Связанные за гранью смерти

1 Одним из величайших достоинств «Пути Гордого Бессмертного Демона», по мнению Шэнь Юаня, был тот факт, что родственные души были редки. У большинства персонажей не было вторых половинок, а те, которые их имели, являлись второстепенными персонажами, единственной целью которых было показать силу любви главному герою и его безымянному любовному интересу в главе. Это было приятное и освежающее отличие от реальности, где практически у каждого есть родственная душа, за исключением 5% населения мира, у которых нет никаких отметок. В основном у всех имелись какие-то знаки души: имя вашей половинки, написанное где-то на теле, рисунок, который соответствует или представляет вашу вторую половину до самой души, алые нити судьбы, общие сны, впервые увиденные цвета при прикосновении, таймер, отсчитывающий время до вашей первой встречи, первые слова вашей родственной души, написанные где-то на теле, удручающая обратная сторона этого — последние слова вашей половинки где-нибудь на теле и т.д. У Шэнь Юаня и всей его семьи были отметки души. Иметь одинаковые знаки души было обычным делом для всех семей, что было справедливо и для его семьи. У большинства членов его семьи имена их половинок имелись где-нибудь на теле, за исключением его второго старшего брата, у которого первые слова написаны на внутренней стороне запястья. Также, что типично для семей, и у его родителей, и у его старших братьев имелись платонические родственные души. Довольно странная особенность, которую никто толком не знал, как объяснить, но часто семейные группы имели больше шансов на определенный тип родственной души, и его семья, как правило, склонялась к платоническим отношениям. Он знал, что в семье второй половинки его старшего брата обычно были романтические родственные души (кроме неё), а одна его тётя вышла замуж за человека, в семье которого родственные души были заклятыми врагами. Он предположил, что это придавало немного остроты к тому, кем в твоей жизни станет твой избранник. Не то чтобы его это волновало. Шэнь Юань ещё с детства знал, что ему никогда не представится шанс встретить свою половинку. Он был слишком болезненным, постоянно был прикован к постели то дома, то в больнице. Ему никогда не разрешали выходить из дома надолго из опасения, что это только ухудшит его состояние. Рождённый со слабым сердцем, отсутствующей иммунной системой и сверхчувствительной пищеварительной системой, кто бы захотел его в качестве родственной души, пусть даже платонической? Что он мог реально предложить кому-то, чтобы сделать его место в жизни значимым? Ничего. Поэтому он отбросил надежду найти свою судьбу и вместо этого просто бессмысленно проводил дни за чтением дрянных любовных романов в интернете. Обычно он просто читал отвратительные романы о жеребцах и все свои язвительные комментарии держал при себе или жаловался на них своей младшей сестре. Но по какой-то причине ужасный стиль написания Самолёта, стреляющего в небо и его склонность к блестящим концепциям построения мира, от которых он просто отмахивался в долгих сценах с па-па-па, заставили какую-то часть Шэнь Юаня просто одичать. Довольно приятно было прочитать новую главу ПГБД и после оставить комментарий такой же длины, разрывающий на части всё, что только этот писака заставил его прочитать. В какой-то степени это стало катарсисом, позволившим ему забыть приглушённые голоса врачей, которые говорили его плачущим родителям, что его смерть — лишь вопрос времени. Так что ПГБД стал для него хорошим способом побега от реальности. Было приятно читать о главном герое, у которого не было знака души, и который не заботился о том, чтобы найти свою единственную судьбу, а вместо этого собирал гарем размером с город. Было приятно не думать об имени на тыльной стороне правой лодыжки, зная, что он никогда не встретит этого человека, и потеряться в мире, в котором большинство людей даже не задумывались о том, встретят ли они когда-нибудь свою родственную душу. Они просто гнались за любым типом глубокой личной связи с кем бы то ни было. Поэтому представьте его удивление, когда он, впервые оказавшись в одиночестве в качестве нового владельца тела Шэнь Цинцю, который предположительно не имел отметок души, увидел имя, которое было написано на тыльной стороне его правой лодыжки с самого рождения. — Цинь Ши, ты халтурщик. Конечно же, ты последуешь за мной в мой личный ад, — прошипел Шэнь Ю… нет, Шэнь Цинцю, теперь ему нужно привыкнуть к этому имени. Он надеялся, что, когда его превратят в человеческую палку, то его избранник тоже почувствует эту боль. 2 Цинь Ши, или же Шан Цинхуа, которым он, к сожалению, теперь являлся, всегда мечтал встретить свою родственную душу. Он вырос на сериалах своей матери, в которых и романтические, и платонические родственные души боролись со всем миром, чтобы быть рядом друг с другом. В которых родственные души, являющиеся заклятыми врагами, сражались в великих битвах, чтобы отомстить за своих погибших близких, и преследовали друг друга до самого края земли. Ему нравились идеи о родственных душах, и ему было очень горько от того, что к двадцати трём годам он так и не встретил свою судьбу. Все его одноклассники уже встретили свои, некоторые даже были женаты на своих романтических половинках. Лишь он оставался один. Для него это было нормально, особенно учитывая то, что родители были более чем счастливы выгнать его из дома, и то, что у него больше не было никого близкого, кроме них. Цинь Ши всегда думал, что что-то внутри него сломано, и поэтому он никогда не мог построить прочных отношений, как другие. Это одна из причин, по которой он впервые написал «Путь Гордого Бессмертного Демона», чтобы выплеснуть своё разочарование из-за отсутствия эмоциональной стабильности в его жизни. Не то чтобы он кому-то рассказал об этом даже под угрозой смерти. Он написал о главном герое, который был настолько избит и оскорблëн всеми, что почувствовал удовлетворение только тогда когда, наконец, одержал верх. Он хотел написать мир о людях, которые налаживали отношения, о людях, которые были преданны друг другу на протяжении всей жизни, о главном герое, который мог получить свой счастливый конец и провести остаток жизнь, заботясь и получая заботу от тех, кого он держал близко к сердцу. Но не то чтобы это произошло, когда всё закончилось. Цинь Ши обнаружил, что никто не хотел читать историю, которую он желал написать, и многие платили хорошие деньги за то, чтобы вместо этого он писал разные сцены с па-па-па. А Цинь Ши был настолько разорён, что отбросил своё детище, свой приятный проект, испортил и извратил его так, что даже не узнал своих персонажей, которых изначально создал. Его злодей, Шэнь Цинцю, которого он назвал в порыве разочарования из-за отсутствия его родственной души, Шэнь Юаня, был настолько далёк от первоначальных планов, что его смерть в качестве человечкой палки можно было считать милосердием. Он, конечно же, не получил своего счастливого конца с Юэ Цинъюанем, которые были родственными душами во всех отношениях, кроме наличия метки. И, безусловно, пытки и превращения в человеческую палку заставили его почувствовать некоторую вину при мысли, что этот персонаж основан на его настоящем избраннике, но это не СОВСЕМ плохо!!! Глаза Шэнь Цинцю сузились над веером, и он почувствовал, как иглы вонзились ему под кожу. О боже, да ладно тебе, братец Огурец! Он будто мысли читать умел в моменты, когда Шан Цинхуа или его драгоценный белый лотос думали о чём-то сомнительном. Другой переселенец сделал глоток чая, глядя на автора холодными зелёными глазами. Шан Цинхуа должен признать, что братец Огурец действительно хорошая партия на роль Шэнь Цинцю, у него определённо была эта стервозная и холодная личность презренного цундере, на которую автор изначально рассчитывал. — Пей чай. Бинхэ сделал его освежающим и тебе лучше не тратить его труд, — фыркнул пиковый лорд, делая ещё один глоток чая и изящно отставляя чашку. Шан Цинхуа закатил глаза и потянулся за своей уже остывающей чашкой. У другого человека был такой же план, как и у него — обнять бёдра своих убийц в надежде изменить исход их судеб. А его преданный читатель и правда обнимал бёдра главного героя. Позволить маленькому будущему хозяину гарема спать в его личной комнате и есть всю еду, которую он с любовью готовит? Это уже слишком, братец Огурец! Имей хоть какое-то лицо! Автор сделал глоток, сморщил нос от слегка горьковатого вкуса улуна и вздохнул. — Я действительно хочу карамельный фраппучино прямо сейчас. Глаза Шэнь Цинцю смотрели вдаль, он лениво помахивал веером. — Я бы убил за KFC. — О боже, KFC, я и забыл, как это было вкусно, — простонал Шан Цинхуа, навалившись на низкий столик, отчего чашки и тарелки зазвенели. — Раньше я, к примеру, съедал одну из тех двадцати пачек куриных наггетсов из Макдональдса за один присест, а потом меня тошнило от переедания, но оно того стоило, — он еще раз тяжело вздохнул, — Я скучаю по рамену быстрого приготовления. — У меня никогда не было Макдональдса, — пробормотала Шэнь Цинцю над ним. Автор вскочил, недоверчиво глядя на своего друга. — Что! Как это у тебя был KFC, но не было Макдональдса?! Мужчина пожал плечами, явно смущëнный, но стараясь этого не показывать. — У меня был слабый желудок, и я не мог есть много фастфуда. Но мои родители сделали исключение для KFC на Рождество. — Он взял одно из печений, приготовленных Ло Бинхэ, и оставил на тарелке, которую Шан Цинхуа чуть не раздавил. — Я думал, что Макдональдс даже не использует настоящую курицу в своих наггетсах. Автор вздохнул и снова опустился на столик, не обращая внимания на фырканье сверху. — Я почти уверен, что это было ненастоящее мясо, но они были вкусными, так что кому какое дело. Другой мужчина еще раз фыркнул от смеха, после чего снова принялся за поедание свежеиспечëнных закусок, расставленных вокруг его друга. Шан Цинхуа был очень счастлив, что он не единственный в этом мире переселенец. Он был расстроен, когда узнал, что Шэнь Цинцю изменился после отклонения ци, а затем понял, что персонажа, основанного на его родственной душе, на самом деле больше нет, он умер раньше своего времени. Он был немного зол на другого переселенца, который испортил его прекрасный сюжет, который приведёт теперь к неизвестно чему, но вскоре справился с этим, когда набрался смелости и заговорил с этим человеком. Изначально он не собирался, довольствуясь простым наблюдением со стороны, пока другой человек не попытается слишком сильно измениться, но примерно через месяц после отклонения ци он подошёл к пиковому лорду и спросил, читал ли он «Путь Гордого Бессмертного Демона». Дальше было много криков, несколько мольб, ударов по голове неожиданно тяжелыми веерами, после чего оба решили стать лучшими друзьями. Они решили проводить по крайней мере один день в неделю на пике друг у друга и жаловаться на то, как сильно они скучали по реальному миру, как глупы их боевые братья и сёстры, и обдумывали способы выжить в этом дрянном романе о жеребце. Шан Цинхуа должен был признать, что ему действительно нравилось, что братец Огурец стал его другом, и какая-то часть внутри его груди чувствовала себя спокойно, когда он наблюдал, как другой мужчина едко комментирует новую идею рассказа, которую он написал. 3 Мобэй-цзюнь знал, что его маленький человеческий шпион никогда не будет принадлежать ему полностью. Он знал это, поскольку однажды, в самом начале их сотрудничества, когда Шан Цинхуа копошился в своём личном кабинете и его одежды приняли беспорядочняй вид из-за того, что он долгие часы проводил, сидя за своим столом, заканчивая работу и что-то бормоча себе под нос, Мобэй-цзюнь увидел на тыльной стороне его правой лодыжки маленькую отметку души. Должно быть, мужчина в какой-то момент потерял один из носков, что позволило Мобэй-цзюню увидеть его метку души обнажённой и незащищённой. Это было похоже на удар в солнечное сплетение, на глубокое предательство. Этот маленький грызун, который обещал, что будет всем сердцем предан Мобэй-цзюню, своему новому королю, лгал, скрывая, что его душа уже принадлежала другому. Это привело к нескольким горьким, гневным встречам. Мобей-цзюнь, возможно, был немного более груб с человеком, когда тот давал свои отчёты. Возможно, он давал понять своё недовольство тем, что его ледяная демоническая ци дурманила воздух вокруг них в течение нескольких следующих встреч, получая горькое удовольствие от того, что человек дрожал. Вскоре он преодолел своё недовольство, тем более что Шан Цинхуа никогда не менял своего поведения рядом со своим королём. Он по-прежнему был предан, по-прежнему давал прекрасную информацию — то, о чём иногда мог знать только провидец, — и по-прежнему был верным слугой. На самом деле это не вина человека, что судьба решила, что его душа должна принадлежать другому, и, когда гнев Мобей-цзюня утих, он решил изучить историю о родственных душах. Он обнаружил, что родственные души бывают не только романтическими, но и платоническими, семейными или даже такими, которые могут быть только у настоящих врагов. Те, кого судьба благословила или прокляла иметь свою половинку, в конце концов, однажды смогут встретиться друг с другом. Однако, как он с удивлением узнал, иногда они не решали остаться вместе. Были и такие демоны, которые, встретив свою родственную душу, решали никогда больше не встречаться, опасаясь, что кто-то может использовать другого в качестве средства, чтобы ослабить его собственную силу. По мнению Мобэй-цзюня, это действительно разумное решение. Иметь родственную душу означало иметь своё главное сокровище и самую сильную слабость снаружи, просто бродя без охраны. Его маленький человеческий шпион, должно быть, придерживался подобной идеологии, поскольку никогда не пытался просить Мобэй-цзюня о помощи в поисках своей родственной души, чтобы узнать, не находится ли тот, чьё имя было начертано на его коже, где-то в Царстве демонов. Если честно, если этот маленький человек действительно был провидцем, то он должен был уже знать, кто его избранник. Он расспросил своих шпионов о людях и узнал, что некоторые из них имели больше одного имени. У них было личное имя, которым они делятся только с близкими, и вежливое имя, которым их называют другие. Возможно, именно поэтому Шан Цинхуа не говорит о своей второй половинке? Просто из-за того, насколько сложно узнать личное имя окружающих его людей? Шэнь Юань, маленькое имя, начертанное чернилами на тыльной стороне его правой лодыжки. Это имя преследовало Мобей-цзюня с тех пор, как он впервые увидел его. Лишь спустя годы, когда Мобэй-цзюнь сидел в своём личном кабинете и слушал, как Шан Цинхуа рассказывает о Собрании Союза бессмертных, любимом ученике своего товарища и о Бесконечной бездне, он почувствовал, что последний кусочек тайны встал на место. — …Шэнь Цинцю очень беспокоится за Ло Бинхэ, а он, честно говоря, трудолюбивый, так что мы будем очень признательны, если вы присмотрите за ним. Я имею в виду, конечно, не вы сами, мой Король, так как это было бы ниже вашего достоинства, но, может быть, слуга или охранник или кто-то ещё? Мы с Шэнь Цинцю будем очень признательны и будем в долгу перед моим Королём. Мобэй-цзюнь выпрямился. — Шэнь Цинцю. — Э-э, — маленький человек заëрзал, выглядя неуверенно, — Да, Шэнь Цинцю, лорд пика Цинцзин, Меч Сюя? Мой друг? Я уверен, что уже упоминал его раньше, он… — нервный человек продолжал тараторить, но Мобэй-цзюнь не обратил на него внимания. Шэнь Цинцю. Друг и товарищ Шан Цинхуа. Конечно, Мобэй-цзюнь знал о нём, его человек не мог умолчать о том, как тот издевался над ним по пустякам. Король северных демонов знал, как много другой человек значил для его шпиона, особенно из-за того, как часто Шан Цинхуа говорил о нём. Шэнь. Судя по тому, каким возвышенным и воспитанным он казался, другой пиковый лорд как раз из тех, у кого больше одного имени. Конечно, как человек, которому, казалось, всё существование Шан Цинхуа до смерти надоело, он всё равно решил быть ему близким, как названный брат. И если они были родственными душами, то, конечно же, Шан Цинхуа попросит своего короля о милости в виде защиты любимого ученика другого пикового лорда, если тот когда-нибудь попадёт в Бесконечную бездну. Зная это, Мобэй-цзюнь почувствовал некое спокойствие. Он знал избранника этого человека, пусть и не лично, но случайно. Мобэй-цзюнь знал, что, хотя Шэнь Цинцю был важен для его маленького человека, он хранил большую верность ему. Даже если Шан Цинхуа знал своего избранника годами, десятилетиями, он всё равно возвращался к Мобэй Цзюню и клялся и доказывал свою верность снова и снова. Шан Цинхуа готов отринуть судьбу, чтобы остаться на стороне Мобэй-цзюня. С более легким сердцем, чем когда-либо за долгое время, он махнул рукой, прерывая бессвязную речь человека. — Мн, — согласился он. Он с удовольствием наблюдал, как его маленький человек несколько раз поклонился ему, его глаза сияли преданностью, когда он восхвалял имя своего короля, его щедрость и то, что он никогда не подведёт своего короля за то, что тот даровал ему благо. Судьба распорядилась так, что его душа могла принадлежать другому, но всё остальное принадлежало Мобей-цзюню. 4 Ло Бинхэ ненавидел тот факт, что он никогда не сможет полностью обладать всем своим шицзунем. Когда он думал об этом, его сердце замирало при одном только предположении, что его шицзунь принадлежал другому ещё задолго до того, как Ло Бинхэ начал претендовать на него. Когда он был моложе, он ночами не спал, глядя в потолок в свободной комнате шицзуня, и гадал, как выглядит человек, который держал в своих руках душу его наставника. Он действительно не сможет любить его шицзуня так же сильно, как Бинхэ, и так же хорошо о нём позаботиться. Но мысль о том, что у кого-то ещё будут эти маленькие тайные улыбки, сможет увидеть его шицзуня в самом расслабленном состоянии, мельком увидит ту сторону шицзуня, которая так тщательно держалась в тайне и оберегалась, что никто, кроме Ло Бинхэ, её не видел годами. И мысль о том, чтобы поделиться этим, разрывала его маленькое разбитое сердце. Впервые он увидел эту отметку души, когда однажды утром помогал шицзуню одеваться. Он увидел голую лодыжку и сначала поразился тому, как нежна каждая часть наставника, как каждая часть трепещет изяществом и красотой. Затем он был потрясён до самой глубины души, увидев чужое имя, запечатлëнное на коже его шицзуня. Цинь Ши. Его шицзунь был одним из немногих редких людей в мире, у которых была вторая половинка, тем, кому судьба определила их принадлежность, кто дополнил их, кто будет любить и лелеять их до конца их дней. И этим кем-то был не Ло Бинхэ. Шицзунь, видимо, заметил, что он замер, и обернулся, плотнее накидывая на худые плечи верхнее ханьфу. — Бинхэ? Что случилось? Ло Бинхэ выплеснул наружу свои внутренние стенания и душевную боль. — Этот ничтожный ученик ужасно сожалеет. Он нарушил личное пространство его шицзуня, и он понесёт любое наказание, которое его шицзунь сочтёт нужным, — с этими словами он бросился на колени, закрыл глаза и низко склонил голову. Он не так уж много знал о родственных душах, в основном из-за своего низкого воспитания, а также и из-за того, насколько они редки. Но он знал две вещи: что избранник — это тот, кого судьба определила как вторую половинку, тот, кто держит душу другого в своих руках; и что даже украдкой увидеть чью-то метку без разрешения — крайне неуважительно и оскорбительно, так как ты смотришь на его душу, его вторую половинку, видишь то, что никто, кроме двух пар глаз, никогда не должен видеть. Шэнь Цинцю спросил немного изумлëнно: — О чём ты говоришь, Бинхэ? Ты ничего не сделал, чтобы нарушить личное пространство этого шицзуня, — с этими словами он попытался побудить Ло Бинхэ встать, но ученик отказался двигаться. — Это неправда! Этот ученик случайно увидел вашу метку души! Он не знал, что у шицзуня есть такая, и не знал, что нужно отвернуться, но он всё равно посмотрел, и должен быть наказан за нарушение личного пространства шицзуня! — с этими словами он поднял голову и со слезами на глазах посмотрел на своего наставника. Шэнь Цинцю выглядел рассерженным. — Ло Бинхэ, я никому не говорил, что у меня есть метка души, так что если есть какая-то вина в том, что ты увидел её, то она лежит на мне. К тому же, это всего лишь маленькая метка, не из-за чего так переживать. Ло Бинхэ ошеломлëнно слушал слова шицзуня и позволил себе подняться. — Что шицзунь имеет в виду? Это же его метка души! Она принадлежит его избраннику! Тому, кого судьба посчитала его самым дорогим человеком! Шэнь Цинцю закатил глаза и принялся расчëсывать своего глупого ученика. — Это всего лишь метка, и пусть она принадлежит моей родственной душе, это всё, что есть, — сказал он мягким голосом, — Я никогда не встречал этого человека и, скорее всего, никогда не встречу. Я упустил свой шанс давным-давно, и меня это больше не волнует. И Бинхэ тоже не должно, маленький романтик. Это больше ничего не значит и, следовательно, не заслуживает того шума, который ты поднимаешь. С этими словами он кивнул Ло Бинхэ, а затем повернулся и сел на низкий стул. — А теперь помоги этому мастеру с его волосами. Этот мастер предпочитает причёски, которые делает его Бинхэ. После этого разговора он старался держать в голове слова своего шицзуня. Что его шицзуню не придётся делить любовь между своей родственной душой и Ло Бинхэ, что шицзунь может больше никогда не увидеть свою судьбу, так что беспокоиться не о чем. Но он всё равно волновался. Он волновался, когда выбирался из Бесконечной бездны, Мобэй-цзюнь был рядом с ним. Благословение, которое дал ему его шицзунь, чтобы помочь ему пережить худшее в Бесконечной бездне и помочь направить молодого полукровку в его силе. Он волновался, пока строил свою демоническую империю, пока становился сильнее, как и обещал своему шицзуню. Он волновался, наблюдая, как копаются в прошлом его шицзуня, когда тот предстал перед судом за то, чего не помнил, за поступки, мотивы и воспоминания, которые он потерял из-за отклонения ци, которое должно было убить его много лет назад. Он всё ещё волновался, когда сражался со своим кровным отцом, когда впервые лёг с шицзунем и когда они вместе совершили три поклона. Он волновался и годы их брака, успокаиваясь лишь тогда, когда шицзунь гладил его по волосам и напевал ему после долгой ночи страстных занятий любовью, когда он был сонным, сытым и гораздо охотнее говорил от чистого сердца. — Это не имеет значения, мой Бинхэ, это всего лишь имя человека, который никогда не будет так сильно меня любить, как ты. Ты — моё всё, Бинхэ, любовь моя. Но даже несмотря на всё это, он всё равно волновался. 5 Прошла пара спокойных лет после канонического завершения романа. Система затихла, и Шэнь Цинцю наконец-то смог спокойно отдохнуть. Рядом с ним был его муж, и разве это не сюрприз? Превращение главного героя-жеребца в гея для его учителя не было в его карте Бинго «Чем закончится «Путь гордого бессмертного демона». Конечно, теперь ему пришлось разбираться со всеми заговорами жён и (чудесно) страдать от всех сцен с па-па-па, которые этот писака написал в своём дурацком романе. Но Шэнь Цинцю счастлив. В кои-то веки он был по-настоящему счастлив. — Эй, братец Огурец! — о, вот оно, его счастье. Всё хорошее в жизни поистине мимолëтно. Шан Цинхуа шёл по тропинке к бамбуковому домику и махал рукой Шэнь Цинцю, который пытался насладиться тёплым днём поздней весны. — Братец, что тебе понадобилось? Я слышал, как Ло Бинхэ проклинал моё имя, когда навещал моего Короля, и я упомянул что-то, что разозлило тебя или что-то в этом роде? Шэнь Цинцю бросил на него вопросительный взгляд. — Само твоё существование выводит меня из себя, Самолёт. Но я не знаю, что могло разозлить Бинхэ в тебе. Или почему он так сказал. Шан Цинхуа нахмурился. — Ну, он никому этого не говорил, но он пробормотал это, проходя мимо меня в коридоре, и выглядел взбешённым, когда заметил, что я его подслушал. Шэнь Цинцю наклонил голову в сторону, делая глоток чая. Он действительно не понимал, о чем говорит Шан Цинхуа. — Что именно он сказал? — он махнул рукой в сторону пустого места по другую сторону низкого столика. Шан Цинхуа с благодарностью плюхнулся на сиденье и принялся ужасно наливать себе чай, выплескивая несколько капель из чашки и не обращая внимания на недовольное ворчание Шэнь Цинцю. Он сделал громкий глоток и вздохнул: он действительно ненавидел чай улун, и он готов был поклясться, что у Огурца было шестое чувство, когда он приходил, даже без приглашения, чтобы подать его ему. — Он ворчал, что я никогда не ценил тебя, что он собирается выпотрошить меня за то, что я бросил тебя, и как я посмел презирать тебя, бла-бла-бла, — ворчал он, при этом запихивая в рот маленькое пирожное. Шэнь Цинцю нахмурился, чертовски сбитый с толку. — О чём ты говоришь? Он говорит эту хрень о моей родственной душе, так что точно не о тебе, — он неэлегантно фыркнул, задирая нос к другому мужчине. Он раскрыл свой веер и уставился на другого лорда пика поверх него. — Не всё связано с тобой, знаешь ли. Самовлюбленный отвратительный автор. Шан Цинхуа наморщил нос от оскорбления. — Что? Нет, он упомянул моё имя в этой тираде. Например, моё настоящее имя. — Твоё настоящее имя? — Да, знаешь, то, что у меня было до переселения? Цинь Ши, я уверен, что раньше уже упоминал его. Я знаю, что говорил об этом моему Королю и я клялся, что сказал тебе. Вот почему Ло Бинхэ проклинал его, верно? Мой Король не стал бы так называть моё имя, даже своему господину. — Шан Цинхуа почесал щёку и потянулся за ещë одним маленьким пирожным. Его рука остановилась, когда внезапно рука Шэнь Цинцю вытянулась и сжала его в железной хватке. — Цинь Ши. Ты сказал, что тебя зовут Цинь Ши? — он уставился на собеседника поверх веера, который слегка подрагивал в его руке. Этот признак, о котором мужчина даже не подозревал, сообщал всем вокруг, что он нервничал. — Имя Шэнь Юань тебе о чём-нибудь говорит? Шан Цинхуа вздрогнул, ошеломлëнный. Он попытался высвободить руку. — Откуда ты знаешь это имя? Я знаю, что никогда не говорил тебе его! Рука Шэнь Цинцю ещё крепче сжала его руку, веер захлопнулся. — Ты, глупый маленький идиот, твоё настоящее имя Цинь Ши? — Да! Отпусти меня! — Шан Цинхуа вырвал руку из железной хватки и отпрянул на пару дюймов назад, чтобы увеличить расстояние между пиковым лордом, который явно потерял рассудок. — Откуда ты вообще знаешь это имя? — Ты, тупица! — прошипел Шэнь Цинцю и встал, задрал халат, не обращая внимания на бормотание Шан Цинхуа, и сорвал с себя правый сапог и носок. — Это моё имя! Смотри! — при этом он слегка повернулся, чтобы показать тыльную сторону правой лодыжки. Шан Цинхуа сначала отвёл взгляд. Инстинкт, взращенный в романе сянься, подсказывал ему не смотреть на обнажённую кожу лорда, взявшего верх, прежде чем он понял, что было сказано. — Твоё имя? — он перевёл взгляд на чужую лодыжку и, если честно, испытал откровенный шок, увидев своё имя при рождении, чётко написанное как метка души на чужом теле. В том же месте, где и у него. — !!!! Он с трудом стянул с себя правый ботинок и носок, и с волнением поднял ногу, чтобы показать другому мужчине свою отметку души. Шэнь Цин… нет, Шэнь Юань схватил его за лодыжку и подтянул выше, чтобы лучше разглядеть метку. — !!! — он уставился на метку, а затем, широко раскрыв глаза, посмотрел на Шан… на Цинь Ши. Пару мгновений они просто смотрели друг на друга в потрясённом молчании. Их одежды были измяты, Шан Цинхуа лежал на спине, ханьфу задралось до талии, так как он держал одну ногу прямо в воздухе, так что другой мужчина, державший её, мог видеть его голую лодыжку. Шэнь Цинцю вышел из оцепенения. — Ты… ты моя родственная душа, — прошептал он, потрясённо глядя на Шан Цинхуа. Он никогда не думал, что встретит свою родственную душу, особенно после смерти и переселения. — О боже, я знал тебя даже раньше. И это была правда. Самолёт и Огурец часто переговаривались в одной и той же ветке комментариев. Шэнь Юань потратил столько часов своей жизни, читая глупую работу этого человека, он рассказывал о нём и его глупой истории своей семье. Он даже провёл свой последний вздох, проклиная этого человека и его писанину. Формально он умер из-за этого человека. Глаза Шэнь Цинцю сузились, он крепче сжал лодыжку своей половинки, заставив того вскрикнуть. — Твоя глупая работа убила меня. — Шан Цинхуа сглотнул, услышав тон голоса своей половинки. — Технически, убил меня именно ты. Шан Цинхуа издал крик, когда Шэнь Цинцю бросился на него, угрожающе подняв над головой веер.