***
— Шин-ча... Шинпачи сладко причмокнул, нехотя просыпаясь от чудесного сна, где были только он и Оцу-чан. Ещё там был целый стадион зрителей, но ощущалось всё так, будто были только они вдвоём, и Оцу-чан послала ему воздушный поцелуй. Даже не хотелось просыпаться. — Шин-чан. Ах этот тонкий голосок, нежно зовущий его куда-то вдаль! — Ши-ин-ча-ан~ Какие же милые шипящие у Оцу-чан! Шинпачи счастливо зажмурился в полудрёме. — Ши-и-ин-ча-а-ан... Такие милые и такие знакомые, словно они родственные души! — Шин-чан! Такие нежно-полузадушенные, будто горло перетянули шнуром от микрофона... Шинпачи распахнул глаза, резко подпрыгнув на футоне. Что за ужасный кошмар! Кто-то душил Оцу-чан прямо на концерте, и все его подбадривали, даже он, Шинпачи! — Шин-чан, что ты видишь? — Сестра? — Шинпачи подслеповато прищурился, нашаривая очки. — Что-то случилось? — Что ты видишь? — повторил раздающийся из-за сёдзи голос. — Волосы, — Шинпачи увидел локон на пороге. — Кудрявый локон. Ты решила сменить имидж? Ответом ему была тишина. Затем локон медленно втянулся за створку. — Ты думаешь, это смешно, Шин-чан? — ласково спросил голос из-за сёдзи. Шинпачи хорошо знал свою сестру. И теперь отчего-то ясно понял, что не хочет отвечать на её вопросы. И даже, возможно, быть здесь вообще. — Ты считаешь, что это смешно? Шинпачи нервно оглянулся — голос уже доносился из-за приоткрытого сёдзи со стороны энгавы. Что он мог такого сделать? Что случилось? — Спрашиваешь «что случилось»? — раздался голос прямо у него за спиной. Шинпачи облился холодным потом. Он хотел повернуться, но вдруг понял, что не может этого сделать — его руки оказались крепко обвиты тугими локонами. Шинпачи отдёрнул одеяло и увидел, как извивающиеся пряди наползают, спеленав его ноги, обмотав живот и поднимаясь к груди. — Я покажу тебе, — едва слышно пообещал шёпот ему на ухо, и сёдзи медленно закрылись, отрезав его от внешнего мира.***
— Эдо поразила страшная напасть! Люди мирно засыпают в своих постелях, а наутро просыпаются кудрявыми! Кто-то пробирается в дома честных граждан и завивает их? Неужели злодей не может спать, пока не окудрявит всех прямоволосых людей?! Кому кудрявое сердце не даёт покоя и смелости сказать мне в лицо, на [БИП!] ты это делаешь, [БИП]?! — Кецуно Ана? — Ты хоть знаешь, какие у меня мягкие волосы, [БИП!]?! — Кецуно Ана! — А ты заткнись, лысый [БИП!], ты не понимаешь, что теперь мне приходится носить парик, ты, [БИП!] [БИП!] [БИП!]..!!! — Извините, технические неполадки. К следующим новостям… Гинтоки отодвинулся от телевизора с мрачной, но довольной улыбкой. Ну наконец-то он больше не одинок! Теперь-то они все поймут!.. …и пока удовлетворённый справедливостью судьбы Гинтоки проходил единение со своим внутренним миром посредством ковыряния в носу, «они все» в едином порыве двигались в направлении бара Отосэ. Логика над толпой витала самая простая: кто главный подозреваемый в свалившейся на Эдо напасти? Правильно! Тот бездельник, который всегда завидовал волосам нормальных людей! — Это временное перемирие, — сквозь зубы процедил Хиджиката, пугая окружающих мелким гофре. — Пока не разберёмся с этой напастью. — Совершенно согласен, — кивнул Кацура, качнув шикарными локонами. — Это просто возмутительно! Заклятые враги во главе жаждущей крови процессии сразу давали понять, что дело серьёзное и сплотиться перед лицом общего врага следует всем жителям Эдо. — Мне, вообще-то, особо без разницы, — признался шагающий следом за ними Окита. — С кудрями или без, я всё равно остаюсь… — …мелким засранцем? — подсказал Хиджиката. — …жутким садистом? — предложил свой вариант Ямазаки. — …секс-символом Шинсенгуми, — веско закончил Окита. Все вынуждены были — хоть и без удовольствия — признать, что контраргументов у них нет: Сого, и правда, даже с кудрями выглядел на удивление хорошо. — Да ладно вам, это даже забавно! — пытался подбодрить своих подчинённых неунывающий Кондо. — Волосы теперь такие кудрявые, точь-в-точь как в паху, вот, сравните! Желающих сравнить отчего-то не находилось. — Меня кто-то завил! — шумно возмущалась Сарутоби. — Меня! Одну из пяти лучших шиноби Эдо! В моём собственном доме! Но с другой стороны… — её лицо смягчилось и приобрело мечтательное выражение, Сарутоби принялась наматывать на палец светло-сиреневый локон: — Ах, эти волосы напоминают о том жестоком завитке моего сердца!.. — А у меня глаза теперь открыты, — пожаловался Зензо, пытаясь руками распрямить упрямо завивающуюся чёлку. — Чувствую себя голым. — Это ты, что ли?! — поразилась ненадолго отвлекшаяся от своего горя Сарутоби. — Я тебя даже не узнала! Перед зданием толпу встретила дружная — и очень кудрявая — троица работниц бара Отосэ. Идти на таран не хотел никто, так что пришлось спешно тормозить. — И чего орём? — спокойно поинтересовалась Отосэ у разъярённой толпы. В ответ ей полетели нестройные выкрики, призывающие срочно вершить самосуд. Выслушав разрозненные аргументы, Отосэ глубокомысленно затянулась сигаретой и веско кивнула: — Ладно, идём. Я в деле. — Отосэ-сан, вы правда считаете, что за это надо наказывать Гинтоки-сана? — вежливо уточнила Тама. — Да нет, — отмахнулась возглавившая толпу Отосэ, поднимаясь по лестнице, — просто лишний раз напомню этому бездельнику, что он не оплатил аренду. А то что думает, его сейчас убьют, и он так отмажется от своего долга?! Ну уж нет, пусть сначала рассчитается, а только потом помирает! — А вот я реально хочу его грохнуть! — рявкнула Катерина, распахивая дверь к Ёрозуе. — Эти чёртовы завитки испортили мою безупречную элегантность! Толпа единодушно замерла в гробовой тишине. Все присутствующие тщетно пытались уложить в единый концепт сочетание слов «безупречная элегантность» и Катерину. Но общее замешательство сыграло ей на руку, позволив нанести по валяющемуся на диване Гинтоки первый удар. — За что?! — успел взвыть Гинтоки, прежде чем за первым ударом подоспел следующий. — За кудри! — веско сообщила Катерина, продолжая избиение. — Я ни при чём! — попытался возмущённо протестовать Гинтоки, но очередной удар пришёлся ему по лицу и вопль несколько приглушил. — А вы чего все стоите и пялитесь на меня?! — повернулась к остальным Катерина. — Ничего не понимаете в элегантности аманто! — Ах, «элегантность аманто»! — расплескалось по толпе облегчение. — Наверное, что-то очень особенное!.. Пока толпа отвлеклась на вопросы элегантности, Гинтоки под шумок попытался уползти подальше, но тёплый товарищеский пендель его всё-таки настиг. А затем второй, третий, пятый… — Я же уже сказал, что я ни при чём! — взвыл Гинтоки. — Какого чёрта?! — Всё равно каждый должен хоть по разу пнуть, — веско пояснил Кондо. — Если не этим, то чем-то другим заслужил по-любому. — Гин-сан, я готов многое вытерпеть ради нашей дружбы… — начал Хасегава. — Кто тебе сказал, что мы друзья, старик? — буркнул с пола Гинтоки. — …но это даже для меня перебор! — Да никто всерьёз и не думал, что это ты виноват, — Кацура подал Гинтоки руку, помогая подняться. — Слишком много чести, ты и так главный герой, у тебя больше всех экранного времени… — Так что обойдёшься, — подтвердил Хиджиката. — На самом деле все пришли за… Толпа взревела дружным хором, но версии у собравшихся внезапно не совпали: — Кагурой! Шинпачи! Недавние союзники в одно мгновение превратились в непримиримых противников. — За Кагурой! — надрывались одни. — За Шинпачи! — настаивали другие. — Ясно же, что это происки аманто! К тому же она ято, это в их кровожадном духе — отравить всем жизнь перед тем, как поубивать! — Это точно он! Хочет всех вывести из равновесия и записать в свою чокнутую армию поклонников чокнутой певички! — Всё-таки Кагура! — Нет, Шинпачи! — А может, вообще… — Где эта кошка драная?! — растолкал спорщиков Гинтоки. — Эй, старуха, куда делась твоя барменша?! Наверняка это она во всём виновата! Подливала всем в саке какое-то снадобье, чтобы грабить честных людей и издеваться над всеми! Окончательно растерявшая остатки здравого смысла толпа с удовольствием подхватила новую идею и бросилась на поиски жертвы. Тем более, что Катерина подозрительно вовремя успела исчезнуть. Наконец-то отвлёкший внимание жаждущей крови толпы от себя, Гинтоки смог выдохнуть с облегчением. — Гин-чан! — раздалось со стороны шкафа. — Гин-чан, эти психопаты так переживают из-за волос, но разве это важно? Заспанная — и безукоризненно кудрявая — Кагура прямо в пижаме протопала на кухню в поисках чего-нибудь питательного, чтобы были силы проснуться. — Вот у нас в семье были и кудрявые, и нормальные, — продолжила Кагура с набитым ртом, — все убивали одинаково. Разве у людей не так же? Гин-чан? Гин-чан, ау! — Нет, Кагура, у людей всё немного сложнее… — Гинтоки с недоброй улыбкой достал из-за пазухи лак и щипцы для завивки. — Я действительно хотел, чтобы они все прочувствовали, каково это — быть кудрявым! Пусть узнают мою боль!.. — Гин-ча-а-а-ан! — нытьё Кагуры заглушило злобный сатанинский смех. — Я выпила твоё молоко, пока ты изображал из себя пафосного унылого злодея. — Гинтоки, а я съел твою порцию риса, пока ты злобно смеялся. — Э?.. Зура?! — наконец-то заметил неучтённую единицу Гинтоки. — А ты что тут делаешь? Чего с остальными не ушёл? — Остался помыть голову и выпрямить волосы, я знаю, у тебя есть утюжок, — спокойно пояснил Кацура. — Кстати, я тебе не верю, и никто не поверит. — Это почему? — обиделся Гинтоки. — Ты и злодей, завивший весь Эдо? Это так предсказуемо, что редактор мангаку-гориллу побил бы, — резонно указал Кацура. — Так что нет, ты не можешь быть злодеем в этой истории. — Но это правда я! — возмутился Гинтоки. — Но тебе правда никто не поверит, — парировал Кацура. — Положи моё полотенце и выметайся из моей ванной, кудрявый чурбан! — взвился Гинтоки. — Не чурбан, а Кацура, — скрупулёзно уточнил Кацура, прежде чем покинуть гостеприимный дом. — Все свалили, Гин-чан, — отчиталась Кагура. — Больше нас никто не побеспокоит, можно спокойно обедать? — Ты же только что позавтракала! — напомнил Гинтоки. — К тому же… Мне отчего-то кажется, что ничего не кончилось. — Это потому что среди них не было Отаэ, Цукки и остальных девочек, — подсказала Кагура. — Ведь тому, кто испортил женскую красоту, нет прощения! Виновнику не спрятаться от их гнева! Сейчас они найдут виноватого — и ка-а-а-ак отомстят! — Найдут виноватого… — повторил Гинтоки, чувствуя, как по спине потёк холодный пот. — Или назначат… Нет, бедному Гин-сану уже и так досталось, этот день не может стать ещё хуже… — А-ха-ха-ха-ха! — опровергла его мнение вселенная смехом дорогого друга. — Привет, Кинтоки! Над баром Отосэ завис корабль Кайентая. Сакамото ввалился в гости к Ёрозуе прямо через крышу, прихватив с собой кусок перекрытия. — Хватит коверкать моё имя, идиот! — с тем же успехом Гинтоки мог попросить ураган прекратиться. — Ты-то тут какого чёрта забыл?! — Услышал, что у вас тут всё очень кудряво, и поспешил на помощь! — начисто проигнорировал недоброжелательность Сакамото, отряхиваясь от обломков крыши. — Только сегодня Кайентай предлагает жителям Эдо специальный распрямляющий волосы лосьон с огромной скидкой! Вернёт вашим волосам прямоту и шелковистость..! — Плачу любые деньги! — ввалился в дверь Кацура. — Дополнительные скидки для госслужащих есть?! — оттолкнул его Хиджиката. — Вы и так живёте на наши налоги, постыдились бы! — влез Гинтоки, но его быстро снесла толпа страждущих прямоты и шелковистости. Торговля шла бойко, Сакамото только успевал раздавать бутылки с лосьоном налево-направо, невозмутимая — и возмутительно некудрявая! — Муцу за его спиной пересчитывала деньги. Гинтоки тщился прорваться сквозь толпу, чтобы урвать свой кусочек счастья, но к тому моменту, когда все заинтересованные наконец-то сгинули, перед Сакамото остались только пустые ящики. — А-ха-ха-ха-ха, если бы я заранее знал, как удачно всё обернётся, лично завил бы каждого в Эдо! — лучился неподдельной радостью успешного коммерсанта Сакамото. — Это точно не ты? — уточнила Кагура, поливающая голову лосьоном, который добыла не какой-то пошлой покупкой, а в честной драке. Её мелкие кудри распрямлялись прямо на глазах. — Это нечестно, просто нечестно! — Гинтоки переворачивал одну пустую коробку за другой. — Я пострадал больше всех и мучаюсь с такими волосами всю жизнь, а мне не досталось жалкого пузырька… — Держи! — торжественно вручил ему бутылку Сакамото. — Бесплатно, в подарок лучшему другу! Не потрудившись поблагодарить, Гинтоки сорвал крышку и выплеснул себе на голову всю бутылку. Замер в тревожно-радостном ожидании, словно мог услышать, как изменяется причёска, поинтересовался осторожно: — Ну как? — Без изменений, Гин-чан, — разбила его надежды бессердечная Кагура. — Твои волосы по-прежнему в полном беспорядке, как старая растрёпанная мочалка. — Обмануть меня вздумал?! — Гинтоки схватил Сакамото за грудки, но тот лишь расхохотался: — Прости, Кинтоки! Похоже, на тебя чудо-лосьон не подействует! — Но почему?! — вопросил у вселенной Гинтоки. И вселенная снова дала ему ответ голосом Сакамото: — Твоё сердце слишком кудряво! Это сильнее законов химии!***
Жизнь в Эдо понемногу входила в привычную колею. Преступники преступали закон, террористы совершали теракты, Шинсенгуми ловили одних и других, пьяницы пили, блудницы блудили, огромное ярко-оранжевое солнце опускалось за горизонт. Любуясь прекрасным закатом, на тёплой энгаве додзё Шимура сидела хрупкая фигурка в кимоно. Тонкая рука протянулась к стоящей рядом упаковке мороженого. Мир был полон умиротворения и безмятежности… …всё портил только едва слышимый из-за сёдзи полузадушенный хрип Шинпачи, опутанного кудрявыми локонами. Они наползали всё больше, выше, заполняли собой весь кадр — и стало темно.