***
Леголас никогда не видел моря, но знал, что это оно. Бескрайнее, теплое, спокойное, дарящее покой и умиротворение. Белая ладья едва колыхалась на тихих волнах, укачивая, обволакивая сном. Не было вокруг ничего — лишь звенящая на тысячи голосов тишина и рваные ленты серебристого тумана, сквозь который изредка проблескивало солнце. Капли прозрачной воды поднимались в неподвижный воздух от движения весел, оставаясь на губах знакомым до боли вкусом соли… Кровь. Всюду кровь. Соленая, вязкая кровь… Нестерпимо жжет висок, будто раскаленный докрасна металл прижат к лицу. Кровь и огонь приносят оглушающую боль, от нее хочется скрыться, сбежать, вернуться в спасительный покой ладьи посреди бескрайнего моря. Чьи-то нежные руки мягко и невесомо касаются ран, даря секундное облегчение. И уже хочется остаться тут, в обволакивающем тепле этих рук и в объятиях едва слышного голоса, шептавшего нараспев с горькой нежностью его имя. Много дней Леголас бродил среди миров в поисках покоя. Не видел сын, смежив веки под тяжестью забытья, как мечется отец по его покоям, как сверкают тревожно его глаза и от бессильной ярости искрится воздух вокруг него. Не видел принц, как до белых костяшек сжимает король кулаки, силясь придумать, понять, как вернуть сына домой. И не мог знать Леголас, как Трандуил обреченно смаргивал слезы отчаяния и безысходности с темных ресниц, склонившись над его лицом; лишь слышал краем своей души, как шептал отец, когда сын метался в бреду: — Тише, тише, малыш, все будет хорошо…***
Музыкой его жизни всегда были звон мечей, свист вражеских стрел над головой и бесконечный гул войны, лишь изредка перемежавшиеся мирным шумом листвы и пением птиц в короткие десятилетия покоя. Но однажды в этот мрачный сонм звуков серебристой нитью вплелась волшебная мелодия звонкого смеха его сына. И с тех пор Трандуил уже не представлял себе иного звучания своей вечности. Теперь же тишина отбирает то единственное, чем он дорожит на этом свете. Упрямо молчит лес за окном, не радуя сердце утренними трелями соловьев. Мир пугает его своим монотонным звучанием непрекращающегося третий день дождя. Безмолвие гремит шелестом умирающей надежды и отчаянного желания вернуть в эту беспросветную тишину звуки родного голоса. Когда безысходность накрывает с головой, и кажется, что этой безжизненной пустоте никогда не будет конца, в сердце Трандуила тихим шепотом врывается едва слышная мелодия победы: — Отец, — голос срывается и Леголас заходится в мучительном кашле. Нестерпимо саднит горло, горят запекшиеся губы, огонь проникает в самую душу, требуя жертвы. — Молчи, — шепчет Трандуил и подносит к губам принца чарку с целебным отваром, придерживая голову сына рукой. Но Леголас, обессиленный, не может сделать и глотка. Отвар стекает по сухим губам, по щеке, по шее, тонкой розоватой струйкой теряясь в россыпи белых волос, разметавшихся по высоким подушкам. Леголас устало откидывается назад, словно эта жалкая попытка утолить жажду лишила его последних сил. Трандуил смотрит тревожно и, кто бы мог представить, со страхом. Вот оно, единственное, чего боится гордый, отважный король, бессмертный, бесстрашный, звенящий силой и высокомерием. Вот оно, то, чего не следует знать никому. Самое слабое его место — безграничная любовь к Леголасу. Отними сына — и падет король, сломленный, и неважным станет всё под этим солнцем. Пусть сгорит дотла прекрасный лес, пусть замрут сонной тишиной околдованные злым мороком реки, пусть оплетет липкая паутина каждое дерево, обволакивая молодую листву удушающим ядом — всё будет неважным. Даже собственная жизнь не будет стоить самой мелкой медной монеты, что в ходу у озерных людей. Вот оно, единственное, что может заставить дрогнуть тонкие губы, стерев извечную презрительную усмешку с лица. Смерть сына. Не случившаяся, но стоявшая невыносимо близко, у самого изголовья его ложа. Так близко, что семь дней и ночей сам воздух в этих покоях был оглушающе оцепеневшим, густым, мертвенно тягучим. Смерть стояла над головой принца, вцепившись крепкой хищной хваткой крючковатых пальцев в самое сердце короля. Но мечущийся в бреду Леголас беспрестанно звал отца, просил помощи и этот зов вселял в Трандуила силу и упорство. Нет. Не отдам. Не позволю. Смерть все еще тут, бродит среди десятков часто мерцающих свечей, накрывая сына краем черной мантии. — Ты слишком слаб, родной мой. Долог был твой путь ко мне, — ласковый шепот возвращает в беззаботное детство, где самой большой потерей была смятая в пальцах алая ягода земляники. Леголас улыбается, ему кажется, что улыбается, но отец видит лишь слабую дрожь в уголках тонких губ. Темные ресницы трепещут, но глаза так и остаются закрыты. Принц снова проваливается в черную бездну, манящую его за собой слепым взором пустых глазниц и шелестом мертвых листьев на промозглом ветру.***
Остро и ярко покой густой тишины разрывает странно громкий звук открывающейся двери. Тяжелый, приглушенный шорох одежд колоколом звенит в ушах, уже привыкших к тягучей пустоте. К затхлому запаху забытья ярко примешивается едва уловимый аромат эфирных масел, что тянется невидимым шлейфом за королем повсюду, где бы он ни ступил. Леголас очнулся на рассвете и сердцем почувствовал встревоженный, обнимающий, полный надежды и торжества взгляд отца. — Доброе утро, сын мой. Трандуил глядит внимательно, взор его полон ожидания. Леголас открывает глаза, синие, как бездонное летнее небо. Наконец, Трандуил выдыхает облегченно: нет больше в родных сапфирах глаз неизбывной тоски и ожидания встречи с вечностью. Глаза сына сияют подобно полной луне, освещая душу ярким белым светом. — Все будет хорошо, родной… Леголас согласно кивает и подается щекой под нежные прикосновения чуть дрожащих пальцев отца. Водопад белых волос накрывает Леголаса, когда Трандуил склоняется над ним, оставляя на бледном лбу теплый поцелуй, полный любви и нежности. Рука мягко проводит по лицу, повторяя рваную линию шрама, очерченную алой полосой запекшейся крови от лба до подбородка. Золотая змейка с глазами из белых самоцветов, обвивающая тугой спиралью палец короля, неожиданно царапает едва успевшую зажить кожу. В глазах Трандуила снова вспыхивает тревога. Малейшая боль, причиненная сыну, впивается в сердце острой стрелой. Но Леголас не чувствует боли. Жизнь наполняет тело былой силой и мощью. Король неспешно отходит к столу, и когда он возвращается, Леголас видит в его руках неглубокую серебряную чашу, полную алых как кровь спелых ягод. Душистый аромат земляники заполняет комнату летним теплом, запахом солнца и нежной мелодией бесконечности…