Клубничный бальзам.

Меньше всего сейчас хотелось заявляться на работу. Да, Дима обожал то, чем он занимается, но была одна маленькая причина, почему он не хотел сейчас заходить в отдел. Хотя, совсем не маленькая, почти двухметровая причина. Гром. Кажется, после целого ролика о нём в интернете, Игорь начал зазнаваться. Он сам этого не замечал, отнекивался, ворчал всякий раз, когда кто-нибудь напоминал о количестве просмотров на сюжете про "Героя Петербурга", но мужчина подсознательно был чрезмерно горд собой. Это и по глазам Игоря было заметно: он начал смотреть на всё вокруг из-под полуоткрытых век, будто был расслаблен и пускал всё на самотёк. Да и блеск в его зрачках был какой-то нездоровый, и Майор язык свой за зубами больше не держал, когда попадался подходящий момент. Например, с Димой. Случай с рисунками на крыше не был последним. Каждый раз, стоило Дубину достать альбом, подколы не заставляли себя ждать. Стажёр даже не думал о Юле в тот момент, а Игорь как скажет, так отрежет "остроумную" шуточку насчёт романтического интереса своего напарника, будто он не человек и права влюбляться не имеет. Настоящий цирк начинался на совместных встречах Димы с Юлей и Игорем. Они обсуждали всё, что угодно: Разумовского и его нахождение в психиатрической больнице, новые статьи, громкие дела, которых стало не так уж и много. Порой "стая" останавливалась в кафешках или парках. Второе было кладом для художественных талантов Димы. Птицы, растения, просто прохожие: всё это могло лечь на листы блокнота. Так Дубин тренировал свою память. У него могло быть всего пару секунд, чтобы разглядеть воробьишку или девушку по дороге, а портрет выходил прекрасным с кучей мелких деталей. Пчёлкина оценила такое рвение стажёра развиваться, а Диме нравилось смотреть на Юлю, как она лежит на траве под тенью дерева, какой-нибудь лучик пробивается через листву и падает на уставшее лицо или красные волосы, пока Игорь рядом валяет дурака и пытается засунуть одуванчик в рот девушки всякими детскими приколами. И она смеялась, кидала в Грома сорванные травинки, иногда пинала его, а Дима сам не замечал, как рисует озарённое смехом женское лицо, аккуратными линиями изображает раскиданные по траве волосы с пушистыми семенами одуванчика, что застряли в них. Когда Дубин заканчивает отрисовывать линию губ, он заметно хмурится, оглядывая то свой рисунок, то лицо Юли. Чего-то не хватало, эта деталь, может, и была крохотной, но Дима чувствовал, она важна. Поправив очки, паренёк сощурился и снова пригляделся к лицу девушки. Точно. Её губы блестели от бальзама или лёгкой помады. Косметика давала лишь лёгкий розоватый оттенок и ту самую недостающую деталь. Дима задумался, покусывая конец карандаша, как он мог бы отобразить её, и нанёс на отрисованные губы лёгкий блик. Теперь работа казалась ему идеальной — на лице растянулась лёгкая улыбка, а взгляд с какой-то особой теплотой устремился на лист бумаги. Потянувшись за очередным бедным цветком, Игорь краем глаза глянул в блокнот своего стажёра. Мужчина знал, что его напарник испытывает огромную тягу к рисованию, особенно к рисованию Юли, она как раз лежала почти у ног Димы. Хрустнув шеей, Гром вытянулся и постарался разглядеть новый рисунок: Майор сразу заулыбался и похлопал Диму по спине. — Юное дарование, вернись с небес на землю, — Дима тут же дёрнулся и с непонятным страхом глянул на Игоря, будто парнишка на самом деле делал что-то запретное, а не просто рисовал. — Взгляд такой мечтательный, я уже заволновался. — Гром любил хрипеть, и причина ясна. Заговаривая на низких тонах, Игорь чувствовал полную уверенность в том, что он владеет разговором и загоняет собеседника в угол. Не самый лучший способ разговаривать с друзьями, но эта манера общения перекочевала из рабочей надобности в привычку. И эта привычка сейчас прекрасно играла свою роль — Диму постепенно охватывала паника, голос Игоря загонять в нужный самому Майору угол. — В-всё в порядке, я просто задумался...— этот ответ Игоря не устроит, никогда не устраивал. Как Дима мог забыть основную фразу-отговорку обвиняемого при ведении допроса. Дубин попал. — А рисуночек красивый, давно пора из участка галерею сделать. Вот только представь, — Игорь подсел ближе к напарнику, видимо, стараясь его сильнее засмущать. — Выставка имени Дмитрия Дубина. А? Как тебе? Классно, Юль, скажи? — тяжкий вдох приубавил запал Грома, но это не помешало ему забрать блокнот из рук стажёра, чтобы рассмотреть рисунок. — Игорь, хватит, ты как ребёнок. — Но ты посмотри. Даже в Димином мультяшном стиле на себя похожа! — Пчёлкина неохотно оторвалась от прохладной земли, опираясь на локти. Оценивающий взгляд прошёлся по обоим, но только у Димы, кажется, по спине пробежал ток, а Игорь всё так же ухмылялся, не отводя глаз от рисунка. — Ну, Юль, чего ты? Погляди. — стоило Грому только протянуть девушке блокнот, как Дима вскочил на ноги и забрал свою вещь из рук Майора. Ему сегодня достаточно насмешек, больше он унижаться не будет, хоть и знал, что Пчёлкина бы оценила его работу. Так было в прошлый раз, но Дубин знал, он будет сгорать со стыда постоянно, если Юля увидит его рисунки. Эти эмоции захватывали настолько сильно, что парень вырвал лист из своего блокнота и старательно смял, выкинув в ближайшую мусорку на пути. И какое же удивление одолевало Диму, когда он подошёл к своему рабочему месту сегодня и нашёл сложенный лист бумаги. Он точно был одним из Диминых, стажёр любил покупать блокноты и альбомы с желтоватыми листами из переработанной бумаги. Они как-то приятнее ощущались под кончиками пальцев, такие бархатистые. Приятный запах тоже был важен, к ароматам Дубин вообще был достаточно чувствительным. Уж слишком сильно его скосило от запаха сожженного трупа. У Димы на самом деле было достаточно много милых привычек и своих заскоков, что тоже забавляло Грома. Хотя, он скорее не понимал, как его напарник вообще существует весь такой трогательный и нежный. Сейчас видеть Игоря всё же не хотелось. Дубин быстро огляделся и сел за стол, водя пальцами по сложенной вчетверо бумажке. Её точно выгладили утюгом, но измятый рельеф не хотел покидать бедный лист. Что же, он в какой-то степени делал листок только краше. Надеясь не порезаться, Дима провел пальцами по краю бумажки и развернул её. То, что было на ней, встряхнуло лёгкую тревогу в груди парня, точно речной песок. На Дубина смотрели глаза Юли со вчерашнего рисунка. В них была какая-то озорная искринка. Парнишка сам не помнил, как он смог обрисовать подобную эмоцию, но она точно делала Юлю с картинки более живой. Только вот Дима заметил кое-что ещё. Кое-что новое в своём творении, и, кажется, сам он этого не добавлял. На расслабленной улыбке девушки появился лёгкий оттенок. Вероятно, он должен был быть розоватым, но из-за особой бумаги получился милый персиковый цвет. Дима точно знал, кто внёс это изменение — щёки загорелись, захотелось скатиться под стол и не вылазить до конца рабочей смены, чтобы никто из сотрудников не увидел этой сцены. Кусочек настоящей Юли в этом рисунке выбил и так по уши влюблённого парня из колеи, он точно не сможет сосредоточиться на работе сегодня. Благо, дело с холодильниками раскрыли на прошлой неделе. Отклонившись на спинку стула, Дубин обтёр взмокшую руку об рабочую рубашку. Без разницы, как тщательно он гладил её утром, сейчас, едва касаясь груди, Дима чувствовал частое биение сердца так сильно, будто оно билось вообще в его руках. Хлопчатая ткань слегка содрогалась, стажёр заметил это, только приглядевшись к самому себе. Да он весь горит. Уши точно сильно краснели и чесались. Прикасаясь к собственному лицу, Дима старался прикрыть румянец на щеках и носу, пока вовсе не прижался к столу и не лёг на него головой. Плечи стали домиком, а в бедную мебель хотелось вжаться так сильно, чтобы горячий воздух из лёгких перестал выходит с такой частотой, будто парень задыхался. Кое-что его и вправду душило, но не физически. Влюблённость сейчас была не к месту и встала поперёк горла. Кто-то из коллег окликнул Диму, но он только устало приподнял руку от стола, чтобы от него отстали. А ведь он только пришёл. Или прошло уже пол часа? Дубин не замечал течение времени и пялился на рисунок, прижатый лицевой стороной к столу. Никто бы и не понял, почему стажёр так напрягся из-за пустого листа. Лишь в уголке была маленькая аккуратная надпись. У тебя отлично получается, дружок. Продолжай стараться! У Юли очень хороший почерк. Она наверняка часто писала на бегу что-то похожее на иероглифы, но для этой короткой фразы она остановилась в бурном потоке жизни журналиста и прописала каждую букву. Больше всего Дима любил анализировать почерк, ещё со студенчества. Ему нравилось придумывать небольшие истории, как писали ту или иную записку. Например, он представлял, как Пчёлкина берёт ручку, припрятанную за ухом, и пишет прямо на гладильной доске, пока бумага ещё теплая. Девушка старательно прикусывает кончик языка, наверняка ощущая привкус своей помады. Дубин тоже хотел бы его знать, просто чтобы понимать, как девушка себя чувствует, быть ближе в её понимании привычек и зоны комфорта. О поцелуе он даже не мечтал, особенно когда рассмотрел надпись ближе. На слове "дружок" почерк слегка изменился, буквы перестали держаться друг за друга, зато линия стала толще. Это не было случайность, намёк Дима легко понял. Но...он не расстраивался. Он был другом для Пчёлкиной, это главное. Наверное, как-то ценнее являться для человека тем, кому он доверится без замалчиваний, расскажет любые подробности и поделится переживаниями. Это важнее, чем поцелуй, парень не собирался завидовать листку бумаги. Проводя пальцем по следу от губ на измятом рисунке, Дима уловил запах клубники, почти не отличимый в затхлом помещении отдела полиции. Не мешали потный сосед по рабочему месту или книжная пыль. Дубин только вдохнул глубже и поднёс лист ближе к себе. Сладкий аромат бальзама отдавал лёгкой кислинкой и напоминал какие-то конфеты из детства, сейчас их точно на полках магазина не найдёшь. Вот такой кусочек Юли теперь был в руках Димы, и он будет дорожить этим рисунком, никогда больше не выбросит. А лёгкий блеск на губах на следующий день? Ну, Игорь, погода в Питере суровая, а работа нервная, губы трескаются, да и запах у новенького бальзама приятный.