Теория луж

День тёплый и солнечный, шелестит зелёными листьями деревьев, извиняясь будто за вчерашнюю вечернюю грозу, что оставила после себя лишь свежесть в воздухе и лужи на тротуарах, смотря на которые, глаза у Чонгука загораются непонятным для Тэхёна блеском. — Давай попрыгаем? — спрашивает он, когда они возвращаются из института в общежитие. Ким хмурится и смотрит очень выразительно, Чонгук этот взгляд знает, видел уже целое множество раз. У того брови к переносице съезжаются, нос чуть морщится и глаза щурятся, выражая кучу всего в зависимости от ситуации. Тэхён часто так смотрит, когда натыкается в книге с противоречащим его собственным представлением высказыванием, когда преподаватель, по собственным скромным убеждениям парня, не прав, когда Юнги в сотый раз не упускает возможности высказаться по поводу важности точных наук и не особенной гуманитарных. Он смотрит так, когда удивлён, не согласен, шокирован, поставлен в тупик, задумчив. Почти всегда. Впервые Чонгук столкнулся с этим взглядом, когда после прогулки сказал, что это было свидание, и ему бы очень хотелось, чтобы оно не стало последним, поскольку влюблён в этого занудливого, ворчливого и беззаконно прекрасного студента кафедры лингвистики и литературоведения с момента, как их познакомили и хочет Тэхёна себе в парни, бойфренды, пару и какие ещё есть варианты у этого понятия. Тот тогда посмотрел именно так и завис на добрых несколько минут, потому что мозг его явно не был подготовлен к таким резким нагрузкам. Чонгук перепугался, что сказал чего лишнего, а он мог, потому что если уж начал говорить, то всё — от всемирного потопа его монологом ничего не спасёт. Но всё проще оказалось и куда приятнее, потому что Тэхён, неожиданно, тоже влюблён до чёртиков, просто скрывал хорошо и поверить не мог, что Чон Чонгук с музыкального ответит на его чувства взаимностью хотя бы в мечтах. — По лужам. — учтиво поясняет всё-таки, указывая головой в нужном направлении. — Это я понял, — заверяет и даже кивает в подтверждение своим словам, — Меня волнует другое: зачем? — теперь очередь парня смотреть таким взглядом, во всяком случае, он очень старается его повторить, выходит не совсем похоже и скорее смешно, но Тэхён, в силу склада ума и характера, не смеётся, потому что отсылки, определённо остроумной, не замечает. — Просто так, весело же. — Это лужи, Гук, — говорит чуть медленно, тягуче, будто ребёнку непоседливому, — Они грязные и холодные. — Они прикольные, — протестует мгновенно, — Ты что, по лужам в детстве не прыгал? — Даже если и прыгал, то наверняка в специальной обуви вроде резиновых сапог, а мы с тобой в кедах. Мы застудим ноги, заболеем, свалимся с жаром и умрём, потому что никто из наших друзей не умеет заботиться о больных. — Зато в один день, романтика. — У меня организм слабее, я умру раньше, и тебе придётся лежать в одной комнате с гниющим трупом. — Если это твой гниющий труп, то я не против. — звучит, на самом деле, мерзко и отвратительно, но Чонгук знает, что Тэхён подобное оценит, потому что у того губы в лёгкой улыбке вздрагивают, глаза теплеют и у младшего на душе сразу мягко и хорошо. У них немного разные представления о романтике, но Чонгук уже привык, что стоит ему ляпнуть чего готично-мрачно-пугающего, как у парня сразу глаза сияют и лицо сразу такое нежное, влюблённое, такому противостоять невозможно. Улыбка тэхёнова — сокровище ценное и редкое, которое ещё успеть поймать надо и запомнить хорошенько, ведь та появиться ещё может очень и очень нескоро. Чон каждую помнит, хранит в своём сердце бережно. — Я бы хотел прочесть такую книгу, — мечтательно вздыхает, и Чонгук, пусть не умеет, но очень хочет написать для него всё, что душа старшего только смеет пожелать и чего не найти в библиотеках и пиратских сайтах для скачивания книг, — Но всё же, прыгать по лужам? — Прыгать по лужам, — активно кивает, — Это правда здорово, обещаю делать тебе тёплые ванночки для ног, варить куриный бульон и кормить вкусностями, если ты заболеешь. — Ты и без того это делаешь. — замечает он, смотря снисходительно. — А в этом случае буду усерднее, — ему хочется прыгать по лужам с Тэхёном за ручку, хочется намочить ноги холодной водой и запачкать джинсы брызгами, а он тот тип людей, которые ни за что не сдаются и своего добиваются, — Пожалуйста? Слышит тяжёлый вздох, видит обречённо прикрытые глаза и наблюдает, как парень лениво подходит к маленькой лужице и прыгает в неё с места, разбросав крохотные капли по асфальту. — В тебе нет никакого энтузиазма. — Я сейчас не читаю книгу Моэма, чтобы делать это с энтузиазмом. — Чонгук очень карикатурно и показательно закатывает глаза, подходит к парню и, схватив за руку, отводит к другой луже, тыкая в неё пальцем. — Вот что ты видишь? — качает головой и поворачивается к Чону, желая что-то сказать, но тот мягким движением пальцев отворачивает его от себя, — В лужу смотри, а не на меня. Что ты видишь? — Лужу, я вижу грязную лужу. — А я вот вижу солнце, — взмахивает рукой, — А ещё небо и дома, вижу твоё миленькое личико и моё ещё более миленькое, потому что, в отличии от некоторых, за ним не прячется сварливый дед. — Какой ты щедрый на комплименты, — фыркает Тэхён, — Я не уверен, что мне льстит, что ты видишь меня в луже. — Для тебя это лужа, просто лужа, копни глубже и увидишь что-нибудь ещё. — Например небо? — издевательски спрашивает. — Например небо, — Чонгук пусть и дразнится в ответ, но на провокации не поддаётся, — Прыгай не в грязную лужу под ногами, а в чистое небо над головой. — Ну, давай попробуем. — соглашается наконец, старательно прикусывая язык, чтобы не сказать о том, как видит в этом довольно поэтичную метафору смерти, потому что иначе Чон, радующийся одобрению его маленькой авантюры, наверняка бы цокнул языком, потому что Тэхён неисправим, потом бы, конечно, добавил бережно, что любит его и таким, знал ведь с самого начала, какие дополнения идут вместе с парнем. Они стоят меж луж, и Чонгук объясняет, как именно нужно правильно прыгать по лужам, оказывается, тут целая система, о которой Тэхён и не догадывался даже. После, бесспорно, увлекательно лекции с теорией, время дошло и до практики. Выбрав подходящую для первого раза, старший берёт небольшой разгон и, оттолкнувшись одной ногой, прыгает. Когда вода только начинает впитываться в ткань обуви, капельки-бусинки с блеском разлетаются в разные стороны, отражая солнцечные лучи, а колени ещё не успели выпрямится после преземления, Тэхёну ощущает какую-то непонятную лёгкость и трепет во всём теле. Носки неприятно мокнул, липнут к стопам, наверняка при ходьбе всё это будет хлюпать, вода холодом колит пятки, а низ джинс пачкается, он поворачивается к Чонгуку с абсолютно новым выражением лица, будто ребёнок, впервые попробовавший то, что раньше запрещали. Он тут же прыгает в лужу рядом, а потом в ещё одну и ещё, из груди невольно вырывается глупый смешок, а сбоку слышится плеск — Чон тоже присоединился и скачет теперь весело рядышком, во все глаза наблюдая за Тэхёном, открывшим для себя удивительное удовольствие, Чонгук уже представляет, как в следующий раз именно старший будет уговаривать заняться этим. Они прыгают долго, разносят капли, брызгаются друг в друга, очень громко смеются и извиняются, если их игры задели прохожих, но остановиться не могут, пока не натыкаются на целое озеро. — Давай вместе в неё прыгнем? Целое цунами поднимется, мне кажется. — Тэхён на это молча, но активно кивает. Тэхён крепко держит Чонгука за руку и, взяв хороший разбег, летит в самую большую лужу, которую им удалось найти, чуть согнув коленки, чтобы волны большие пустить в этом море, оставленным дождём. Глаза цепляют мутное отражение неба и белого круга солнца, чей свет сейчас не кажется обжигающе острым, и он вспоминает, как прыгал с обрыва в реку в деревне, когда в детстве ездил к бабушке летом. Ребёнком, прибегал к ней в дом весь мокрый, ноги чуть подрагивали от возбуждения, эйфории и ещё кучи переполняемых крохотное сердце эмоций после такого смелого дела, на лице широкая-широкая улыбка, а бабуля всегда закутывала в самое большое и тёплое банное полотенце светло-зелёное, как молочная трава по весне. Он стучал голыми пятками с прилипшим листиком по деревянному полу и оставлял мокрые следы, стягивал плавки с каким-то супергероем, мультики с которым очень любил, и старательно цеплял их прищепками на, слабо натянутую между двух яблонь под окном, верёвку, а потом садился, прямо так, голышом и в полотенце, на узенькую скамеечку, накрытую заботливо пледом, чтобы мягче было, обхватывал двумя ладошками кружку с прохладным молоком с мёдом, выпивал всё в один присест, громко выдыхая после и облизывая сладковатые губы, но не молочные усы, специально, чтобы бабушка, ласково причитая, сама утёрла их большим пальцем правой руки. После она всегда улыбалась, целовала непослушно вьющиеся волосы и ставила тарелку с ягодным пирогом, в котором Тэхён обязательно перемажет щёки и руки, а после, уже вечером, будет долго натираться мочалкой в большом тазе рядом с печкой, чтобы надеть свеженькую ночную рубашку, что висела нелепо на детских плечах и улечься, нет, потеряться, в большой кровати на втором этаже, зарывшись в лёгкие одеяла в мелкий цветочек. Ему хочется туда сейчас, вместе с Чонгуком, чтобы ходить к тому обрыву за руку, гулять по небольшому полю, лежать в высокой траве и плести венки из цветов, Тэхён не умеет, но обязательно бы научился, ему кажется, что на этой тёмной вечно лохматой макушке жёлтый блеск одуванчиков смотрелся бы просто волшебно, устраивать пикники в посадках неподолёку, проважать и встречать солнце, ездить на велосипедах по кочкам и ухабам, есть малину прямо с кустов и вишню с дерева. Они бы купались вместе ночами, прибегали замёрзшие в дом, грелись горячим чаем и разговорами, смешавшимися с лёгкими поцелуями по всему лицу, а после, в этой огромной постели, терялись в объятьях друг друга, утопая в мягкости простыней. Он думает, как бы бабушка смеялась над шутками Чона, как трепала бы их по головам и ласково улыбалась, завидя прижавшихся друг к другу, словно котят, какое бы ласковое прозвище дала младшему. Тэхёна она всегда нежно звала «лучик», потому что ребёнком часто улыбался, хохотал, прыгал солнечным зайчиком везде и освещал тёмные уголки её старческой жизни. Они бы починили те качели под яблоней, слушали, как бабушка наизусть читает стихи и поёт авторские песни, ловко перебирая будто вновь молодыми и здоровыми пальцами гитарные струны, Чонгук бы тоже что-нибудь спел, не удержавшись, может даже что-то из собственного сочинения, долго бы сидели на террасе, говорили о всяком, спорили обязательно, потому что у всех мнения разнятся, но потом бы всё равно сходились бы в чём-то совсем отдалённом. Они приземляются, ноги нещадно промокли и замёрзли, Чонгук очень громко смеётся, смахивая грязную капельку, что попала ему на лицо и тянет скорее домой, пока Ким не успел простыть. В их комнате тот ставит чайник, вешает носки на батарею, которая никогда не греет, плюхается на скрипучую односпальную кровать очень и очень близко, прижимаясь всем телом, зажимая чужие стопы своими, потому что так согреются быстрее, заключает в объятья и молчит, долго и мягко, трётся щекой и плечо, разглядывая стену в драных обоях, гладит предплечья. Чайник кипит, стучит подпрыгивающей крышкой, свистит мерзко-мерзко, но никто не спешит его выключить, пока соседи за стенкой не начинают стучать недовольно. А потом вновь сидят в тишине, пока чая с липой вьёт к потолку белёсый пар, медленно остужаясь алюминиевой ложкой, так и не размешав сахар, который потом обязательно прилипнет к дну. Чонгук думает, что нужно бы погреть ноги в вязаных шерстяных носках, а Тэхён не думает, он очень громко чихает.