expectations

Вэй Ин красивая. Как распустившийся лотос, проросший посреди зеркально-чистого озера. Взгляни в водную гладь — и увидишь своё отражение. Искрящаяся поверхность переливается нежными красками, как её глаза — серые, особенные. Хуайсан за всю жизнь ни у кого такого оттенка не замечал, сколько бы с людьми разными не общался. Честно сказать — ни с кем ещё ему не было так весело, как с ней. Даже в Гу Су, в клетке, сопровождающей тысячами правил закрытие железных дверей за спиной. Вэй Ин на запреты задорно усмехалась, растягивая губы в улыбку, и нарушая из раза в раз. Она словно бы проверяла, возьмëт ли новую высоту своего безрассудства, вальсировала над пропастью и не смотрела вниз. Не Хуайсан смотрел. И всё видел. Как рушатся дома, как горят мосты, оказывается отрезан путь назад. На войне никому нет пощады — младшему брату главы тем более. Цин Хэ Не повезло — в отличие от Юн Мэна, который меньше, чем за одну ночь, выжгли дотла. От Гу Су, что постигла та же участь. Звон сабель ласкал слух вэньских псов, пока адепты их крошили-кромсали на части. Хуайсан никогда не испытывал любви к сражениям и тренировкам. Он хотел расписывать веера, рисовать картины, вести максимально спокойную и размеренную жизнь — но никак не воевать, не видеть, как умирают люди на глазах, не убивать самим. Пока он заносит руку для удара, моля богов о прощении, Вэй Ин под звуки неровной мелодии Чэньцин шагает по головам Вэней, сопровождаемая армией мертвецов. Хуайсан восхищается. Снова. Как тогда, когда никакой войны и забот. Когда Вэй Ин просит приехать в Юн Мэн, он не откладывает дело ни на секунду и оказывается полностью готов через пару часов. Старший брат усмехается: «Влюбился что ли?». А-Сан даже не смущается. Качает головой, мол «я скоро» и поправляет прическу. На самом деле... Он не планирует задерживаться в Юн Мэн Цзян надолго. Совсем немного осталось — лишь разобраться, что к чему, признаться... А там и уйти можно со спокойной душой. Любви не место на войне, и дева Вэй лишний раз взгляд на него не кинет. Правильно сделает. Не Хуайсан удивляется тому, как Цзян Чэн почти в одиночку за такой короткий срок привёл свой орден в относительно хороший вид — не посвящённый в историю человек мог бы подумать, что Юн Мэн обошёлся одним только сражением, затронувшим некоторые дома. Он был в Пристани Лотоса несколько лет назад. Видел, как распускаются на воде нежно-розовые цветы, как мадам Юй сопровождает запах электричества. От лотосов остались лишь тонкие бутоны, которые, возможно, и не зацветут, а от величавой Пурпурной Паучихи — траурная табличка в Храме Предков. Цзян Чэн — уже не тот юноша, обучавшийся с ними в Гу Су. В его глазах пролегла тень усталости и извечного раздражения, на пальце напоминанием о матери переливается Цзыдянь, взгляд — более твёрдый, готовый уже ко всему, что может случиться на свете. Даже если Хуайсан внезапно достанет кинжал и бросит в него, не удивится. И только Вэй Ин такая же. Неизменно-прекрасная, с распущенными чёрными волосами, струящимися до самого пояса, проницательным взглядом и приветливым видом. Машет рукой, будто ничего никогда не случалось, подталкивает Цзян Чэна к другу, обнимает их двоих крепко-накрепко. Хуайсан очень хочет верить, что объятия предназначены ему одному. Верь, верь. Только знай, что твои мечты разобьются волнами о заострённые скалы. — Я скучал, Вэй-цзэ, Цзян-сюн, — только выдавливает из себя он. Максимально непринужденный вид. Виноватая улыбка, — в следующий раз приезжайте в Цин Хэ. — Постой! Мы не отпраздновали этот, а ты уже про следующий, Не-сюн, идём же! — Вэй Ин хватает его за руку. И Цзян Чэна, вырывающегося и шипящего, что он вообще-то не ребёнок, а разница в пару месяцев настолько ничтожна, что и считать её за причину нельзя. Хуайсан ему завидует — сколько внимания от Вэй Усянь надо получать, чтобы от него уставать? Она ведёт их на кухню, пропахшую чем-то родным, знакомым, приятным. Суп из корня лотоса и свиных ребрышек — вроде, так он назывался. А-Сан помнил, как Цзян Яньли ещё очень давно рассказывала рецепт, жаль, что из памяти стерлось. — Я сама приготовила. Наслаждайтесь, — хитро прищуривает глаза и поясняет, склонив голову набок, — шицзе в гостях у пав... Молодого господина Цзинь. У нас нет лишних рук, чтобы заняться готовкой. Надеюсь, не отравитесь. Вкус совершенно не такой, какой оседал на языке пару лет назад. Специй многовато, но никто не жалуется — за время войны волей-неволей отбросишь привередливость. Приятно греет мысль, что Вэй Ин готовила сама, не так, как Цзян Яньли, а даже лучше. Ведь ясно дело, что с душой сделано — Хуайсан чувствует, весь мир его держится на восприятии. — У тебя талант, дева Вэй, — произносит он с искренним восхищением. Горло жжёт от остроты, но всё же лучше уж специи, чем пресная еда Облачных Глубин, — как вы тут... Живёте? Цзян Чэн впервые за их диалог смотрит прямо в глаза Хуайсану. Становится неудобно — прожигающий взгляд заставляет заëрзать на стуле. Холод своего шиди прекрасно растапливает Вэй Ин — она подходит к другу и хватает его ладони. Тепло её рук разливается по собственному телу. — Всё хорошо, Не-сюн! Теперь всё хорошо, — помрачневший тон быстро отбрасывает свою тень, — приедешь, когда зацветут лотосы? О, здесь и правда самые красивые цветы Поднебесной — только в этом году вряд ли распустятся так красиво. Не Хуайсан думает: «Самый прекрасный лотос стоит передо мной». Он произносит: — Конечно. На следующий год обязательно приеду, дева Вэй. Её глаза немного грустнеют, приобретая выражение безысходности. Цзян Чэн смотрит с таким же видом, выжимая из себя: — Будем ждать, — и всех ожиданий слишком много, чтобы выполнить. Не Хуайсан чувствует — пропасть между ними тремя разрастается всё шире. Он был неправ. Изменился каждый. Вэй Ин замечает неловкое молчание и прерывает его, пускаясь в сладостную ностальгию по обучению в Гу Су. Хуайсан подхватывает, и на её лице сияет улыбка. Подключается даже Цзян Чэн, и только под конец вечера второй господин Не слышит их смех. Всех троих. Как бывало раньше, когда им приходилось вместе коротать длинные вечера. — Мне уже пора, — говорит он, когда солнце заходит за горизонт, окрашивая небо в единую алую полосу. Дел слишком много. Хуайсан с радостью задержался бы здесь ещё, и Минцзюэ не препятствовал бы. Только слишком сильно ощущение, будто это последний раз, горло неведанные шипы царапать пытаются. Интуиция ему подсказывает — через год он в Юн Мэн не вернётся. Откладывать момент прощания больно и трудно, поэтому надо скорее разорвать связь с этим местом (и, желательно, с его хозяевами) — Жаль, — Вэй Ин неловко тянется, обнимая. Одного. Так, как обнимает сестра — без любого романтического подтекста, мягко, спокойно, — я буду ждать тебя, — шепчет почти на ухо и тут же смеётся, отстраняясь. Не Хуайсан неловко улыбается в ответ. Как бьётся хрупкий хрусталь о пол, так и звучит голос Вэй Ин — надломанно, но всё ещё гордо. Такие, как она, не опускают головы и не подчиняются. Сами встанут во главе всех и всего. А с учётом тёмной энергии... Власти у неё предостаточно. — Я вернусь, — обещает он. И возвращается через год. Только — как знал, вот ирония! — не в процветающий Юн Мэн, а на холодную гору, пропитанную сыростью, темной энергией и детским смехом вперемешку с умиротворенными разговорами стариков. Вэй Ин — всë ещё гордая, несокрушимая — стоит перед ним в привычном сером ханьфу, с чернотой под глазами и натянутой улыбкой. Видна радость его приходу — она почти срывается на бег, когда видит знакомую фигуру, и обнимает, норовя задушить в объятиях. — Не-сюн, о, Не-сюн! Как же я скучала! Что творится у заклинателей? Как там Цзян Чэн? Про шицзе что-нибудь слышал? — Вэй Ин упорно тянет его в сторону ветхого домика и закидывает вопросами, на которые ответить чисто физически невозможно. К счастью, Хуайсан понимает. Он терпеливо ждёт, пока слова иссякнут. Право, наверное, Вэй Ин не с кем поговорить было за всё это время, раз окружение её — одни беззащитные старики, ребёнок, мертвец и целительница вражеского ордена. Она наливает чай, не принимая возражений, а спорить с Вэй Ин себе дороже. Хуайсан эту истину усвоил прекрасно. — Всё хорошо, Вэй-цзэ. О твоей шицзе ничего не слышал, но в ордене Цзинь её вряд ли обидят. Цзян Чэн приезжал, говорил о собрании и ни словом о тебе не обмолвился, — отвечает он, и, видя крупицу грусти в серых глазах, поправляет, — он сделал это, чтобы не вызвать очередной спор. Да и сам к тебе прийти может, если понадобится, верно? Вэй Ин бледнеет. Она сжимает ладони и качает головой, пускай недавно смеялась. Хуайсан непреодолимо хочет ударить себя, когда слышит из её уст тихое: — Нет. Уже нет. Мы с ним теперь друг другу никто. (А больше всего ударить, конечно, хочется именно Цзян Чэна) — Знаешь, я... — он неловко мнется, а после с запоздалым оптимизмом добавляет, — зато я всё ещё твой друг, дева Вэй. — И то верно, — произносит она. И по привычке сжимает чужие руки. Не Хуайсан внезапно понимает, что видит её сейчас такой, какой никто никогда не видел. С погасшим блеском в глазах, с надломленным тоном голоса. С растрепанными волосами, убранными в высокий хвост. Если бы кому-то сказали, что сильная Вэй Ин, выстоявшая против тёмной энергии, убившая несчетное количество Вэней, могла вот так отрешенно смотреть вдаль, этот человек бы не поверил. Хуайсан обхватывает её лицо ладонями, чувствует, как пульсирует жилка на шее, и целует слегка обветренные губы. Он чувствует, как она гладит его по спине, слышит, как бьётся сердце в её груди. Он невольно улыбается, чувствуя себя таким счастливым сквозь жизнь, напоминающую беспробудный серый сон. — Знаешь, я бы мог уговорить брата забрать тебя в Цин Хэ... — Вэй Ин прикладывает палец к его губам, не давая договорить. — Даже не думай. Прости, — взгляд пропитан сожалением и принятием неизбежного, — но со мной всё будет в порядке. Просто навещай меня иногда — знаешь ли, почти одной здесь так скучно. Хуайсан не станет её заставлять. Никогда. Вразрез всяким Лань Ванцзи, порывающимся завербовать Вэй Ин в Гу Су. Это Вэй Ин в нём и ценит. — Я вернусь к тебе, — обещает он напоследок. — Я буду ждать, — расцветает улыбка на её лице. Не Хуайсан надеется на то, что хоть одной из ожиданий оправдается. Он последний раз машет ей рукой, растворяясь в сумраке ночи. В груди зарождается странное чувство, делающее невыносимо больно — как будто пророчество. (Через два месяца Вэй Ин растерзает армия собственных мертвецов)