Нежные жемчужные чувства

      Шэнь Цинцю прижимается к Ло Бинхэ своей хорошенькой маленькой грудью, на которую слишком много наговаривает зря, обнимая со спины, и потирается щекой о лопатку.       — Моя ученица очень теплая, я соскучилась по ее теплу.       Непривычно слышать такое непосредственное «я» без предупреждения.       — Эта ученица тоже очень-очень сильно соскучилась по Учителю! — что и реакцию оно вызывает эмоциональную и невольно слишком громкую. Ло Бинхэ тут же принимается беспокойно ворочаться, пытаясь развернуться лицом.       Однако ей не позволяют.       — Ученица столько внимания уделяет другим, разве она не обещала отдать всю себя своей наставнице? Покинула меня… — звучит слегка капризно, немного обиженно, капельку сердито, тонкие бледные руки ученой стискивают затянутую в черное талию и обвиваются крепко-крепко. — Стой же, не кипишуй. Что ты такая беспокойная? — Шэнь Цинцю дует легонько в спутанные вьющиеся прядки на затылке перед собой. — Растрепанная такая…       Рядом с одним-единственным человеком неоспоримая повелительница царства демонов, имеющая достаточно красноречивую репутацию: жесткий нрав и железная воля, не поддающаяся ни лести, ни обману — вспыхивает как маков цвет и пищит как юная девчонка, энергичная и верткая, восторженная и неуклюжая («Бин-эр, осторожнее, ты опять споткнулась и чуть не упала, хорошо, что твоя наставница была рядом!»), цепляющаяся за «юбку» своей бессмертной хозяйки.       — Не было ни секунды, чтобы эта ученица не думала об Учителе, — нехотя, но Ло Бинхэ все же успокаивается, лишь коротко жмурится, потому что ощущает бегущие по спине мурашки от пробирающего дыхания на коже затылка. — Все мое внимание всегда принадлежит вам, — негромко, терпения не хватает надолго, потому что уже в следующее мгновение не удерживается и поворачивает голову, пытаясь заглянуть в чужое лицо.       Шэнь Цинцю поджимает губы — выражение, скрытое от Ло Бинхэ, — при этом в голове у нее крутится сплошное «я скучала, очень-очень-очень». Но у Шэнь Цинцю есть «лицо», хорошо? Тонкое и уважаемое. Вместо этого она потирается носом о чужой затылок, поднимая немного руки и обхватывая гибкую фигуру жены под грудью, прижимая к себе, наверное, даже слишком сильно, но хочется вжаться еще ближе. Это желание зудит под кожей.       — И все-таки незаметно, чтобы Бинхэ спешила, может, мне стоит наказать свою ученицу и посадить под домашний арест?       Ло Бинхэ в свою очередь чувствует себя блаженной, и от этих слов лишь еще более.       Возлюбленная наставница Ло Бинхэ так мила, когда ворчит.       — Ох… Наставница может?.. — рассеянно, расплываясь в по-глупому счастливой улыбке. Ло Бинхэ накрывает ладонями чужие руки, так удобно подставленные под грудью, мягко сжимая в ответ, и наугад пытается ткнуться носом в чужие волосы; выворачивать голову не очень удобно, ничего толком не разглядеть, но Ло Бинхэ упорная! — Эта ученица вовсе не против.       — Будешь сидеть в доме, — сверкая глазами из-за плеча, что Бинхэ может уловить краем глаза, Шэнь Цинцю произносит слова в него, — только готовить для этой наставницы еду, стирать белье и одежду, вытирать пыль и… — Шэнь Цинцю честно пытается вспомнить, что еще желательно делать по дому, но ей мало приходиться утруждать себя такими заботами. — И-и… подавать мне чай, — кивает одобрительно сама себе.       На продолжающуюся по-детски упрямую возню Ло Бинхэ и попытки ткнуть себя носом она лишь снисходительно фыркает, но когда красивый, но остренький нос ее жены чуть не попадает в глаз, то тыкает Ло Бинхэ в щеку пальцем и удерживает голову на месте.       — Будешь думать о своем поведении: о том, как бросать наставницу и уходить в царство демонов столь надолго, — резюмирует она в конце.       О, разумеется, Шэнь Цинцю не эгоистичное избалованное создание (если только немного, но это потому что очень любима своей женой), она сама выгоняла Бинхэ в царство демонов, чтобы та не пренебрегала своими обязанностями, и убеждала, что вполне справится с разлукой, оставшись в Цанцюн. В конце концов, у нее тоже здесь дел невпроворот, хватит, чтобы без сна и отдыха не заметить, как эти две недели пролетят влет (вот на этих словах лицо Ло Бинхэ стало особенно беспокойным, вероятно, та восприняла их буквально). Но две недели затянулись почти на четыре и… Шэнь Цинцю имеет право почувствовать себя немного властной и капризной, ладно? Осудите ее. В конце концов, она все еще уважаемая леди пика Цинцзин и наставница Ло Бинхэ. Ее жена ведь сама так упорно превозносит этот титул, разве нет?       Шэнь Цинцю смотрит, как от тычка в щеку Ло Бинхэ жмурится, ни на секунду при этом не прекращая радостно улыбаться и прямо-таки светиться. Выросший под бедной «юбкой» этой Шэнь сянься-аналог электрической лампочки.       — Ты как солнце, я ослепну, — еще пара тычков в мягкую щеку в попытках сбавить «сияние», но не помогает.       Ло Бинхэ — невозмутимое создание.       — Наставница тосковала по этой ученице? — несносная полудемоница мурлыкает. Все сказанное про «домашний арест», что в представлении Шэнь Цинцю, наверное, должно было ее отпугнуть, принимается как само собой разумеющееся, Ло Бинхэ соглашается автоматически с самым серьезным видом. Кусать губы, чтобы скрыть веселую улыбку — неуместно, но наставница Ло Бинхэ такая забавная, право. — Учитель думала обо мне? — потирается щекой о палец Шэнь Цинцю, прижимаясь спиной теснее, поверх чужой ладони, все еще бережно удерживаемой в своей хватке, она выводит невесомые узоры.       Только сейчас Шэнь Цинцю осознает, как прозвучали ее слова, смущается и убирает палец, возвращая руку на талию.       — Разве эта жена когда-либо не думает о Бинхэ? — тоже звучит двусмысленно, Шэнь Цинцю откашливается, зарываясь лицом в чужое плечо, вдыхает и выдыхает запах. — Приятно… мне не хватало твоего запаха…       Да что это такое? У Шэнь Цинцю совсем не получается сегодня сохранять самообладание, но ее жены ведь в самом деле так долго не было… Жмурится, вдыхая глубоко. Бинхэ так хорошо пахнет. Знакомо…       — Ох… — сама Ло Бинхэ чувствует себя странно ошеломленной, счастливой, сколько бы времени ни прошло, наверное, никогда не сможет спокойно реагировать на столь искренние признания.       Уголки глаз щиплет. А! Ло Бинхэ вовсе не желает все портить сейчас своими слезами! Упрямо встряхивает головой. Нет-нет-нет! И вместо этого крепче стискивает чужие руки, мягко, но настойчиво заставляя жену расслабить объятия. И тут же проворно разворачивается, резко напирает всем телом и заставляет Шэнь Цинцю вместе с собой повалиться на спину, в последний момент придерживая чужой затылок ладонью.       — Бинхэ, это пол! — невразумительный вскрик первого, что приходит в голову.       Ло Бинхэ нависает сверху.       — Расскажите еще, Учитель?       Быстро-быстро моргнувшие зеленые глаза похожи цветом на селадоновый фарфор, а формой — на листья ивы. Наклоняется ниже и теперь сама вжимается носом в шею Шэнь Цинцю, вдыхая медленно и глубоко.       Шэнь Цинцю, кажется, перестает дышать, осознав, как близко-близко — чужое лицо. Слегка щекотное чувство под челюстью, а в голове сперва раздается пауза, а потом — хаотично скачущие восклицательные знаки и писк. Солидный писк, потому что Шэнь Цинцю никто иная как возвышенная и отчужденная бессмертная заклинательница.       — Ааа, Бинхэ!.. Жена?.. — руками она машинально придерживает чужую талию, хоть Бинхэ и не нуждается в этом, такая красивая, теплая, сильная…       Нечестно. У этой Шэнь действительно нет и шанса устоять.       — Ученица так вероломно приучила свою наставницу к себе. Что теперь ее учитель в отсутствие жены не может ни есть нормально, ни спать. Никто не говорит ей, что уже поздно заниматься бумагами и пора ложиться, — тонкие губы поджимаются, а зеленые глаза бросают на нависшую сверху «ученицу» обвиняющий взгляд.       Есть еще достаточно вещей, в которых так сильно замечалось отсутствие Ло Бинхэ.       Но Ло Бинхэ не проявляет дочерней почтительности к своей «Наставнице».       — Простите эту глупую жену, — без какой-либо вины в голосе, напротив, с каждой секундой этот мягкий бархатный контральто (ах, если бы они жили в современности, любой театр оторвал бы жену Шэнь Цинцю с руками за этот голос, если бы, конечно, смог отбить ее у самых высоких кухонь со звездами Мишлен) будто звучит все более и более довольным. — Но эта ученица готова взять на себя полную ответственность и больше никогда не оставлять Наставницу в одиночестве, — счастливая улыбка, которая забирается прямо под ребра.       Ло Бинхэ ласково прижимается губами под подбородком Шэнь Цинцю, целуя мягко-мягко, стараясь извиниться за долгое отсутствие и одновременно выразить всю свою любовь и трепет, тоску. И сама она безумно скучала, несколько раз готова была действительно бросить все дела царства демонов и сорваться к жене (сейчас пора цветения лотосов, ее жена ведь наверняка хочет сладости из них?), но потом припоминала слова самой же наставницы о долге, серьезности правления и прочей слишком взрослой чепухе.       «Но лотосы-то цветут!..» — со вздохом.       Ло Бинхэ жмурится крепко, прогоняя все эти надоевшие мысли и опускаясь чуть ниже, немного прогибаясь в спине и вжимаясь грудью, стараясь сильнее прочувствовать чужое желанное тепло, с какими-то невразумительными мурчащими звуками начиная выцеловывать шею.       Шэнь Цинцю от поцелуя выдыхает и приучено откидывает голову. Даже если желание немного подразнить никуда из нее не девается.       — А если не прощу?       Заслуженное желание, по ее мнению, потому что спать одной и правда было так неудобно: и одеяло мешалось, и обнять некого. Длинные пальцы Шэнь Цинцю перемещаются ближе к чужим волосам, путаются в них и легонько дергают, всячески тиская и получая удовлетворение, потому что эта пушистая макушка, наконец-то, в пределах досягаемости.       Втягивает воздух. Едва слышно.       Знаменитая в романе грудь Ло Бинхэ так ощутимо давит, невозможно остаться равнодушной к ее тяжести и теплу. И чужие ноги — по бокам от ног Шэнь Цинцю — тоже касаются тела, заставляя ощущать себя странно защищенной и отрезанной от окружающего мира.       Это чувство даже немного подавляет.       Эмоции от долгожданной близости вдруг сжимаются под ребрами так сильно.       — А-ах… Бинхэ! — жмурится.       — Мм… — Ло Бинхэ реагирует невнятно, сперва не осмысливая услышанные слова, та самая близость слишком сильно бьет и ей в голову. Ло Бинхэ упивается теплом жены, таким тонким знакомым ароматом бумаги, чернил и, кажется, чая, прикосновениями ее тонких пальцев, что перебирают пряди волос… хочется упасть в эти ощущения с головой и забыться, но с трудом она все же вновь сосредотачивается, фокусируясь на чужих словах. — Хмм? — уже более осознанно.       Ло Бинхэ поднимает голову, встречаясь с Шэнь Цинцю горящим — интенсивным, почти физически ощутимым — взглядом, и разгоряченно выпаливает:       — Что это ученица может сделать, чтобы заслужить прощение своей бесценной жены?       Шэнь Цинцю распахивает расфокусированные глаза и внезапно цепляется ими за одиночную сережку, висящую в чужом ухе: комфортной средней длины «нить» заканчивается матово-зеленой нефритовой каплей. Такой характерный знак, который Ло Бинхэ стала носить не так давно, однажды вернувшись с ним из такой же одиночной, но краткой поездки в царство демонов.       Засмотревшись, Шэнь Цинцю даже не отвечает сразу, кончики ее пальцев проводят по камешку, после прядь чужих волос цепляя и заправляя за ухо.       — Тебе идет зеленый цвет, — с ровной, но глубоко интенсивной собственнической интонацией (ох, когда Шэнь Юань открыла в себе фетиш на такие знаки?). Коротко мотнув головой, наконец, переключает внимание на само лицо Ло Бинхэ, все той же рукой прихватывая за щеку и потирая легонько.       — Тем, что будет рядом, — возвращается к предыдущему неотвеченному вопросу, — расскажет, как прошла ее поездка и не поранилась ли она, — невыразимо тепло, будто в груди — маленькая свечка. — Загладит вниманием и сладким… — бесхитростный и одновременно многозначный ответ, — эта жена соскучилась по умелым рукам Бинхэ.       И опять двусмысленно. Что не так с этой переселенкой? Система? Шэнь Цинцю осекается и кусает губу.       — Я про… еду Бинхэ, — скулы чуть нагреваются.       А у Ло Бинхэ невольно даже дыхание перехватывает, та с трепетным восторгом следит за рукой Шэнь Цинцю и будто фантомно все еще ощущает прикосновение к серьге, нежная зеленая капелька раскачивается. Почему-то эти действия кажутся такими интимными, искренними и щемящими, пробирающими мурашками по всему телу. Ло Бинхэ действительно все чаще старалась носить что-то со вставками зелено-голубых или изумрудных цветов, это замирающее биение пульса и наслаждение — видеть их на себе, как знак принадлежности, как напоминание о своем бесконечном счастье.       Она прижимается ближе щекой к ладони своей наставницы, притираясь и чуть ли не тая от прикосновений, по которым так скучала, глаза смыкаются сами собой.       — Переговоры были скучными, — воспринимает слова буквально и послушно начинает рассказывать, охотно, но не слишком громко. — В последнее время некоторые демоны обзавелись еще кучей странных «официальных» традиций, даже когда дело касается политики. Эта ученица предпочла бы не тратить на подобное время, — немного сварливо, неосознанно дуя щеки.       С закушенной губой и пристальным интересом Шэнь Цинцю гладит другую сперва по щеке, потом по голове, слегка растрепывая волосы в качестве шалости, даже заставляя прядки упасть на чужое лицо.       — Но Бинхэ завершила все переговоры в свою пользу? — на самом деле даже не сомневается. Да, это предвзято, но эта Шэнь никогда и не скрывала, что относится к своей «маленькой» главной героине и ее интересам с абсолютным фаворитизмом… Нет, может, в самом начале и скрывала (пыталась), но только от других зеленых ростков Цинцзин, чтобы сохранить дисциплину на пике. Шэнь Цинцю не особо волнуют «обиды» каких-то демонических лордов из-за необходимости подчиниться Ло Бинхэ и вести себя паиньками.       — Разумеется. Но мне все чаще хочется бросить всю эту ерунду. Оставить на кого-то другого? — произносит Ло Бинхэ неопределенно и рассеянно («надеюсь, что у моих дорогих шицзе и шисюнов хватило чувства самосохранения не стащить все лотосы из прудов Цинцзин»), больше сосредотачиваясь на чужой руке, все интенсивнее потираясь о нее, подставляя макушку. — Эта ученица хочет быть рядом со своей женой. Ухаживать за ней, готовить, обнимать и… делать другие разные вещи.       — Эта наставница верит, что, даже если Бинхэ не нравятся отдельные демонические традиции, она здраво оценивает, до какой степени бестактность может проявить, — вновь возвращаясь рукой к лицу жены и невесомо проводя большим пальцем по нижней губе, произнося с должной строгостью и вниманием: в некоторых вопросах Шэнь Цинцю так и оставалась неизменно излишне правильной и следующей приличиям, впрочем… — Впрочем, Бинхэ может взять перерыв и переложить временно ответственность на своих заместителей. Мобэй-цзюнь и Ша Хуалин вполне способны поддерживать налаженный Бинхэ порядок. Либо… мы можем подумать о большем вовлечении их в ответственность? О поиске дополнительных ответственных лиц?       Шэнь Цинцю закусывает губу. Чтобы кто-то поддерживал контроль в царстве демонов, кроме Ло Бинхэ? Сложно, наверное, почти невозможно, когда ореол главной героини в единственном экземпляре. Но интересы своей жены и ее комфорт Шэнь Цинцю всегда будет ставить превыше всего, и она готова приложить усилия…       Мягкое чувственное давление пухлым губ к запястью прогоняет мысли, которыми Шэнь Цинцю невольно увлеклась. Ло Бинхэ даже не скрывает, что отвлекает ее: в черных, смотрящих из-под ресниц глазах загорается маленькое алое пламя.       …впрочем, если и говорить про следование приличиям, то в последние дни одиночества, когда Шэнь Цинцю не находилась в окружении учеников или других хозяев пиков, она была далека от невозмутимости.       «Холодная» бессмертная хозяйка пика Цинцзин немного ерзает, прогоняя довольно жалкие образы-воспоминания себя нуждающейся и грустящей: по еде, по вниманию, по постоянному «Учитель-Учитель-Учитель», совсем как когда Ло Бинхэ была подростком, и прочему… Щеки уже ощутимо нагреваются, потому что все ее мысли с точностью вторят желаниям, высказанным самой Бинхэ.       И это… ох, человек, который может получить ласку и внимание Ло Бинхэ — счастливица. Так было в самом каноне, когда жены Императрицы готовы были простить той любую холодность и бороться за шанс вернуть ее расположение всеми средствами, так есть и для этой версии мира, а теперь этот «человек» — сама Шэнь Юань.       И черта с два, если она не ценит это.       — Если ученица осознает свое место, то ей следует доказать его делом, — в этот раз Шэнь Цинцю целенаправленно вплетает пальцы в чужие волосы и за них притягивает голову Ло Бинхэ к себе, утыкая носом в свою грудь, обнимая руками поперек спины и застывая в такой нелепо-очевидно-красноречивой позе. Ах, эта Шэнь невероятно бесстыдна, да? — Эта Наставница будет довольно строго оценивать старания жены: может, за время отсутствия та растеряла свои навыки?       От темноволосой головы, охотно уткнувшейся носом в ее грудь, доносится удивленно-восторженный звук, Ло Бинхэ тут же вжимается сильнее и почти полностью опускается, накрывая собой.       Разумеется, все вопросы с демонами были улажены успешно, не то чтобы был возможен другой исход: лорды либо самостоятельно пришли бы к мирному соглашению, либо были бы направлены к нему силой — для Ло Бинхэ это в любом случае положительный исход. А теперь Ло Бинхэ может служить своей возлюбленной наставнице со всеми полагающимися вниманием и тщательностью.       — Эта ученица уверена в своих навыках, она ни на секунду не забывала о своей Наставнице. О том, что ей нравится, — мурлыкая, сквозь ткань одежды оставляя поцелуй чуть ниже ключиц.       Темные глаза — от зрачка радужка медленно наполняется насыщенным красным свечением — закрываются, Ло Бинхэ слепо тыкается губами то в одно место, то в другое, дыша глубоко и жадно, упиваясь запахом.       — …о том, какие сладости она любит, какой чай предпочитает пить и какие книги хотела бы прочитать…       Широкая ощутимо мозолистая от меча ладонь опускается на тонкую, затянутую в зеленый шелк талию, коротко мягко сжимает бок и сразу же после скользит под поясницу, осторожно надавливая, заставляя выгнуться и теснее прижаться к себе.       — …эта ученица часто думала о прикосновениях своей жены. Об ее аккуратных нежных руках, сладких губах, тонкой белой коже, длинных красивых пальцах…       Низкий богатый голос звучит с придыханием. Ло Бинхэ вжимается носом меж ключиц перед собой и ведет ниже, неосознанно слишком торопливо, горячась.       — …думала всю дорогу, на скучных собраниях, во время докладов и вечерами, наконец, оставаясь одна, — в конце тон меняется, почти срываясь на хныканье, Ло Бинхэ незаметно прикусывает край чужого ворота, стискивает на нем зубы. Она не стыдится всех этих звуков или проявленной слабости, скорее просто желание как-то выплеснуть нахлынувшие эмоции вдруг распирает столь сильно, что и остается, что вжиматься лицом крепче и сильнее вгрызаться в ткань, жмурясь.       От этого пылкого и прямолинейного монолога Шэнь Цинцю может лишь замереть и широко распахнуть глаза, сердце забивается где-то в груди, будто о клетку из ребер. Только выдохнутое «Ох…», и дрожь, и гулкий глоток в пересохшем горле.       Теплый от дыхания и летней жары воздух касается чуть приоткрытых ключиц под «фирменной» зеленой мантией. Там, где ворот немного разошелся, еще когда Шэнь Цинцю неловко повалили на пол. Она ощущает, как свисающая сережка невесомо скользит по груди, хотя ее и не разглядеть в таком положении. А еще столь же легкое, но ощутимое скольжение рассыпавшихся полотном вьющихся волос.       — Те территории царства демонов слишком далеко от Цанцюн, наш график сна не совпадал, и эта жена тоже… ах, тоже думала о своей ласковой жене, — стоит запретить Бинхэ ее серебряный язык и говорить комплименты, Шэнь Цинцю отводит взгляд, но обхватывает другую руками крепче, прижимая к себе эту тяжесть тела, развеивающую чувство одиночества. Но при этом другая нужда в теле — ощутить жену еще ближе — становится лишь более… неудобной.       «За что мне это?» — мысленный стон.       — Бинхэ! Бин-эр, не нужно рвать одежду своей наставницы! — не могла не заметить очевидные действия своей «ученицы». Зеленые глаза смущенно отводятся, Шэнь Цинцю перестает обнимать Ло Бинхэ и вместо этого осторожно тянет ворот из зажимающих его зубов, коротко огладив Бинхэ по челюсти, успокаивая.       А потом Шэнь Цинцю также медленно, и чуть подрагивая кончиками пальцев, просовывает руки под жену, вынуждая ту приподнять торс, опираясь о локти, и слегка ослабляет пояс.       А потом Шэнь Цинцю тянет за края ворота, раздвигая их на груди, и под верхней плотной зеленой тканью — тонкий кружевной слой из светлой мягкой зелени, будто тонкая резьба по бумаге, обычно его видно лишь в специально более коротких рукавах и немного у горла. И белый тонкий слой нижних одежд, закрепленный завязками на груди и под грудью, всего один, потому что лето, и дасюшен* и без того достаточно тяжелый.       Шэнь Цинцю замирает так, глядя на ножки низкого столика сбоку от своей головы, чувствуя чужой горящий испытующий взгляд. Мысленно она срывает голос.       — Вот… эта наставница поможет жене.       — Учитель… — негромко, Ло Бинхэ разом будто теряет весь голос, так завораживают движения тонких бледных рук, немного скованные, излишне резковатые от явного смущения — она давно научилась его распознавать, все равно приходя в восторг из раза в раз, — но все такими же изящными, аккуратными. Ткань одежды… безусловно красивая? Ло Бинхэ внезапно осознает, что не может оценить должным образом, потому что взгляд не желает цепляться ни за что, кроме оголившихся острых ключиц, тонкой шеи и едва открытых плеч. — Ох…       Глоток.       Горло вдруг ощущается странно пересохшим.       Ло Бинхэ вновь опускается ниже, не удерживаясь и прижимаясь губами к светлой коже над верхним краем нижних одежд. Поцелуй невесомый, почти незаметный, со странным болезненным благоговением и трепетом.       — Эта ученица так сильно хочет коснуться Наставницы…       Это желание настолько сильное, что физически больно. Поэтому даже когда Ло Бинхэ, наконец, удается заставить себя поднять голову, взгляд так и не отрывается, скользя по телу Шэнь Цинцю внимательно, почти жадно. Ло Бинхэ не скрывает голода в своем голосе, глазах и каждом действии, изумительно быстро теряет голову, сама удивляясь этому (на самом деле нет), но ничего не в силах поделать.       — …так сильно, так давно и отчаянно желает вас, — закусывает губу, от собственных же слов становится только хуже. Внизу живота скручивается и горячо тяжелеет, мысли ведет. Одной рукой Ло Бинхэ все так же поддерживает наставницу под поясницу, вторую же кладет под ребра и медленно ведет выше, притираясь всей шириной ладони, останавливаясь лишь на груди, не давя и не сжимая, лишь чуть касается подушечками ткани. — Можно мне, жена?..       Весь фокус сводится только к этому движению, Ло Бинхэ ожидает «приговора» смиренно и, кажется, не моргает вовсе, неосознанно сводит бедра и сжимает.       Ло Бинхэ до сих пор будто до конца не может поверить, что все это происходит наяву, что она может касаться, быть рядом с Шэнь Цинцю и просто любить. Каждый раз такая неуверенная и боящаяся зайти за какие-то неведомые, возможно и не существующие вовсе границы дозволенного, из раза в раз продолжая сперва просить разрешение, как и сейчас, а после, наконец получив его, столь же бесконтрольно и неосознанно терять контроль над собой, быстро и очень стремительно.       Шэнь Цинцю знает это очень хорошо и не может справиться с щемящей нежностью. Их история трудная и полная непониманий и противоречий в самом «начале», Шэнь Цинцю должна своей жене тысячу поцелуев и не менее тысячи слов хвальбы.       Ее очаровательная милая жена.       Даже когда страсть кружит голову, та все равно не оставляла никогда этого поклоняющегося отношения в прикосновениях и поцелуях, даже если нежная трепетность сменялась чувственной одержимостью и уверенной хваткой рук на ее теле, Шэнь Цинцю чувствовала себя принадлежащей Ло Бинхэ, любимой, обнаженной в своих эмоциях и мыслях, даже если с трудом отставляла в сторону контроль и невозмутимость (или ей так наивно казалось).       Поцелуй у ключиц обжигает теплом дыхания и чуть влажным ощущением мягких губ.       Грудь Шэнь Цинцю мерно опускается и поднимается в замирающем ритме. Она все еще смотрит вбок, но краем глаза все равно улавливает чужие движения: как двигается темноволосая макушка, как пряди волос скользят по полу-оголенным плечам, щекоча своим мягким шелком, на фоне бледной кожи ярко выделяясь. Она может вспомнить, как не раз уже видела такую картину, особенно, когда Ло Бинхэ целовала все ее тело, спускаясь ниже и ниже, опустив голову близко-близко.       Ах, за последние недели одиночества Шэнь Цинцю вспоминала много такого.       От привычных уже мыслей тело будто вдруг окатывает теплом, будто под кожей электрический ток пробегает. Выдох, прогибаясь в пояснице, твердо поддерживаемая чужой рукой.       — Бинхэ так откровенно говорит столь личные вещи вслух, — чуть треплет нижнюю губу зубами. — Бинхэ не нужно просто желать, эта наставница… эта жена в ее руках целиком и полностью, когда Бинхэ пожелает… в разумных пределах! — тут же поправляется, бросая предостерегающий взгляд.       Стыд, такой стыд, что ее язык внезапно стал таким развязным. Хм, «разумные пределы» — то, что не помешает. Даже если эта Шэнь и обдумывала уже в голове некоторые «смелые» фантазии, то приличия и совесть все равно не позволят их осуществить… Правда ведь?       Мысли возвращаются к прикосновениям. Особенно, когда скользнувшая по ребрам рука очень сильно заземляет их обратно к чувству нагревающегося и доверчивого тела. Шэнь Цинцю прослеживает приковано, как чужие более смуглые пальцы поднимаются вверх по ее груди, замирая на самой первой «застежке».       — Можно.       Услышав нужное слово, Ло Бинхэ выдыхает хрипло, вжимает подушечки пальцев уже куда крепче, не удерживаясь и обводя контур груди Шэнь Цинцю сквозь ткань одежды. Неспеша. Повторяя узоры на тонком полупрозрачном нижнем «халате», наконец останавливаясь на нижних завязках, осторожно цепляя тонкий шнурок и распуская несложный бантик. Нарочно путаясь пальцами, разглаживая ткань и едва ощутимо скребясь, желая как можно быстрее стать еще ближе.       Коленом Ло Бинхэ привычно скользит меж чужих бедер, смещая позу, сминая и невольно чуть задирая полы «платьев». Чуть изогнуться в спине, и с коротким вздохом Ло Бинхэ сама потирается о колено Шэнь Цинцю. Ловкие пальцы тут же тянутся было ко второй завязке, но внезапно резко вздрагивают, будто сбрасывая наваждение, и останавливаются.       — Ох, Учитель, простите, — взволнованно, совсем вылетело из головы, что они до сих пор находятся на полу.       Ло Бинхэ отсутствовала так долго, что совершенно не может поручиться за его чистоту, как можно было забыть о подобном?!       Без предупреждения крепко перехватывает Шэнь Цинцю под поясницу и одним сильным рывком садится, после тут же второй рукой подцепляя под колени, чтобы удобно прижать к своей груди.       И легко поднимается на ноги.       (На зависть и своей наставнице, и любому нормальному человеку, который мог бы увидеть столь вопиюще небрежную демонстрацию силы!)       — Эта ученица такая глупая, — досадливо и сокрушенно. — Простите меня за такое неуважение, — хотя уже ощутимо кружащее голову возбуждение и отвлекает, драгоценная ноша в руках не дает размякнуть. Ло Бинхэ уверенно держит свою жену в руках и направляется к постели, знакомым движением отодвигая тонкую полупрозрачную ткань балдахина и упираясь коленом в мягкий матрас, чтобы медленно и осторожно опустить ее на спину и нависнуть сверху.       Ло Бинхэ в самом деле очень давно не видела свою возлюбленную жену.