***
Когда Слава, Вадим и Костя хитро засветили рожами ещё на перемене перед физрой, кидая на него жутко «коварные» взгляды, Олег понял, что они что-то задумали. Не то, чтобы он сам был гениальным стратегом, но и у этой троицы интеллект на лице обычно отчётливо не читался. Поскольку собственная безопасность его мало волновала, Олег решил, что их кривые планы касаются Серёжи, и надо бы прижать свою небольшую стаю, а то расслабились, раз какая-то шваль начала уже пытаться строить порядки. А он ведь предупреждал, что будет бить. И больно. Олег и Сережа, как бы не злословили и не сплетничали в приюте, не находились друг с другом круглые сутки. Особенно с тех пор как Серёжа получил особый допуск во взрослый читальный зал на свое тринадцатилетие в качестве исключения, где, похоже, решил поселиться. Вот и сейчас убежал после уроков туда, а Олег не стал навязываться следом. Порой он действительно составлял ему компанию. Некоторые темы интересовали и его. Однако сейчас он хотел выяснить, что замыслили эти товарищи, и уж хотел пойти за ними, как его вызвали к воспитателю. Елена Викторовна была зла. Поджимала губы, морщила брови. В общем, обычный набор. – От тебя уж, Волков, не ожидала, – заявила она, сложив узкие руки на груди, поверх крупных, почти полпальца безвкусно выглядящих стеклянных бус. – Что именно? – Олег старался не думать о том, что сейчас это тратит его время. Потому что уже понял, к чему все идёт. – Волков, не строй из себя идиота. Коридор на первом этаже, и эта дурацкая надпись. Олег пожал плечами и, вздернув подбородок, спокойно произнёс. – Я этого не делал. Неудивительно, что они выбрали именно этот день и эту воспиталку. Викторовна вообще славилась тем, что срать хотела на «справедливость и прочие банальности». Лишь бы порядок побыстрее был восстановлен. Её душевный – в особенности. Естественно, она Олега и слушать не стала. Да ещё и разозлилась на попытки объяснить, что он вообще не причем. Олег тряхнул головой и переступил с ноги на ногу. В чернильной темноте подвала ни зги не видно, а слышно лишь собственное тяжёлое дыхание. Он сделал несколько шагов, вытянув руки вперёд. Все это заняло неприлично много времени. Пока с ним разбирались, пацаны могли сотню раз сделать что-нибудь с Серёжей, и это Олега несказанно раздражало. Даже не так. Злость закручивалась пружиной где-то в районе солнечного сплетения, словно кто-то ввинчивал туда огромный штопор. Больше всего приютские ненавидели подвал из-за того, что даже в самые жаркие дни здесь царил холод, а лёд почти не таял до конца. В теплые дни ещё и водой окатить могли. Чтобы не расслаблялись. Сейчас в этой чертовой морозилке температура едва ли поднялась выше нуля, если вообще не ниже болталась, а так, похоже, и было, судя по ощущениям. А снаружи ведь под десять в плюсе всего. Олег поморщился, нащупав носком ледяную крошку на полу. Наощупь нужно вернуться к двери. Хоть не обыскала. Викторовна славилась ещё и отсутствием мозгов, сравнимым только с её самовлюбленностью. Так что, допустим, ему свезло. Пол холодный, и под тонкими носками чувствуется лёд, так что приходится наступать осторожно и стараться не слишком громко ругаться. Олег делал так уже не первый раз, но настолько быстро и нагло, пожалуй, впервые. Раньше он использовал это разве что для того, чтобы позволять Серёже погреться. Олег достал две шпильки, которые использовал в качестве отмычек. Наощупь выходило так блядски долго, что ему хотелось долбануть кулаком в эту дверь. Но он только сделал глубокий вдох и принялся за работу. Вставить г-образный рычаг из одной из шпилек в скважину и аккуратно провернуть, и наощупь перебирать все штифты внутри. Мрази. Если они успели хоть пальцем его тронуть… Когда прозвучал последний щелчок, и дверь распахнулась, Олег с удовольствием переступил порог, осмотрелся в поисках ботинок. Здесь их не обнаружил и поднялся наверх. Спрятать их пытались не слишком усердно, в кадке с цветами. Так что пришлось ещё и землю вытряхивать. Олег быстрым шагом покинул здание, пока его не спалили. То, что Викторовна потом вообще взбесится, и сидеть ему внизу в лучшем случае сутки, его волновало мало, а вот Серёжа – очень. И то, что может случиться в его отсутствие, куда сильнее. Однако Олег не представляет, где они могут находиться, и именно поэтому нервничает только сильнее. Где же, черт их возьми?***
Сережа сразу после занятий ушёл читать в библиотеку. Каким образом сюда попали некоторые книги, как, например, эта, рассказывающая довольно детально про Тоскану, Падую, Феррару и Венецию, а также немного про их историю, он без понятия, но чтиво увлекательное, и оторваться он просто в силах. Когда он в таком состоянии, то обычно вообще не обращает внимания на то, что вокруг происходит. Сережа мог бы сидеть здесь часами, но его отвлекли знакомые голоса. Он вздрогнул и уткнулся взглядом в Вадима. Спиной к нему стоит видимо Слава. Серёже жутко стало. Во рту моментально пересохло, а сердце начало барабанным боем отбивать. Паника сдавило горло обручем так крепко, что он некоторое время не мог даже сделать вдох. Сереже хочется забиться в дальний угол и не уходить отсюда до самого закрытия библиотеки. В присутствии других немногих читателей и сидящего за стойкой библиотекаря они ничего не сделают. Правда? Правда ведь? Сквозь едва сдерживаемую тихую панику, признаки которой он скрывает за длинными рыжими волосами, а трясущиеся пальцы в рукавах свитера, пробивается единственная здравая мысль: нужно уходить. Если они попробуют его отсюда вытащить, как угодно – он в таком состоянии почти не соображал – вдруг он что-нибудь не так сделает. Вдруг его больше не будут сюда пускать. Паранойя и тревога звенели в ушах, нарастая. Серёжа уронил голову на стол. Никакое унижение не стоило того. Будет и пройдёт. Сюда же он хотя бы сможет вернуться потом. Он кинул взгляд на дверь снова, и то как выжидающе посмотрел на него Вадим, ему не понравилось. Но какой у него выбор? Серёжа встал, отнёс книгу обратно библиотекарю, вернулся к столу и обнаружил, что его портфеля нет. Он судорожно выдохнул и вышел наружу быстрым шагом. В коридоре мальчишек уже не было, так что пришлось выходить на улицу. – Слишком долго, Разумовский. Сережа вздрогнул от неожиданности и сжался, когда щеку обожгло оплеухой, и его дёрнули за волосы с силой. Он покачнулся, подавшись корпусом назад, но все же удержал равновесие. – Пошевеливайся. Нас тут увидеть могут. – Отдайте портфель, пожалуйста… – негромко попросил Сережа, чувствуя себя до ужаса жалким. Он ненавидел их, но больше всего – себя. Словно ему не четырнадцать, а снова десять. И он опять один. Но его схватили за запястье и потащили за собой куда-то, подальше от здания корпуса. Ему осталось только подчиниться. Один шаг, два, три. Серёжа старался не смотреть ни на кого, только отвлекаться на собственные грязные кеды. Его трясло от страха перед неминуемым унижением и болью. Он уже давно привык не задавать никаких вопросов. Когда они оказались на пустыре неподалеку, вблизи от гаражного кооператива, разделяющего приют и местную больницу, никому в целом ненужного, он поднял голову и внимательно посмотрел в глаза Славе и вырвал руку. Запястье ныло. Точно будет синяк. – Отдайте портфель, – уже увереннее сказал он. Его все ещё колотило от страха, но что они ему сделают? Побьют? Да и хрен с ними! Не впервой! Вадим ухмыльнулся и бросил ему портфель. Серёжа дрожащими пальцами открыл защелку и откинул крышку. Рефлекторно запустил туда руку, моментально натолкнувшуюся на что-то тёплое, влажное. Неприятный хлюпающий звук. В то же мгновение в нос ударил резкий тошнотворный запах, буквально парализуя его на мгновение. Пальцы разжались, и портфель обрушился на землю и опрокинулся, выворачивая наружу немногочисленное содержимое. Серовато-голубое оперение голубя тускло поблескивало в лучах заходящего солнца, лужа крови медленно растекалась по разъехавшимся по пыли тетрадям и учебникам неаккуратными вишневыми разводами. Дыры в животе, вероятно неловко расширенной ножом, с неаккуратными рваными мясистыми краями, оказалось более чем достаточно, и сейчас внутренности перемешанным клубком выкатились наружу. Немного запоздало, словно как-то лениво. – Эй, Разумовский! – издевательски окликнул его Слава. – Нравится птичка? Я тут смотрел. Ты вроде всё время своих пташек и рисуешь. Я в твоих тетрадках видел! Они расхохотались, но Серёжа не слышал. Даже голос доносился до него словно сквозь толщу воды. Он схватился руками за шею и вцепился ногтями, царапая, что есть сил. Тошнота подступила к горлу, сперва сдавив рёбра будто стальными тисками, а после заткнув пробкой глотку. Немигающий молочный взгляд, словно подернутый дымкой, гипнотизировал. Вывернутая под неестественным углом шея – чуть налево и вверх, задранный сильнее, чем надо острый клюв, свисающий наружу островатый язык. ...тетрадках… Так много красного, присыпанного чем-то серым. Разметавшиеся безвольно перья в окружении потускневших капель в пыли серой земли – частично на бумаге, частично нет. И запах. Гнилостный запах непереваренной пищи из вскрытого кишечника. Сережа посмотрел на окровавленную руку в чём-то ещё – под ногтями застряла пара зёрнышек и какая-то белая мякоть. Остальное, похоже… Горечь во рту стала практически непреодолимой. Он задыхался. – Разумовский, ну что же ты! Вы ещё поцелуйтесь! Серёжа запоздало ощутил как стремительно теряет равновесие. И только уткнувшись лицом в уже холодеющие перья и лужу крови, понял, что ему поставили подножку. В ушах у него звенело от их издевательского хохота. Волосы испачкались. Кажется он отчётливо видел, как блестит красное на рыжем. До него никак не могла дойти реальность происходящего. Нет, она такая пугающе четкая, что, кажется, ещё один шаг, ещё одно движение, и Серёжа просто не выдержит. Он приподнимается на локтях. Серёжа бы даже умолял их остановиться, но тогда его точно стошнит. Он ощущает приступ паники, когда его толкают лицом обратно, и его все же выворачивает. Слёзы и волосы застилают обзор. Он слышит щелчки ножниц, и ему, наверное, даже уже почти нестрашно. От унижения отвратительнее некуда. Отчётливый микс двух запахов пробирался под кожу, словно становился с ним одним целым. От этого его затрясло в беззвучной истерике. Он ненавидел эти эмоции. Они рвали его на части. Его стошнило снова. На губах привкус горечи, чуть ниже рёбер почти режет. Щека ощущала слипшиеся перья, почти текучие, словно сплошной липкой массой. Холодныехолодныехолодные. Кожа на лапах ссохлась. Будто застывшие омертвевшие когти цепляли кожу, оставляя последки ощущений, застывающие во время, за которые он цеплялся так, словно именно от этого зависел его рассудок, от этого осознания Серёже было до одури смешно. Он давился смешками и всхлипами, совершенно неразличимыми между собой, когда его оттащили в сторону. Он не поднял головы. Его все ещё било в беззвучной истерике. Сережа даже не слышал их слов и насмешек. Всё это проходило мимо, струилось вне его сознания. Сережа вздрогнул, когда по волосам и лицу что-то потекло, что-то прохладное. Пальцы на автомате потянулись туда. – Да ладно тебе. На кровь непохоже, но и так сойдёт! Руку обожгло, и он, охнув, её отдернул. По лицу стекали красные и прозрачно-бордовые дорожки. На языке был сладковатый привкус смеси томатного и вишнёвого соков. Длинные рыжие волосы обвисали растрёпанными прядями и слипались неаккуратными сосульками. Ощущения прохладного вишнёвого сока, льющегося за шиворот свитера, вернули его в реальность – Серёжа обвёл пустырь взглядом и остановил его на своих мучителях: мальчишки скалились весело. Слава высыпал ему на голову горсть пыли, заставив зажмуриться. – Так гораздо лучше, не считаешь? Серёжа дрожал, обнимая себя руками и стараясь не смотреть в сторону своей сумки. Он не впервые видел мертвых и умирающих животных и не был неженкой, но это просто... слишком. – Недостаточно близкое знакомство? Хочешь ещё? – рассмеялся Вадим. – Ты бы спасибо сказал. Мы вон и умыли тебя. Серёжу снова затошнило. От жгучего унижения. Тени эмоций расцветали с каждым новым словом, с каждой каплей сока по рыжим волосам, царапали чёрными когтями рёбра изнутри, с каждой секундой сильнее и сильнее, отдаваясь резью в желудке и трясущимися пальцами. У него начинался новый виток истерики. Особенно когда он обнаружил на свитере дыру. Только сейчас обескураженный шокированный разум связал щелчок ножниц с тем, что это на самом деле значило. А после ещё одну, и ещё одну. И на джинсах. – Да ладно тебе. Так ведь даже лучше. Серёжа не может ответить – только хватает ртом воздух. Эмоции закручиваются бурным водоворотом, с которым он не в состоянии справиться. Он молчит столько сколько вообще может, по давно выработанной привычке. У него нет сил сопротивляться. Лучше бы они просто его избили. Такого бы он ожидал. С этим проще справиться. – Так достаточно? – Вадим вскоре обернулся, удерживая на вытянутой руке какой-то орган, отрезанный ножом, брезгливо морщась. – Да. Ему хватит, я думаю…? Только вот удастся ли его заставить. Сережа попытался отодвинуться, но его поймали за плечи. Он ощутил мокрое склизкое прикосновение к щеке и забился только сильнее. Чем-то гладким с силой надавили и провели по скуле ко лбу, а после ниже по носу. – Эй! Может рот откроешь! Не сопротивляйся! Он только плотнее сцепил зубы. Всего этого было слишком. Паника и страх нарастали, все сильнее, пока окончательно не... Тихий шелест перьев перебил насмешливый голос Славы неимоверной неестественной громкостью, и черные крылья закрыли обзор. Мир помутнел, закручиваясь в водовороте. И исчез. Птица некоторое время привыкал к телу, возвращение в которое всегда вынуждало в долгосрочной перспективе необходимость приспосабливаться к смене восприятия – другой ракурс, другой размер объектов, другой вес элементарно. Когда они менялись в повседневной ситуации, всё было просто, но сейчас приходилось повременить. Птица выждал ещё полминуты, и когда держащий его Слава немного ослабил хватку, врезал ему локтем. Тот охнул и от неожиданности разжал пальцы. Птица не отказал себе в удовольствии врезать ещё раз, более прицельно, но уже метя в гортань, ловко извернулся и перехватил запястье Кости. Другой рукой, растопырив пальцы ударил прямо ему в глаза. Костя, закричав, отпрянул. Этого хватило. Птица не слишком изящно вскочил на ноги. Координация все ещё плыла, но ему хватило времени, чтобы привыкнуть. Взгляд на лежащую по левую сторону пустыря больницу, и в голове сразу же созрел план. Он рванул туда со всех ног, и пришедшие в себя мальчишки за ним. Фотографическая память и тонкий расчёт давали ему преимущество. Чертово тело может и не могло позволить ему выиграть в схватке, зато выносливости хватало. Должно хватить. Территория больницы некогда огораживалась хорошим забором, но потом несколько металлических прутьев растянули, несколько вырвали, пару раз крепили обратно, а после махнули рукой и оставили как есть. Всё равно там располагался отходник, а остальная часть отгораживалась от заднего двора нормально забором, за которым следили пристальнее. Отходник представлял собой квадратную яму, с неровными бетонными стенами и грубой рамкой из досок сверху. Некогда на ней крепился люк, но его сняли в незапамятные времена, и Птица помнил, что ещё лет пять назад пацаны на спор ходили посмотреть «на мерзость» посреди ночи. Своеобразная проверка на вшивость. Тогда едва ли десятилетним пиздюкам подобное казалось верхом храбрости. Внутри чего только не было: от вполне банального содержимого больничных уток, использованных бинтов и ваты до биологических отходов, как послеоперационных, так и не слишком приятных, как абортышей, выкидышей, ампутированных конечностей и прочих не слишком приятных вещей. Птица обогнул отходник по левую сторону. Мальчишки взяли его в клещи. Как он и подозревал. Он развернулся резко. Слава даже опешил на мгновение. Птица, не сбавляя шага, налетел на него и боком толкнул прямо в отходник. Короткий вскрик и звук удара внизу. – Ах ты тварь! – завопил Вадим. Костя отстал – слишком долго пытался прийти в себя и проморгаться, так что пока опасности не представлял. Птицу так и подмывало посмотреть вниз, но у него не было на это времени. У него ещё оставалось два противника. Он оббежал отходник так, чтобы миновать Вадима и вылетел через другую дыру, направляясь к дороге. Испачканные волосы застилали обзор. Вдох-выдох, чтобы не сбиться с шага. Следить за дыханием. Концентрироваться. Пришлось сделать изрядный крюк, чтобы направиться к проспекту, лежащему немного в стороне, но они его замысла не разгадали. Разозленные после падения Славы, они, похоже, вообще ни о чем не думали. Замечательно. Птица и сам злился. Нет. Его злость и в сравнение не шла с их. Ярость, холодная, бушующая, затапливала сознание подобно неминуемой волне прибоя, и лишь концентрация на цели позволяла контролировать себя. Остановившись на мгновение, краем глаза он заметил, что за ним бежит только Костя. Это облегчает задачу. На дороге в вечерний час все ещё было много машин. Час пик уже подходил к концу, и здесь никогда не наблюдалось пробок. Птице очень хотелось, чтобы все получилось. К тому же, он начал выдыхаться. Всё-таки надо заставить Тряпку заняться какими-нибудь упражнениями, что ли. По утрам бегать или как, а то пиздец какой-то. Он задушил некстати поступившую к горлу волну раздражения. Светофор где-то вдалеке, на переходе, мигнул зелёным глазом, лениво переключаясь на жёлтый, а после красный. Птица как раз почти подбежал к дороге. Поток машин возобновился. Одна, вторая, третья. Вон те подойдут, и Костя почти рядом. Три, два, один. Птица замешкался на мгновение, затравленно оглянулся на преследователя, сделав глубокий вдох, выскочил на проезжую часть и, лавируя между машинами, побежал на другую сторону. Шаг, другой, третий. Истошный визг тормозов, чьи-то истошные вопли и причитания. Птица даже с шага сбился, споткнулся о поребрик, шлепнулся на колени, разбил их об асфальт и, ударившись ладонями оглянулся. Черный Мицубиси Паджеро торопливо уезжал с места происшествия, а у обочины объёмистым кулем лежал Костя. Подавив желание завопить на всю улицу, Птица закрыл себе же рот ладонью. И прикусил палец до крови, заставив себя успокоиться. Не выходить из роли. Рано праздновать. Ещё ничего не закончилось. Он не слишком проворно поднялся. Вокруг уже начали собираться люди. Кто-то вызвал полицию и скорую. Нужно уходить обратно в приют. Нужно торопиться. Возможно, если Вадим ещё не привел взрослых к сидящему в отходнике Славе, он успеет? – Мальчик, а ты…? – какая-то женщина, естественно, обратила на него внимание. Ещё бы, учитывая его внешний вид. Птица уставился на неё испуганными глазами, и со всех ног припустил в ближайший двор. Изрядно попетляв по местным закоулкам, он устроился на одном из гаражей. Нужно передохнуть, прежде чем продолжить. Хоть минут десять. А потом уже сделать крюк и обратно в приют. Главное – не проебаться со временем. Он лёг на гараж, головой на металл, и посмотрел в темнеющее небо. Холодно. На улице нежарко. В одежде полно дыр понаделали. Да ещё после быстрого бега приятного мало. Ещё немного отдышаться, и можно возвращаться. *** После недолгих раздумий, Олег решил начать с библиотеки. Та, естественно, оказалась уже закрыта. Зато это навело его на мысль, и он почти бегом направился на пустырь неподалёку. На их месте он бы выбрал его. Достаточно далеко от глаз взрослых, равноудаленно от приюта, и от… Когда он увидел портфель Серёжи, выпотрошенную птицу, пару тетрапаков с соком и валяющиеся неподалёку ножницы, то тотчас с мысли сбился. Потому даже думать не стал, когда увидел несущегося навстречу Вадима. Перепуганный чем-то, тот заметил Олега слишком поздно и попытался затормозить, чтобы развернуться, но не успел. Олег врезал ему в живот кулаком, а потом добавил в челюсть с такой силой, что парень отлетел назад и опрокинулся на землю. Последним штрихом стала заломанная до хруста рука. – Волк, мы... там Слава... в отходнике… – Какая жалость, – в голосе Олега, однако, ни тени сочувствия. – Полагаю, ему там нравится. Носок массивного кроссовка угодил под ребра, заставив Вадима согнуться от боли и хватать ртом воздух. Олег выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Сдержанный и спокойный от природы, сейчас он едва мог себя контролировать. Его развели как последнего лоха. А что они сделали Серёже? Что задумали и что успели? Нет, до чего-то он вполне мог додуматься и сам, но очень хотел обмануться. Единственное, он думал, что хорошо, что на ножницах нет крови. Иначе он потерял бы последние крохи самоконтроля. – Рассказывай. – Волк… Олег не желал слушать ни оправданий, ни хныканья. Ничего лишнего. Потому поступил предельно просто. Размах. Молниеносное движение. Пинок. Дикий крик. Хруст. Вадим заорал, закрывая нос. Олег присел рядом с ним на корточки. – Рассказывай, – интонация звучала остро отточенным лезвием. Подспудно скрытое «не вынуждай повторять дважды» отражалось на бесстрастном лице, в омутах темных глаз. – Или мне сломать тебе нос ещё раз? Вадим, время от времени заикаясь, начал рассказывать. Он несколько раз застывал, словно его пугало что-то в выражении лица Олега. Приходилось добавлять ему по рёбрам для лучшей разговорчивости. – Куда они побежали? – поинтересовался Олег, поднявшись с колен и отряхнув джинсы. – К дороге, – глухо отозвался Вадим. – Если ты ещё хоть раз посмотришь в его сторону, я утоплю тебя в том отходнике, где сейчас купается Слава, – Олег говорил спокойно, равнодушно, словно не угрожал, а просто доносил до него какой-то общеизвестный факт. – Там плавает достаточно мусора. Если добавлю ещё немного, ничего не изменится. – Ты не посмеешь, – пискнул Вадим затравленно. За все это время на лице Олега впервые отразились какие-то эмоции. Удивление, даже замешательство, что ли. – Ты действительно хочешь проверить? Олег не стал ждать ответа – ужаса в широко распахнутых серых глазах хватило – развернулся и побежал к дороге, туда, куда, по идее, проще, добежать от отходника. Там уже собралась целая куча людей, стояла скорая и две полицейских машины. Предчувствие неприятностей, а если вернее – пиздеца, подкралось незаметно, ударило по затылку словно бейсбольной битой. До рези в глазах. Хотя нет. Это всего лишь слепящий свет уличного фонаря, возле которого он остановился. Окинув взглядом толпу, Олег начал аккуратно обходить людей, продвигаясь ближе к скорой, намереваясь посмотреть, что там такое происходит. Пришлось потрудиться, чтобы пробраться туда, где хоть что-то видно. Два человека в белых халатах возились возле лежащего у обочины тела. У Олега на мгновение сердце остановилось, прежде чем он узнал Костю. С губ сорвался вздох облегчения. Возможно и на лице что-то отразилось, потому что стоящая рядом бабка посмотрела на него с крайним осуждением во взгляде, поджала губы и уже приготовилась разразиться какой-то тирадой. Олег поспешил ретироваться. Он и без того был на взводе. Вернувшись на границу пустыря, он остановился ненадолго. Требовалось подумать. Олег достал сигарету и закурил. Если Костя попал под машину, а Слава плавает в отходнике, это уже не совпадение. Значит нужно спешить. Такой Серёжа на эмоциях может натворить столько дерьмища, что потом уже не разрулить. Поэтому он выкинул грёбаную сигарету и поспешил обратно к больнице, надеясь, что не опоздал, и снова перешел на бег. Там никого не было. Пока. Невнятно бултыхающийся и всё ещё живой Слава его не заметил и не начал орать, так что Олег ушёл обратно, задумавшись. Значит, он пришёл слишком рано. Стоит ли возвращаться в приют? Нет. Вряд ли. Серёжа должен прийти сюда, чтобы закончить начатое. Если бегать кругами, то они точно разминутся. Кстати, интересно, почему не слышат? Точно. Вечер пятницы. Все уже ушли. В больнице если и есть, то дежурные врачи. К тому же, если им сейчас сюда привезут Костю, в ближайшее время, пару часов уж точно, им будет не до Славы. В некотором роде это даже иронично. Олег пытался занимать мысли чем угодно, кроме того, где же искать Серёжу. К тому же, пока он тут бегал, практически стемнело. Хорошо ещё хоть относительно ясный вечер, и туч немного, а то хрен что увидишь. К счастью, Серёжа сам облегчил ему задачу. Правда и заметили они друг друга не сразу. Серёжа шел довольно быстро, что-то придерживая, и на окружающий мир внимания практически не обращал. – И что ты задумал? – Ты... Даже в сумраке Олег заметил как сверкнул янтарь глаз, и только удостоверился в своих догадках. – Я понимаю, что ты хочешь сделать, но нет. – Надо же какие люди, – по тонким губам скользнула усмешка. – Герой подоспел к окончанию представления, принцесса в нём больше не нуждается. Олег меньше всего настроен на то, чтобы с ним пререкаться. Он прекрасно понимал, почему он зол. Даже в полумраке разглядел подранную одежду, перепачканные волосы, и да, он мог, чёрт побери, понять такую реакцию. – Прекрати, – попросил Олег. – Пропусти, – потребовал тот. Они замерли на мгновение оба. Олег понял, что тот не отступит, и когда он попытался прорваться, перехватил его за запястье и повалил на землю. Бутылка, которую Серёжа нёс, с тихим звоном упала на землю и разбилась. В нос ударил терпкий сладковатый запах ацетона. – Ну что, доволен? – Серёжа зло на него уставился. Приходилось прижимать его руки к земле с силой. Казалось, тот готов выскользнуть из хватки в любой момент. – Что ты не попадешь в малолетку? Пожалуй, более чем, – почти моментально откликнулся Олег. – Он заслужил сдохнуть, – зашипел Птица, пытаясь высвободить руки из кажущегося стальным захвата. – И не тебе решать. Ты должен был быть рядом, но тебя не было. Не было! Так что вообще, блять, рот закрой. – Успокойся и подумай головой, – Олег чувствовал себя раз в пять дерьмовее, чем когда слушал Вадима и осознавал, что действительно не был рядом. – Серый, блять! – он прижал его за шею локтем другой руки к земле. – Перестань мудачить уже! И получил пинок в бок. – Иди нахер, – прошипел Птица. Его это неимоверно раздражало. Такой отличный план пошёл к чёрту. Но больше всего его выбесило появление Олега именно сейчас. Ни раньше, ни позже, а именно сейчас. И собственная слабость. Невозможность дать ему отпор. Потому что, как ни крути, физически он не мог ему ничего толком противопоставить. – Ты ничем не помог мне, когда они попытались накормить меня печенью голубя. Потому отойди и позволь мне закончить начатое. – Я не позволю тебе оказаться за решёткой, – чётко и по слогам произнес Олег. Он давно подметил неувязки в его поведении, и пусть этот Серёжа редко хотел идти с ним на контакт, они общались. Олег просто не мог воспринимать их разными людьми. Потому, как бы он не упирался, не собирался позволить ему угробить себя. Он мог себя ненавидеть, но только сильнее прижал Серёжу к земле. – А теперь слушай меня. Пока это все тянет на несчастный случай. Если ты сожжёшь эту мразь, будет очень сложно объяснить его смерть несчастным случаем, учитывая твой внешний вид. Ты и будешь главным подозреваемым. Ты меня понимаешь? Он ослабил хватку, опасаясь его задушить, и вместо этого зажал ему рот рукой. Сережа вцепился в ладонь зубами, и Олег поморщился. Сил не пожалел, однозначно. – Серё… Серый, они не станут разбираться, а Костя и Вадим против тебя и наплетут. Ты так хочешь испортить себе жизнь? Перестань уже выёбываться! У тебя же есть мозги! Я это знаю! Прошло несколько секунд, прежде чем Птица моргнул и нехотя выпустил его ладонь изо рта. Все это время он пытался успокоиться, как бы ему не хотелось Олега слышать. Он и сейчас не хотел, но, к сожалению, в его словах был резон. Олег отпустил его, встал и протянул ему руку, но Птица проигнорировал его и поднялся сам. – Какая сильная любовь, – заметил он, потирая шею. Досталось ему куда меньше, чем он пытался показать, но играть на чувстве вины Олега было слишком легко. По крайней мере, так ему становилось хоть немного легче. Немного менее обидно. – Мог бы ещё сильнее? – Они меня подставили. Поэтому меня и не было. Птица отвернулся, убирая волосы с лица. – Не нужны мне твои оправдания. Олег хотел ему объяснить, но понял, что сейчас это будет всё равно, что разговаривать со стеной. Он мог сам себе признаться. Бесило. Особенно сейчас, но если он принял решение, то уже и отступать нет смысла. Потому он бесцеремонно взял его за запястье и потащил за собой. – Эй! Какого хера?! – А ты ждёшь, чтобы менты нас прямо здесь нашли? Рядом с бутылкой ацетона, которую ты хотел использовать, чтобы сжечь Костю? – Я сам идти могу. У меня ноги есть вообще-то, – огрызнулся тот, и Олег все же его отпустил. Неохотно, словно опасаясь, что тот может свалить в любой момент. Птица даже невольно оскорбился на это недоверие в его адрес. Он не собирался настолько подставлять его и себя. Олег поднял бутылку, пару крупных осколков, проигнорировав оставшиеся мелкие. Её нужно выкинуть куда-нибудь на обочину. От запаха избавляться нет времени. Птица потащился за ним следом. Олег забросил бутылку в противоположный конец пустыря, просто в кусты, подальше от того места, где можно бегать и искать какие бы то ни было улики. Честно сказать, Олег и так сомневался, что менты вообще озаботятся, но предпочел перестраховаться. Славу-то вытаскивать придут. Странно, что Вадим ещё не притащился. Видимо он его достаточно хорошо разукрасил, чтобы тому пришлось ползти в приют. После они вдвоем вернулись к портфелю, с трудом набредя на него в этой гребаной темнотище. – Серый, запомни. Это ты меня выпустил. – Э? Чего? – погруженный в свои мысли Птица чуть не сбился с шага, когда его из раздумий вырвал голос Олега. – Из подвала. Я об этом скажу, а ты подтвердишь. – Понял, – Птица только хмыкнул. Алиби значит. Ему это только на руку. Ещё одна незабвенная любовь их приюта с таким же звучным именем Любовь Митрична встретила их почти на пороге. Злющая как тысяча чертей, ноздри раздувала как бегемот. Если честно, Олег даже на мгновение подумал, что она их двоих так и отправит обратно в подвал на остаток ночи, невзирая на произошедшее. – Волков! Разумовский! Черт вас обоих побери! Волков! Вы же оба прекрасно знаете! Что вообще творится! Ко мне прибегает Емельянов, рассказывает кучу небылиц. Про Максимова в отстойнике. Я бы ему не поверила, но мне только что позвонили из полиции, – она поджала губы, глядя на Серёжу. – Оба в душ, живо. Отбой был уже, так что потише там. Помоги ему привести себя в порядок. Пришлю кого-нибудь с одеждой. Олег молча кивнул и, потянув за собой Серёжу, прошел внутрь, раз уж им любезно позволили. Донесшееся вслед «...и приведите в божеский вид эти патлы» он тоже услышал. Некоторое время они оба молчали. В темноте и тишине слышен только звук льющейся воды. Олег разглядывает след от укуса, где кровь едва течь прекратила, а Птица старается не ругаться в голос, потому что не может выпутать из волос репьи и жвачки, которых от души добавили мальчишки вместе с мусором, червями и ещё какой-то гадостью. Но прочее вымывалось. А это нет. Олег достал уже принесенные кем-то ножницы, оставленные вместе со сменной одеждой вне душевых кабинок, и подошёл к нему. – Без тебя обойдусь, – шикнул на него Сережа. – И что тебе даст твоё глупое упрямство? – поинтересовался Олег. – Поворачивайся. Я попробую постричь хотя бы более-менее ровно. Тот фыркнул, но все же, заколебавшись на мгновение, послушался. На самом деле, Птицу это раздражало. Он не желал быть ничем обязанным Олегу. Олег – это прихоть Серёжи. Прихоть дурацкая и необъяснимая. Да, он был вынужден с ним мириться, но они и до него справлялись, и без него могли. Потому необходимость хоть в чем-то быть ему обязанным его не радовала. Не хотел он вообще с ним взаимодействовать. Он и вырвал слова обещания из него не для себя, для Серёжи. Нахрен ему Олег сдался-то? Глаза б его не видели. Так нет же! Олег сам привязался, как репей, чтоб его. И не желал отвязываться, а грохнуть Птица его не мог. Вернее, может и стоило, да вот вряд ли Серёжа оценит... поэтому он медлил. Ножницы щёлкали. Рыжие пряди падали на белый пол. Сережа расстроится. – Готово. Птица дотронулся до волос. Зеркала поблизости не было, но он и на ощупь понимал, что криво. Слева чуть короче, чем справа, да ещё и справа косая челка лезла на глаза. Сзади тоже непонятно что. Вышло невнятное неровное каре. – Ну ты и криворукий, – потянул он. Олег, как раз выстригший последнюю жвачку из волос ближе к макушке и лишивший его изрядного клока волос, как раз поэтому и решил его остричь пока покороче, посмотрел на него бесстрастным взглядом. Какой-то такой реакции он и ждал. Так что размышлял над достойным ответом почти с самого начала. Спонтанно на такие вещи он бы не среагировал, но вот так, заранее, почему бы и нет? – Сказал мне человек, подстроивший несчастный случай так криво, что жертва не скончалась, а всего лишь попала в больницу. Птица обиженно надулся и пошел смывать волосы с лица, но у Олега даже настроение немного поднялось. Просто слишком он забавно обижался на безобидную в сущности фразу. Они оба молчали некоторое время, прежде чем прозвучал вопрос. – А надо было наверняка? – Нет. И ты, и я сделали так как получилось. Это не упрёк, Серый. Птица запрокинул голову и пристально посмотрел на него с тенью любопытства во взгляде. – И что же это? – Можешь сам решить. Птица закатил глаза демонстративно, но не стал больше ничего говорить. Возможно он всё же был немного благодарен. Самую малость. Они молчали некоторое время, после начали одеваться. Олег немного успокоился. Серёжа выглядел куда лучше. Олег хотел задать вопрос, но понимал, что тот только взбесится, и то подобие хрупкого перемирия, воцарившегося между ними, сразу же рухнет. Да и не нужны ему ответы. По крайней мере, для себя он уже всё решил. Что меняет то, что он и без того подозревает? Не его отношение уж точно. Сережа однако едва заметно пожал плечами, словно уловив немой вопрос в его взгляде и поняв его значение. Олег никак не отреагировал на это. Через некоторое время они оба вышли из душа и направились в сторону своей комнаты. То, что их не наказали, могло значить лишь то, что завтра утром предстоял визит стражей правопорядка. И влетит им уже позже. Серёжу вызвало в кабинет директора рано утром. – Я пойду с ним, – сказал Олег, заявившийся под дверь кабинета с другом. – Волков, ты с ума сошёл? – Любовь Митрична готова была загораживать дверь грудью, вот только он ее слушать не собирался. – Я сказал, что пойду с Серёжей, – повторил он. Птица насмешливо наблюдал за перепалкой, но сам не встревал. Только открыл дверь, пока никто не вышел на их скандал. Олег шагнул за ним следом. Воспиталка резко заткнулась, потому что один из ментов уже поднялся с дивана. Высокий мужчина в форме, с пышными усами. – Пусть заходят оба, – махнул он рукой, и Митрична подавилась заготовленной возмущенной фразой. Птице в голову приходит комментарий что давятся с таким лицом кое-чем другим и обычно в спальне, но он старается не продолжать ассоциацию, или удержаться от комментария станет решительно невозможно. – Ты второму парню руку и нос сломал? – интересуется мент. – Я, – не стал отрицать Олег. – Заслужил? – Иначе я бы этого не сделал, – ровно ответил он. Его друг только хмыкнул и пригласил их обоих сесть. Пришлось выселять со стула директора ради этого, и Олег подумал, что сегодняшнюю ночь им с Серёжей явно предстоит провести не в комнате. Хоть бы покормить не забыли. Птица нагло занял директорское кресло, позавидовав его удобству и сравнив его со стульями в здании приюта и школы явно не в пользу последних. За ночь он только убедился, что Серёжу ему пока не дозваться, да оно и к худшему сейчас будет. Значит нужно просто сыграть роль и не париться по этому поводу. Зато спасибо стрижке. Волосы прикрывают глаза, и это не так заметно. Он тренировался перед зеркалом, но пока радужка только частично выцветает в голубой и снова становится янтарной. Получается плохо. Нужно пытаться лучше. Если устранить это отличие, он сможет выдавать себя за Серёжу. Все равно в этих условиях им не раздобыть голубые линзы. А если и да, то где их хранить? Последний случай показал, что портфель Серёжи – не лучший вариант. Да к чёрту. Много случаев. Птица только сейчас узнал одного из полицейских. Усатый мужчина, говоривший с Олегом, был тем, кто когда-то опрашивал их по поводу случая с пожаром на берегу. И вот это прям блять. Они конечно изменились за эти годы. – Тебя видели на улице. Ты убегал. Очевидцы сказали, ты выглядел не лучшим образом, – начал мент, и Птица с неудовольствием отметил его дотошность, хотя пока не понял, к лучшему или к худшему это в его ситуации. – Угу, – отозвался он. – Мы поссорились, поэтому я убежал… – Сильно поссорились? – продолжал расспрашивать мент. Да что ж за настырный такой попался? Было бы гораздо легче, если бы занесли в протокол, поругали и свалили восвояси. Птицу жутко раздражала необходимость играть чужую роль. Если в отсутствии воспитателя и директора, он ещё мог бы взбрыкнуть, потому что чужаки ни черта не знают о нем, здесь не выйдет. – Угу… вроде того, – продолжал отпираться он. Держи карман шире. Будто любой детдомовский пацан вот так просто расскажет менту об издевательствах. Птица с одной стороны и хотел досадить воспиталке слегка, а с другой настырный мент раздражал его гораздо сильнее. – Ладно. Ты из-за этого того пацана отделал? – обратился мент к Олегу, решив зайти с другой стороны. – Допустим, – Олег решил, что лучше будет говорить он, пока кое-кто не сболтнул лишнего. – Они причинили ему боль, он сбежал, я одного из них избил. Что это меняет? – Ничего. Просто другой оказался в больнице. А нам нужно бумажки заполнить, – он развел руками, а на лице застыло виноватое выражение. – Я понимаю, что ему страшно и неприятно, и возможно он не чувствует себя в безопасности, но чем быстрее он расскажет нам о том, что случилось, тем быстрее мы уйдём. Олег выразительно посмотрел на друга. – Серёж, пожалуйста. Расскажи им. Птица только кивнул, поднял глаза, поменяв их цвет, а после снова уставился на свои колени, имитируя стеснительность. – Я испугался и побежал к дороге. Вообще не думал, куда бежать и что делать. Лишь бы подальше. Кто-то вроде упал... не помню толком. Мне страшно было, – он пожал плечами и замолчал, выдерживая нужную паузу. – Перебежал через дорогу, вроде снова упал... а после ко мне кто-то обратился кажется. Потом я вернулся в детдом. Мне было холодно, и уже темнело. Его выслушали со всем вниманием, что-то записали, задали какие-то уточняющие вопросы, но он ничего и не добавил, кроме деталей того дня касательно толпы и ещё какой-то ерунды навроде сбившей Костю машины и прочего. А после их отпустили с воспиталкой. Прежде чем выйти из кабинета, Птица услышал недовольный голос напарника дотошного мента. – Кость, да хватит уже. Пойдем отсюда. Что ты прицепился? Похоже директор всё же переживет парочку неприятных минут. Но вот теперь ждала и их. Подоспевшая к шапочному разбору Викторовна выглядела действительно взбешённой. Переводила взгляд с него на Олега и обратно. – Как ты выбрался оттуда, Волков? – Я его выпустил, когда вернулся с улицы, – ответил Птица быстро, и внимание сместилось на него. – Но Емельянов сказал… – Не иначе как вы сами тогда его выпустили в приступе искренней и безудержной любви, – язвительно потянул Птица, не удержавшись. Орать слишком громко на них не осмелились, нашипели исключительно шепотом, ведь стражи правопорядка были все ещё в здании. Это же сыграло на руку руководству, и Олег с Птицей оказались в подвале прямо с самого утра, а не после школы, как могли бы. Ладно хоть в компании друг друга. – Грёбаная морозилка, – хмуро буркнул Птица, обняв себя руками и растирая плечи. Торчать тут до вечера, не иначе. Ладно если ещё поесть принесут. Он не любил холод, куда больше предпочитая тепло. Олег также наощупь выбрал свободное ото льда пространство и устроился там. Птица, недолго думая, присоединился, устроившись ближе. Вдвоем теплее, прижавшись друг к другу. Лишь бы не заболеть после такого замечательного времяпровождения. Они оба молчали, в полной темноте были слышны только тихое дыхание друг друга да стук сердец. Внезапно раздался тихий смешок. – Те ещё живодёры. Как пыточная. Удивительно, что здесь никто крышей не едет. – Ты так уверен? – почти ровно ответил вопросом Олег. – Неа. Если и уверен, то в противоположном, – в голове Птицы звучали беззаботно-счастливые нотки. – Представь, если спалить эту помойку. Хорошо бы горело. Олег потянулся и дал ему подзатыльник. В темноте не очень удобно, но все же вышло с первой попытки. – Эй, какого хуя?! – рассерженное змеиное шипение Серёжи прозвучало почти смешно, но парень только отрезал. – Даже не думай о подобном. Я тебе не позволю. – Тоже мне, герой выискался! – Птица демонстративно отполз подальше, рассудив, что начинать свару в темноте, да ещё и с вероятностью оказаться в результате заднице на льду – перспектива не из приятных. Ладони обожгло холодом, и он скривился. Олег вздохнул. Может стоило ему подыграть, но если поддерживать его дурацкие идеи, в один прекрасный момент он может действительно не успеть. А ему бы этого не хотелось. Поэтому он действительно опасался последствий. Не то, чтобы он не видел по предыдущим случаям, что тот умеет перестраховываться. Но вот сейчас явно берегов не видел. А если ещё что произойдет. – Серый, там лёд. Ты куда полез? Замёрзнешь. Птица его проигнорировал. Тогда Олег вздохнул и наощупь полез за ним, и Птица начал отпихивать его чисто из упрямства. Они завозились, и в результате оба закончили на льду вопреки его недавним мыслям. Холодно. Как же блядски холодно. Естественно свитер задрался, джинсы чуть сползли, и между ним и покрытым тонким слоем льда была только тонкая футболка. – Мерзнешь? – А ты, блять, как думаешь? У меня задница на льду. Олег немного подумал и перевернулся так, чтобы Сережа оказался на нем. – А так? – Теперь не на льду. На тебе. И не только задница, – Птица оперся ладонями о постоянно скользящую поверхность, очень зло и раздражённо думая, что все равно сожжёт этот клоповник и хуй кто его остановит. – Всё, давай вставать. Лежать сверху конечно было удобно, но если Олег заболеет, тем более по их вине, Тряпка потом ему все мозги нытьем выполощет. Потому пришлось нехотя подняться, причём он снова шлепнулся на этом грёбанном, черт его поеби, льду, и выругался. Олег же каким-то чудом встал без потерь и ещё ему подняться помог. Они с трудом нашли тот самый нормальный большой пятачок без льда и снова там сели. – Может в слова поиграем? – вдруг предложил Олег. – Издеваешься? – А что тут ещё делать? – Снимать штаны и бегать, – Птица закатил глаза. Хорошо хоть в темноте не видно. Но звучало резонно. Оставалось надеяться, что о них не забудут, и два трупа им все же не нужны. – Ладно. Начинай. – Арбуз. – А менее банально? Забор. – Решётка. Время текло так медленно, что казалось, его тянут намеренно, и в итоге Птица задремал, уронив голову на плечо Олега. Он не знал, сколько времени прошло, потому что, когда открыл глаза, было всё ещё пиздецки темно. – Проснулся? – раздался у него над ухом голос, но он не отреагировал. Руки, кажется, были... под свитером Олега. Пальцы нащупали только футболку, он помнил, что грязно-апельсинового, тусклого цвета. И вот на кой чёрт ему сейчас это знание? – Ты что вообще делаешь? – прошипел он недовольно, резко вытаскивая руки. Стало на несколько градусов холоднее. Не то, чтобы и так тепло, но в любом случае... – Здесь холодно, поэтому согреваю тебя. Птица отпихнул его и выпрямился, отодвигаясь от теплого бока, у которого пригрелся за все это время. – Сам разберусь, – отрезал он. Слишком уж расслабился. В конце концов, все это не имело особого смысла. – Почему ты так завёлся? – в голосе звучало неприкрытое удивление. – Потому что мне твоя помощь не нужна. – Ты же заболеешь. В библиотеку не пустят, – попытался урезонить его Олег, так и не понявший, откуда взялось это неожиданное упрямство. – Заболею-не заболею. Нормально всё будет. Сам разберусь, – огрызнулся Птица. Его вдруг начало раздражать это внимание Олега к нему. Тот так возится с Серёжей. Вот с ним пусть и продолжает возиться, а от него отъебётся. А в идеале от них обоих. Как же было хорошо до того как Олег в их жизни появился всё-таки. – Тебе действительно так важно упереться и отправиться в больницу с воспалением лёгких? – Олег тоже устал и замёрз. И ему совершенно не хотелось ругаться с этим упрямящимся дебилом. Даже его терпение тоже имело свойство заканчиваться. – Слушай, чего ты прицепился, а? Сказал тебе, что я в порядке. Не нужна мне помощь. Ничья. А твоя в особенности. Понял? – вопреки нарастающему в груди раздражению и желанию кого-нибудь убить особо жестоким способом, говорил он очень спокойным, даже безразлично отстраненным тоном. Ответить Олег не успел. Дверь распахнулась, и Птица, прикрыв глаза руками, потому что свет резанул непривычно ярко, рванул туда первым. И полгода не прошло. Уже переступая порог, он ощутил знакомое ощущение и невольно улыбнулся. «Птица..?» – позвал его голос в голове. Серёжа наконец-то проснулся.