Незавершённый проект

Шигараки уже полчаса безотрывно смотрел на обездвиженную Тамаки и втыкал ногти в шею с каждой минутой сильнее. Его терзали желания, вцепиться в её тело ногтями и кричать, раздирая глотку, о том, какая она дура, что заставляет его не находить себе места, волноваться — что заставляет его быть таким. Он чувствовал на себе эти взгляды команды: обеспокоенные, прищуренные. Но игнорировал, как каждый из них оставлял ожог на его теле, будто о кожу тушили сигареты. И как каждый из них смотрел в сторону Тамаки с жалостью и грустью, что только сильнее раздражало. Когда девушка пошевелилась, он первый бросился к ней. Тамаки прилагала все усилия, чтобы приоткрыть глаза, но веки всё равно вздымались тяжело, будто на них лежали камни. Шигараки напряжённо смотрел на то, как её ресницы пытаются вспорхнуть, но не могут. Она зажмурилась, закусила губу, тяжело поворачивая голову. Томура замер в напряжении, не обратив внимания на то, что не только его глаза обеспокоенно смотрят на слабое тело вниз. Сырая трава коснулась её виска, Тамаки приоткрыла глаза и упёрлась взглядом в паука. Мохнатого, восьминогого, четырехглазого, огромного паука. Как ни странно быстро в её груди забилось сердце, за секунду откачав нужное для движений количество энергии. И Тамаки завизжала в страхе, как недорезанный кролик, прыгнув из положения лёжа на Шигараки. Всех откинуло в стороны от такой её резкости, а Шигараки даже поднялся с колен, чуть не упав. Она стиснула его тело ногами и руками, зажмурив глаза и спрятав голову в волнистых прядках. — Убей его! Убей-убей-убей!! — заверещала она, прямо в его ухо. Томура поморщился, но где-то глубоко внутри был счастлив её настолько родной обыденной реакции. Придерживая её за спину, (что было необязательно, учитывая, что сейчас Тамаки было не оторвать просто ничем), он вновь опустился на колени. Приложив пальцы к земле в нескольких сантиметрах от мохнатого монстра. Небольшая трещина оборвалась ямкой и паук провалился в неё. — Закрой чем-нибудь, — напомнил Томура, и усмехнулся: Тамаки была настолько растерянна и напугана, что даже забыла про свою роль в этой партии. На ямку диаметром около десяти сантиметров, рухнул огромный валун, чуть не раздавивший Томуру ещё тогда. Он почти рассмеялся. — Что-нибудь поменьше... На место валуна лёг камешек как раз по размеру. Её руки чуть расслабились, и несмело она подняла на него голову, продолжая стискивать чужую поясницу ногами. — Ненавижу пауков.. — её лицо мило скривилось. Томура чуть улыбнулся и кивнул. — И тараканов. И жуков. И змей. И пчёл. И всех этих тварей. Шигараки улыбался и кивал. Он знал, прекрасно знал. Поэтому эта тактика избавления от "маленьких монстров" была им обоим так хорошо знакома. Тамаки задержала руки на его плечах, оглянувшись. Все уже успели более менее прийти в себя, после настолько резких действий Тамаки и скромненько стояли рядом. С её губ слетело беззвучное "Привет", и она снова обернулась к Томуре. Щёки покрыл даже румянец, когда она опустила глаза, прижимаясь к нему, чтобы опустить ноги, но ступни лишь на мгновение коснулись земли и Тамаки вскрикнула от острой боли, свернувшись обратно калачиком в чужих руках. Шигараки с заметным беспокойством переложил её в одну руку так, чтобы её спина опиралась о продолжение его плеча, а его ладонь лежала под её коленками. Бесспорно это было тяжело, но вторая рука ему требовалась свободной, чтобы сдёрнуть ботинок с одной её ноги, подтвердив его гипотезу. — Теперь ты просто обязана объяснить, что за тёрки у вас с Пятном. — с долей раздражения, наверное, лишь из-за волнения, потребовал Шигараки, рассматривая кровавые лопнувшие мозоли. Тамаки скрестила руки на груди. — Он - дерьмо, вот и всё объяснение. — То есть, из-за дерьма ты так покалечилась? — демонстративно оттопыривая её изодранную ступню за большой палец ноги, плюнул Шигараки. Тамаки одёрнула ногу, надув румянные щёки, и отвернулась. — Это дело принципа. Томура закатил глаза, хмурясь на её упрямство. Он считал этот бой полной глупостью с самого начала и не придал ему особого значения, но когда четко видел отражения всех травм на девушке, просто не мог сдержать ни раздражения, ни любопытства. Но Тамаки была таким человеком, которого нельзя было заставить молчать, когда тишины так хотелось, и говорить, в точно противоположном случае. (И это в паре с ним-то — с тем кого нельзя переубедить). Шигараки подавил желание почесать шею, хотя бы потому что было нечем. Не выпуская её из рук, под растерянные взгляды остальных, он сделал пару шагов к речке, и сел на колени, опуская Тамаки на мокрую траву. — И всё-таки я требую больше подробностей. — продолжил Шигараки, осторожно сжимая четыре шершавых пальца на лодыжке Тамаки, и окуная её ступню в воду, чтобы смыть кровь. Тамаки пригнулась к коленям, чтобы взглянуть на своё волнистое отражение. Почему-то теперь её не заботил вид испачканного кровью и покрытого ссадинами собственного лица. Может только немного грустно, она рассматривала его в водных кругах. Была грязной, была усталой, была раненой, и не хотела быть такой, но была. Она ненадолго провалилась в те воспоминания, когда чёртов Штейн каждый божий день мешал ей жить. Она встретилась с ним уже после знакомства с сенсеем и с тех пор все её миссии сопровождались боями. Ну, не сошлись они характерами, и мировоззрением, и Штейн начал гонялся за Тамаки, как за комаром с газетой, желая расплющить и растереть след по обоям. Возможно, он считал её кем-то недостойным этой жизни, может слишком легкомысленной, может слишком предусмотрительной. — Покажи всем своё лицо, если ты борешься за справедливость! Обманешь меня, обманешь их, обманешь всех, только чтобы обезопасить себя! Перестань прыгать с одной стороны на другую: или выбери свой путь или умри! Тамаки не выбрала... За неё как-то всё выбиралось всегда... И во многом поэтому она ненавидела Штейна — каждая встреча с ним напоминала ей о том, что она качается на волнах жизни, как опавший лист. Уже промокла и гниёт, а всё не может выбрать к какому берегу пристать, и вспомнить, с какого дерева упала. Тамаки стиснула зубы, сдавленно прошипев, когда из мыслей её вывела боль от прикосновений к лопнувшим и разодранным мозолям. Лига охреневала в сторонке, когда лидер снял с себя футболку, окончательно разорвав её на лоскуты и стал бережно наматывать ткань на чужие маленькие ступни. Он не дождался своего ответа, и его сильно раздражало это контуженное состояние Тамаки, когда он уже пять раз за две минуты разодрал шею в кровь, а она даже не подняла глаз от воды. — Можешь наступать? — спросил Томура, помогая Тамаки встать. — Терпимо. Она смущенно улыбнулась, когда взгляд упал на бережно перевязанные ноги, и натянув ботинки (Лига была удивлена, что Томура не снял с себя кеды), прихрамывая, зашагала к их костру. — Тамаки-тяночка, ты как? — обеспокоенно спросила Тога, когда Тамаки присела около Томуры в их круг. Тамаки покачала рукой в воздухе, мол "comme ci comme ça". Сейчас ей могли помочь только малиновые пирожные из кондитерской "Кристоф", но Твайс протянул ей чипсы. Пакетик был вскрыт, часть содержимого отсутствовала, и Тамаки могла подозревать, что навряд ли они покупные. Но ворованная еда стала одним из постоянных ресурсов её существования. Шигараки отвёл взгляд, стараясь забыть про еду так же основательно, как про сон. Но Тамаки, добрая душа, сунула ему под нос чипсину. Томура сморщился, учуяв запах водорослей и соли. Желудок скрутило и Томура подозревает, что не от голода. Он отвернул голову. Взгляд Тамаки скользнул по их компании и выражения лиц друзей лишь подтвердил её подозрения — чёртов Шигараки голоден. Она настойчиво ткнула ему в губы чипсинкой ещё раз. — Я ел. — буркнул он в ответ, но Тамаки стала лишь настойчивей. — Поешь ещё. — она подползла к нему ближе, уложив ладонь на его выпирающую коленку. — Не хочу. — Шигараки отвернулся, понимая, что это жест - прямой сигнал того, чего ему не избежать. — Хочешь. Тамаки устало выдохнула, припоминая упрямство неотъемлемой частью Шигараки. Её пальцы в привычном жесте сжались на его щеках так, чтобы рот был приоткрытым, и немного грубо зафиксировали его голову прямо. Чуть наваливаясь на отпрянувшего Томуру, Тамаки сунула ему в пасть чипс, заставив прожевать. Шигараки надулся — большой малыш Тенко — но почувствовал болезненное желание желудка большего, и более весомого. Тамаки протянула ему второй чипс, в этот раз Томура принял его добровольно, хоть и с обречённым вздохом. — Ну, признаейтесь, что у вас любовь!! — потребовала Химико, вскидывая руки. Тамаки посмотрела на Томуру, будто тоже спрашивая: "У нас любовь?" Шигараки впитал её вопрос со взгляда, но алый цвет не принял форму ответа. Томура был человеком, читать которого нужно было по действиям. И, если основываться на этом, то Тамаки могла смело предположить, что, да, у них любовь. Но ей надоели догадки. Она хотела четкого ответа, который бы всё прояснил. Одновременно это и уберегло бы её от опасности — смешанных чувств, позора — Тамаки привыкла заботиться о своей безопасности во всём. Ну, давай же Томура, где твоя конкретика??... Все застыли в боевом напряжении, пока Шигараки путался в показаниях собственных счётчиков. Кажется, он доказал ей свои чувства ни один раз, но всё ещё не мог подогнать их под это слово. Дело в том, что он не до конца понимал его значения — с этого всё начиналось, и на этом заканчивалось. Любовь — это что? То, что он делает — это любовь? Он смутно помнит сюжет той пары романов, которые прочитал когда-то в юности, и там было всё как-то не так, как получалось у него... С одной стороны розовая картинка полной идиллии: любовь с первого взгляда, цветы, конфеты, рука и сердце, хеппи энд. А с другой: покушения на жизнь любимой, ворованная еда, закат на крыше, и совершенно неопределенный конец. И это тоже могло зваться любовью? Такие слова казались Шигараки слишком громкими, когда в них было столько неопределенности. Например, он мог чётко сказать прокричать, что это — Я, а кто ты? А ты — это не Я, кто-то другой. И это было бы абсолютно правильно, как золотое сечение. А вот любовь... Совпадало ли его понятие любви с понятием Тамаки? Может она мечтает о другом, а он даёт ей это? Да, это наверное точно так, ведь Томура всегда был и будет уверен, что такой сгусток проблем, как он, никому не будет нужен, в виде спутника жизни. Путём наблюдения, он также смог понять, что большинству девчонок нужно: романтика, сильное плечо, семейное счастье, свадьба там, дети, и смерть в один день. Он с трудом мог выжать из себя романтику, какую-то стабильность в отношениях, но это всё было далеко от идеала и самой меньшой частью списка. Он не думал, что Тамаки хочет разрываться в волнении, когда он не жалеет себя; терпеть убытки: голод, холод, отсутствие гигиены; и её нежное, хрупкое тело уж точно не создано для боли и тяжёлых ранений. Всё идёт к тому, что их любовь не подходит стандарту, а значит, вопрос: это любовь? — Но тогда что же..? — шепнула Тамаки, будто читая его мысли. (Возможно, она прокручивала тот же монолог в своей голове). Томура помнит, когда потерял свой рассудок, когда в Тамаки проросло то, что он закопал в себе, и в этом состоянии было что-то очень приятное. Её глаза могли смотреть безумно, нежно, страстно, грустно. Могли заставить пожалеть его о том, что он когда-то стал злодеем, и пробудить давно забытую нежность. Только её он касается с осторожностью, с какой другие касаются хрусталя. Она выглядит смешно пытаясь читать ему нотации, словно наивно верит, что он может стать лучше. А её поцелуи, заставляют его забыть обо всем. Да он определённо свихнулся. — Возможно, мы просто лишь немного сошли с ума. — тихо сказал он, уловив тяжёлый вздох Тамаки. ... Гигантомакия не равно спокойствие. Гигантомакия равно травмы плюс боль плюс страдания. Томура выводил и доказывал это уравнение в своей голове тысячу раз. И это не было поводом отвлечься от мыслей про любовь-не любовь. Тамаки, надо сказать, не была довольна его ответом, но по-сути любовь — это состояние, когда человек ради другого способен на безумства. Томура сказал примерно то же, а это значит, что он любит её?.. К концу "пробежки", как ни странно, они приземлялись строго на ноги, и строго вместе, рядышком, вот прям ещё чуть-чуть и за ручку. Гигантомакия рухнул на землю, проваливаясь в недолгий сон. Его габариты такими падениями всегда вызывали землетрясения баллов пяти, неминуемо вызывая собой разрушения рельефа, и камнепад. Шигараки обернулся, и взгляд приковал стремительно летящий в их сторону булыжник. (Иногда ему казалось, что к ним, как к магнитам, тянуться одни проблемы. Хотя пора бы уже вспомнить, что магнит притягивает металл, а металл всегда положителен.) В два движения, он грубо прижал голову Тамаки к груди, склонив к макушке лицо, и выставил согнутую в локте руку, чтобы защитить и свою голову. Когда булыжник раскололся о кость, подрав кожу, зубы так привычно стиснулись, а от руки по телу стала расходиться пульсирующая боль. Тамаки высунула нос из складок его толстовки, продолжая судорожно сжимать ту же ткань. Она закусила губу, растерянно изучив выражение его лица. И поднялась на носочках, чтобы быстро чмокнуть в губы, и шепнуть "спасибо". — Больно? — Тамаки осторожно дотронулась до его руки, закатывая рукав. Девушка поморщилась, будто прочувствовав чужую боль, когда увидела рваную царапину, из которой сочились красные капли, и воспалённую кожу вокруг. — Терпимо. — пародируя её ответ, сказал Томура, чуть улыбнувшись тому, как надулись её щёки и нахмурились брови. — Да вы конкретно рехнулись, ребята. — прозвучало откуда-то сбоку, и они повернули головы, в паре метров увидев лагерь. Тога вновь набросилась на Томуру с просьбой слизать его кровь, отчего Шигараки предпочёл сесть ближе к Тамаки, (конечно, она мало чем бы ему помогла, но всё-таки она была одной из тех людей, которые не желали пить его кровь, и одной из тех, с кем он спал). — Малыш Гигантомакия уснул? Как продвигаются ваши дела? — внезапно разрезал ухо Томуры, голос Дока в динамике. — Всё просто чудесно. Всегда мечтал ломать по ребру в день и спать на земле. — съязвил Шигараки, нажав на кнопку. — А скоро будет ещё прекраснее, Томура! Все-за-одного просил передать тебе радостную новость: присутствие Тамаки больше необязательно, так что скоро мы от неё избавимся! У Шигараки в груди спёрло. Обычно секунда — это рекордное время обработки его мозгом информации. Прямо сейчас, он не переварил бы её и за час. — Эта девушка достаточно потрудилась нам во благо, так что давно пора. — Док говорил размеренно и спокойно, будто это было таким пустяком. Томуре даже показалось, что в какой-то момент он зевнул. — Свяжетесь со мной в очередной сон Гигантомакии, и всё разрешим. Ты должен будешь привести её ко мне в лабораторию. С лихвой это займёт минут пятнадцать, потом снова вернёшься к своим делам. Шигараки сглотнул неприятный ком, скопившийся в горле, чем разодрал себе глотку, и почувствовал во рту болезненную сухость. — Что вы собираетесь сделать? — Оуу, ну, сначала я думал, что сотворю из неё Ному, но это будет слишком слабая модель. Поэтому сейчас я предполагаю использовать её вроде подопытной, ну там, реакцию какой-нибудь кислоты если нужно будет испытать. Или может она сойдёт в качестве наживки для Ному... Шигараки перестал дышать, когда представил истекающую кровью Тамаки на кушетке. Как её нежную кожу съедает кислота, а хрупкое тело раздирают в игре Ному. — А впрочем, какая разница? — весело и беззаботно донеслось с того конца. — Она всё равно умрёт быстро: такой источник информации о Лиге не должен долго жить. Да и, тебе же от этого легче! Ты ведь давно этого хочешь! Хмм... знаешь, а я могу даже разрешить тебе посмотреть на её смерть! Томура стиснул зубы. — Связь плохая, Док. Повторите наш план. Пока Док распинался в оханьях-аханьях, Шигараки оперативно развернул голову Тамаки к себе, и сунул в её ухо свой динамик. Он ни минуты не сомневался, в том, что Тамаки должна знать правду. Ведь такой легкомысленный и непредсказуемый человек, как она, при всей его осторожности мог попасть в эту ловушку. На лице Тамаки эмоции поменялись от расстерянных, до смешанных, и завершились до крови закусанной губой и слезами на глазах. Шигараки оценил это, как окончание монолога Дока на той стороне, и расщепил динамик, стряхивая пыль с ладони. Тамаки сбивчиво дышала, икая и не зная за что зацепить расплывчатый взгляд. Шигараки погладил её по голове, путая пальцы в каштановых кудрях. Он собирался сказать ей, что всё будет хорошо и они что-нибудь придумают, но она резко толкнула его от себя. — Это ты во всём виноват!! — вырвалось хрипло. Тамаки безуспешно вытерла слезы, шмыгнув. — Я!? Но кажется это я предупредил тебя только что! — Шигараки был шокирован, растерян, и немного зол. Тамаки вновь взвыла, закрывая лицо руками и припадая лбом к траве. — Э-это всё т-ты!! — воскликнула она, вскакивая и бросаясь на Томуру с кулаками. Шигараки оставалось лишь заслоняться от ударов, ведь драться с ней он не хотел. Парой спешных жестов, он смог даже показать всем ринувшимся на помощь товарищам оставаться в стороне. Тамаки рыдала и била. Со всей силы, не жалея. Её переполняли чувства злости, что даже тот, в ком она видела защиту, оказался для неё обратным. Шигараки смог поймать её руки и подняться с земли. — Что это всё значит!? Что за бред ты несёшь?! Тамаки яростно смотрела в его красные глаза. Она выглядела всё ещё мило, когда шмыгала носом, икала, и когда прозрачные слезы катились из её глаз, но в этот раз она не требовала его утешений, была грозной, обозленной, а эти тонкие брови были нахмурены. — Ты виноват в том, что теперь меня убьют! Я нафиг не сдалась бы сенсею, если бы ты не стал загоняться и тебе не потребовалась бы помощь! — Ч-что?.. — голова Шигараки опустела. Он не понимал ровным счётом ничего. Тамаки просто бросила колоду карт ему на стол, не выстроив карточный домик. — Я-я должна была немного отвлечь т-тебя от "работы", иначе ты бы совсем свихнулся!... — Тамаки неровно дышала, с каждым словом чувствуя, как комок горькой жижи подступает к горлу. А слезы продолжали течь из глаз красивым водопадом. — С-сенсей сказал, что я смогу у-уйти потом, когда о-он посчитает, что д-достаточно...Но я и не п-подумала, что он имел ввиду у-уйти из жизни!!... — В смысле, ты пришла в Альянс, чтобы "отвлечь" меня!? — карты сыпались на Шигараки слишком быстро, но он стал отдаленно понимать, в чем заключался настоящий план, как ему казалось раньше, такой абсурдности, прислать бесполезную девчонку в альянс. Так вот, что для тебя любовь, Тамаки.. — То есть потом, ты собиралась просто уйти и забыть всё это?... Он разжал пальцы, не в силах больше терпеть зуд. Тамаки была единственным человеком, которому он доверял, наверное, также, как маме когда-то... В какой-то момент он даже подумал, что у них всё серьёзно, хотя до этого считал полным бредом эту вашу любовь. А она оказывается всё это время просто играла с ним?... Это и была та её одиночная игра, которую никак не мог разгадать Шигараки? Получается вот она и лопнула тот его шарик, который наполнила когда-то, оказывается лишь выжидая театральную паузу, а не полюбив Томуру по-настоящему. Тамаки всхлипнула, замотав головой. — Н-нет...в смысле, сначала, да, но потом...потом... — Что потом? Что!? — кипела ярость Шигараки. Тамаки всхлипнула ещё раз, закусив губу, и утёрла нос, перед тем, как обреченно протянуть: — ...А потом...я влюбила-а-ась!!... И заревела с новой силой, оставив Шигараки (да и всех остальных) в полном ступоре. Он глупо смотрел на то, как она плачет, кажется восхищаясь тому, какой туз в рукаве был у неё, и как сейчас этот ход стал решающим, расставил все точки в её дурной голове над i. Тамаки закусила губу, подняв руку, чтобы вновь ударить Шигараки из последних сил. Но Томура перехватил её руку, случайно сжав всеми пальцами. Тамаки вскрикнула неожиданной боли, выдергивая руку из его ладони и обхватывая рассыпающийся участок на запястье. Шигараки отпрянул, испуганно бегая по ней взглядом. Это прошибло его насквозь, лишив возможности дышать. Тамаки смотрела на своё запястье, чувствуя, как больно сжимаются зрачки. До этого она ни разу не задумывалась о разрушительности его причуды — наверное, дуракам просто везёт — а сейчас, в этот переломный миг, вдруг узнала, насколько это больно. Сердце бешеного билось в груди, (как и у Томуры, но она этого не знала). Она подняла глаза на Шигараки: его взгляд был таким же, как в её сне. Испуганный, потерянный, обеспокоенный, и ей было также страшно и больно. Её губы дрогнули, она робко шагнула назад. Томура напрягся, и шагнул навстречу. Тамаки вновь отступила, но теперь Томура смог чётко услышать её испуганный вдох и задержку дыхания. Беглые шаги ускорились и, не останавливаясь, она развернулась и побежала. — Нет! Стой! Не убегай! — растерянно крикнул Томура, сорвавшись с места следом. Догнать её не составило особого труда, но Шигараки держал расстояние. Он смотрел на то, как подгибаются её ноги, и дрожат сцепившиеся на частично рассыпавшимся запястье руки. На то, как она редко дышит, замирая в страхе вовсе, когда он подходит ближе. — Нет...нет, пожалуйста, не бойся меня... Его взгляд скользнул по руке и эта серая омертвевшая кожа больно уколола его воспоминаниями — такими же серыми, залитыми кровью, телами родных, рассыпающихся у него на глазах. Неужели это происходило снова? Нет, нет, он не хотел этого! Томура быстро приблизился, заставив Тамаки перестать дышать. Она прижалась спиной к холодной скале, стиснув зубы от боли в руке и страха. Когда его ладонь еле коснулась её макушки, Тамаки сжалась и зажмурилась, чем причинила Томуре боли даже больше, чем он получал за всю свою жизнь. Сердце Шигараки пропускало удары. Он пригнул два пальца к внутренней стороне ладони, пытаясь надеяться, что так будет надёжнее. И осторожно, несмело проскользил по нежной коже, покрытой от страха мурашками. Он сел на колени, утыкаясь носом в её живот, и свесив руки к земле. Ему казалось, что так он может перестать быть угрозой в её глазах. — Прости меня... — шепнул он. — Я не хотел, это вышло случайно... Её живот дрожал, прерывисто наполняясь небольшой порцией кислорода и вновь становясь впалым. Ослабшие, дрожащие руки Тамаки опустились, подцепив Шигараки пальчиками, мол поднимайся. Томура послушно встал, нырнув руками за спину и сильно сжав её в объятиях. Её глаза всё ещё были полны слёз, Томура взглянул в них, поняв, что хочет создать не тот мир, в котором все бы делали, что хотели, а тот, в котором она бы не плакала. Он провёл шершавыми пальцами по её щеке, прислонившись лбом ко лбу — непослушная прядка, всегда щекотавшая его нос, теперь щекотала и её. — Я люблю тебя, Томико.