Дома хорошо

— Да дайте мне сыграть какого-нибудь… осмысленного! Не солнечного пиздадуя, — сказал, а в голове сразу вырисовываются кудряшки русые, лёгкая щетина, улыбка до ушей… сразу так тепло внутри стало, что даже конфликты эти сами забылись, на улыбку потянуло, — Хотя знаете, мне и без кино нормально живётся. До свидания. Под возмущённые возгласы престарелых костлявых тётушек, постоянно теребящих тонкими сухими пальцами свои очки, Ваня вышел из душного здания в зимний Петербург. Очередная роль зажравшегося мажора его не встраивала, хотелось чего-то большего, но судьба, видимо, была против. Белые хлопья снега довольно внушительных размеров, кружась падали на землю с еле-слышным лёгким треском. Янковский, пройдя до самой середины пешеходной дорожки, поднял голову вверх, и тут же на ресницах появились снежинки, а лицо приятно покалывало от холода, и сразу щёки порозовели, совсем как в детстве. Сразу появилось ощущение, что вот-вот выйдет мама и заругает из-за отсутствия шапки на голове, а потом в дом заведёт и чаю даст горячего. Голову опустить заставил телефонный звонок, что заявлял о себе гулкой вибрацией в кармане куртки. Ваня наскоро достал гаджет и расплылся в улыбке, сразу снимая трубку. — Тиш, привет! — радостно воскликнул парень, отчего несколько женщин, вьючно шествующие по улице, обернулись с суровыми выражениями лиц, — Да, хорошо, конечно я зайду. До встречи. Казалось, что Янковский вот-вот засветиться, улыбаясь во все тридцать два зуба. Тихон в гости на чай пригласил — оно и видно. Чуть ещё постояв так минуты три, Ваня стал думать, что и где раздобыть к чаю, хотя внутри всё было занято только Жизневским. Тот ведь давно в голове и сердце у Вани живёт, с тех пор, как только познакомились. Простота эта, забавная улыбка, добрые шутки и выражения всякие сразу в сердце клеймом остаются, шрамом, занозой в заднице — и сидеть не удобно, и достать не получается. Наконец, прошерстив до основания ближайшую пятёрочку, Ваня радостно направлялся по нужному адресу, держа подмышкой коробку ферерро роше и сверкая солнечной улыбкой. Щёки сохраняли алый оттенок — возможно из-за тонюсенькой куртки, под которой всё тело продувало, а лёгкий свитерок совсем не спасал положение — но настроение всё-же было бодрое, ледяной ветер почти (ага, почти) не ощущался. Позвонив в хлипкий домофон, Ваня потоптался на крылечке, дабы стрясти налетевший на кроссовки — похоже он совсем не ожидал такой погоды — снег. Спустя три мучительно долгих звонка, дверь открылась, пищá самой верхней ноткой, которую только может услышать человек. «Слава богу, лифт есть», — подумал Янковский, заскакивая в тёплую тесную кабинку с очень живописным тёмным пятном в нижнем углу и яркими рекламными визитками. Лифт закрыл свои двери и ринулся вверх, но вскоре остановился. Свет выключился. «Ну пиздец», — подумал Ваня, — «приехали». Доставая из кармана джинс телефон, парень молился всем богам о чудесной починке лифта, или хотя бы, чтоб та лужа в уголке была уже сухая и шанс вступить в чью-то ссанину снижался до минимума. Экран ярко загорелся, показывая в уголке зловещее «нет связи» и пять процентов зарядки. Ваня всё же попробовал позвонить на номер Тихона, но в ответ только звонкое трезвучие и женский голос, вещающий об отсутствии связи. Сообщения не отправлялись, интернет крутил колесо загрузки, но так и не работал. Попробовав потрясти кабинку, лифт издал очень жуткий звук, и трясти его больше вообще не хотелось. «Блять», — подумал Янковский. Надеясь на самопочинку лифта — с компьютерами же так срабатывает — парень подождал полчаса, а затем экран телефона погас, оставляя после себя только зловещий полумрак. Потыкав кнопки, Ваня не терял надежды на высвобождение. Он попытался открыть двери самостоятельно, попытался вызвать лифтёра, но та жёлтая кнопка с колокольчиком, очевидно, перестала функционировать ещё в день начала работы этого блядского лифта. Посидев ещё немного, парню в голову пришла блестящая идея. — Помогите! — сначала немного приглущённо, — Люди! — потом немного громче, — ПОМОГИТЕ! — наконец вопил Ваня, тарабаня по дверцам лифта, осознавая, что, возможно, его никто так и не услышит. А если так произойдёт — он ведь и помереть тут может. У него ведь из еды только конфетки, а воды вообще нет. Спустя полчаса — а может и час — истошных криков, голос парня предательски сорвался, тело ослабло и покрылось испариной, которая тут же остывала из-за ветра, дующего из всех щелей. Ваня опустился на пол, уже не обращая внимания на ту самую лужу, и продолжал сорванным голосом повторять «помогите», хоть и Надежда на спасение совершенно угасла. Телефон разрядился, голова рассказывалась и тело замёрзло так, что пальцы на ногах почти не чувствовались. «А если я реально умру здесь? Как иронично будет: рядом коробка конфет и лужа мочи, в трёх метрах квартира Тихона, до которой я так и не дошёл, разряженный телефон без связи… не хватает только пачки презервативов и букета цветов», — развлекал себя мыслями Ваня. Вдруг, послышались шаги в коридоре чуть-сверху — Янковский заметил, что лифт остановился между этажами — и парень, сгребая оставшиеся силы, начал колотить кулаками в дверцы и звать на помощь сиплыми звуками. — Ванька? — голос, от которого бросало в дрожь, а сейчас так и подавно, — Ты? — Тиша, — сорванный голос дрожал и свистел, тело тряслось а глаза всматривались в малюсенькую щёлку, из которой струился ледяной ветер, но только из неё тонким лучом брезжил свет, — Тиша, я застрял. Я не знаю, как выбраться. — Щас, Вань, я секунду, — ещё никогда Янковский не наблюдал такого волнения в голосе Тихона, ему даже приятно стало, — Я буквально, щас Вань, подожди. Дрожащие губы растянулись в улыбке, ведь Тихон, в которого так быстро когда-то влюбился Янковский, действительно, похоже, переживал из-за отсутствия Вани у себя дома. Было приятно. Нет, какой там «приятно», хотелось прыгать и визжать, как маленький ребёнок, впервые увидев море вживую. Но тело всё также неподвижно сидело на грязном полу кабинки, окутанное холодом и сыростью. Уже через три минуты Тихон и какой-то суровый мужик с седой щетиной пытались руками раздвинуть деревянные двери — тщетно. Потом тот мужик пошёл за странным инструментом с вертящимся диском, от которого летели искры при соприкосновении вообще с чем угодно. Ване было страшно, что этот сранный лифт ещё и загорится, но больше вариантов не было. Они и распилили эту злополучную дверь, сделав небольшую дырку в самом низу. Но для Вани это ведь был верх, он-то между этажами сидит. Тихон, наклонившись вниз, вытащил Янковского из лифта, и казалось, что ему это не составило вообще никакого труда. Ваня бессильно упал на Жизневского, но тот был совершенно не против, а даже наоборот: он крепко обнял худощавое холодное тело. — Ванька, — Жизневский всем телом прижимался к Янковскому, загребая руками и сдавливая, — Ты нахер-то в лифт полез? Он не работает у нас уже хер знает сколько. — Ну т-т-так а к-к-кто меня п-п-предупредил? — стучал зубами от холода Ваня. — Ты ж холодный весь, пошли домой. Домой. Аж на душе теплее, хоть тело и уже функционирует через силу. — Тиш, я ног почти не чувствую, — жалобно отозвался Ваня, не убирая с лица улыбку. — Ты сколько там просидел? — Без понятия, у меня телефон отключился. — Подожди, когда ты позвонил в домофон было… Ваня ты просидел там четыре часа, — беспокойство в глазах Тихона нарастало, и он быстро сгрёб Янковского к себе на руки и зашагал домой.

***

В квартире Тихона тепло, уютно и пахнет жаренной курицей. Ваню расположили на большой кровати в спальне, укрыв всеми одеялами в помещении, и примостив кучу грелок, особенно рядом с ногами. — Это ромашковый чай, — заходя с кружкой, из которой шёл пар, Тихон параллельно тихонько дул на него, чтоб остыл скорее, — Пей. — Твою мать, — осенило Ваню, — А конфеты у меня в лифте остались! — Ты купил мне конфеты? — Ну да, к чаю. Я же у тебя не был ещё, вроде как гостинец, или как там это называется… — Точняк! Я ж забыл тебя за лифт предупредить просто, прости пожалуйста. — Да брось, сейчас же всё хорошо, — парень начал сёрбать чай. — Ноги как? Согрелись? Может разотру давай? — Тиш, всё в порядке, — Ваня пошевелил ногами под одеялом, а Тихон положил руки на них, отчего по всему телу тепло прошло, задерживаясь внизу живота. — Я вообще готовился к твоему приходу, — Жизневский начал массировать ступни Вани, отчего становилось и больно и приятно одновременно, — Курицу пожарил в духовке, кстати. Хочешь? — А вино есть? — И вино, и сыр, и ещё много чего, — Тихон поднялся с кровати, — Я щас разогрею и принесу. — Может давай я сам приду? — У меня есть идея получше, — Жизневский поднял Ваню с кровати, всё ещё завёрнутого в одеяло, и поцеловал в лоб. — Не вернусь я в эту Москву, Тиш. Мне и дома хорошо.