Солнце

Вегард оперся ему на плечи, наклонил голову, заглядывая вместе с ним в зеркало. Справа — его лицо, заспанное, с помятыми на одной стороне волосами, но, тем не менее, улыбающееся. Как сытый кот. Слева — лицо Джетта, такое же вялое и уставшее, с огромными темными кругами под глазами, которые он сейчас аккуратно пытался скрыть с помощью пудры. Солнца не было, уже третий день за окном было тяжелое, серое небо. И Джетт, одетый в багряную одежду, сверкающий своими яркими кудрями, смотрелся на фоне всей этой грязи как маленькое чудо. Вегарду льстило, что это идеальное чудо, одетое с иголочки, с изящным макияжем и аккуратной прической, он видел по утрам без всей этой мишуры. Что целовал это помятое чудо по утрам, носил ему кофе в постель. Если Джетт вскакивал ночью для того, чтобы рассмотреть старые протоколы или заново проверить план, он ворчал, ложился на него и, на самом деле, радовался. Был счастлив. По-настоящему. • Тяжёлые капли, казалось, даже не мешали Джетту танцевать. Плавные, гладкие движения, нежный взмах рукой, резкий разворот, от которого его алый плащ взметнулся вверх, как искры от костра. Он двигался, словно в воде, и Вегард закипел настолько, что сам уже подумывал взять дело в свои руки. Эти ублюдки смотрели на то, как танцует его любимый, а его любимый почему-то был не против. Только Вегард шагнул вперёд, рискуя выдать своё присутствие, сорвав их план, как тут же понял, что Джетт так просто не позволит ему это сделать. Короткий, как молния, блеск кинжала, мимолетный свист, вскрики и хрипы. Двенадцать секунд. Теперь ждать телегу. И уезжать как можно дальше отсюда. Дело сделано. Джетт, уже обобравший трупы, подошел к подпирающему плечом дуб Вегарду и посмотрел в глаза с театральной грустью. Знал же, что Вегард обожает его такого. Прекрасно знал. Джетт поставил самые кончики пальцев ему на грудь, продолжая смотреть исподлобья, трогательно вздохнул. Затем резко стал серьезным, прекратив ломать драму. Ладонь накрыла грудь, надавила: слушай внимательно, идиот. — Ну чего ты? — Ты сам начал им танцевать. — Ты звучишь как пятилетка, который пытается доказать, что не он первый начал. — Джетт вздохнул. Дождь продолжал лить, холодный, вязкий, а они стояли под деревом и общались так, будто и не убили никого. Рутина. Вегард взял Джетта за запястье. — Слушай, зачем ты меня ревнуешь? Для чего, а? Вегард хлопнул пару раз ресницами. Мокрая ладонь Джетта легла ему на покрытую щетиной щеку. — Я принадлежу только тебе, Вег. — Ближе, опаляя лицо дыханием: — Я твоя невестка без приданного… Повсюду — холод, сырость и шум, оглушительный шум, четыре трупа неподалёку, кровь в ярко-рыжих мокрых прядях, но Вегарду жарко от этого костра. Поцелуй, медленный и мягкий, нежный, согревает. Хрупкое тело выгибается, прижимаясь ближе, и Вегард в который раз думает о том, что все это — его. И только его. • Его невестка без приданного принадлежит только ему. Только ему позволяет трогать себя и целовать, отдаётся только ему. Они оба — двое идиотов, которых надо бы забить камнями и пустить на корм свиньям за всю мерзость их связи. Но что делать, если золотые нити натягиваются, стоит только взглянуть в глаза? Что делать, если хочется, нестерпимо хочется касаться, быть рядом, чувствовать исходящий жар и пальцы, перебирающие волосы? • Невестка без приданного тревожно спала, и Вегард укрыл ее одеялом, поцеловал в лоб и прошептал тихо-тихо: — Спи, сынок. За окном — оглушительный дождь, каждая капля стучит по нервам иглой. Солнца нет уже неделю. Солнце никогда и не будет им светить. Солнце скорее выжжет им глаза