Наказание

- Что это такое?! Что это такое, я тебя спрашиваю? – Сэм гневно потрясает ноутбуком перед лицом архангела, отчего пернатый весь сжимается в кресле, стараясь прикрыться книгой. Сэмовой книгой.  – Какого хрена ты творишь?! Ладно еще незакрытые вкладки с порнухой, ладно эти твои картинки… но это было последней каплей! К слову, последняя капля была действительно каплей – весь лэптоп был перемазан в шоколаде, а половина кнопок не работала. И запах какао, который Сэму раньше нравился, теперь неимоверно бесил.  Гейб поселился в их номере всего три дня назад, а уже успел натворить столько всего, что Дин попросту сбежал, оставив младшего братика самого разбираться с горе-архангелом, на время лишенным своего преволшебного моджо.  И за вот эти два дня Габриэль почти довел младшего охотника до психоза. Ну или до ора на весь номер – что, собственно, сейчас и происходило. - Меня достали твои идиотские подколы! Твои конфеты и фантики повсюду, моя спертая кредитка – да, я знаю, на чьи деньги ты все это покупал, сахар вместо соли, из-за которого меня едва не убил чертов демон, шоколад даже в ванной на моём полотенце! - Ну не убил же, - замечает Габриэль, пожимая плечами, и снова опускает глаза в книгу, обращая на Винчестера внимания не больше, чем на назойливую муху. – А полотенце… мне же надо обо что-то руки вытирать. - Было бы неплохо, если бы ты эти самые руки перед этим мыл, - Сэм отставляет ноут на тумбочку, и упирает ладони в бока, грозно нависая над архангелом.  - Винчестер, отойди, ты мне свет загораживаешь, - совершенно спокойно говорит Гейб, не поднимая головы, и терпение младшего лопается, как мыльный пузырь.  - Габриэль… - Сэм почти шипит, буквально выдергивая пернатого из кресла, тянет за воротник своей – своей! – рубашки, чтобы взглянуть прямо в глаза наглому засранцу.  Гейб теряется от такой внезапности, роняет книгу куда-то на пол, и лишь растерянно моргает, замечая, что глаза у Сэма сейчас другого цвета. Ярче, темнее, глубже – другие. - Маленьких детей всегда наказывают за шалости, - продолжает  Винчестер тихо-тихо, чуточку хрипло, и пернатый весь покрывается мурашками - слишком уж это звучит возбуждающе. Так, как не должно вообще-то звучать. – Так, может, мне тебя наказать?..  - Не надо, - получается как-то пискляво, и Габриэль жалеет, по-настоящему жалеет, что вот прямо сейчас у него нет ни капли моджо и нет возможности испариться, улететь или хотя бы образумить Сэма.  - А мне кажется, что надо, - вторая рука охотника, что не сжимает ворот Гейбовой рубашки, ложится на талию трикстера – и Габриэль вздрагивает.  - Винчестер, руки не распускай, - бросает архангел небрежно, но Сэм скользит ладонью дальше, к ягодицам, легко сжимая и разжимая упругие мышцы. - И только не смей мне врать сейчас, - младшему из охотников приходится наклониться, чтобы шептать это все на ухо Габриэлю – жарко, тихо, едва-едва касаясь губами ушной раковины. – Ты ведь хочешь этого, так?.. Фокусник понятия не имеет, откуда Сэм знает – не может же он, в конце концов, мысли его читать? - Сэм. Убери свои…руки, - дыхание архангела сбивается, а сердце, кажется, готово из груди выскочить. Им обоим большого труда стоит сдерживаться – Сэм злится, а Гейбу стыдно. Стыдно признать, признаться самому себе, принять это всё. Габриэль горячий, это чувствуется даже через слой одежды. Он возбужден, и Сэм прекрасно чувствует это, и хмыкает про себя – понятное дело, без архангельских силишек скрываться труднее.  - Только после того, как ты будешь наказан, Габриэль, - имя Трикстера Винчестер специально тянет долго, низко и хрипло, и не без удовольствия замечает, как фокусник закусывает губу.  Губы у Габриэля не полные, но чувственные, а уж когда он шоколад с пальцев облизывает…  Впрочем, хватит размышлений. Сэм дергает полы рубашки в сторону, и пуговицы звонким градом осыпаются на пол, закатываются под кровать и диван – плевать. Плевать, что это вообще-то его, Сэма, рубашка, что потом придется на карачках лазить и эти пуговицы искать – сейчас для охотника в мире нет ничего важнее чем Гейб, его столь соблазнительное тело и далеко не наивный, но немного испуганный взгляд. Винчестер снова дергает рубашку, только уже вниз, но выпутать из нее руки архангелу не позволяет – нет, это ведь наказание. Скручивает ткань, наматывает на ладонь – и с секунду позволяет себе полюбоваться дважды беспомощным Габриэлем. Гейб тянется ближе, привстает, чтобы попытаться поцеловать Сэма… и удивленно распахивает золотые глаза, когда младший из охотников касается пальцами его губ, отстраняя. - Ты еще не понял, Гейб? Наказание, - Сэм повторяет слово по слогам, а после – после толкает Трикстера в стену рядом с креслом, вжимая всем телом в холодный кирпич и коленом расталкивая ноги архангела, прижимаясь бедром к паху того. Габриэль стонет громко, даже не пытаясь вырваться, но тут же разочарованно выдыхает – Сэм отстраняется.  Винчестер тянет за рубашку, удерживающую руки архангела, вниз, заставляет того упасть на пол на колени, и второй рукой надавливает на загривок фокусника, заставляя того улечься щекой на ковер. Наклоняется, вновь прижимается всем телом, зная, как больно сейчас Гейбу держать руки в таком положении, и прикусывает мочку уха Трикстера, оттягивает на себя, тихо рыча на ушко сладкоежке.  - Габриэ-эль, - снова горячий шепот, и Гейб выгибается, подается вверх, силясь прижаться теснее, ощутить кожей тело охотника, и на первые несколько секунд ему это удается - но большего Сэм не дает.  Сэм проскальзывает рукой дальше, на шею архангела. Ведет ладонью ниже, по груди и напряженному животу, царапает ногтями около ремня.  Расстегивает брюки Габриэля, тянет, заставляя Гейба распластаться на полу, и откидывает в сторону – чтобы не мешались. Никаких больше прелюдий или еще чего – наказание. Настоящее наказание – и именно потому Винчестер с оттяжкой шлепает Габриэля по ягодице, обтянутой тканью белья, и наслаждается ответным полу-стоном, полу-рыком.  Боксеры отправляются вслед за штанами, и Сэм замирает – вид Габриэля сейчас воистину завораживает. Связанный архангел, тяжелое дыхание, потемневшая радужка глаз и капелька пота, стекающая по виску… такого Гейба хочется взять прямо сразу, но Винчестер понимает, что нельзя – делать больно Трикстеру он не хотел. Оттрахать – так, чтобы Габриэль потом сидеть не мог, чтобы стоны заглушали пошлые шлепки бедер о ягодицы – но никак не делать больно.  Сэм гладит ладонью упругие ягодицы и чувствует, как напрягается архангел - еще бы, не напрягаться тут. Охотник облизывает пальцы сам, хоть и до ужаса хочется, чтобы это сделал Гейб, но тот вряд ли, конечно, оставит их целыми. Первый палец проходит туго. Фокусник сжимается и норовит уйти от неприятного ощущения, но Сэм ловко перехватывает руки Гейба так, чтобы тот прогнулся, и принимается оглаживать изнутри гладкие стенки, стараясь не задевать ногтями. Второй палец проходит легче,  Габриэль уже не зажимается так, да и ноги шире расставляет, и стонет - тихо-тихо, почти неслышно, и Винчестер это скорее даже чувствует, чем слышит.  И когда охотник нащупывает внутри бугорок, давит - слабо, дразня - Габриэль скулит.  Потому что хочет большего, хочет не пальцы, а член внутри себя, так глубоко, как только можно, хоть до самого желудка, насквозь - того, что сейчас, архангелу чудовищно мало.  Гейб подается назад, насаживается на ласкающие пальцы, но Сэм их вытаскивает - не потому, что снова хочет подразнить, а потому что терпеть сил нет уже. Он раздевается быстро, забывая про то, что руки Габриэля нужно держать, но тот и сам не сопротивляется, покорно ждет, прикрыв глаза и тяжело дыша от возбуждения, пока Сэм не остается полностью обнаженным.  Винчестер снова облизывает пальцы, снова проводит по почти готовой дырочке, и толкается, раздвигая мышцы головкой члена. Гейбу больно, он знает, и охотнику тоже немного больно, но в этом-то и смысл весь - чтобы удовольствие мешалось с болью.   Архангел стонет, когда Сэм входит до упора - это больно по-настоящему, но с каждым новым движением, когда член младшего из Винчестеров проезжается по комку нервов внутри, по телу проходят горячие волны наслаждения - неправильного и запретного.  Винчестер, кажется, выпадает из реальности. Он и сам стонет, сжимает бедра Габриэля, прижимается грудью к спине того, и лихорадочно повторяет имя фокусника, целуя того то в шею, то за ухом.  Рубашка, удерживающая запястья Трикстера, отлетает в сторону уже через минуту, и Гейб заводит руки назад, за голову, зарывается пальцами в спутанные волосы Сэма, и прикрывает глаза, изгибаясь под ним.  Сэм трахает мощно, сильно, толкаясь каждый раз до конца, почти грубо, оставляя синяки и засосы, но Габриэлю мало, действительно мало этого - хочется, чтобы Сэм именно обладал. И Сэм обладает, подчиняет великого архангела себе, снова перехватывая его запястья и упирая в пол, заставляя Гейба лежать на полу же, вжиматься в паркет горячим телом.  Винчестер кончает первым - после стольких дней рядом с объектом вожделения трудно было продержаться долго. Габриэля оргазм накрывает на мгновение позже, когда архангел чувствует в себе горячее и мокрое, а Сэм вздрагивает.  Сказать, что архангельский оргазм был необычным - ничего не сказать. Гейба выгибало снова и снова, он сжимался внутри, заставляя и Сэма снова дрожать в сладких судорогах; сперма толчками выплескивалась прямо на пол, а ведь Гейб, черт подери, даже не прикоснулся к себе.  Винчестер выходит из тела золотоволосого с тихим, но до одури неприличным звуком, но не укладывается рядом, не встает - садится на икры собственных ног, почти зло притягивая Габриэля ближе к себе, снова оставляя синяки - теперь уже на талии архангела.  Гейб и возмутиться-то не успевает - его в прямом смысле слова затыкают. Причем самым подходящим для того действием - поцелуем.  Сэм целуется жадно, властно, кусает губы фокусника, снова напоминая - "наказание". И Габриэль соглашается безропотно, отвечает на поцелуй, чувствуя, как пальцы охотника скользят внутрь, как Сэм снова трет простату, массирует именно так, как нужно - и стонет прямо в рот Винчестеру. И возбуждается - снова почти мгновенно, потому что Сэм реально знает, как и что надо делать, чтобы приносить удовольствие; знает, куда нажать и где потянуть, чтобы Габриэль жадно хватал воздух и снова стонал, скулил, прося еще, да, еще, Боже... Второй оргазм еще ярче предыдущего - и Сэм глядит жадно, будто впитывает каждое движение Гейба, каждую грань удовольствия пернатого.  Через полчаса они лежат на кровати обнаженные - Сэм легко гладит разомлевшего Гейба по спине, а тот тихонько урчит, прикрыв золотистые глазищи. Архангел чувствует себя совершенно затраханным, но удовлетворенным и довольным - а что еще нужно для счастья? Только чтобы Сэм обнимал. - Я одного только не пойму, - говорит Трикстер лениво, устраиваясь удобнее и морщась - задница-то болит. - Как ты догадался?.. - Ха, - Сэм беззлобно хмыкнул, и широко, коварно улыбнулся. - Не надо было дрочить у меня на постели, выстанывая моё имя.  - Я не... Что?.. Ты это видел?! Ну я тебе сейчас покажу...