Беги, Стилински, беги!

Раздражающий электронный писк будильника атаковал спящий мозг Стилински, выдёргивая из сладкой дрёмы. В ответ Стайлз ведёт себя как недовольная гусеница, то есть попросту заворачивается в одеяло плотным коконом, пытаясь поймать ускользающий сон — возможно, где-то там есть Лидия в золотистом бикини. - Стилински, проснись и пой! ПОДЪЁМ! - оказывается, тонкая одеяльная преграда не спасает от встряхиваний, тычков и запрещённых античеловечных приёмов вроде щекотания за пятку. Из-под слоёв ткани раздаётся глухой стон, а нога Стилински пытается ударом нашарить слабое место своего мучителя и соседа по комнате в общежитии в одном лице: - Айзк, пшёл вн. Лейхи от удара ловко уворачивается, зато ловит болтающуюся в воздухе конечность и принимается стягивать незадачливую человеко-гусеницу с кровати, вызывая этим бурю негодования. - Нет-нет-нет, отпусти меня, чокнутый ты псих! Я поздно лёг, и голова гудит, ай! - с глухим стуком Стилински валится на пол. - Давай, уговор есть уговор! Нечего было со мной в покер садиться, да ещё и на желания. Просыпайся, ленивый засранец, я даже твои кеды достал. Бегать - значит бегать! Стайлз горестно стонет в ковёр. Ну кто его за язык тянул? *** Вчерашний пятничный вечер прошёл более чем бурно. Стайлз взял на себя священную обязанность купить алкоголь, пока Айзек выбирал фильм и готовил попкорн. Примерно после третьей бутылки Лейхи готов был вцепиться себе в кудри от стенаний на тему «Лидия меня не замечает, почему она такая классная, а встречается с этой тупой горой мускулов по имени Джексон». Лидия Мартин у них на курсе славилась не только красотой, но и строптивым (порой очень стервозным) характером. И следуя негласному закону, по которому подобное притягивает подобное, её выбор пал на президента футбольного клуба и сыночка богатых родителей Джексона Уиттмора. В целом, их тандем был прекрасен и ужасен одновременно. Но Айзек не разделял пылких чувств друга, разумно полагая, что королевские кобры прекрасные существа, но руку к ним лучше не совать. - Стилински, если ты ещё раз скажешь слова «Лидия», «меня» и «не любит» в одном предложении, я тебя ударю. И вообще, Уиттмор такой красавчик, потому что не вылезает из тренажёрки, а тебе кто мешает? - на эти справедливые обвинения друга Стайлз только бурчал и отмахивался. По традиции в пятницу они играли в покер на желания, таким способом решая вечный вопрос с уборкой, готовкой и мытьём ванной. На самом деле, они должны были жить здесь втроём, если бы их друг Скотт не влюбился по самые уши. Никому не хотелось жить с парочкой влюблённых голубков, обжимающихся на всех ровных (и неровных) поверхностях, поэтому МакКолл переехал к Эллисон, а квартира осталась в холостяцкой неприкосновенности. Сегодня Айзеку особенно фартило — Стилински уже проиграл ему неделю уборки, бейсбольный мяч с автографом Райана Брона и поход в прачечную. - Сдавайся, а то лишишься последних штанов! - Хрен тебе, изверг! Отыграюсь и заставлю тебя мыть унитаз неделю, и вообще ты, наверняка, жульничаешь, - Стайлз азартно заблестел глазами, оглядывая свой флеш. Но наполеоновские планы разбиваются о фулл хаус соперника, заставляя Стилински скрипеть от досады зубами. - Ну, и что ты хочешь? Только не проси меня таскать твои тапочки в зубах, а то меня стошнит. Айзек хитро улыбнулся и выдал: - Бег по утрам. - Что? - Стилински аж подпрыгнул на своей кровати. - Я не буду вставать в чёртову рань, чтобы порадовать редких прохожих своей свистящей отдышкой и мокрыми пятнами на майке! Выбери другое! - Нет уж. Вот как раз и придёшь в форму, я задолбался слушать твоё нытьё по поводу Лидии. Так что с завтрашнего утра. Сееееемь днеееей, - и коварный тиран закатил глаза и вытянул руки как зомби, шагая в свою комнату. Стайлз со стоном великомученика повалился на свою кровать. - О, мир, ну почему ты так жесток к бедному мне! В меня на тренировках и так пальцем тыкают, мол, что это за чувак, у которого ноги живут отдельно от туловища! Тут стоило бы упомянуть, что Стайлз действительно был ужасающе неловок, умудряясь запинаться даже об носы собственных кед, и это не говоря уже о вечно развязывающихся шнурках, которые считали его подошвы своей давно потерянной любовью и все время мечтали с ними соединится. Его тираду прервал крик из соседней комнаты: - Шесть утра, не забудь! Парень зарылся в одеяло, лелея в душе надежду, что Айзек наутро забудет об уговоре. *** Но Лейхи, коварный кудрявый мерзавец, ничего не забывает, разумеется. И встречает вышедшего из душа Стайлза широкой улыбкой, стаканом воды вместо завтрака и поучительной лекцией о пользе бега и профилактики сердечных заболеваний. Эта самая улыбка ощущается самым настоящим ножом в спине, даже когда дверь за Стилински закрывается. Стайлз удручённо вздыхает, засовывая руки в карманы. И плеер ему в карман положил. Заботливый, гад. Стайлз плетётся через лестничную клетку и выходит на улицу - горизонт нежно розовеет, слегка оттеняя тёмные свечки небоскрёбов. Холодный утренний воздух покалывает лёгкие изнутри, щиплет за нос и уши, заставляя натянуть красный капюшон толстовки до самых бровей. Он широким шагом добирается до парка минут за пятнадцать, иногда встречая редких прохожих. Город медленно просыпается ото сна. Стайлз, кажется, тоже. Стилински долго щёлкает полустёршимися кнопочками и выбирает музыку пободрее, прибавляя шагу. Осень потихоньку прокрадывается в Большое Яблоко, и заметнее всего это становится в парке — некоторые деревья уже разбавляют скучную зелень яркой желтизной, на мокром после дождя асфальте выделяются первые охристые листья. Даже рассветный воздух теперь пахнет пряно и остро, а утренний букет ароматов оттеняет нотка озона и запах сырой земли. Народу в Центральном парке гораздо больше, чем на сонных улицах — тут и там мелькают цветные спортивные куртки, некоторые бегуны держатся вместе, радостно улыбаясь друг другу, а кто-то разминается, приседая и потягиваясь. Стайлз невольно заглядывается на одного такого — стройные ноги, обтянутые в чёрное тренировочное трико, грозное лицо и грация дикого зверя. Со спокойствием античной статуи объект его внимания заканчивает разминку, непринуждённо переходя на бег. Парень с открытым ртом любуется изящными лодыжками, тем, как перекатываются бедренные мышцы под тёмной тканью, крепкой спиной и провожает взглядом до тех пор, пока бегун не скрывается за поворотом дорожки. «Стилински, подотри слюни, а то кто-нибудь поскользнётся! Помни, ты сюда пришёл воплощать первую ступень плана по завоеванию Лидии, а не похотливо рассматривать чужую мужскую задницу. Даже такую привлекательную», - ехидный внутренний голос заставляет его очнуться. Стайлз ступает на беговую разметку и лёгкой трусцой начинает бег, сворачивая на узкую одиночную тропинку, петляющую между угольно-чёрных древесных стволов. Через семь минут и двадцать три секунды он готов ненавидеть всё на свете, потому что лёгкие выжигает огнём изнутри, будто он надышался красным перцем, горло неприятно саднит как от ангины, а сердце стучит молоточками в висках. По спине противно ползут липкие капли пота. Ещё через две минуты его бег становится виляюще-рваным, ноги соприкасаются с мокрым асфальтом с громким стуком, как если бы он потерял над ними контроль. Стайлз почти хрипит, проклиная Лейхи до пятого колена, останавливается подышать, упираясь ладонями в колени и ловя ртом воздух как большая овчарка, едва не свешивая язык до земли. Он зажмуривается, пока восстанавливает дыхание, а когда открывает глаза, упирается взглядом прямо в мускулистые бёдра, обтянутые трико. И... эм... в то, что выше. - Неправильно бегаешь, - раздаётся где-то над головой. Стайлз краснеет до корней волос, распрямляясь с энергией сжатой пружины, и делает шаг назад, выдавливая: - Эээ... мнгхн... да? На него хмуро глядит тот самый бегун, Стайлз выжидательно хлопает глазами и, переведя дыхание, выдаёт: - Ну же, сказал «а», скажи и «бэ». Поделись со мной мудростью предков, о, гуру! - а сам думает «Боже, что я несу», пока лицо второго участника этой странной беседы не каменеет окончательно. Тот окидывает стайлзовы кеды таким взглядом, будто своим существованием они нанесли оскорбление всему миру спорта. И это как минимум. - Кроссовки купи и поначалу ходи. Бегай потом, - неожиданный советчик бросает последний неодобрительный взгляд и продолжает бег, будто не было тут никакого Стайлза и разговора, пока парень обалдело смотрит ему вслед. - Эй, а зовут-то тебя как? Ему кажется, что удаляющаяся спина исполнена равнодушия. *** - Надеюсь, ты не сидел все два часа на лавочке? - сонный Айзек встречает его кофе и нехитрым завтраком из бобов на тостах. - Ага, а потом побрызгался духами с ароматом крепкого юношеского пота и облился из фонтана, фыркает Стайлз. - Уйми фантазию, я честно бегал. - Ещё шесть дней, Стилински! - напоминает Айзек. Стайлз машет на него мокрой футболкой, отбирает тост и шлёпает в душ. До занятий в колледже остётся примерно час. *** После двух пар экономики, на которых он не услышал ни слова, зато отлично подремал, парень забегает в большой спортивный магазин и выходит оттуда с картонной коробкой, из которой вкусно пахнет новой резиной и бумагой. И плевать, что он копил эти деньги на поход в модную кафешку с Лидией. Иногда находятся вещи поприоритетней. Вот например, бег. *** На следующее утро Стайлз буквально отлепляется от груды конспектов, на которых он благополучно проспал всю ночь. Чёрт, и слюнями закапал. Вставая из-за стола, он чувствует себя развалиной, эдаким старым андроидом, у которого то коленный сустав выпадает, то руки отваливаются, а всё остальное скрипит как несмазанная телега — тело ноет с непривычки. Стилински надевает любимые спортивные штаны, зевая, натягивает футболку и новёхонькие красно-серые кеды; щипает спящего друга за пятку и выходит из дома, прихватывая толстовку и яблоко. Ноги ощутимо побаливают после вчерашнего, подрагивая при напряжении, но в груди поселяется приятное чувство ожидания, и, кажется, оно вызвано совсем не предстоящей пробежкой. Поскрипывая подошвами по асфальту, Стайлз добирается до парка на пять минут быстрее. Нервничая, он быстро расправляется с яблоком, машет руками как мельница, пытаясь разогреться. Сорок минут он ходит в быстром темпе, иногда срываясь на короткие перебежки; внутренности скручивает узлом, будто перед важным экзаменом, к которому он совсем не готов — иногда Стайлз прерывает шаг, смешно вытягиваясь в струнку как гончая, и пытается разглядеть знакомую спину среди цветных курток бегунов. Делает он это ровно до того момента, пока кто-то не хватает его за рукав толстовки, от чего многострадальная ткань трещит, но выдерживает напор. Стилински даже знает этого «кто-то». - Воу, воу, полегче можно? Эта куртка – моя любимица, и я бы хотел продлить её существование подольше. Старушке нельзя волноваться, все эти заплатки и швы её утомляют, - Стайлз с замиранием сердца смотрит в прозрачно-зелёные глаза бегуна, пытаясь разглядеть хоть малейшую искру смеха. Но тот серьёзен. Стилински вздыхает и открывает рот: - Проехали. Тебе не кажется, что нам нужно начать сначала? Привет, я – Стайлз Стилински, я не в ладах с ногами, и у нас это взаимно. А ты безымянный большой серый волк, пугающий красную шапочку просто до усрачки. И отпусти мой рукав, если можно. «Большой и серый» нехотя разжимает пальцы, отрывисто бросая: - Завтра бегаешь, чередуешь с ходьбой. Корпус вперёд не наклоняй, руки вдоль туловища, согнутые в локтях. Я прослежу, - Стилински даже приоткрывает рот от удивления и округляет глаза: кажется, он задарма приобрёл личного тренера. - И ещё. Я Дерек. Дерек Хейл. Оставшуюся дорогу до дома Стайлз ликует — контакт с внеземной цивилизацией налажен и признан успешным. *** Айзек не спрашивает Стайлза о тренировках. Даже когда тот безвылазно сидит весь выходной в гугле, изредка выходя за бутербродом и очередной чашкой чая. Собственно, Айзек понимает, что не видел Стайлза с самого утра, когда небо за окном становится сумеречно-синим, а возле дома зажигается первый яркий фонарь. Когда Лейхи суёт любопытный нос в комнату к другу, то поражается, как можно устлать помещение в 13 квадратных метров ровным слоем распечаток, а потом уснуть на них же, используя некоторые, как одеяло. Стайлз спит на животе возле нагревшегося принтера, а тонкая ниточка слюны стекает прямо на распечатку статьи с хмурым парнем на развороте и подписью «Дерек Хейл — двукратный чемпион Нью-Йоркского марафона». Айзек накрывает друга покрывалом с кровати и тихо притворяет дверь. Что-то подсказывает ему, что Стайлзу интересен вовсе не большой спорт. И Лидия уже тоже не в приоритете. *** Следующие четыре дня Стайлз собирается бегать, будто на свидание — вскакивает за час до будильника, долго стоит под душем и стирает форму каждый вечер. Айзек только фыркает в кружку с кофе, когда наблюдает за другом — Стайлз остервенело чистит зубы, стоя в одном носке и спортивных штанах, пытаясь одновременно натянуть кроссовок, хотя строптивая обувь не поддаётся. - Фто ты ржёфь, лучфе помог бы, - Стилински переполняет весёлое негодование, выражающееся в разбрызгивании мятной пены и дикой ухмылке. - Давай-давай, на свиданку опоздаешь! - парень только закатывает глаза на подначивания друга. Сегодня наступил последний день их уговора, после него Стайлз будет наконец свободен от обязанности, но... В груди как-то неприятно тянет, да и планы на Лидию свергнуты с пьедестала, уступая вакантное место одному небритому хмурому типу. Пол недели Стайлз и Дерек тренировались плечом к плечу: Дерек, по словам парня, «снисходит до простых смертных» и поддерживает Стайлза, но и не щадит — все отмазки вроде «ой, у меня шнурок развязался» и «мамочки-Дерек-я-сейчас-умру» пресекаются ловким пинком под худосочный зад и штрафным кругом по стадиону. Каким-то образом Хейл нутром чует, когда мальчишка ему врёт. Стайлз считает, что его тренировки явно выдают мазохистские наклонности — невозможно бегать до потери пульса и ломоты в теле и быть при этом таким счастливым. Стайлз каждый раз замирает, когда они сталкиваются руками на разминке: потом он неловко будет прятать руки, украдкой потирая место соприкосновения, которое слегка покалывает теплом даже после нескольких минут. Он неловко пытается уступить Дереку у фонтанчика с водой, на что Хейл хлопает его широкой ладонью по спине, почти вышибая слёзы. Дерек, невзирая на спокойствие индейского вождя, и лицо, больше похожее на вырезанный тотемный лик сурового божества ацтеков, совсем не мрачный тип. Больше всего он любит, когда они возвращаются домой из парка - Стилински осаждает мужчину градом вопросов, а немногословный Хейл кривится, но отвечает. Стайлз не знает, но Дерек, никогда не сближающийся с учениками и знакомыми, «гордый волк-одиночка», как назвали его в спортивном обозревателе, впервые позволил кому-то подойти к себе так близко. После гибели родителей в пожаре он выплеснул всю свою боль в изнурительные нагрузки, но зарёкся сходиться с кем-либо, предпочитая связи на одну ночь и карьеру марафонца. Но почему-то этот чертовски болтливый и гиперактивный парень заставляет его хотеть этих встреч. Дерек не в курсе, что Стайлз после тренировок посещает сайты энного содержания в два раза чаще, и объектом его вожделения стали явно не пышногрудые блондинки. Сегодня Дерек особенно зверствует, отчего Стайлз почти свешивает язык на плечо, усталыми ногами запинается об торчащий на обочине тропинки корень — и летит кубарем в небольшой, но крайне глубокий обрыв. Когда Дерек подоспевает на громкий вопль, его подопечный уже неловко выкарабкивается из куста папоротника, ладони расцарапаны в кровь. Парень буквально весь покрыт маленькими росчерками царапин — нос, губы, щёки - будто холст, атакованный слегка сумасшедшим художником, и матерится, отряхивая самые большие комки грязи на одежде. - Чёртовы кусты, чёртова дорожка, чёртов сраный корень, и ты... - Дерек не даёт ему закончить гневную речь, выдёргивает за шкирку из кустов и ведёт домой к себе, не слушая возражений. Квартира Хейла заставляет Стайлза присвистнуть — хорошо оборудованная кухня, стол которой занимает соковыжималка и плетёная ваза с апельсинами. Стилински задумчиво гладит шершавую кирпичную стену, на которой висит несколько чёрно-белых фотографий бегунов в строгих рамках, проводит пальцем по краю гранитной чаши-ключницы. Квартира обставлена минималистично и со вкусом: стойка с пластинками, чёрный кожаный диван и беговая дорожка. Это совсем не похоже на их с Айзеком холостяцкую берлогу, заваленную упаковками от чипсов и шмотьём. Дерек вытряхивает парня из толстовки, коротко приказывая: - Дуй в душ, боец. Стилински попадает в царство чёрного кафеля с выпуклым узорным рисунком и хромированных вешалок, тратя ровно пять минут на смывание грязи и десять, любопытно перешаривая ящики — бритва, гели-шампуни и особо смущающая находка в виде большой бутылочки лубриканта, судя по этикетке, ни разу не открытой. Стайлз выходит без футболки в одних только тренировочных штанах и немедленно оказывается на высоком барном стуле, пока Дерек несёт аптечку. Хейл промывает самые глубокие царапины, а Стилински шипит на вдохе, выхватывая апельсин из вазы и вцепляясь в него пальцами. Сначала лоб, потом ватка спускается к носу и последний штрих - неглубокая кровоточащая царапина, задевающая верхнюю губу. Дерек ладонью придерживает Стайлза за щёку, пока промывает ранку, а потом неосознанно поглаживает по щеке и нижнему веку, чувствуя мягкое скольжение ресниц по пальцу. Стайлз прерывает вдох. Хейл убирает вату и обхватывает его лицо уже обеими ладонями, властно целуя, стараясь не сильно тревожить царапину. Прикусывает нижнюю губу, обводит её большим пальцем, с силой размазывая по ней слюну, ведёт ладонями по шее, слегка сжимая, контролируя, подчиняя, отчего Стайлз почти закатывает глаза. Дерек для него — лесной пожар, Дерек — это свет ритуальных костров, которые лижут длинными языками пламени чернильное небо, сметающая всё на своём пути огненная лавина. Апельсин катится по столу и глухо падает на пол. У них не хватает сил добраться даже до спальни, и они падают на поскрипывающий кожаный диван. У Стайлза горит лицо, уши, шея, пока Дерек сдирает с него штаны. Он гладит худое тело тёплыми ладонями, целует за ухом, больно кусает за шею, оставляя красные полукружия на белой коже. Хейл безжалостен в ласках и отрезает все пути к отступлению, он пригвождает Стилински к дивану, переплетая их пальцы, нависает, трётся, и этого так восхитительно мало, что Стайлз скулит, вздрагивая от каждого влажного поцелуя, как от удара в солнечное сплетение. В ответ Стайлз перехватывает инициативу, прижимается ближе, кусает губы Дерека, с силой водит по груди, почти царапая ногтями, и они падают с дивана на мягкий ворс ковра, при этом Дерек тянет его к себе, чтобы смягчить удар собой. Кровь из расцарапанной губы Стайлза сдабривает глубокие поцелуи привкусом железа. Они переплетаются, словно перетекая из одного в другое, обретая долгожданную целостность формы, сплавляются, как металл в горниле печи. Дерек на вкус как соль Мёртвого моря, как кровь в ритуальной чаше, как терпкий кленовый сок и жаркое марево над асфальтом. Стайлз ещё не знает, но Хейл в сексе так же беспощаден, как и в спорте. Но он предвкушает. Дерек поднимается с ковра, напоследок мазнув ладонью по скуле и шее парня, и уходит в глубь квартиры, оставляя Стилински в горячем мареве, а ему кажется, что воздух вокруг него рябит и искажается. Он в нетерпении ёрзает, почти скулит, закусывая губы, и не выдерживает, трогает себя, проводит ладонью по члену, размазывает пальцем блестящую каплю смазки и только потом замечает, что Дерек на него смотрит. Хейл стоит, опираясь плечом в косяк, и разглядывает Стилински — чернота зрачков уже затопила всю радужку при виде такого развратного Стайлза, его выгнутой спины, жилистых ног и длинных пальцев, которыми он сейчас ласкает себя, приоткрывая рот и смотря немигающим взглядом ему в глаза. Едва сдерживая себя, он медленно подходит к парню, кидает на пол ленту презервативов и смазку, садясь рядом. Он тянет Стайлза за ноги к себе так, чтобы оказаться между коленями, спускаясь пальцами к щиколоткам, массирует выступающие косточки и водит самыми кончиками по стопе, иногда делая круговые движения на своде, отчего Стилински задыхается, бьётся в сладкой агонии, коротко вскрикивая и шумно вздыхая. И Дереку невыносимо приятно видеть, как парень перед ним теряет голову от удовольствия, как глаза мутнеют от желания, а с губ срываются невнятные проклятия. - Давай, Стайлз, попроси меня, - низкий голос вливается в сознание тягучим кофейным ликёром — перемешать, но не взбалтывать. Стилински только мотает головой и ловит ртом воздух, когда Хейл снова поглаживает ступню, проводит по дорожкам синеющих вен под светлой кожей и прижимается губами к бледной родинке под самым сводом, обводя её языком. - Да, Боже, Дерек, прекрати тянуть! - Значит, трахнуть тебя? - тёплое дыхание щекочет Стайлзу пальцы на ногах. - Да! - Поставить на колени и отодрать? - Ещё... один вопрос... и у тебя на руках... будет труп! - Стайлз уже стонет и пытается перевернуться на живот. Дерек ухмыляется, быстро смазывая член, и переворачивает парня. Узкие плечи, острые лопатки вчерашнего подростка, нежная кожа... Дерек на пробу толкается между ягодиц, поддразнивая и не входя, отчего Стайлз прогибается в пояснице и запрокидывает голову — всё тело как невысказанное приглашение. Стоит только протянуть руку и взять всё, что тебе причитается. Дерек медленно, дюйм за дюймом, погружается в горячее нутро, чувствуя, как под его напором расходятся мышцы, а Стайлз всхлипывает, скребя пальцами по ворсу ковра. - Твою мать, Дерек, ты меня порвёшь! - от сдавленного стона Хейлу сносит башню, и он слитным движением насаживает мальчишку до конца, отчего тот скулит на одной ноте и роняет голову на скрещенные руки. Хейл успокаивающе целует его плечи, обхватывает парня поперёк груди в защищающем жесте и легко покачивается, почти убаюкивая — это был бы почти невинный жест, если бы Стайлз не чувствовал себя как бабочка, насаженная на иголку. Очень, очень толстую иголку. Постепенно боль уходит, оставляя покалывающее жжение, и Стайлз охает, как только Дерек начинает толкаться сильнее. Дерек трахает его грубо, почти возя парнем по полу и натирая коленки, прижимает к себе крепко, ладонью прощупывая частое биение сердца. Стилински под ним почти не дышит, иногда постанывая в приближении разрядки, отчего Хейл ускоряет движения рукой, и, когда Стайлза прошивает ярким оргазмом, внутри трещит сухой листвой полыхающий пожар, превращая остатки разума в медленно оседающие пепельные хлопья. Дерек прижимается к нему всем телом, ловит губами каждое «Бо-оже, Де-ерек» на выдохе и кончает, на каждом толчке семени пытаясь вогнать ещё глубже, оставить несмываемый след. Стайлз почти засыпает, блаженно улыбаясь в ковёр, пока Дерек пытается отдышаться и осторожно поглаживает влажную узкую спину, а потом легко подталкивает в бок: - Будешь дальше пускать слюни на мой ковёр или пойдём в кровать? - Если ты отнесёшь, - бормочет Стилински, хитро глядя сквозь ресницы. - Разбежался. Если отнесу, на завтрашней пробежке добавлю ещё три круга - Какая ещё пробежка? Я же тебе говорил, как это начиналось. Я проиграл Айзеку и... - Если хочешь быть со мной, изволь соответствовать. Вставай. Стайлз стонет Дереку вслед и испытывает острое ощущение дежа-вю. Потом будет много тренировок, секса, жадных поцелуев, воплей « Отдай мои чипсы, изверг, мне нужна эта вкусная и чертовски нездоровая пища!» и «Ещё один круг - и можешь хоронить меня, не отходя от кассы!», знакомство с друзьями Стайлза и его отцом, постоянные подтрунивания Айзека... Но это будет уже совсем другая история. :)