Жажда

      Всем людям известно чувство жажды. Иссушающее. Мучительное.       Это чувство заставляет мутнеть рассудок и совершать глупости.       Именно это чувство испытывал Касис Феделиан, когда думал о Роксане Агриче.       Сперва, это было лишь призрачным неясным ощущением, что приходило во снах. В них к нему являлся аромат ее волос, сладкий, почти приторно медовый сам по себе, но с горечью яда, что впитало ее тело… Или голос, мягкий, обволакивающий, словно убаюкивающий тебя перед тем как опрокинуть в бездну расставленных Агриче силков…       Однако постепенно, спустя месяцы, как он вернулся домой, прошли и яркое, подобное фейерверку счастье сестры, и сдержанная радость отца. А Касис, погрузившись в привычную рутину, все чаще стал ловить себя на отвлеченных и… непристойных мыслях. Присев в саду за чаем с сестрой он мог внезапно погрузиться в воспоминания о том, как сверкали на солнце золотые локоны Роксаны. Или за ужином, наблюдая как отец режет стейк на тарелке, вспоминал о каплях крови, что порой подсыхали на ее пальцах. Или при взгляде за заколку матери с рубинами, он видел такие же яркие и блестящие алые глаза…       Это все больше и больше походило на странную одержимость. Если раньше ему казалось, что по прошествии времени образ его «хозяйки» сотрется из памяти или хотя бы поблекнет, то в тот момент он понял, что чем больше времени проходило, тем ярче и навязчивее становился образ Роксаны. Касису даже казалось, что это из-за травмы, которую он пережил, попав в поместье Агриче. Однако где-то в глубине его трезвомыслящего разума уже был простой и очень человечный ответ на все его вопросы и непонимания.       А спустя три месяца после его возвращения впервые случилось это.       Сны Касиса уже давно напоминали тот вечер, когда Роксана пришла, чтобы оставить на нем свои «отметины». Только ночь от ночи становились все более жадными, страстными и жаркими. Там, во снах, Касис больше не стеснялся и не пытался отстраниться. Он сам подставлялся под горячие алые губы Роксаны, сам зарывался пальцами в ее блестящие волосы, что бы притянуть девушку ближе и повалить на кровать, подмять под себя и самому целовать, обнимать, задыхаться от аромата и вкуса ее кожи и падать… падать в эти рубиновые глаза.       Касис проснулся и рывком сел на смятой постели. Пересохшими и закусанными губами было больно даже шевелить. Рубашка прилипла к взмокшей спине, а горло саднило так, словно он кричал. Потерев шею, юноша осмотрелся, но в комнату так никто и не прибежал, так что, видимо, обошлось без криков. Спустив босые ступни на прохладный пол, он откинул одеяло и с некоторой долей отвращения и разочарования уставился на топорщащиеся ниже пояса штаны — в паху посилилось ноющее пульсирующее чувство. Это и была его главная проблема.       Такая реакция, честная и красноречивая, казалась ему… не мерзкой, и не грязной, а какой-то пошлой что ли? Семья Феделиан хоть и придерживалась очень четких моральных принципов, но даже его отец признавал, что они тоже люди, которым не чужды простые и даже примитивные чувства и эмоции. При этом Ришель, правда, считал, что он, Феделиан, должны быть выше этого и не уставал повторять тоже самое Касису с раннего детства. Правда, проведя время в заточении в поместье Ранта Агриче, и уже нарушив один запрет своего рода, Касис стал понимать, что некоторые слова отца уже не имеют над ним власти.       Скинув рубашку на кресло и вытащив из гардероба новый спальный комплект, юноша пошлепал в ванную. Слуг звать не хотелось, те и так только-только перестали с жалостью смотреть на «молодого господина, который чудом вырвался из вражеского плена». Так что кран в ванную Касис повернул самостоятельно, сам же подобрал нужную температуру и с некоторым садистским наслаждением погрузил свое разгоряченное тело в ледяную воду.       И так было минимум раз в неделю на протяжении следующих трех лет.       Перед Собранием по Объединению он изумительно научился скрывать свои желания. Ибо эта безумная, страстная жажда обладания никуда не пропала. Она только усилилась трехлетней тоской и невозможностью увидеть и прикоснуться к Роксане. Проницательный отец наверняка что-то понял, но Касис был почти идеальным первым молодым господином дома Феделиан. Ришелю даже нечего было ему сказать. Все было решено и обговорено уже давно. А сердце сына… Касис был непоколебим — это не то, что отец мог решать за него.       Касис встретил ее вновь в ночь своего приезда. Ему пришлось приложить массу усилий, чтобы не бросится на Роксану прямо там, в саду, скрывшись от чужих взглядов в ночном мраке и тенях деревьев. Во рту пересохло и пальцы едва не свело судорогой, когда он накидывал на нее свой плащ — в призрачном свете на миг выглянувшей луны тонкое домашнее платье Роксаны стало почти призрачным, оставляя не так много места фантазии.       Золотые волосы. Мягкий голос. Алые глаза.       Это она. Снова. Рядом. Только руку протяни.       Роксана Агриче.       Но Касис сдержался и ушел, бросив всего лишь пару слов, насколько хватило сбившегося от восторга дыхания.       А на следующий день они встретились уже официально. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Впервые, как считали почти все в бальном зале.       В момент когда их взгляды пересеклись, Касис словно вдохнул свежий воздух и будто где-то в дали с щелкающим скрипом затикали старые часы, что остановились в день его «побега» три года назад. Тогда он не хотел прощаться, потому что знал — прощание с этой женщиной для него абсолютно невозможно.       Ибо его жажда, не уйдет никогда. Это уже не просто желание быть рядом, прикасаться, целовать. Это было всецелое желание обладать. Эгоистичное и беспринципное, совсем несвойственное кому-то из рода Феделиан. Но Касис был не против стать первым.       — Меня зовут Касис Феделиан, — он контролировал каждую частичку своего тела, чтобы не показать эту свою сторону перед Роксаной, но его пальцы дрогнули, когда он снова накинул плащ Роксане на плечи.       «Она поняла? Заметила?» — мелькнула быстрая и чуть испуганная мысль у Касиса. Но тут Роксана подняла голову, бросая на него пристальный взгляд и…       Вот опять они глаза в глаза и мир растворяется, отходит на второй, на третий… на бесконечно далекий план.       Есть только Он и Она.       И его жажда.