***
Мир наш связывает судьба. Она вьется нитью с самых древних времен, сводя и разводя людей, опоясывает, запутывает, создает настоящее и уходит в года грядущие. Поэтому, малыш, и не существует никакой свободы. Лишь человеческая вера и отчаяние. Говорил Бадр, смотря на заходящее, оранжевое солнце и вдыхая прогретый воздух. На его лице появлялась какая-то очень печальная улыбка, а Джамиль молча прислонился к его сгорбленной спине и наблюдал за тем же солнцем и редкими Рух, которых мог иногда видеть. Пока еще мальчик видел отражение этих слов в своей жизни, когда преклонял колени перед новым молодым господином — старшим сыном семьи Азим. Когда начал видеть на своих запястьях бедно-золотые оковы. Когда видел такие же на запястьях господина Калима, жизнь которого мало походила на сладкий сахар. Скорее на горечь от ядов и лекарств. Однако задорный мальчишка с глуповатой улыбкой на лице все продолжал тянуть его за собой и быстро-быстро о чем-то говорил. Перескакивал с темы на тему, как любой активный ребенок, любил музыку и звонко-звонко смеялся, тряся руками с браслетами, создавая звон. Словно неосознанно старался заглушить трепет Рух. Слова наставления родителей тоже мешались со звуком крылышек золотых птиц, которые всегда выливались один и тот же вопрос. «Ты ведь понимаешь?» О, да. Джамиль понимал. Понимал даже четче и лучше отца и матери. Понимал, потому что видел. Потому что слушал и слышал. Поэтому следовал этому звуку и присматривал за врученным ему ребёнком. Пусть иногда он его и раздражал. Ведь он такой же.***
Мир наш построен на взаимосвязи. Всё наши встречи и расставания уже предопределены. По воле маленьких Рух мы пересекаемся со множеством живых существ и также расходимся. Для них мы никогда не встречались. Для них мы уже расстались. Вспоминал повзрослевший Джамиль слова ушедшего в золотой поток — смерти для парня давно не существовало — Бадра, когда прогуливался с Калимом по базару (точнее следил, чтобы это недоразумение не скупило все ненужные вещи подряд) и случайно увидел неземное существо. Лев с белой шерстью, что казалась грязно-серой из-за пыли, лежал в клетке — как его вообще посмели туда посадить — с закрытыми глазами, положив морду на сложенные лапы. Вокруг него вились взбудораженные Рух, которые путались в неровно подстриженной гриве и вообще вели себя очень странно. Словно ластились к нему. Зверь, будто почувствовав чужой взгляд, медленно открыл золотые глаза с тёмным вытянутым зрачком, и Джамиль восхищенно выдохнул и замер, когда увидел их. Зазывающие звуки базара в миг стихли, остался только радостный трепет Рух. А Джамилю показалось, что он пропал. Но наваждение исчезло стоило белому льву снова свернуться в меховой шарик, а Калиму завопить ему в ухо. Путь продолжался, клетка становилась все дальше и дальше. Джамиля же снова стал раздражать трепет крыльев золотых птиц. Второй раз Джамиль потерял дар речи, когда увидел стоящее за спиной улыбающегося Калима Божество в теле человека. Неровно остриженные до плеч белые волосы, очень знакомые золотые глаза и белые свободные одежды, которые хорошо скрывали руки. Калим говорил о приставленном к нему отцом охраннике, а Джамиль все не мог оторвать от нового человека взгляда. Пусть перед глазами и мельтешил Рух.***
Джамилю казалось, что с появлением в его жизни Исы все полетело в бездну. Парень был готов поклясться, что иногда тень Исы на мгновение становилась тенью крупного льва, а потом возвращалась обратно. Он предпочитал молчать о случайно увиденных четких золотых оковах на запястьях, которые даже на вид казались тяжелыми и сдавливали руки. О змеящихся по смуглым рукам белых узорах заклинаний, что наложили очень и очень давно, как шептали Рух. О своих предположения о его природе. Однако этого и не требовалось. Иса молча подтверждал невысказанные слова Джамиля плавными движениями, спокойным взглядом золотых глаз, в которых иногда плясал янтарный огонь, и теми же историями, что рассказывал ему когда-то Бадр. О мире, о Богах и их посланниках, о Рух и судьбе. Но они казались Джамилю чем-то неуловимо другими. Будто весь его мир перевернулся с ног на голову, а бледно-золотые оковы на запястьях стали покрываться трещинами. Калим всегда с детским восторгом вслушивался в мерный, тягучий словно мед голос и засыпал в ворохе подушек с улыбкой на лице, а Джамиль молча наблюдал за широкими белыми рукавами, которые трепал ветер. В какой-то момент он уже задумчиво скользил пальцами по виткам белых узоров на чужих руках, что больше напоминали шрамы, и смотрел в теплые золотые глаза напротив. — Ты не человек, — слова слетели с губ легко, а рука неосознанно коснулась мягкой щеки. Иса также легко кивнул в ответ, но больше говорить о себе не стал. Джамилю это и не нужно. Когда он прижался к чужому плечу, когда его укрыли широкими рукавами, парень перестал слышать раздражающий трепет Рух. — Если нас разбросает по их воле, то я не хочу подчиняться подобной судьбе. Вместо ответа его прижимают к чужому телу чуть ближе и гладят по отросшим волосам. Золотые птички остались где-то там, а Джамиль, кривя губы в улыбке, чувствует несуществующую свободу.