Pet

      В далеком детстве, еще во времена проживания на винокурне, Кэйа мечтал завести и выдрессировать себе собаку. Мастер Крепус был непреклонен в вопросе животных внутри особняка, но позволял маленькому Альбериху играться с крупными псами спрингвейловских охотников. Будущего капитана рыцарей поражало, как сильное и хищное животное могло буквально растечься у него на руках от простой ласки. Как возвращающийся с охоты в крови и остро пахнущий дичью хищник мог превращаться в скулящего от вины за испачканные брюки домашнего любимца под строгим взглядом человека. Его восхищали как преданное послушание жадных до ласк пушистых охотничьих питомцев, так и полное понимание того, что перед тобой находится опасное, хищное животное, способное кинуться на любого в случае угрозы жизни своего хозяина.       Собаку Альберих так и не завел, но что-то очень близкое по духу к тем преданности и послушанию, которыми восхищался, он определенно получил.       - Медленнее, - Кэйа вплетает пальцы заведенной за голову руки в жестковатые медные волосы и томно выдыхает, когда движения внутри слегка сбиваются с ритма и замедляются.       За спиной слышится тяжелое шумное дыхание, руки, опирающиеся по обе стороны от головы Кэйи, подрагивают и капитан кавалерии чувствует буквально внутри себя, как вибрирует от желания продолжить прерванные приказом быстрые движения накрывающее его сверху тело. Он блаженно прикрывает глаза, растягивая прикушенные губы в улыбке, и растворяется в горячем ощущении нежных, почти трогательно плавных движений внутри себя. Каждый толчок перестает отдаваться обжигающим удовольствием по всему телу, зато новая теплая волна ощущений мягко обволакивает внутренности, заставляя поджиматься пальцы ног и пуская цветные круги под неплотно закрытыми веками. Ощущение на коже между лопаток влажного, слегка похрипывающего дыхания, вырывающегося из приоткрытого в немом стоне рта, расползается по спине приятными мурашками, отдавая куда-то чуть ниже копчика легким покалыванием. Одна бледная рука, покрытая неприметной в слабых пляшущих бликах пламени свечей сеткой шрамов, отрывается от попыток разорвать простынь рядом с головой Кэйи в клочья и быстро скользит по смуглому телу, задевая напряженные соски и впиваясь горячей крепкой хваткой в бок чуть повыше тазовых косточек.       - Лапы, - коротко выдыхает Альберих, крепче сжимая хватку в светлых волосах, оттягивая чужую голову от себя и резковато подергивая пряди для большего эффекта.       Рука еще раз жадно оглаживает влажный от пота бок, но послушно перетекает обратно на кровать, сжимая измятую простынь так сильно, что костяшки пальцев заметно белеют. Кэйа слышит легкий разочарованный вздох и ухмыляется еще чуть шире, сокращая мышцы входа и сжимая ими погруженный глубоко в него горячий и влажный член. Сзади раздается резкий выдох, плавно переходящий во что-то подозрительно напоминающее восторженное поскуливание, и Кэйа довольно фыркает в подушку. Такой чувствительный, что невозможно решить – это больше умиляет или все-таки забавляет. Но следом член входит чуть резче, точно ударяя в набухший комок нервов глубоко внутри Альбериха и смешливость слетает с раскрасневшегося лица капитана. Яркая вспышка удовольствия бьет теплым комком куда-то под солнечное сплетение и Кэйа протяжно стонет, сильнее сжимаясь вокруг члена, он чувствует, как под животом расплывается липкая вязкая лужица предсемени и жестче прикусывает губы, чтобы отвлечься на боль и не кончить прямо в тот же момент. Видят Архонты, он точно когда-нибудь прикупит строгий ошейник с поводком. Хватка в волосах меняется с просто игриво крепкой на по-настоящему болезненную, и под тихий разочарованный всхлип ритм толчков вновь замедляется до нежных и плавных скольжений. Кэйа довольно выдыхает, приподнимая бедра над влажной от смазки и пота постелью, и горячо притирается к чужому паху, вдавливает в него покрытые темнеющими отметинами зубов ягодицы и начинает покачиваться на почти болезненно возбужденном члене, погруженном глубоко внутрь него. Набухшая влажная головка от каждого такого движения сильно проходится по простате, вдавливаясь так хорошо и правильно, что Кэйе хочется и самому начать жалко поскуливать, но он позволяет себе только хрипловато простонать сквозь стиснутые зубы в подушку что-то отдаленно напоминающее брань. Наволочка под смуглым лицом местами покрыта слюной и неприятно прилипает к щеке, но Альбериху не до этого. Он двигается на замершем за спиной парне короткими плавными толчками бедер, ощущая, как по всему телу словно растопленная смола растекаются предоргазменные волны. Он так близко, что нет сил даже вдохнуть, втянуть в себя такой необходимый прохладный воздух кажется совсем лишним движением, хочется лишь зажмуриться, плотно сжать челюсти и двигаться, двигаться, двигаться, пока он не…       Теплая вязкая струя резко выталкивается из члена, несколько неприятно липких капель Кэйа определенно чувствует где-то чуть повыше правого соска. Белая пелена оргазма так плотно накрывает его, что он не замечает, как впивается все еще удерживающими чужие волосы пальцами глубоко в кожу головы, за спиной болезненно шипят от неприятного ощущения расцарапанного скальпа. Альберих разжимает слегка покалывающие пальцы и отпускает чужую шевелюру, подтаскивая руку под голову, чтобы тяжело опереться о предплечье лбом.       - Стой, - Кэйа слегка выгибает спину, разминая затекшие мышцы поясницы, хрипло выдыхая тихий, но четкий приказ, и разводит подрагивающие бедра, укладываясь на постель животом в остывающую на простынях собственную сперму. За свою жизнь он бывал покрыт жидкостями и похуже, переживет. – Сидеть.       Явно разочарованный и просящий высокий всхлип заставляет устало ухмыльнуться, но приказ есть приказ и напряженные бледные руки пропадают из поля зрения, аккуратно пристраиваясь на ягодицах. Слегка сжав горячими пальцами упругую плоть, парень сзади начинает медленно вытаскивать напряженный от не полученного оргазма твердый член из размякшего на волнах послеоргазменной дымки Кэйи, чуть задерживаясь у самого входа оставляя внутри горячего влажного тела только набухшую головку. Когда он наконец покидает тело Альбериха, капитан лениво сжимает мышцы входа, проверяя, насколько сильно он сейчас растянут. Горячее нутро пульсирует пару раз, но так и не сжимается полностью, на что сзади слышится явно не самый мужественный стон из всех, что доводилось слышать Кэйе. Он ухмыляется еще шире и вытягивает руки над головой, потягиваясь всем телом, словно один из ленивых котов Маргариты, пригревшийся на солнце. Устало перекатившись с живота на бок, Кэйа оглядывает мягким теплым взглядом парня, сидящего перед ним с выражением лица близким к щенку, в дождь оставленному на улице. Очаровательный.       Чайлд приседает на пятки, послушно складывая руки на подрагивающие от прерванного удовольствия бедра, и сейчас смотрит на него таким взглядом, что Альбериха повторно слегка потряхивает остаточным наслаждением. Между его ног в окружении мягких рыжеватых волосков тяжело висит твердый, почти бордовый от сдерживаемого возбуждения, влажно поблескивающий член, обтянутый у основания плотным ремешком. Кэйа смотрит на него и облизывает пересохшие губы. Лениво переворачиваясь на спину, он приподнимает согнутую в колено ногу, чтобы щиколоткой мягко погладить влажную и липкую от пота шею. Тарталья наклоняет голову вбок и притирается щекой к тыльной стороне стопы, покрывая смуглую, отливающую в свете пламени карамелью кожу легкими влажными поцелуями.       У Кэйи могло не быть преданного пса, лижущего ему руки. И пусть. Он готов довольствоваться Предвестником ужасающих Фатуи, целующим ему ноги.       Не отрываясь от теплой мягкой кожи, Чайлд бросает на него взгляд из-под растрепанной рыжей челки, который Кэйа никак иначе, кроме как абсолютно очарованный, описать не может. Иногда Альберих поражается всепоглощающему восхищению, вспыхивающему в светлых глазах, когда предвестник смотрит на него. Никто до Тартальи на него так не смотрел, да и что-то подсказывает, что мало кто будет после. Он смотрит так, словно если Кэйа попросит его спрыгнуть со скалы без планера, то единственное, о чем этот восторженный придурок его спросит – ему лучше сойти с Мыса Веры или капитан все же предпочитает Утес Звездолова. Такое подлинное, почти что детское восхищение просто не могло не подкупать. Ему, привыкшему либо к фальши своих информаторов и их «коллег» по цеху, либо к неприкрытой неприязни от небезызвестных окружающих, было до сих трудно свыкнуться с этим самозабвенно завороженным выражением на лице предвестника, с которым он иногда смотрел на Кэйю. Просто очаровательный, слабо подумал Альберих.       С каждым тяжелым и горячим вздохом Чайлда, ложившимся на обласканную губами предвестника кожу стопы, слышится легкое, едва уловимое поскуливание.       - Сильно хочется, да, сладкий? – Кэйа дразнится и дурашливо пытается намотать прядь чужих волос на большой палец ноги, сдвигая этим порывом ногу чуть ближе к разгоряченному телу предвестника. Чайлд жмурится, и, прижимаясь еще ближе, задевает липкой от влажной смазки и предэякулята головкой внутреннюю часть бедра капитана. Он приоткрывает рот в немом стоне удовольствия, хрипло выдыхая на покрытую поцелуями кожу стопы Кэйи. – Тогда вперед, - Альберих растягивает припухшие и раскрасневшиеся губы в обворожительной улыбке и перекидывает свою вторую ногу через уже лежащую на чужом плече, скрещивая их и плотно сжимая бедра.       От видимого облегчения Тарталью практически потряхивает, он тянется к набухшему члену, поспешно пытаясь стянуть сдавливающий его ремешок. Скользкая от натекшей смазки кожа отказывается поддаваться трясущимся пальцам предвестника и Кэйа издает низкий хриплый смешок. Чайлд выдает что-то явно самое грязно-бранное из языка Снежной и Альберих, хитро сузив неприкрытый повязкой глаз, сдвигается по простыням, дразняще касаясь задом бедер предвестника, пытаясь задеть головку и вывести Тарталью из и так не особо прочного равновесия. Предвестник сильно жмурится, с мученическим выражением на покрасневшем лице прикусывая тонкие губы и сладко всхлипывает, звук чужого удовольствия запускает толпы приятных мурашек по ногам капитана. Кэйа тихо хихикает и перестает ерзать под парнем, давая ему освободить ноющий возбуждением орган от стягивающей его ткани. Когда Чайлду наконец это удается, то Альберих не может понять, чего в его стоне все-таки больше - облегчения или приятной боли. Когда предвестник пытается приставить поблескивающую яркую головку к мягкому растянутому входу, Кэйа сдвигает бедра вверх, не давая углубиться в горячее пульсирующее нутро. Чайлд поднимает на него непонимающий взгляд, просяще заламывая брови и прикусывая изнутри щеку.       - Я сказал вперед, а не внутрь, глупый, - бархатно тянет Альберих улыбаясь чуть шире от сменившегося с непонимания на неверие выражения милого раскрасневшегося личика его личного предвестника.       Тарталья прикусывает нижнюю губу, очаровательно хмурится и перехватывает одной рукой закинутые на его плечо скрещенные длинные ноги капитана кавалерии, другой придерживая себя, чтобы удобнее проникнуть напряженным членом между плотно сжатых смуглых бедер. Когда между его ног появляется багровая блестящая головка, Кэйа не сдерживается и легко оглаживает ее пальцами, вырывая из Тартальи по истине великолепную симфонию всхлипов. Прикосновения к перевозбужденному органу наверняка должны просто обжигать и у Альбериха приятно сосет под ложечкой от осознания, насколько же его милому Чайлду сейчас одновременно больно и невыносимо приятно. Тарталья тем временем удобнее сжимает руку вокруг его коленей, другой рукой придерживая смуглый бок, и начинает быстро и крепко втрахивать себя в сомкнутые бедра Кэйи.       Выглядит сейчас предвестник на скромный взгляд капитана просто отлично. Ему безумно шло это загнанное выражение лица, нахмуренные брови, закушенная губа и ощущение полной разбитости от яркости накатывающих ощущений. Альберих мягко и тепло улыбается, напрягая мышцы накаченных бедер и сжимая между ними сочащийся смазкой член чуть сильнее пока Тарталья быстро и уверенно двигает бедрами, совершая все больше подгоняющих к краю толчков. Когда Кэйа собирает пальцами с живота собственную остывшую сперму и ими же влажно проходится по головке напряженного члена, чуть стискивая ее и легко проходясь ногтем по сокращающейся дырочке уретры, Чайлд откидывает голову, срывая голос в громком и хриплом стоне чистого наслаждения. Он крепко притискивает к себе вытянувшиеся ноги Кэйи, проталкивается настолько далеко, насколько хватает длины и обильно кончает на уже испачканный живот капитана. Сперма пульсирующими толчками брызгает на смуглую кожу, приводя вид и так грязного с пят до головы Альбериха в полнейший беспорядок. Тяжело и хрипло дыша Тарталья облокачивается одной рукой о постель, подтягивается ближе, перекидывая по-прежнему скрещенные ноги через предплечье и удерживая их под коленями. С выражением благоговейного восхищения Чайлд наблюдает как Кэйа зачерпывает пальцами из лужицы возле пупка их смешавшуюся сперму и подносит к губам предвестника. Тот, не раздумывая и не прерывая зрительного контакта с единственным неприкрытым повязкой глазом, мягко целует перепачканные в семени пальцы, а затем мягко обхватывает их губами, проводя по каждому языком и влажно слизывая горьковатую вязкую жидкость. И опять этот восхищенный взгляд.       - Умница, - Кэйа оглаживает вылизанными пальцами покрытую ярким румянцем и россыпью веснушек скулу, аккуратно убирая упавшие на глаза ржавые пряди за не менее ярко румяное ухо.       Тарталья мягко перехватывает смуглую кисть, утыкаясь носом в запястье и покрывая мозолистую от оружия кожу ладони легкими поцелуями, чередующимися с влажными прикосновениями языка. Он опускает ноги Кэйи и укладывается ему на живот, нежно проводя губами по липкой от пота и спермы коже, то ли очищая его, то ли просто добавляя к беспорядку еще и своей слюны.       Преданный, послушный, жадный до ласк, но в то же время опасный, хищный и способный кинуться на любого в случае угрозы жизни своего хозяина. Что ж, именно об этом Кэйа, наверное, и мечтал. И неважно, что завел и выдрессировал он по итогу не совсем собаку. Ему было и так неплохо.