Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      - Ха..?       Вдруг она застыла в волнении и нетерпении. Она ошеломленно уставилась на Юлана, но на лице того была все та же лишенная каких-либо чувств маска. Он стоял с полным равнодушием, которое можно было бы спутать со спокойствием - прямая противоположность Марин, у которой, казалось, в любом момент может закружиться голова. Сказать по правде, Юлан, вероятно, просто не был так уж заинтересован в Сисуи.       Юлан, сунув руки в карманы брюк и прислонившись спиной к стене, молча бросил взгляд на потерявшую дар речи горничную. Не то чтобы она догадывалась, что он ждал ее вопроса. Марин просто не могла сдержать вопросы, лившиеся как из рога изобилия.       - Не может быть, он в самом деле его ударил...       - Хм, так он и раньше заявил о своем желании его избить.       Если бы знал, пошел посмотреть - вот что он сказал и усмехнулся, но как-то не особо весело. Ироничная кривая ухмылка. От одного лишь этого становилось ясно, сколь гнилой личностью он был. Раз он был на стороне Вайолетт, то Марин не могла жаловаться на его внутренний мир, но если б она ничего о нем не знала, вероятно, отнеслась бы к юноше с большой настороженностью.       - Однако жалость-то какая. Правильнее будет сказать, не ударил, а швырнул.       - Ш... вырнул...       - Тот мужлан едва не разгромил комнату Вайолетт в порыве гнева. Он попытался его остановить, тот сопротивлялся, и Сисуи рефлекторно его отшвырнул.       Объяснение было простым и понятным и почти убедило Марин, но, вероятно, на деле все было не так просто, как на словах.       Говоря о чистой мышечной силе, Сисуи, безусловно, был сильнейшим. Пускай глава семьи тоже был высок и владел нескудным телосложением, он явно уступал мускулатуре Сисуи, постоянно бравшего на себя тяжелую физическую работу. Марин не слышала, чтобы у повара был опыт в боевых искусствах, но по виду было очевидно, что тот привык к тяжелой во всех смыслах работе. В основном, это впечатление создавалось выражением лица, как и лицом как таковым.       Тем не менее, между работником и работодателем были и другие "силы", отличные от физической. Никто не встанет на защиту повара, которой по каким бы то ни было причинам с силой толкнул своего работодателя ── в обычном случае.       - История не покинула стен дома, так что наказания он не получил, но, судя по всему, был уволен. Я узнал об этом, когда получал посылку с вещами, так что подробностей сам не знаю.       - Эм, тогда... глава семьи...       - ... Ну что еще?       Вопреки напряженному выражению лица Марин, Юлан не выказывал никаких признаков меланхолии. Казалось, в его голосе не было и намека на волнение или спешку. Юношу даже отдаленно не интересовали вопросы Марин. То было не столько безразличие к самой Марин, сколько искреннее равнодушие к поднятым ею темам.       - Слышал, он ударился головой и какое-то время был без сознания, но так же слышал, что это по его приказу Сисуи уволокли, так что, наверное, он уже очнулся?       Сложная фраза, чтобы решить - испытать облегчение, или же нет. Этот случай не получил огласки, не стал поводом для наказания, а потому безопасность Сисуи была обеспечена и Марин могла с облегчением выдохнуть, положив руку на грудь, но с точки зрения межличностных отношений вышло не самым лучшим образом. Сам по себе удар по голове - вещь весьма значительная, а если он даже был без сознания, кое-кто мог предположить и смерть главы в том числе.       И даже так она совершенно об этом не думала. Горничная испытала облегчение от того, что Сисуи не был наказан, но на этом все. Она, скорее, просто была ошеломлена.       - Раз не мертв, значит невредим.       - ... полагаю, что так.       Ну и черт с ним, только бы на этом все и закончилось. Возможно, это было неправильно - иметь такие мысли после того, как кого-то ранили самым натуральным образом.       У них не было каких-либо чувств к тому человеку или его дому, настолько, что только похлопали бы, умри они все вот так, на месте. И, вероятно, в будущем это чувство не начнет кипеть пуще прежнего. Такое легкое убийственное намерение, как если бы человек возжелал прихлопнуть насекомое-вредителя.       - Не беспокойся о трудоустройстве Сисуи, я сейчас над этим работаю. Только не давай Вай-чан об этом прознать. Я собираюсь обставить все так, что он, как и ты, уволился по собственной воле и нашел новую работу у нас.       - Понимаю.       Если Вайолетт узнает о ранении отца, не говоря уже об увольнении Сисуи, ее будет терзать чувство вины. То было не чувством доброты или чего-то похожего, а угрызения совести вследствие жестокого с ней обращения. Склад ума, возникший из-за убеждения, что все то было ее виной, как ни говори, что это не так, не изменится только потому, что она отдалилась от источника всех бед - того, кто внушил ей эту мысль.       Вот почему в прошлом она была столь жестокой. Желала возложить вину на кого-то другого, потому как считала, что причиной всему была сама. Не могла вынести ненависти к самой себе, а потому нападала на других, усиляла самоненависть и продолжала нападки. Самый что ни на есть ужасный замкнутый круг, и все же это было куда лучше, когда она кричала и била всех на своем пути, чем когда держала все в себе и медленно гибла, как сейчас.       Пускай Вайолетт не была виновата, ей говорили, что виновником была именно она. Так что, в каком-то смысле, для нее было естественно сходить с ума и буйствовать, утверждая, что она ни при чем.       - Все, что я могу сделать - довериться вам и оставить все на ваше усмотрение.       - Честь для меня.       Со звоночком колокольчика лифт остановился. Легкое чувство парение исчезло, и двери медленно открылись, открывая вид на роскошный вестибюль.       Помимо информации, которой они хотели поделиться, меж ними не проскакивало ни единого слова. Не было жалящей остроты, скорее пустота, ни в коей мере не ощущавшаяся. Нет ни умиротворения, ни тревоги. Такая тишина, которую впору назвать доверием.