(Не) романтики

Он не был романтиком. Да и какая романтика после стольких убийств и выжженных городов? Хотя по юности у них было много романтичных моментов. И тебе прогулки под дождём с горячими скользящими поцелуями, и крыши Питера с созерцанием светлого неба белых ночей, и ужимки под сводами поездов. Много чего романтичного было, не по его умыслу, а просто так все складывалось само. Или Серёжа постарался, хотя маловероятно. В общем, романтиками они оба не были. Но почему-то сейчас Олег, телохранитель и наёмник, нес своему начальнику и старому другу букет ромашек. Серёжа даже голову от ноутбука не поднял, когда Олег вошёл, а продолжал что-то печатать, кусая периодически губу. Очнулся, лишь когда цветы упали на клавиатуру. — Это что? — удивился Разумовский, собирая рассыпавшийся букет. — Ромашки, — пожал плечами Олег, спокойно глядя на удивленного Сергея, который критично рассматривал цветы. — От кого? — продолжил спрашивать Серёжа. Ему часто передавали цветы, не всегда они доходили до получателя, да и ромашки были впервые. Обычно ему передавали помпезные букеты с розами разных видов, орхидеями, лилиями и прочими. Простые и милые ромашки были в новинку. — От меня, — убийственно серьёзно ответил Олег, сложив руки на груди. Сережа впервые поднял взгляд. Он пытался увидеть намёк на шутку в лице Волкова, но тот продолжал спокойно стоять, даже не краснея. Робкая улыбка задолжала на обкусанных губах. — Волк, ты какую клумбу оборвал? — посмеиваясь, произнёс Серёжа. — Или в полях ползал, собирая? — Не нравится, так заберу, — сказал Олег, протягивая руку к букету, но Серёжа резко убрал ее, не давая перехватить цветы. — Но-но, подарки возврату не подлежат, — фыркнул Разумовский, поправляя цветы. Олег закатил глаза — этой королеве драмы лишь бы пококетничать. Он подобрал с пола пластиковую бутылку от очередной газировки и достал ножик, ловко отрезая горлышко. Олег вышел ненадолго из помещения с ёмкостью и вернулся скоро уже с водой в импровизированной вазе. — Прям сельский набор, — усмехнулся Разумовский, но букетик поставил в воду, придирчиво поправляя цветы для своей неведомой гармонии. Олег решил, что больше от него ничего не требуется, и отошёл к дивану, доставая телефон. На Серёжу он изредка бросал взгляд, когда становилось слишком тихо — тихий Разумовский слишком необычный и опасный. Тот все никак не мог оставить в покое несчастные ромашки, то доставая их, то ставя обратно. Чем бы дитя не тешилось, решил для себя Олег и погрузился в свои дела, не отвлекаясь больше на Серёжу. Тот сам отвлек, через минут двадцать. Резко подошёл со спины, что-то положив на голову. — Не дёргайся! — строго произнёс Серёжа, обходя Олега, чуть присев перед ним, поправив нечто на голове и торчащие волосы. Через некоторое время он удовлетворённо кивнул, улыбаясь. — Теперь хорош, — довольно произнёс Серёжа, чмокнув Олега в нос. — А теперь сделай лицо попроще. Волков дёрнул уголком губ и встал, чтобы посмотреть, что учудил Серёжа. Вставая, он заметил, что цветов заметно поубавилось, а в отражении окна нашлась причина этому — Разумовский сделал Олегу венок из ромашек, которые сильно выделялись в чёрных волосах наёмника. — Красивый, — произнёс тихо с затаенной нежностью Серёжа, стоя позади Олега, поглаживая кончиками пальцев кромку волос. — Спасибо. Олег думал, что ему надо говорить спасибо за венок, но решил промолчать. Он подошёл к столу, доставая из поредевшего букета ромашку, и вернулся к замершему Разумовскому. Волков подцепил у виска несколько прядок рыжих волос и стал плести тонкую косичку, вплетая в нее цветок. Результат он ласково заправил за ухо, не забыв погладить по щеке. Сережа успел перехватить ладонь и нежно поцеловал ее, прижимая к себе. Чуть позже на встрече совета директоров, все присутствующие старались игнорировать ромашки на голове телохранителя Разумовского и в его собственных волосах. У богатых свои причуды, как говорится. А у них двоих своя романтика, с букетом поделенным на двоих.