Нечто большее

О чем думает Олег сейчас? О том, как противно висеть вот так, едва касаясь земли, о том как подбитый глаз ноет, как царапины и раны саднят. Состояние его мягко говоря было отвратительное. Зато он смог подметить один занятный факт. У босса Вадика кто-то умер благодаря Сереже. Круг поиска конечно все еще огромный, но может быть если они покопаются в этом пару дней, то может быть… повезет? Ему всегда чертовски везло. Повезет ли в этот раз это большой вопрос. Серега не придет за ним. Не сунется в логово врага, не станет так рисковать всем лишь ради Олега. Олегу хочется думать, что Серый не поведется на это, но в глубине души он знает. Он правда знает, что Серый заявится сюда с огнеметом наперевес. Олегу и правда хочется, чтобы это произошло. Мысль, что Серёжа бросит его в таком положении ранила сильней, чем что-либо. Его кровь едкая на вкус, но это не первый раз, когда он сплевывает ее на пол. Всякое в жизни бывало. Сквозняк проходится по уставшим мышцам. Кожа покрывается мурашками. Руки начинают неметь. Неприятно покалывает, сколько бы он ни пытался хоть как-то размять затекшие пальцы. Вадик сфотографировал его и сфотографировался вместе с ним. Олег по-черному думает, что стоило улыбнуться. Пока он висит здесь, Олег размышляет о всяком, пока сознание есть. Нельзя засыпать, нельзя останавливаться, иначе будет хуже. Олег так же висел на дереве, сжимая крепко ветку и надеясь на подмогу Сереги. Пока не началось половое созревание, оба были худенькими и не особо сильными. Потому Серега ловит его, падая вместе с ним на траву. И не больно. Все и правда хорошо… Потом через пару лет Олег спокойно подтягивался и забирался на эту эту толстую ветку и уже ждал, пока Серый зацепится за его руки и поднимется. Это было их особое место в парке у приюта. Никто тут особо не ходил, так что можно было сидеть и курить здесь, болтать о всяком. Можно было целоваться без тревоги о чужих глазах. Обмен различными подарками также проходил здесь. Первый ножик и первый альбом для рисования и карандаши получше тех, что были. Первая футболка Арии и первый фиолетовый свитер. Прикосновение перчатки к щеке выводит из дремы. Валера. Пускай он и не видит за линзами, но кажется что взгляд у нее встревоженный. Зря Серега взял ее. А самого рыжего здесь нет. Плохо. Опасно даже. Лера отрезает веревки и ловит безумно тяжелое тело Олега. Он едва может стоять. Каждая мышца кричит и ревет о своей боли. Идти выходит с трудом, но приходится. — Где Серый? — Олег оглядывается осторожно и видит темную фигуру на фоне пожарища в другом цехе. Истинный ужас. Когда Сергей увидел фотографию, его объяло вполне объяснимое и отвратительное отчаяние. Такое, что дышать невозможно, что каждое движение дается с трудом и невыносимой болью. Однако он не дал себе провести в таком состоянии больше пяти минут. Потом. Лера была поднята тут же. Все силы, что у него были, тут же были собраны ради одного. Да, это ловушка. Да, живым вряд ли он выйдет, но ради Олега он готов на такие жертвы. Лера идет не на передовой. Она подмога. Она найдет Олега и вытащит его прежде чем Серый уничтожит все к чертовой матери. Олег открывает глаза снова уже в логове Сережи. Мышцы ноют, но наверняка ему уже поставили обезбол. Всю грудину стиснули бинты и дышать тяжело. Но можно. Все не так плохо как после пяти пуль. Олег даже усмехается. Нет, сейчас определенно лучше. Валера собирает все необходимое в аптечку. Она сонная, усталая и все же в глазах читается что-то вроде радости. Сережи нет в комнате. Скорее всего он заметает следы. Скорее всего он делает так, чтобы их не нашли сейчас. — До скорого. Сергей сменит бинты сам наверное, так что… звоните, — девушка наконец уходит и Олег остается один. Спас все же. Зря. Теперь у них будет очень-очень-очень много проблем. Хотя было ли их меньше в другие времена? Едва слышные шаги отвлекают Олега от созерцания лепнины на потолке. А как же без этого? Серый не Серый если на потолке не будет лепнины как в их первой квартире-коммуналке. В дверном проеме замирает фигура. Осторожный. Винит себя наверняка во всем. Серому есть за что быть виноватым, пускай Олег и уже не держит обиды. Но сейчас же это чистая подстава. — Ну что, Серый? Будем играть в лотерею или нет? — Олег хрипит и старается храбриться, но это даже хуже. Голос выходит совсем унылым и тихим. Серёжа криво усмехается. Изломанная и усталая улыбка трогает что-то внутри. Олег улыбается шире, хотя и больновато. Все лицо сплошной синяк. Потому прохладные пальцы рыжего сейчас истинное спасение. Серёжа смотрит на него, но мутно из-за слез. Он, как и все приютские, плачет тихо. Если будешь выть, то старшие будут издеваться, будешь прятаться, то старшие будут вытаскивать за шкирку и бросать на холодный пол. Будут бить до кровавых соплей. Будут бить пока слез не останется совсем. Им понадобилось непозволительно много времени чтобы плакать, не сдерживая рыдания. Чтобы стонать, не жалея голоса. Чтобы звать друг друга ночью не шепотом. И все равно сейчас Серёжа плачет, всхлипывая и кусая губы. Потому что они дрожат, потому что если он начнёт говорить, то его голос будет звучать уродливо и по-детски. — Я живой, — лишь выдавливает Олег, снимая большую каплю с кончика носа большим пальцем. И ведёт дальше, касаясь мягко щеки. — Я во всем виноват, — чеканит рыжий и осматривает дорогого ещё раз. Будто он не делал это с самого их возвращения каждые 15 минут. Олег лишь качает головой. Дурак ты, Серый. Виноваты мы оба, что не проследили, что не предположили о таком исходе. С самого начала все это вело к подобному исходу. А мы были слишком беспечны. Губы у него горько-соленые. Олег никогда не закрывает глаза первым. Потому что ему нравится видеть веснушки и дрожание рыжих ресниц. Воздуха мало, потому поцелуи выходят как в юности: частые и неловкие. Опираться на Олега нельзя, можно лишь нависнуть сверху, опираясь на кровать. Рыжие пряди приятно щекочут лицо. Улыбаться больно, но после суток невыносимой боли, хочется радоваться теплу тела и привычной прохладе рук. Серега никогда не сидит спокойно. Вечно тискает, гладит, сжимает чуть крепче, выводит на его коже узоры. И как же Олег это безумно любит. Он знает, что сейчас это затишье перед бурей. Стоит оставить Серегу наедине с произошедшим, как он будет винить себя и дальше. Ненавидеть до дрожи в руках и снова не спать. Потому нужно убедить столь дорогую рыжую голову, что все поправимо. Олег ведь и не из таких передряг выбирался живым. Были ли у Олега мысли, что Вадик прав? Нет. Пускай и со стороны может так казаться, но лишь им одним известна правда. То, что между ними, это не стокгольмский синдром, не упёртая собачья преданность. Это намного больше. Больше чем просто наёмник и его босс, больше чем друзья, больше чем просто семья. Больше чем дружба и любовь. Это намного больше.