дружба.

— помню, что поступил с тобой фигово… но мы же всё ещё друзья? — Лева смотрит на друга с надеждой и сожалением. тишина в ответ больно бьет по сердцу, которое наконец-то стучит.неужели он был настолько ужасен? хочется объясниться, что он был в бреду, что он искренне сожалеет. всего этого хочется ровно до тех пор, пока Лагунов не отворачивается от него, считай, что всем телом, тогда то Хлопов и понимает — это конец. у Валерки же совсем другие мысли в голове. «Я же говорил, что мы ещё встретимся…» видимо, судьба поистине циклична. все, чего он боялся и избегал, всё, с чем он боролся, теперь сосредоточено в нём. смотреть было противно на всех тех, кто сейчас просто улыбался, придумывал новые байки и был свободен. ценой своей беззаботной жизни он спас остальных, но прок то ему какой с этого? Анастасийка шугается его, да и сам бы Валера больше бы к ней не подошел. ни с кем из тех, кто сейчас сидел на палубе речного трамвайчика, Лагунов общаться не будет — слишком страшно, что кто-то из этих тринадцати обреченных ребята снова будет на грани смерти из-за мерзкой, липкой жажды кого-то высшего. поэтому и Левке лучше держаться от него подальше. он хотел быть друзьями, ради этого помогал, ради этого пожертвовал собой. но к чему теперь весь этот героизм, который никто, кроме Игоря и Серпа так и не признал? безжизненным взглядом провожает волны, разбивающиеся о нос трамвайчика и думает, думает, думает… Денис появляется рядом и Валера молчит. к чему он вообще его сюда позвал из своей головы именно сейчас? но брат буравит своим излишне живым для мертвеца взглядом. «и что будешь делать теперь?» Лагунов молчит, сглатывает ком в горле и тяжело дышит. а что ему остается делать? жить этот год, не поддаваясь соблазну. а дальше… да к черту эти планы! был у них идеальный план: пиявцы на корабле, стратилат в пищеблоке, Валера на концерте слушает сопрано Сергушиной. смотрит на последнюю со злобой, но тут же переводит взгляд на Хлопова. беднягу мало того, что мутит дико от выпитой народной крови, так он ещё и отшил его молчанием. но до чувств Льва Валерке сейчас, мягко говоря, как до Луны — далеко и пусть этим занимается кто-то другой. Игорь подсаживается к нему и ободряющие гладит по спине. и к Валерию будто вся жизнь возвращается. эта тьма, эти тайны будут поедать их обоих и справляться они договорились вместе. но у Горь-Саныча хотя бы всё не так плачевно — Плоткин наконец-то понял, что с Вероникой им не по пути и Ника Генриховна будет вместе с Корзухиным, он не просто не один, он со всем и сразу. у него шанс на счастливую жизнь, у него шанс оправиться от этого кошмара наяву в объятиях любимой, которая полностью понимает его страхи и печали. Валерке же остается лишь одно: помереть в одиночестве под рассказы вымышленного брата. — а что если пить бычью кровь? — произносит где-то рядом Горь-Саныч и Лагунов смотрит на него, как на полнейшего идиота. — к чему тогда Серпу нужны были все эти ухищрения с пионерами, если он мог просто завести на даче крупный рогатый скот, да попивать их кровь понемногу? жил бы припеваючи, горя бы не знал, да жизнь других людей не отравлял. Корзухин замолкает, поняв, что идея действительно бредовая. Но что же ему остается ещё предлагать? Убивать людей ни у одного, ни у другого рука не поднимается (хотя Игорь предполагал, что стоит Валерке обезуметь и у него поднимается абсолютно всё на свете, лишь бы выпить человеческой крови, да поскорее). однако, Лагунов быстро вывел друга из размышлений, вымученно улыбнулся и покачал головой. «забудьте об этом, Горь-Саныч. лучше умереть, чем продолжать эту цепочку» — произносит Валера с ужасающим спокойствием и смирением. Игорь боится такого Валерку. безжизненного, натужно-спокойного, потухшего. желание идти против системы, желание добиться всего самого лучшего и бороться для этого лучшего до конца — вот, чего ожидал филолог от этого двенадцатилетнего мальчика. и, видимо, возложил на него слишком много ожиданий. Корзухин и сам прекрасно понимал, что единицы взрослых людей справились бы с таким, а тут ещё совсем юнец уже думает лишь о своей предстоящей смерти. до них доносится громкий Анастасийкин смех и Игорь, почти что не специально, проклинает русоволосую девчонку. Валера же кривится, да вздыхает тяжело. а что ещё ему остается делать? но чувство чужого взгляда на себе леденит и без того холодную теперь кожу и Валерик поворачивается, готовясь встретиться с Сергушиной взглядами, да зыркнуть на неё так, чтоб вспомнила, кто на этой палубе сейчас монстр и от кого не то что взгляд, всё тело нужно уводить подальше. однако, девчонка на него вообще не смотрит. разговаривает с другими ребятами из отряда, да и вообще будто не помнит всего того, что случилось. смотрел на него всё тот же Хлопов, да смотрел так, что тошно становилось. Лева и так выглядел отвратно после возвращения в свой человеческий облик, так ещё и смотрел так пронзительно-грустно, что у Лагунова последние остатки сердца сжимались и щемили. но больше нет места ни жалости, ни уступкам. холод, тьма и одиночество. и с Корзухиным он общаться тоже перестанет, как только приедет домой. не нужны человеку, у которого только-только наладилась жизнь, такие глобальные проблемы вампиризма.

***

пронзительный, нечеловеческий крик раздается по всей квартире. удачный отпуск родителей в Ялте играет Валере на руку. он готовился к этому моменту весь год, хоть тайно и надеялся, что бычья кровь действительно поможет ему перебиться. конечно, в течении года так и было: в другие полнолуния он спокойно пил бычью кровь, но в ночь третьего августа ничего не спасало: тело требовало человеческой крови. Игорь находился где-то рядом, скорее всего, на кухне и от каждого нового крика сильнее вжимался в мебель. весь год они не общались и лишь вчера Лагунов попросил об одном: «свяжи крепко крепко и запри, а когда с рассветом помру, вымети тут всё и сделай так, чтоб подумали, будто я сбежал.» и Горь-Саныч действительно его послушал. внутренне готовился к тому, что обычных связок тканями к кровати не хватит, монстр выберется и сожрет его, но лучше пусть всё будет так. Игорь слышит, как переворачивается кровать, как Валеркин крик все меньше похож на человеческий, он звучит яростнее, пронзительнее, что аж сердце замирает. замирает сердце и когда раздается звонок в дверь. Корзухин переживает и понимает, что это соседи. наверное, устали слушать эти ужаснейшие выкрики среди ночи. но когда стук в дверь становится всё настойчивее, Горь-Саныч решает хотя бы просто посмотреть, кто пришел. на трясущихся от волнения и страха ногах медленно подходит к тяжелой металлической двери. и смотрит в глазок. однако, видит он перед собой не соседку с закрученными на ночь волосами и не соседа в одних боксерах, а советского школьника, любителя футбола — Леву Хлопова. и Корзухин вообще перестает понимать, в чем дело. неужели Валерка всё-таки решил продолжить общение с ним? но почему тогда даже Игоря отверг, сторонился, а тут на тебе — с бывшим пиявцем сошелся. Хлопов прислоняется глазом к глазку с другой стороны двери и размыто, но видит знакомое лицо. «Горь-Саныч, откройте, мы с Валеркой друзья, он нуждается во мне.» Игоря как водой ледяной обдало. быть того не может, чтобы Хлопов снова был пиявцем. Валерка так мучается сейчас, готовится к смерти и всё ради чего? ради того, чтоб в итоге просто сдружиться снова с Левой и выпить у него всю кровь? нет уж. — уходи, Лева, он справится без тебя. сегодня ты снова будешь свободен. — тишина за дверью продолжалась недолго. — нет, Горь-Саныч, Вы не поняли. я почувствовал, что нужен ему. я не дам ему своей крови, я принес чужую. — Игорю кажется, что он сходит с ума. либо пиявцы научились ещё лучше врать, либо вся эта ситуация — абсолютнейший абсурд. на лестничной площадке раздался звук открывающейся двери и Корзухин увидел через глазок, как выходит соседка. — молодой человек, Вы время видели?! — уставшая пожилая женщина не выглядела настолько уж разгневанной, насколько звучал её голос. — Вы в какую квартиру? — вот в эту, к Валере Лагунову. ему плохо стало, он мне позвонил, попросил помочь. — так от чего же он тогда не открывает? — Игорь столкнулся взглядами с Хлоповым через глазок двери и тот значительно кивнул головой в сторону старшуки. ничего больше не оставалось: либо милиция, вызванная разъяренной в ночное время соседкой, либо Лева-кровопиец, которого видит Корзухин не в первый раз. дверь со скрипом отворилась, но Игорь постарался спрятаться поскорее за дверь. по лестничной площадке раздался оглушительный Валеркин крик и соседка поежилась. — понасмотрются своих ужасников американских, а потом плохо им! вот мать приедет, всё ей доложу! — простите ещё раз, пожалуйста! — быстро произнес Хлопов и зашел в квартиру, поспешно закрывая за собой дверь. Игорь сжал что-то в кармане брюк, но Лева на это особо внимания не обратил. Одет он был не так, как будучи пиявцем: обычные шорты, футболка и маленький спортивный рюкзак на плече. и вовсе он не собирался ни на Игоря кидаться, ни к Лагунову бежать отдавать свою кровь. — Горь-Саныч, ну Вы даете! нажили Валерке проблем. — да какое ему дело-то до этих проблем сейчас? а с рассветом его не станет. - последнее предложение произносит совсем тихо и невероятно устало. зачем он вообще позволяет мальчишке помирать? Корзухин замечает, как кривится Левкино лицо и как он открывает рюкзак. Хлопов достает оттуда пакеты с кровью и Игорь снисходительно улыбается. — не поможет бычья кровь, дружище. не в эту ночь. — а кто же сказал, что она бычья? — удивляется Лева, — это моя, человеческая. я хоть и не медик, но кой-чо понимаю, Горь-Саныч! кровь разогнать дело плевое, а шприцы найти — так и того легче. вот и выкачал, сколько смог. чуть в обморок не упал! — Лев будто хвастался этим, но в глазах у него не блестело ничего, кроме грусти. — так вы после лагеря с Валеркой дружите? — и, будто услышав своё имя, Лагунов снова истошно заорал. — может, обсудим это позже? — примирительно улыбается Хлопов, но улыбка выходит нервной, сам он поглядывает на дверь. Корзухин кивает быстро и идет к двери, за которой находится нечто, чего Игорь сам никогда не видел. знал лишь по описанию, что там находится сейчас. ноги трусливо и безжалостно дрожали, в глазах всё плыло. если сейчас не получится ничего — то все жертвы за этот год были напрасны. то бедный Валера не избавится от своего проклятия так, как мечтал об этом, так, как ему хотелось: уйти как можно незаметнее, без всяких суицида и драмы. чтобы мама не плакала над его искаженным телом, чтобы отец не кивал с досадой головой. и чтобы никто не пытался догадаться: из-за чего же юный Валера Лагунов свел счеты с жизнью. лучше исчезнуть, дать им поиграть в детективов, да лишить последней надежды. именно так считал Игорь, именно так идзевательски звучало это в его голове. ведь все эти варианты — полная бесчеловечная лажа. но Валера и не был способен на что-то человеческое последние два месяца. он думал лишь о приближающейся смерти. — открываем дверь, кидаем ему пакеты и закрываем его как можно быстрее, — быстро приговаривает Лева и становится в стойку, будто готовится вот-вот отбить мяч на футбольном поле, взяв пас на себя. — а если не успеем? , — для Игоря такая робость — непозволительная роскошь, но всё-таки единственная его мысль — как бы это не привело к ещё большим Валеркиным страданиям. — по мордасам ему да пакет в рот! — Лева не смеется, даже не улыбается, а это значит, что говорит мальчишка совершенно серьезно. На счет «три» дверь открывается очень быстро, потому что нечто, что когда-то было Лагуновым, прекрасно чувствовало запах крови, слышало человеческие голоса и рвалось наружу, чтоб их заглушить. Лева не успел ни кинуть пакет в комнату, ни дать Лагунову по мордасам: уж явно он не ожидал, что там будет не просто обезумевший подросток, а огромная паукообразная тварь-оборотень. стратилат быстро приблизился к Левиной шее и тот уже смирился, что придется ему снова стать пиявцем, а завтра помереть. такой вариант он тоже рассматривал, но до последнего искренне надеялся, что беда эта обойдёт его стороной. внезапный глухой удар скинул монстра с Хлопова и Лева увидел подле себя напуганного до чертиков, но всё такого же смелого Корзухина со сковородкой, ухваченной ещё до открытия двери, в руках. но времени рассматривать своего спасителя не было: удар для такого существа был хоть и обескураживающим, но вовсе не сильным. схватив быстро вылетевший из рук пакет с кровью, он быстро кидается с ним на стратилата, а тот, готовясь принимать подношение, уже открывает рот. но пакет крови явно был не тем, чего ожидало это мерзкое создание, однако это то, что оно получило. челюсти на пакете сомкнулись инстинктивно, с желанием уничтожить ненужно помеху, но стоило уже не горячей, но терпкой крови залиться в рот, как стратилат тут же опешил. остановился, проглотил и. увалился на бок? новый пронзительный крик прозвучал оглушительнее предыдущих из-за близкого нахождения рядом с другими. и медленно, будто плавясь на солнце, монстр исчез, а на его месте вновь появился Валерка Лагунов. обессиливший и всё ещё безумный, но хотя бы принявший свой изначальный облик. Игорь, не теряя ни секунды, подбежал к другу, схватив его за руки и завел их за спину, крепко прижимая к себе. Лева, вскрыв зубами новый пакет крови, открыл стратилату рот и залил всё содержимое туда. взгляд Лагунова начал проясняться, крики прекратились. третий и четвертый пакет он выпил уже самостоятельно, рыдая и корчась от омерзения к самому себе. но самое главное было и для Левы, и для Горь-Саныча, что друг вернулся. что он не исчез с рассветом, не продолжил цепочку, но всё ещё был жив.

***

Лагунов смотрел на Хлопова загнанным волком. через мутные воспоминания Лева увидел того самого Валеру, который так же смотрел на него и по ночам, и в столовой. но кто же теперь из них двоих зверь? — ты. как узнал, что я стратилат? и зачем явился? — голос у Валерки был сиплый, сорванный. — мы, пиявцы, хоть и бывшие, чувствуем стратилатов. как баб Нюра Серпа Ивановича чувствовала. а Максим, который тезка с Кириллом, переехал как раз год назад на этаж выше. он всё и рассказывал. и как ты шарахаешься всех, и как с Горь-Санычем явно больше не общаешься, и как целыми днями тебя нигде не видать. — дает время Лагунову покривиться, повздыхать и смириться. — мы же друзья, Валер. — произносит Хлопов с искренней улыбкой. не той, что была выдавлена когда-то в лагере вампиром-Левой, а той самой настоящей, показанной ещё в первый день смены. - я просто хотел помочь и готовился к этому. потому что ты для меня важен. но Валерке от этих слов только противнее становится. к чему всё это? погеройствовать, отдать долг? человеческая натура непонятна была ни Валере-человеку, ни Валере-стратилату. — и что теперь? чего от меня хочешь? — грубит, пытается оттолкнуть, но Левина улыбка не исчезает, а становится только сильнее. — хочу, чтобы ты не убегал. не тащил на себе всё в одиночку. — Хлопов протягивает руку уже в третий раз за два года, — дружба? где-то сзади тяжело вздыхает Игорь, пытаясь не рассмеяться, а Лагунов, обескураженный лишь протягивает задумчиво руку в ответ. — дружба. — для чего-то он кивает. наверное, чтобы подтвердить самому себе, что больше не станет всех избегать. и Горь-Саныч его не бросит, и Лева будет рядом, готовый подать своё крепкое плечо и пакет крови раз в год. мерзкая потребительская мысль откидывает морально Лагунова от остальных, а рядом появляется брат. «ну что, опять прощаемся?» — он улыбается так, как помнил его улыбку Валерка. добродушно, любяще и заботливо. и Валера в ответ только кивает. видение пропадает и, вернувшись в реальность, он видит свою новую жизнь. ту, за которую боролся год назад, ту, которой сам же избегал и ту, которая будет у него сейчас. может, не навсегда, может, лишь на эту ночь, но она хотя бы будет.