== Маленькая вставка от переводчика ==
Знаю, уже успела немного запутать вас своими сносками, так что постараюсь немного прояснить. В японском нет какого-то четкого разделения на "ты" и "вы", там все строится на степени почтительности. Отсюда мои трудности с переводом реплик персонажей. Вайолетт говорит достаточно вежливо, перед отцом - так вообще запредельная почтительность, не только в обращении, но и в извинениях. С Мэриджун она почтительности не использует, просто зовет по имени, не добавляя никаких суффиксов (что указывает на близкие отношения, наравне, так сказать). Юлан и Гиа говорят, гм, по-мужски. Чисто мужской, немного грубоватый стиль, но в целом достаточно нейтральный. Отец Вайолетт. Говорит с Вайолетт очень грубо. Не прямо оскорбляет, но и какого-либо уважения к ГГ не выказывает от слова совсем. Я попыталась это передать, но, возможно, не слишком удачно. Марин - стандартное вежливое обращение прислуги к господам. Клаудия обращается ко всем без каких-либо суффиксов, полагаю, в силу своего статуса кронпринца. Мирания к обеим сестрам употребляет 嬢, менее почтительный вариант, чем お嬢様 (одзё:-сама). В целом это обращение к юной незамужней девушке высокого положения. Фактически, "барышня", но мне выражение показалось немного грубоватым, потому оставила "мадмуазель". Мэриджун, с которой у меня было очень много проблем. К сестре и родителям она обращается в высшей степени почтительно, да и в целом ее стиль общения нейтрально вежливый. В теории стоило бы писать ее обращение на "вы" к сестре и родителям, но у меня, честно говоря, рука не поднимается, с учетом ее избалованности. Однако да, выходит, что Вайолетт она едва ли не боготворит. К той же Марин обращается как "Марин-сан" - с нейтрально-вежливым суффиксом, что довольно близко соответствует обращению по имени-отчеству в русском. Единственное, пожалуй, исключение - Юлан, которого зовет "Юлан-кун" - обращение к коллеге, в данном случае однокласснику. Надеюсь, немного прояснила этот момент. Никогда прежде она не возвращалась домой с такой охотой. Конечно, не потому, что хотела поскорее вернуться в родные стены. Просто не хотелось разгуливать по улицам без Юлана, это попросту скучно. По возвращении домой она подумала, что стоило бы попросить его об этой прогулке, но было поздно. Потому что понимала, что окажись сейчас рядом Юлан - обязательно выскажет ему то, о чем потом будет жалеть. - Леди Вайолетт... - Я хочу немного отдохнуть. - Да, я все подготовлю. Стоило Марин увидеть состояние Вайолетт, как она будто бы тут же что-то почувствовала. Она помогла своей несколько вялой госпоже переодеться и привести ее в порядок - чем Вайолетт обычно привыкла заниматься сама, - и вскоре поставила перед растянувшейся на диване девушкой чашку горячего молока. Вайолетт понимала, что Марин делала все, дабы облегчить ей душу, но у нее не было сил на то, чтобы ответить ее чувствам. Ни сказать спасибо, ни отпить приготовленного ей горячего молока - она хотела только провалиться в сон и больше ни о чем не думать. Девушка была не в силах улыбнуться и заверить горничную, что у нее все хорошо. В итоге она даже уснуть была не в силах - только и смогла, что закрыть глаза.***
Горячее молоко с доброй долей меда было одним из любимейших напитков Вайолетт. Шеф-повар научил его готовить. Спустя долгие часы тренировок "горячее молоко от Марин" стало для Вайолетт самым любимым. Она желала, чтобы девушка, что прежде только и могла корчиться от боли, хоть как-то улыбнулась. Но не знала, как этого добиться. Она собирала все, что могло хоть как-то понравиться Вайолетт, и показывала ей, желая добиться ее радости и смеха. И наконец дошла до горячего молока с добавлением большого количества меда. Не просто молоко, а очень сладкое, слегка охлажденное. То, как после теплого блюда она довольно облизывала губы, словно котенок, было очаровательно, но Марин до сих пор помнила, в какой нежной улыбке расцвела Вайолетт после первого же глотка уже почти не дымившегося молока. Единственным, кто знал, какое непомерное облегчение испытала Марин при виде расслабленных плеч Вайолетт, как сильно она желала плакать от радости, был шеф-повар, в тот момент сам уже пустившийся в слезы. С тех пор она часто, очень часто его готовила. Чем чаще Вайолетт причиняли боль, до той степени, что девушка окончательно перестала плакать, тем больше Марин ненавидела себя за свои скудные навыки. Поначалу она делала много ошибок, почти не преуспевала, но теперь могла приготовить сей напиток хоть с закрытыми глазами. Лишь бы это сделало ее счастливой. Вайолетт улыбалась ей, и потому Марин искренне гордилась своим откровенно паршивым опытом. Благодарная улыбка Вайолетт убеждала Марин в том, что она поступала правильно. "П-почему..." Выйдя из комнаты с школьной формой Вайолетт в руках, она невольно думала об оставшейся в спальне госпоже, что почти полностью заглушила свое дыхание. "Даже не притронулась". Подобного прежде не случалось, ни разу. Обычно она потянулась бы к чашке, обхватила ее ладонями, наслаждаясь приятным теплом, и вскоре расслабилась. Даже если б не отпила, непременно улыбнулась бы и поблагодарила за заботу. - ... Она до скрипа стиснула зубы, а тихий щелчок языка так и не покинул ее рта. Она даже ощущала хмурые морщинки меж своих бровей. Жуткое же выражение ныне было на ее лице. В голове тут же всплыла сцена вчерашнего дня и невинно улыбавшаяся девочка с жемчужными волосами. "Эта... стерва..." Грубое оскорбительное слово, что она никак не могла произнести вслух. Это не то, что слуга могла сказать о своей госпоже, хотя Марин не могла сдержаться и оскорбить ее, пусть даже про себя. Один лишь здравый смысл удержал Марин немедленно отправиться к Мэриджун и бить ее, пока на душе не полегчает. Тяжело было понять, как сильно Вайолетт запуталась в своих чувствах. Марин и представить не могла, как сильно девушка страдала от засевшей глубоко внутри жажды обладания. И тем не менее нетрудно было догадаться о причине столь странного поведения Вайолетт. Еще за вчерашним ужином она повела себя иначе. Стоило Мэриджун упомянуть имя Юлана, как у Вайолетт будто кровь застыла в жилах. Может, дело было в кошмарах, но утром состояние Вайолетт было куда хуже, чем когда она только-только легла спать. Очевидно - дело было в замечаниях ее сестры, что взбесило Марин больше всего. Вне всяких сомнений, Мэриджун и не думала добиваться такого эффекта. Эта невинная дурочка даже думать не может о том, что ее слова могут кого-то задеть. Не привыкла причинять кому-то боль ради кого-то еще, а даже если и случится что, свято верит, что легко исправит свой проступок простыми извинениями. Она верит в людскую доброту и сама по себе является человеком незлым. Если в общих чертах описать натуру Мэриджун, девушка была "хорошей". ... Но что с того? Хороший человек не всегда машет оружием. Как есть герои, унесшие миллионы жизней, так найдутся и грешники, оборвавшие лишь одну. Верно, Мэриджун была хорошей. В ее словах не скрывались клинки. Вот только они причинили Вайолетт боль. Так какая разница? В глазах Марин Мэриджун была ненавистней и презренней любого грешника. Плевать, была ли то герой, что одолел короля демонов, или же святая, что спасла страну - какими бы великими ни были деяния, как бы сильно их не любили. Любой, кто совершил грех, становится злом. Кто бы что ни говорил, для Марин Мэриджун была самым настоящим злом.