Your crown too

      — СТРЕЙ КИДС ХУ!       Тишину общаги, стоит только всей ораве завалиться внутрь, режет голос Джисона. Слишком задорного Джисона. Слишком реактивного Джисона. Впрочем, такого, как и всегда, Джисона. Которому Минхо всегда хочет отвесить подзатыльник за реактивность. Ну на людях, разумеется. Без людей наверняка смотрит влюблённо на эту бешеную белку. Но не об этом.       — И где наша принцесса, мы ведь ему корону привезли, а он не встречает, — Сынмин поджимает губы будто бы строго, но на самом деле немного обеспокоенно. Потому что да, все они ждали, что Хёнджин выползет к ним из своего укрытия.       Нет, в целом, Хёнджин был довольно активен и старался не унывать в течение всего времени, на которое агентство приостановило его деятельность. Остальные участники только и успевали восхищаться тем, как прекрасно он держится. Конечно, все знали, что ему тяжело, но всё же он действительно прекрасно держался. До последних недель «Королевства».       Именно тогда все заметили, что ему тяжело. Точнее, именно тогда ему стало тяжело настолько, что это заметили все.       Но сейчас ребята напряглись и разом притихли не просто так. Сынмин обратил внимание на очевидное: если Хёнджин не вышел встречать победителей, значит, тут что-то не то. Феликс довольно юрко нырнул в их с Хёнджином комнату, чтобы уже оттуда прокричать всем, что Хёнджина нет в комнате, а потом выйти с лицом цвета мела. Джисон неловко хлопает его по плечу, пытаясь утешить. Это, конечно, не помогает, но Феликс ценит попытки.       — Он наверняка в танцкласс уехал, его оттуда мокрыми тряпками не выгонишь, когда он загоняется. Чан-хён, может, позвонишь ему? Или менеджеру, который с ним, — Сынмин по-настоящему обеспокоен, но лидер успокаивает всех.       — Я съезжу. Расходитесь отдыхать, вы все очень хорошо поработали сегодня.       Всех, кроме Феликса.       — Хён, можно я съезжу? Я всё равно не засну, пока он не вернётся, — Феликс губы поджимает, нервничает.       Чан тоже нервничает. Куда его мелкого отпускать? Понятно, что всё равно не одного, но всё же. Чувство гиперответственности за них всех никогда не спит. С одной стороны, что с ним будет, если он поедет? Ничего. Менеджер довезёт его до агентства, доведёт до двери комнаты практики, привезёт обратно уже двоих. Но с другой стороны, с ним ведь ничего не будет и если он здесь дождётся. Чан вздыхает, бросая взгляд на Феликса.       Ничего не будет, конечно, только изведётся весь, ногти искусает до мяса, весь изойдётся на нет.       У него с Хёнджином связь особенная. Никто не лезет, но все догадываются. Чан знает наверняка. Заставал их целующимися. Может, не он один. Но у них тут осуждать не принято. Группа парней с отсутствием личной жизни и острой потребностью в ласке — разве стоит тут удивляться тому, что иногда происходят некоторые… вещи. Минхо с Джисоном вон совсем не фильтруются. Да и Чонин к Чанбину липнет, не особо уже кого-то стесняясь. Да и смысл. У них в группе в принципе отношения гармоничные. И если уж что-то подобное случается, то все всё понимают.       Не дать поехать Феликсу было бы свинством, Крис знает это. Хёнджину будет комфортнее оправдаться перед Феликсом, чем перед лидером. Феликсу выговориться будет проще, это ведь Феликс. Он спокойный и солнечный, он в принципе действует почти на всех как успокоительное, как антистресс.       — Я позвоню нуне, вряд ли она успела уехать далеко, но извинись перед ней слёзно, понял? У нее уже час как должен был выходной начаться, — Чан Феликсу кивает и одновременно набирает номер менеджера. Та и правда уехать ещё не успела, так что Феликсу остается только к машине спуститься, закрыв лицо маской привычно и на волосы панамку натянуть пониже.       — Чёрт, а он вообще смотрел трансляцию? Там такой сюрприз был для него с этими волками…       — Джисон айщщщ, — Минхо шипит на него котом разгневанным и всё-таки отвешивает подзатыльник, а следом утаскивает в комнату их общую. Никто на Джисона в принципе не обижается: знают, что он не со зла, конечно, просто у него в фазу реактивности мозги работают проще, чем обычно.       Не обиделся и не осудил бы даже Феликс. Просто потому, что прекрасно знает, о чем говорил Джисон. Ведь и правда, сюрприз был, Джисон и Чанбин Хвану про этот сюрприз прожужжали все уши: ему должно было понравиться. И если он смотрел, то наверняка не могло не понравиться то, что они оставили место для него, когда исполняли этот трюк, залезая на спины «волков» из подтанцовки. Всем заявили, что в группе их восемь. Изначально идея принадлежала Минхо, просто Минхо молчалив, когда дело касается сюрпризов, а вот Джисон язык за зубами держать почти не умеет. Хорошо хоть суть сюрприза не раскрыл. Ну то есть хорошо, если Хёнджин это видел. А если нет, то Феликс ему покажет. В конце концов, у кого, если не у Феликса, может получиться.       Ли и правда находит Хёнджина в их комнате для практики. Тот не останавливается, когда замечает краем глаза, что Феликс вошёл. Продолжает танцевать упорно, хотя Феликс отмечает, что он уже загнался: движения резкие, дёрганные. Его футболка промокла почти насквозь. А еще волосы из хвоста выбились местами и тоже слиплись от пота. Говорить это может только об одном: он здесь давно. Привычно гоняет себя, когда его что-то беспокоит. Феликс не спрашивает ничего, просто выключает музыку на центре. Хёнджин упёртый. Танцевать продолжает даже несмотря на то, что музыку выключили. Всем своим видом показывает, что не закончил. Не разрешал прерывать его. Вообще не просил приходить.       Хёнджин иногда сложный. Иногда вредничает. Иногда капризничает. Иногда говорит, не подумав. Иногда смотрит исподлобья, иногда просит не лезть. Феликс с ним всё равно справляется. Нашёл ключи какие-то неведомые, которые не то что Чану, даже Минхо не покорились. Хван умудряется даже с лидером дэнс-лайна гавкаться. Да так душевно, что Минхо порой дымится и приходится тренировки прерывать. Если Минхо дымится — то быть огню. Этого в коллективе не хочет никто, потому что Хёнджин не перестанет быть стервозным в моменты повышенной стервозности. Но когда остынет — обязательно придёт извиниться. Минхо, конечно, пофырчит, ради приличия, но простит.       У Феликса получается порывы хёнджиновы сдерживать. Тушить. Никто всё ещё не лезет, но все всё ещё догадываются. Да и это удобно для всех: Феликс часто выступает посредником между Хёнджином и кем-то из старших. Потому что этому гонцу голову не открутят точно.       Феликс и сейчас особо не церемонится. Запястье чужое ловит и без лишних слов притягивает к себе. Хёнджин ожидаемо пластилиновый: не сопротивляется вовсе, да и не хотел наверняка. Эти все спектакли Феликс знает наизусть. Хёнджин всегда воротит нос, когда ему тяжело (насмотрелся на того же Минхо, эти двое похожи гораздо сильнее, чем могут себе представить, но упаси господь сказать им об этом — быть атомной войне), но Феликсу всё же даёт видеть больше.       Феликс и видит. В глазах влагу видит, слёзы непролитые. Будто весь вечер он сдерживался, но сейчас вот-вот того и гляди плотина прорвётся. Хёнджин на Феликса не смотрит прямо. Ниже смотрит, в пол, но останавливается. Почти впервые за тренировку тело чувствует передышку и начинает адски ныть от слишком уж повышенной нагрузки. У Хёнджина в глазах вода солёная не из-за боли в мышцах. У него просто внутри океан бушующий. Того и гляди прольётся. Затопит всё вокруг. И Феликса тоже затопит.       — Ну и что это? Мы там тебе победу привезли, а ты тут вон чего устроил, — Феликс журит его совсем ласково, будто по тончайшему льду идет. Пальцем ведёт большим по запястью, которое ещё отпустить не успел. И не отпускает, в принципе. Только вторую руку на талию кладет, притягивая ближе, создавая близость интимную, только для них двоих.       — Прости… Я не видел… Кто-то из сонбэ забегал похвастаться, я сказал, что посмотрел, чтобы меня не трогали, но я не смог. Я рад, что вы победили, но я не могу смотреть. Только не думай, что я эгоист, Ликс, ладно?.. Просто вы правда лучшие… Я вас… Я не заслуживаю быть частью этой группы, — голос Хвана ломается еще где-то в середине, но к концу он попросту сильно дрожит. Феликс видит дорожки слёз по впалым щекам и ему больно становится почти физически. А еще злит всё это дурацкое. Злит эта пауза в его деятельности, злит, что агентство его не защитило и Чану приходится до сих пор зубами грызться с руководством за то, чтобы Хёнджин остался частью от8. Злит, что Хёнджин воспринимает это за чистую монету всё. Что его это настолько трогает. Настолько, что ему становится проблемно всё: радоваться за свою команду, отдыхать, нормально питаться. Он в последнее время – тень себя предыдущего. Ест мало, потому что думает, что наберёт вес, пока ничего не делает. Но в то же время делает слишком много. Тренируется слишком много. Чуть ли не сильнее, чем когда был трейни. Спит мало.       Феликс выпускает его из своих рук так же внезапно, как и поймал. Стягивает с себя оверсайз толстовку и нахлобучивает на Хёнджина. Сам ему, как безвольной кукле, руки в рукава просовывает, сам одёргивает. Сверху ещё и панаму свою надевает на голову.       — Это мы победили, понял? Мы. Группа, в составе которой восемь человек. Закутайся сильнее, не хочу, чтобы ты заболел, ты весь мокрый, как мышь. Мы домой едем. Все волнуются. И надо поторопиться, так как нуна внизу ждёт, а у неё уже пару часов как выходной, — Феликс редко бывает строг. Особенно по отношению к Хёнджину. Но сейчас в его голосе глубоком сквозят эти нотки. Нотки, так хорошо вправляющие мозги. Хван тушуется и тыльной стороной ладони нос вытирает, шмыгая. Как ребёнок совсем. А потом цепляется за ладонь Феликса и плетётся за ним, чувствуя себя балластом. Стыдясь того, что Феликсу приходится носиться с ним, как с дитём. Вообще себя стыдясь в принципе.       Они руки расцепляют только на выходе, в пути по улице до машины. В машине Хёнджин сам притирается. Сам скользит ладонью в феликсову ладонь. Голову кладёт на плечо осторожно.       — Прости. Я не должен был…       — Шшшш. Ты никому и ничего не должен, так тебе было нужно. Но пока едем, придётся тебе посмотреть выступление. Иначе Хан тебя сожрёт. И будет прав, в принципе.       — Ты только у себя на телефоне открой, ладно? Я свой в общаге оставил.       Феликс открывает ютуб на своём телефоне и вручает телефон в руки Хвана, сам к окну отворачиваясь и наблюдая за сменяющимися картинками ночного города. Красиво.       Хёнджин тоже красивый. Феликс не может не думать о том, что было бы, не будь они айдолами, будь у них возможность гулять по ночному Сеулу. Заходить в ночные забегаловки за кофе. Хёнджин бы кутался в оверсайз вещи Феликса, к которым питает особую слабость, едва показывая ладони из огромных рукавов только чтобы цепляться ими за Феликса. Феликс скучает по возможностям дышать полной грудью, не думая о том, что о тебе подумают все эти миллионы людей, только и ждущие, когда ты оступишься. Только и выискивающие твои промахи. Даже те, которые, казалось бы, были совершены так давно… И если не находят, то выдумывают их. Феликс свободную ладонь в кулак сжимает непроизвольно, а второй еще крепче ладонь Хвана в своей.       Феликсу грех жаловаться в настоящих реалиях. У них насчёт фансервиса свобода полная, никому и в голову не придёт, что они в группе обжимаются вне каких-то рамок. Тем, кому приходит, слишком подобные мысли нравятся. Так что Феликс не жалуется, у него есть все возможности обнимать Хёнджина, когда заблагорассудится. Ну или были. Сейчас их явно меньше, когда Хёнджин не участвует в промоушене группы. Время им двоим остаётся только когда Феликс оказывается в общаге.       Общежитие для них всех вообще как крепость. Здесь никто не просит разговаривать тише или громче, никто не запрещает материться Джисону, никто не запрещает проявлять чувства при ком-то другом. В общежитии группы у них без преувеличения гармония. Но Хёнджин все равно заметно нервничает, когда они подходят к двери. Наверняка боится наткнуться на кого-то. Не хочет объяснять. Телефон Феликса всё ещё в ладони сжимает и выглядит задумавшимся крепко. Феликс пока не лезет.       — Ты пока в душ сходи, Джинни, а я тебе что-нибудь поесть сделаю. И не смотри на меня так, было бы у меня больше времени за тобой следить, я бы вообще за тебя взялся. Давай топай, — Ли мягко подталкивает старшего в направлении душевых, перед этим смазанно по щеке губами скользя.       Хёнджин красивый. Он красивее всех городов мира, всех чудес света. Для Феликса Хёнджин — сосредоточение вселенной. В одном всего лишь человеке почти всё самое важное. Нет, наверно даже всё безо всяких почти.       В последнее время красота Хёнджина режет будто лезвием, причиняет боль. Наверно это все потому что весь Хёнджин в последнее время на надрыве. Похудевший. Со взглядом воспалённым, влажным. Феликс владеет информацией, которая может исправить это в перспективе. Им просто нужно поговорить.       На плите сковорода с чем-то тёплым ещё. У Феликса предательски колет где-то под рёбрами. Крис наверняка позаботился, прежде чем уйти спать. Хотя в то, что он ушёл спать, верится с трудом. Скорее всего ждал, пока дверь входная щёлкнет. А выходить не стал, потому что предоставил Феликсу возможность поговорить с Хваном ещё в тот момент, когда отпустил Ли уехать за ним.       Ликс открывает крышку и у самого в животе немного урчит — в сковороде мясо с овощами, когда только успел заботливый лидер приготовить это, их же не было наверняка меньше часа… Феликс на время смотрит и удивляется. Не было их всё-таки чуть больше, чем час. Он со своим желудком договаривается поесть завтра, а сейчас только щёлкает кнопкой на электрическом чайнике, чтобы сделать им обоим какао.       К возвращению Хёнджина из душа всё готово: на столе тарелка с едой и две чашки какао. От какао лучше засыпается. Феликс щедро насыпает горсть маршмеллоу в чашку Хвана и кидает себе пару долек на язык — в напитке, в отличие от Хёнджина, он зефир не признаёт.       Хёнджин сопротивляться даже не пытается, его живот поёт китовые песни, стоит ему только усесться за стол. У него волосы влажные по плечам разметались, Феликс любуется. Но не без горечи замечает, что очертания тела под футболкой стали острее. У них не было секса довольно давно — расписание из-за «Королевства» оставляло отдыха только желать — и Ли был почти уверен, что чтобы пересчитать рёбра Хвана, больше не нужно будет находить их пальцами.       — Там в хореографии был один момент…       — Это твой волк. Твоё место в стае. Минхо-хён придумал, Крис-хён поддержал. Ему пришлось нехило извернуться перед руководством, чтобы нам это разрешили. Джисон очень хотел узнать, как ты отреагируешь, — Феликс пожимает плечами, рассказывая как бы между делом. Зная, что Хёнджин слушает, ловит каждое слово. Что ему важно узнать, что Чан борется за него. Важно знать, что одногруппники не считают его лишним.       — Сначала все говорили, что я просто красивый. Что моё место в группе только из-за красивого лица. Если бы я не боялся боли, я бы изрезал его ножами, веришь?       Феликс его тираду прерывает достаточно грубо. Сжимая пальцами подбородок чужой через стол, поднимая его, чтобы взгляд упереть в стол было уже невозможно.       — Не смей говорить это. Не смей. Иначе я за себя не ручаюсь, — Ли сверкает глазами, и Хван снова тушуется. Кивает, когда Феликс отпускает его и снова устремляет взгляд в тарелку, не поднимая его больше на Феликса.       — Потом все стали говорить, что мне никогда не стать сильным в рэпе, да? Куда уж, если есть такие монстры, как Чанбин, Джисон, Чан… Они так говорили. Теперь они говорят, что я не заслуживаю быть айдолом, потому что я плохой, неправильный. Потому что моя личность… недостаточно хороша.       — Кто они такие, чтобы судить тебя?       — Палачи. Они палачи. У них в руках есть то оружие, что может снести головы всем, кто им неугоден.       — Тогда послушай сюда. Кому ты поверишь, Джинни? Людям, которые не знают тебя? Тем, кто видит тебя лишь на экране? Тем, кто не понимает и капли в том, что судит? Или людям, которые знают тебя, верят в тебя и видят глубже?       — Я не знаю, Ликс. Я не кажусь себе достойным.       — Когда мы расходились сегодня, нас долго не отпускали сонбэннимы из «BTOB». Ынкван-хён попросил нас передать тебе, что они были рады познакомиться с тобой тогда. И что они, углубившись в творчество нашей группы, отметили, что ты очень сильно вырос в профессиональном плане. Они попросили передать тебе слова поддержки. Пыниэль-хён сказал, что в этом бизнесе бывает слишком сложно, но нужно быть сильным. Те, кто этого заслуживает, всегда находятся на вершине. Как бы плохо не было по пути к ней.       Хёнджин выглядит удивлённо. Потрясённо даже. Но быстро собирает себя в кучу. Точнее не даёт себе поверить во что-то хорошее. Будто бы заставляет себя готовиться к худшему, чтобы потом окончательно не разбиться.       — А заслуживаю ли я?       — Чан-хён почти дожал их.       — Ч-что?       — Кажется, они готовят микстейп к выпуску. Они обсуждают, будешь ли ты участвовать в шоу… Но я уверен, что у Криса получится договориться.       — Ты… откуда ты знаешь? Ты говоришь об этом только сейчас? — Хёнджин вспыхивает и отодвигает почти пустую тарелку, едва не задев ей кружку с какао и не расплескав содержимое по столу.       — Остынь и доедай всё. Я узнал об этом только сегодня. Чан-хён только мне сказал.       — То есть я, возможно, скоро смогу вернуться?..       — Лидер делает ставку на следующий месяц.       — Так скоро? — в глазах Хвана паника, — Я ведь совершенно не готов… У меня так мало времени.       — Брось, Джинни. Ты работал чуть ли не наравне с нами безо всяких расписаний. А ещё Стэй только и ждут твоего возвращения… В твиттере куча постов о том, что они скучают. Я знаю, что ты почти не читаешь, потому что боишься наткнуться на что-то плохое. Но там столько хорошего, что тебе стоит почитать. В тебя верит столько людей… Почему же ты сам не веришь в себя?       — Я в команде тех, кто сомневается, — Хёнджин неловко усмехается, неудачно шутя. Ему явно и самому не до шуток, он пытается переварить информацию.       — Нет, Джинни. У тебя уже есть команда.       Хёнджин доедает молча. Так же молча они выпивают свои какао, а потом Феликс встаёт, чтобы вымыть посуду. Позади всхлипы, но Феликс даже не думает просить Хвана успокоиться. У него выдался слишком эмоциональный вечер, если не сказать эмоциональные несколько месяцев. Таким эмоциям нужен выход.       Феликс уже почти домывает последнюю кружку из тех нескольких, что были оставлены здесь другими мемберами, когда его талию обвивают руки Хёнджина. От такой привычной когда-то, но практически забытой из-за отсутствия времени, близости у Ли внутри приятно сбоит что-то. Кажется, сердце. Останавливается на пару секунд, а потом начинает играть в догонялки. Наверняка с Хваном, потому что тот добавляет еще и носом в затылок. И Феликсу так хорошо, так спокойно.       — Я обязательно поздравлю завтра всех. Вы действительно короли, вы заслужили. То есть, я хочу сказать, что все были очень сильны, но эта корона ваша по праву, — Хёнджин шепчет Феликсу куда-то в затылок, и Ёнбок улыбается мягко.       — И твоя. Это твоя корона тоже, детка, в нашем королевстве ты по праву коронованный принц, — Феликс в руках чужих разворачивается и, вытерев руки от воды об джинсы, кладёт ладони на ещё влажные щёки Хвана, смотрит в его ещё влажные глаза, — Все в группе так думают. И если бы ты только знал, сколько дублей переснимали из-за Лино-хёна… Ух, у работников канала валил пар из ушей, когда они поняли, насколько он у нас… своеобразный. У него же язык за зубами не держится. Все на съёмочной площадке поняли, что у нас не хватает одного засранца, который так и не сходил с языков мемберов, из-за чего приходилось вырезать огромные куски в отснятом материале. Ты же понимаешь, что так не бывает с теми, кто не нужен своим одногруппникам?       — Я понял, я понял, Ликс, я больше не буду…       — Ой, конечно, будешь, тебе ведь только дай повод позагоняться. Но я буду рядом, чтобы показать тебе, как ты не прав. Любой из группы будет, только попроси. Но меня даже и просить не надо, я и без твоего согласия не упущу возможность надавать тебе по заднице за плохое поведение, — Ликс улыбается широко, а Хван в этот момент засматривается: на веснушки его, глаза-щёлочки, возле которых собираются забавные мультяшные морщинки, когда смеётся, на улыбку тоже засматривается. А потом вперёд подаётся и целует. Они оба устали невероятно, но были ласковы друг к другу в последний раз наверно кучу времени назад и страшно истосковались по ощущению друг друга так близко.       Феликсову улыбку Хёнджин сцеловывает, заставляет его губы раскрывать навстречу, ладони со щёк переместить на шею. Феликс инициативу перехватывает быстро, языком своим скользя по чужим губам и глубже. Руку одну оставляет на шее, а второй талию Хвана сжимает, комкая в середине ладони футболку чуть влажную. Наверняка после душа он вытерся наскоро, абы как. За это Феликсу отчитать хочется старшего, напоминая, что сквозняк поймать можно где угодно, тем более, что Чан-хён и Чанбин-хён спят с открытой форточкой. Но отчитает он позже. Сейчас гораздо важнее въедаться в губы такие пухлые, прикусывать их, зализывать, подталкивая своим телом к столу, что позади Хёнджина остался.       Хёнджин, врезаясь в стол бёдрами, усаживается на него и вытягивает свои паучьи ноги по бокам от Феликса, чтобы тому было удобнее. Хван ладонями по Феликсу шарит беспорядочно, лишь бы потрогать хоть как-нибудь. А Феликс, бёдрами врезаясь в Хёнджина, чувствует, что сейчас откинется от внезапно накрывшего возбуждения. Наверняка сказывается время воздержания, а ещё этот Хван вечно выглядящий как чёртово божество. Хван, который лезет со своими невозможными губами и руками и трётся так крышесносно, а ещё откидывает голову так, что шея эта его божественная вот она — меть ее губами сколько угодно, только вперёд, свет-то зеленее некуда.       — Не спеши, куда торопишься, — Хёнджин смеётся тихо, когда Феликс ладошками под футболку старшему лезет, а губами мажет по шее, — Я же не убегу.       — Даже если ты попробуешь, я тебя найду и сделаю так, что ты никогда больше не захочешь убегать, — Феликс в губы чужие шепчет низко и улыбается уголком губ только одним.       Хёнджин свою нижнюю закусывает, борясь с желанием Феликса снова поцеловать, заканчивая этот флирт. Но флирт — настолько роскошь с их расписаниями и тем, сколько уже вместе, что Хван ловит любую возможность позаигрывать. С его-то любовью заигрывать нереализованной вот уже как несколько месяцев практически совсем.       — Это как? — старший облизывается и щурит глаза хитро.       — Это так, — Ли губами мажет по скуле чужой чувственно, — И так, — мажет по линии челюсти, — Ещё так, — языком и даже немного зубами по чувствительной шее, — И даже вот так.       Хёнджин задыхается, когда ладонь Феликса в штаны тренировочные и боксеры юрко ныряет и уже вставший член кольцом обхватывает.       — Мы ведь на кухне…       — Я в курсе, детка, просто будь потише, у нас не только на кухне стены тонкие, ты ведь уже всё умеешь, — Феликс кожу тонкую на шее прикусывает сильнее, заставляя старшего шипеть, зализывает, засасывает. Оставляет по всей шее пятнышки небольшие, но быстро алеющие, набирающие цвет. Завтра они наверняка станут почти фиолетовыми предателями, доказывающими всё то, о чем остальные молчали, но давно уже догадывались.       Хёнджин метки ставить не запрещает. В конце концов, когда, если не сейчас? Когда Хван отбывает своё почти тюремное заключение и может гордо носить на себе что-то про мифическую феликсову ревность, про его чувство собственника, о котором никто и никогда не слышал. Кроме Хван Хёнджина, разумеется. Хёнджин об этих вещах знал не понаслышке. И если бы не ревность Феликса, они бы вообще тугодумили ещё наверняка. Если бы когда-то Феликс не прижал его в гримёрке после какого-то шоу, на котором Хёнджин слишком уж много времени уделял Сынмину на камеру. Хотя, прижал — не то слово. Скорее, нагнул. Вот этот вот веснушчатый милашка, влюбляющий в себя всех поголовно, прорычал в ухо что-то на ревнивом и затянул в подсобку, чтобы выебать пальцами до дрожащих коленей и спутанного взгляда. А потом сказал, что это демо-версия, и чтобы увидеть остальное, надо всего лишь выбрать своего покемона. Надо ли говорить, что покемоном Хёнджина с тех пор был Феликс?       Хван завтра с этими метками будет гордо ходить в футболке с ви-образным вырезом. Он уже для себя всё решил. Ему всё равно, что кто подумает, тем более, когда еще будет лучший момент каминаутнуться перед группой, если не в общий выходной, когда все всё ещё в эйфории от победы на шоу?       Феликс шею Хёнджина терзает с особым удовольствием. Сколько времени уже он мечтал, но не дорывался. Хотелось увидеть засосы на нём не только там, где невозможно заметить. Хотя у них вообще было негласное правило о том, что лучше вообще не ставить засосы. Хотя бы потому, что никогда не знаешь, насколько открытые костюмы выберут стилисты в следующий раз.       Рука в боксерах чужих скользит почти лениво, медленно, останавливаясь через раз. Хёнджин от этого непостоянства и недостатка движения ёрзает по столу, не говоря вслух, но показывая, что ему хочется, чтобы Ли поторопился хоть немного.       — Ёнбоки-и-и-и… — Хван хнычет нетерпеливо, шею подставляя под губы Феликса, но тот лишь усмехается и кадык чужой прикусывает.       — Ты же попросил не торопиться, родной, мне разве послышалось?       — Ну, Ёнбоки, ну, хороший мой, не мог бы ты теперь уже поторопиться хотя бы чуть-чуть? — Хёнджин хитрит, когда смотрит побитым щенком и губы свои невозможные дует умоляюще. Феликс улыбается еще шире.       — Не мог бы, мы ведь никуда не торопимся, да и ты никуда не сбежишь… — Феликс руку вообще из тренировочных Хёнджина убирает и к губам его прижимается своими снова, ладонями шею хванову на одном месте фиксируя. И поцелуй такой мокрый получается, с полузадушенным в феликсовы губы стоном Хёнджина, что когда младший отрывается, между их губ натягивается ниточка слюны, и даже рвётся не сразу, потому что Феликс не отстраняется дальше пары сантиметров, — Мне очень хочется наслаждаться тобой и растянуть удовольствие, столько времени мне хватало сил только перебраться в твою кровать и заснуть в обнимку, что я чувствую необходимость наверстать упущенное.       — И ты правда собрался наслаждаться и растягивать удовольствие там, куда в любую минуту может зайти кто-то из ребят, чтобы банально воды попить? — Хёнджин бровь скептично выгибает, Феликсу хочется по-детски её пальцем на место опустить, но он стоически держится от таких яслей.       — Как ты там говорил? Мы романтичные слюнтяи, которые даже у себя в комнате обнимаются только с закрытой на замок дверью? Ну так добавим перчика, м? К тому же, я стою так, что даже если ты будешь вообще голый, а ты, кстати, будешь, за моей спиной тебя не увидят. Точнее, увидят ситуацию и дадут задний ход.       — Джисон? Задний ход?       — Джисона я выпровожу лично ссаными тряпками, помолчи уже, я хочу тебя.       Хёнджин от прямых слов млеет и тянет Феликса к себе целоваться снова. Ли целует глубоко, до подкашивающихся коленей горячо и невероятно. На первый взгляд по нему и не скажешь, что он страстный такой, когда дело доходит. Скорее скажешь, что Феликс смущается почти всего личного, скажешь, что Феликс милый. Но Феликс, когда дело доходит, горяч, как раскалённое железо. Хёнджин млеет от того, как Феликс говорит что-то в самое ухо своим низким голосом, млеет от того, как Феликс под одежду своими ладонями потрясающими без спроса лезет, как целует в шею, млеет с того, насколько Феликс вынослив, с того, как у него мышцы под кожей перекатываются эстетично, когда он двигает бёдрами. Млеет с того, как Феликс рычит ему в шею и всем телом дрожит, когда где-то глубоко внутри взрывается.       Феликс футболку с Хёнджина снимает и как-то с почти педантичной аккуратностью на спинке стула рядом оставляет, не считая того, что та бесформенной массой ткани там повисает, всё же гораздо педантичнее, чем бросить на пол. Ладонями Ли ведёт по ключицам, короткими ногтями их цепляет, следом накрывает их же губами по очереди, оставляя метки яркие и на них. У Хёнджина ключицы красивые невероятно, Феликс им внимания уделяет много, пальцами сжимая чужие чувствительные соски, от чего Хван губы свои кусает, чтобы не застонать в голос от накрывающих ощущений. Стонет всё равно тихонько, с плотно сомкнутыми губами, в себя, почти поскуливает.       Феликс на Хёнджина бы молился, если бы тот был богом. Впрочем, он и так молится. По-своему. Губами и ладонями восхваляя оды обожания. На алтарь Хвану укладывая самого себя, приправленного жертвой собственного удовольствия в пользу удовольствия его. Часто. Но не сегодня. Феликс обожает наблюдать за Хёнджином, когда он доходит до крайней точки. Медленно доводит его или загоняет в бешеном темпе. Сегодня вот медленно. И не только наблюдает. Сегодня самому хочется получить максимум возможный, потому что по ощущению Хёнджина соскучился безумно.       Треники с боксерами на полу оказываются всё-таки бесформенной массой, совершенно не педантично, и Феликс думает, что аккуратист из него хреновый, если дело не касается Хёнджина. С Хёнджином он аккуратен до мелочей и деталей. Он за руку держит всегда бережно, обнимает всегда сильно, но осторожно и максимально удобно для старшего.       Аккуратно к губам его пальцы подносит, чтобы тот языком скользнул сначала меж губ по ним, а после впустил в рот, на язык, глубже. Феликс застывает, пока смотрит, как Хван его пальцы сосёт и вылизывает. В горле пересыхает ещё сильнее и хочется прокашляться, но Феликс вместо этого лишь облизывается.       А у Хвана праздник фетишиста. Ему от рук Феликса всегда плохорошо, и в голову лезут неожиданные идеи предложить ему секс перед зеркалом. Чтобы видеть, как именно Феликс этими пальцами его рот трахает. От этих идей еще хуже, Хван стонет с пальцами во рту тихо, приглушённо, чтобы не дай бог не услышали.       Когда Феликс этими пальцами его растягивает, Хван предпочитает не представлять, чтобы раньше времени не кончить.       Феликс аккуратен и в этом, он старшего растягивает медленно, пытаясь компенсировать отсутствие смазки, за которой банально лень идти в комнату, неторопливой аккуратностью. Нежностью. Россыпью поцелуев по голым плечам и шее.       Феликс растягивает его долго, пока дискомфорт от трёх пальцев не становится практически неважным. И, когда наконец входит, не может сдержать стон низкий и хриплый, тут же пойманный губами Хёнджина краснеющего. Переживает за то, что их застанут. Феликс в поцелуй полурычит и двигается резче, заставляя и Хёнджина стонать полузадушенно, заставляет его тянуться ближе и кусать феликсово плечо, лишь бы не разбудить никого и не спалиться так тупо. Да их потом всю жизнь будут тыркать тем, что их застали трахающимися на кухне. Особенно Джисон и Сынмин. В своей обычной манере: Джисон с помощью тупых шуток, Сынмин с помощью едкого сарказма и иронии. В качестве десерта еще и Минхо глаза закатывать будет. Хёнджин к такому не готов пока. В то время как Феликс готов ко всему, кажется.       Феликс двигается размашисто и быстро, пока так долго ждущее освобождения напряжение наконец не разгружает его в конец. Феликсу приходится жмуриться от граничащей с болью чувствительности и двигаться внутри ещё пару мгновений, из последних сил управляя дрожащими от напряжения и в то же время жуткой расслабленности бёдрами, пока Хёнджин не стонет протяжно, кончая.       У Феликса на голос Хёнджина лютый краш, он даже не сразу соображает заткнуть ладонью рот Хвана, чтобы слышно его не было так сильно.       — То есть мы серьёзно только что занимались сексом на кухне, да… — воровато шепчет Хван, немного придя в себя, пока Феликс бумажными полотенцами его вытирает и натягивает на него, такого ватного, боксеры с трениками, — Боже, ты даже не раздевался, какой кошмар…       — Я бы на твоём месте удивился хотя бы с того, что мы занимались им… Наконец-то…       Феликс получает тычок в плечо и шутливо гневный взгляд, после чего Хван натягивает на себя и футболку, а Феликс с улыбкой шкодливой прибирает стол губкой для мытья посуды. И ловит на себе взгляд а-ля «Ты серьёзно?», когда пытается положить её на место в раковине. Глаза закатывает и всё же кидает в мусорку. Думает, что нихрена он не педант, а еще о том, что эти педанты конечно те еще снобы. Взять хотя бы вот этого…       Феликс тычок получает ещё один, потому что думал, оказывается, вслух. А потом Хёнджин уже в дверях поворачивается, пока Феликс ещё беспорядки устраняет.       — Ладно, умник, жду тебя в душе, мне всё равно по второму разу надо, да и есть одна идея…       Следующим утром за завтраком все пялятся в вырез футболки Хёнджина. Шею Хвана словно иссиня-чёрной краской красили. Беспорядочно, кляксами. А еще Хван немного забавно морщится, когда за стол садится. С непривычки. Больно редко у них с Феликсом что-то всё-таки случается.       Чанбин от всего этого чертыхается и уходит с кухни с максимально сложнейшим лицом. Возвращается с кошельком и отслюнявливает Джисону двадцать тысяч вон наличными. На вопрос немой в глазах Феликса тяжело вздыхает.       — Я ставил десятку на то, что вы не сознаетесь в ближайшие полгода. И ставил десятку на то, что Хёнджин сверху. Спасибо, дорогие дети, что бережёте мой кошелек.       Даже Сынмин смеётся тихо. А Чан добивает коронным в голову.       — Впервые ночью воспользовался кулером в гостиной. Понял, что нет никакого смысла ходить за водой на кухню. Гостиная ведь ближе. Почему я раньше так не делал..?       Хван давится овсянкой, пока Феликс с улыбкой широченной стучит ему по спине. Кажется, можно уже даже не вспоминать о вчерашнем происшествии, ведь уже наверняка никто не обижается. Но Хёнджин, прокашлявшись, всё равно извиняется неловко. И поздравляет. И о впечатлениях говорит относительно выступления последнего. Голос в ответ на всё это подаёт даже не лидер. Слово перехватывает Минхо. Смотрит пронзительно и говорит то, с чем после все шумно соглашаются.       — Это и твоя корона, принц. Нас в этой стае восемь. Не забывай об этом.