Всего лишь разблокировать телефон, подключить наушники и не нажать на кнопку проигрыша. Нечаева вскидывает глаза на соседнюю стенку, прекрасно зная, отчего пошел сбой в системе. Придержав дыхание, словно не желая спугнуть сбой, Нечаева неторопливо поднимается, одергивает рукава рубашки и еле слышно выходит в коридор. За дверью Эльзы слышится негромкая музыка. Ритмичная настолько, что и в транс можно войти, но вместе с тем достаточно боевая. Ксюша не верит, что она уже десять секунд держит пальцы на дверной ручке, только чтобы послушать музыку за дверью. Пальцы шаблонно вздрагивают, задевая дверную ручку. Музыка становится тише, а вслед из-за стены слышится какой-то новый тон Эльзы, вроде и озорной, а вроде и спокойный, хитрый, облегченный: — Ксения Борисовна? Нечаева никогда не думала, что имя и отчество могут звучать настолько шутливо. Потеряв шанс на отступление, Нечаева на выдохе открывает дверь. Настолько же страшно, насколько первая полоска воска. — Да, я просто хотела… — Ксюша давно не чувствовала себя настолько растерянной. — Узнать, как у меня дела? — с улыбкой перебивает молчание Стрелецкая и склоняет голову набок: — Я угадала отмазку? Музыка возвращается на прежнюю громкость. У Эльзы теплые губы, хоть и нижняя порядком обтрескалась. Назойливая настойчивость, так знакомая Нечаевой с первых дней сожительства, сменяется на уверенные, спокойные действия, в которых скрыта куда большая страсть, чем кажется. Ксения Борисовна в министерстве показала ей мир, который Эльза не выносит, теперь Эльза затягивает Ксюшу в тот мир, от которого Нечаева давно сбежала. Теплые руки Эльзы, раздразнивающе сжимающие грудь, заставляют позорно прикусить губу. Нечаева поднимает глаза, в которых на самом дне плещется честность, и переворачивает Стрелецкую на спину, наконец-то имея возможность открыто зарыться в нежные волосы и прикусить мочку уха. Эльза урчит как кошка и неприкрыто стонет, не собираясь ничего изображать. Она взрывается в сознании Ксюши как естество в его идеальном виде: с хрипами, склеившимися от пота прядками у лба, с раскрасневшимися щеками и шрамами на плечах, выделяющимися белыми полосками на фоне остального цвета кожи. Нечаева узнает, что она может быть нежной, может быть жесткой, просто потому что это идет изнутри, может стонать сама, пусть пока еле слышно и редко. Эльза зажмуривает глаза во время протяжного стона перед оргазмом, а спустя пару секунд распахивает их, и Нечаеву ведет от расширенных болтов, вызванных совсем не какой-то дрянью. Простыни, которые Ксюша гладит собственными руками, покрываются влажными разводами. Запястья жесткого заместителя оказываются в руках Эльзы. Нечаева не верит, что они дошли до этого, но Нечаева в принципе не хочет сейчас верить ни во что, кроме как в бешено прекрасный в своем исступлении взгляд Стрелецкой. Легкие жжет изнутри сильнее, чем от электронок восьмого года. Нечаева уже не может стонать, а потому хрипит, тянет к себе Эльзу, не в силах оторваться от ее тела, от ее звуков и невероятных глаз, она целует ее без конца, желая получить все хотя бы сейчас. Плейлист подходит к предпоследней песне в тот момент, когда Ксюша уже бросает взгляд в сторону двери. Стрелецкая молча качает головой и тянет ее к себе, заставляя обнять себя со спины, а взамен делится одеялом. Нечаева ненавидит спать с кем-то под общим одеялом, не зная, что Эльза тоже. Но один раз потерпеть можно.Cavetown — Devil Town
В один момент Тихомиров расстается и со своим Зверем, и подписывает заявление о разводе. Неуверенный Женя больше не звонит Нечаевой по ночам, не творит сумасброда без предупреждения, откладывает подальше виски, что хранится в столе. Примерно в этот момент договор подходит к концу. Провокатор и манипулятор Артем Стрелецкий приходит за сестрой сам. Эльза не бежит ему на шею, но довольно улыбается, напоследок оглядывая кучу бумажек и компьютеров, которыми уставлены кабинеты. — В следующий раз найди менее эмоционально напряжное место для импровизированной экзекуции, — шутливо огрызается сестра, вставая рядом с братом, пока они с Тихомировым доводят разговор до конца посреди коридора. Нечаева выходит из кабинета, чтобы в красках описать последствия нового закона, достаточно рано, чтобы застать Эльзу еще в месте первой встречи. Пальцы тревожно сжимают пачку бумаг, в то время как Ксюша неспешно подходит к Тихомирову. Мирный разговор, полный улыбок и благодарности, прерывает телефонный звонок Эльзе. Мелодия, разом проносящая перед глазами Нечаевой подробности жуткого вечера, но такой умиротворенной заснувшей девушки, заставляет заместителя министра резко вскинуть глаза, чтобы встретиться со взглядом Стрелецкой. Ксюша тут же переводит взгляд на бумаги, механически проверяя наличие всех страниц, пока Эльза недовольно цыкает и сбрасывает звонок: — Задрали со своим спамом. — Эль, в государственном учреждении, поосторожнее, а то по моим стопам пойдешь, — усмехается Стрелецкий, а затем переводит фокус на Ксению, уже закончившую с проверкой распечаток: — Вроде как Вы принимали непосредственное участие в становлении двух моих подопечных, верно? Что думаете? Нечаева чувствует жадный до слов взгляд самой Эльзы, слышит тишину, наступившую во всем офисе. Ни к месту вспоминается, что единственным «зайчонком» и «малышкой» во внутренних монологах осталась только это бойкое, эмоциональное и агрессивное существо. Ксения неторопливо поворачивает голову, набираясь смелости для того, чтобы, возможно, в последний раз встретиться с девушкой прямым взглядом, и усмехается: — Права Ваша сестра. Думаю, ей нужно не такое напряжное место. Проницательный Стрелецкий больше вопросов не задает. В глазах Эльзы поднимается вопрос, но брат уже ведет ее к лифту. Тихомиров вежливо остается на месте, пока семейка не исчезает за закрытыми дверями. Нечаева в роли верного зама остается рядом, вот только еще успевает, не разрывая зрительного контакта с Эльзой, вслепую нажать в контактах телефона кнопку вызова контакта «Крошка», чтобы увидеть, как поначалу нервно Стрелецкая вынужденно отрывается на телефон и как после прощается с амбассадором воска и противником дури эмоциональными и радостными громадными глазами.