Не лишний

Пиздец. Тихон пялился в экран телефона где-то минуту. Картинка уже дважды темнела, но Тихон успевал вовремя стукнуть по ней пальцем, чтобы не сработала автоматическая блокировка. И сдвигал вправо-влево, снова вправо-влево. Ребенок. Первой мыслью было нелепое: «да как вообще это возможно»? Известно, как. Перед глазами проносились последние месяцы: съемки, интервью, промо, провал и последующий взлет Грома. И никакого Вани рядом. Лайки и поздравления под постом множились с космической скоростью. Тихон отложил телефон, выдохнул, достал сигарету. Покрутил в пальцах, вспомнил, что в кафе все еще нельзя курить. Даже в Питере. Уже нельзя. Да как вообще это возможно? Когда?! В голове странным образом двоилось от обиды и непонимания до совершенно естественной радости и умиления — это же будет маленький Янковский! Наверняка до невозможности хорошенький, смешной, кареглазый. И Ванька-отец — гиперответственный и совершенно охреневший. Очень хотелось посмотреть на такого нового Ваньку. Хотя бы посмотреть, да. Потому что такое внезапное публичное объявление — это, конечно, жест, означающий… Нихуя хорошего для Тихона не означающий. Тихон, конечно, на сказку со свадьбой в конце не рассчитывал. И мысли про то, что его просто пустили ненадолго поиграть на господской лужайке, приходили и раньше. Но Тихон как-то всегда верил в удачу. Ведь пригласили же в Александринку, на роль Грома позвали. И Ваня, который сам не только не был против, а совершенно искренне «за»: и вместе круглыми сутками, и поболтать, и выпить, и в постель, и в хвост, и в гриву. А потом Ваня взял и разошелся с Верой — чем не счастливый финал? Они никогда это не обсуждали. Как-то всегда было понятно, что разговоры про «а что у нас» и «как с этим жить» не приведут ни к чему хорошему. Более того, спроси Тихона, стоит ли Ване рожать детей — он бы сказал твердое «да» и не покривил бы душой. И не потому что семья и фамилия, а потому что дети — это хорошо, и Ване точно надо. Но почему сейчас? Почему так скрытно? Когда все пошло под откос, Тихон не помнил. Никакой точки отсчета не было — просто реже сообщения, короткие звонки, отмененные встречи, куда-то пропавший флирт. Тихон работал как проклятый, Ваня — вроде тоже. Разные графики, разные города — это случается со всеми. Тогда Тихон думал о предстоящем лете, которое должно было бы быть посвободнее у обоих. Еще в мае были мысли, что можно будет что-то сообразить вдвоем — выбраться куда-то, может даже что-то обсудить про будущее. Москва и Питер не так далеки, казалось ему тогда, но похоже, дело тут оказалось не в расстояниях. Тихону хотелось позвонить и наорать. Он даже снова схватился за телефон, разблокировал его, но оттуда на него смотрел Ваня. Не на него, конечно, а на маленький сверток в руках. Смысл орать, если теперь вот так? Тихон против воли улыбнулся: ну невозможно не радоваться за близкого человека. Даже, если он тебе близкий уже не взаимно. — Почему же ты не рассказал, Ванечка? А что тут скажешь? Прости, бро, мы с тобой круто повеселились и потрахались, но пора возвращаться в настоящую жизнь, где я, кстати, Янковский, а ты — ну, без обид, сам все понимаешь? Такое Ваня не сказал бы никогда, а врать он не умеет, так что вот и получается: слился медленно, чтобы вроде как без обид. Но тем обиднее. Тихон вышел из кафе, закурил и мысленно помолился о том, чтобы никто его сейчас не заметил, не остановил, не дай бог не спросил про новость. Смешно. С какой стати его-то спрашивать? Он тут лишний. Питер плавился от жары уже которую неделю, на улице голова сразу загудела, будто бы он только что выпил не кофе, а пару литров пива. Чем этот город был хорош — куда ни пойдешь, обязательно будет красиво, и так до бесконечности. Тихон шел долго. Сперва мыслей почему-то не было совсем, потом он остановился на набережной в районе МДТ, набрал комментарий. Знай Тихон заранее, поздравление вышло бы веселее, но он все равно был очень рад, и Ваня должен это знать. — Какой же ты дурак, Ванечка, — чертыхнулся Тихон, спустя час бесцельной прогулки. Ванечка не ответил даже на поздравление в инсте. Совесть мучает или не до того? Или ему плевать. В это как-то не верилось. Набежали спасительные тучи, немного покапало. Тихон припомнил, как один раз их заливало на съемках. Тогда они, мокрые до трусов, поскальзываясь на траве и чуть не падая в лужи, толкаясь и визжа как дети, добежали до трейлера. Раздевались стремительно, кеды Ваня потом обнаружил вообще за дверью. Дождь барабанил по железной крыше, Тихон все никак не мог вскрыть мокрыми пальцами упаковку от презика, а Ваня, хохотал, глядя на это, и предлагал рвать уже зубами как в порно. Потом он уже не хохотал, только как-то слабо скулил и жмурился. Тихон тогда, кажется, все-таки наговорил ему всего и сразу — и про то, как любит, и про то, что ни с кем и никогда так хорошо не было. Кажется, Ваня даже отвечал, но дождь был слишком сильным — разобрать слова не получалось. Когда и куда это все ушло? Тихон уныло пинал подвернувшуюся под носок кроссовка грязную противовирусную маску. Попытался подкинуть ее так, чтобы она залетела в урну. — Это же актер, который в Огне играл, который с Иваном Янковским! Тихон вздрогнул, но девушки прошли мимо. «Который больше не с Иваном Янковским». Как известно, алкоголь не помогает решить твои проблемы. Впрочем, молоко тоже. Тихон никогда не отличался оригинальностью мышления, так что опустошенная наполовину бутылка и звонок бывшему случились точно по расписанию. Примерно в половину четвертого утра. Ваня ответил зря. Тихон, не спрашивая ни о чем, вывалил на него гремучую смесь из «я тебя не осуждаю, но мне обидно как братишке». — Братишке? — голос у Янковского был каким-то ломким, злым. Тихон попытался собрать свои пьяные мысли в кучу, чтобы понять настроение на другом конце провода, но получалось плохо. — Ты мог бы сказать! — Да, ты это уже десять раз повторил. — Да это просто подло! — Это не телефонный разговор. — А какой, блять, еще, если ты в Москве, а я в Питере?! — Сапсаны, кажется, еще не отменили. И Тихон поехал. Похмелье оказалось не таким лютым, как ожидалось. В поезде он отрубился, а после выпил пару литров воды и заел какими-то булками на вокзале. Ваня скинул адрес где-то за пределами МКАДа — неизвестное никому заведение, до которого пилить часа полтора — если повезет без пробок. Конспиратор хренов. Тихон закипал все сильнее. Где те деньки, когда можно было даже видосы совместные снимать — и это не выбивалось бы из образа идеально-правильного Янковского? Теперь, что ли им остаются только вот такие ебеня, где никто не найдет, не запалит и не осудит? Кафе было мелким — столиков на пять. Все пустые. Ваня сидел в самом дальнем углу и медитировал над чашкой. При появлении Тихона, он вскинулся, как-то дернулся: то ли хотел подняться навстречу, но передумал, то ли наоборот — сбежать. Тихон против воли расплылся в улыбке. Это была хренова магия Ванечки — стоило Тихону его увидеть, как сразу хотелось улыбаться, смеяться и дурить. Даже сейчас. — Ну, привет, папаша! Тихон шлепнулся на стул напротив и уставился на него, жадно впитывая все родные и любимые черты. Сколько раз он смотрел в это лицо — никогда не надоедало! Ваня был напряжен. Возможно, злился. Впрочем, было с чего: у него сын родился, наверняка и без того ночи без сна, а тут еще и Жизневский с пьяными предъявами. Тоже мне — друг. — Слушай, Ванько, ты меня прости, я понимаю же все, — слова снова полились сами собой, Тихон их не контролировал. — Какие вообще у меня могут быть претензии? Не рассказал и ладно, значит, так надо было, я просто охренеть как удивился, вот и наехал вчера. А сейчас, как тебя увидел, все передумал сразу. На самом деле понятно же, что это твое дело — кому и что говорить, я не в обиде. Я вообще-то так рад тебя просто увидеть на часок, хоть я наверняка сейчас здесь совершенно лишний. — Не лишний. — Что? — Тихон в запале своей исповеди даже как-то подзабыл, что Ваня еще и умеет разговаривать. — Ты не лишний, — Ваня смотрел в упор, поджав губы, и зачем-то теребил мочку уха. Тихону тут же захотелось его одернуть, чтобы до какого-нибудь нервного тика себя не довел. Этот мог запросто. — Ну как не лишний, теперь-то уж, когда у тебя такое, — улыбка вышла кривоватой. Все-таки, ребенок, а точнее — то, что предшествует его появлению, вызывали у Тихона не только радость. — Я думал, мы разбежались, — проговорил негромко Ваня, утыкаясь носом в кружку. — Осенью после съемок ты стал пропадать, я решил, что это конец. Ну и… — он неопределенно повел плечом, — там уже все произошло. — Ты решил, что я тебя бросил, что ли?! — Тихон пораженно уставился на него. Такая идея не приходила даже в его пьяную голову, а там водилось немало безумных теорий. Но при этом она объясняла все. — Ну да, — Ваня все еще не поднимал головы, — ты как-то не ответил на сообщение. — Не ответил на сообщение?! — Я спросил «как дела», а ты прислал мем, спустя сутки! — Ваня вскинулся, поймал охреневший Тишин взгляд и вдруг истерично заржал: — Бля, вслух это звучит совсем дико! — Да уж. И позвонить было не с руки? — Да нет, мы ж тогда работали много оба, ну и… — Ваня снова опустил голову, тряхнул волосами, выдохнул: — это не так-то просто объяснить. Короче, я ревновал, загонялся, думал про все подряд. — Трахался между всем этим, — услужливо подсказал Тихон. — И это тоже. — Ну и? — Да, что — ну и? У тебя другая жизнь, друзья, театр, Гром этот, — он поморщился, — я подумал, что ты так осторожно отходишь в сторону, ну и сам пошел в другую. — И это все, что ли? — Ну, нет, еще попытался жить как правильно. Еще трахался тебе назло. И вот, что теперь вышло. — Вань, — вкрадчиво начал Тихон, — ты это сейчас на полном серьезе сказал, что зачал ребенка мне назло? — Вроде того. Охренеть. Секунд десять Тихон моргал, пытаясь представить себе, как Ваня решает, что это Тихон его бросил, тайно страдает, а потом трахается назло ему. Это показалось неожиданно горячим, извращенным, конечно, но все равно возбуждающим. И как назло вспомнилось, что у них с Ваней ничего не было больше полугода. — Это нормально, что я захотел тебя прямо сейчас? — Примерно так же нормально, как назло потрахаться. Ваня, наконец, встретился с ним взглядом, и Тихон понял, что предохранители слетят примерно секунды через три. — Официантка вышла покурить, а повар на кухне, — Ваня стрельнул взглядом по пустому залу. — Пиздец. Тихона подбросило со стула, Ваня тоже встал. Одна секунда — и они уже вломились в тесную кабинку туалета. — Вань, если запалят, то мало не покажется. — Кто в это теперь поверит? — Янковский уже вовсю жался к нему, запрокидывая голову, пытаясь дотянуться губами до его губ. — Теперь у меня идеальная репутация! Тихон прервал его несколько хаотичные метания, поймав лицо в ладони. — Мы еще поговорим, Ваня, — сообщил он ему со всей серьезностью, — и про твои мысли, и про ревность — что это вообще было, и про секс назло. Ваня в ответ промычал что-то условно-согласное и немедленно полез целоваться. Места было мало, их — много. Тихон пытался одновременно целовать и как-то добраться до голой кожи, желательно — везде. Ванькина футболка задиралась на радость легко, и Тихон поразился тому, какой тот все-таки до жути худой, острый, такой родной. Целовались они достаточно бестолково, потому что хотелось чего-то покруче и поярче. Тихон не успел подумать о том, как бы им выкрутиться, как Ваня, не думая, видимо, ни о какой гигиене, рухнул на колени и дернул вниз его ширинку. — Ванько, ты чего? Здесь… Янковский умудрился за это время стащить с него джинсы до колен. — Здесь, — твердо сообщил он, запуская руку в трусы, — сейчас, я хочу. Потом все остальное. Спорить с таким напором желания не было, тем более, что в следующий момент Ваня взял в рот — сразу глубоко — так, что у Тиши вылетели из головы все мысли разом. Это всегда было феерично — Янковский на коленях, захлебывающийся слюной, но сосущий с каким-то почти фанатичным пылом. Пару раз Тихон пытался шутить на эту тему, но Ваня только пожимал плечами. Он любил минеты и, видимо, не задумывался, насколько похабно выглядит при этом. Вот и сейчас, еле помещаясь между дверью и унитазом, он изо всех сил насаживался, будто бы от этого отсоса зависела жизнь планеты. Не смотреть на это было невозможно, как и не положить ладонь на взмокший затылок. Тихон понятия не имел, нравится ли Ване такое управление, но решил, что ему плевать. Этот бедовый Янковский умудрился наворотить таких дел, которые теперь до конца жизни не разгребешь, так что потерпит. Это был чистый кайф. Ваня под его рукой послушно двигался все быстрее, брал глубже, не отстранялся, не протестовал. Упирался одной рукой в стену рядом с Тишиной ногой, а второй, кажется, сжимал собственный член через джинсы. В толчке было оглушающе тихо и душно. Тихон подумал было о том, что официантка наверняка уже давно вернулась с перекура, а кухня находится за стенкой. Еще — о том, что надо бы предупредить Ваню и отстраниться, но не успел. Он кончил в тот момент, когда его член все еще находился во рту. Ваня не успел увернуться или не захотел — сперма потекла по его губам, подбородку, за ворот футболки. Тихон смотрел на это со смесью восторга и ужаса. Ваня под ним сейчас выглядел великолепно потасканным, как после их самых классных ночей, когда они решались на третий заход, после чего Янковский ходил совершенно деревянный и сонный половину следующего дня. — Ох, Ванько, — выдохнул Тихон, осторожно проводя кончиками пальцев по распухшим, мокрым от слюны и спермы губам. — Завали, — Янковский дернул бровью, медленно поднялся, сел на ободок унитаза. Тихон решил, что лучше бы ему и правда сейчас завалить, отмотал туалетной бумаги, сунул ему в руки, обтерся сам. Тишина теперь давила, стало как-то жутковато. С Ваней периодически было такое — не знаешь, что на уме, и как вести себя дальше. — Курить хочу, — хрипло отозвался тот, смывая в унитаз бумагу. — Пошли. Из кафе выходили в молчании. Тихон чуть задержался — сообразил оставить на столе тысячу на случай, если такое поведение могло нанести моральный ущерб персоналу. Ваня ждал его в тени деревьев, сосредоточенно курил и смотрел в землю. Сразу захотелось его обнять, потрепать по волосам, пообещать, что все будет хорошо. — Не хочу жаловаться и ныть, — Ваня поморщился, — не умею и не хочу. — Придется научиться, — Тихон улыбнулся и не удержался, привлек к себе за плечи. — Иначе ничего не выйдет. — Что не выйдет? — Ничего, Ванечка, не выйдет у нас, если не будешь жаловаться, ныть, а будешь молчать и назло трахаться. Тихон покачал головой, думая о том, как так может быть одновременно очень просто и адски сложно — и все это внутри одной маленькой хорошенькой головы. Такой любимой. — Не буду назло трахаться, — твердо проговорил Ваня, — от этого вон чего. — Не вон чего, а ребеночек! — оживился Тиша. — Показывай давай! Ваня тут же отстранился от него, посмотрел недоверчиво. — Давай-давай, хочу знать, кого теперь любить сильнее всех на свете надо! — Тиш, ты чего, это как-то… — Вань, завали уже, а? Я тебе говорил, что очень рад за тебя? — Ну, да. — А ты поверил? — Да, не особо. — Ну, так поверь уже. С фото на Тихона смотрел какой-то надутый и немного сердитый малыш. Кажется, он был не больно-то рад тому, что его фотографируют. Тихон улыбался фотке, думая о том, что Олег Иванович просто еще не познакомился с нужными людьми, которые научат его, как улыбаться и не надумывать лишнего.