Банка дешевого кофе

Когда на серой невзрачной станции метро она увидела парня, который не мог справиться с автоматом, продающим напитки, ее губы тронула тень улыбки, а в безжизненных глазах промелькнула искра. Его неудача показалась ей настолько мелкой, нестоящей внимания, что умершие, казалось бы, эмоции сами собой отразились на лице. Он всерьез разозлился, а это ведь жалкий пустяк. Она легкой поступью подходит к взлохмаченному парню, покупает ему необходимый напиток и отходит на несколько метров. От этого незнакомца веет опасностью, а еще пахнет кровью. Будто он занимается темными делами или работает там, где одни люди разбирают на запчасти других, неважно морг ли это или незаконная продажа органов, то место априори нехорошее. Нельзя так относиться к телам погибших, они ведь не куски мяса — личности, которым не повезло также, как и ее семье, которая теперь покоится где-то глубоко под землей. Они безжалостно помещены в древесные коробки и зарыты, а их туловища вдоль и поперек испоганены грубыми швами из-за неумелых рук патологоанатома. Она задумчиво смотрит на парня, держащего в руках самое дешевое кофе: он все-таки кто-то иной, не врач и не бандит, иначе вел бы себя по-другому. Чем больше она на него смотрит, тем яснее вырисовывается будущий план действий. Эта встреча далеко не случайна. В какой-то момент девушка даже начинает ощущать с ним некую связь, которая только усиливается стоит заметить на его лице такие же вымученные эмоции, а в глазах пустоту. Она поправляет свои каштановые волосы и одергивает одежду, собираясь подойти и познакомиться.

***

— Кими, уходи, не сегодня. На следующей неделе придешь. — Позволь мне остаться, Нишики. — Нет. Девушка с упорством пробирается сквозь кипу наваленных вещей и мусора, она перешагивает кровавые бинты и морщится при виде серьезных ран на теле парня. Она не знает имеет ли право называть его своим молодым человеком, ведь они используют друг друга. Не сказать, что Кими не испытывает никаких чувств, когда рыжий касается ее тела, губами оставляет влажные дорожки, и сильнее, чем нужно, сжимает грудь в порыве страсти. Нет. В ее сердце так много желания, вожделения, неизлитой нежности и ласки, но все они меркнут перед жаждой встретиться со смертью. Ей не стоит слишком сильно привязываться к проводнику в другой мир. Нельзя любить его, потому что терять слишком больно. Невыносимо. Лишь от воспоминания о том, как он нежничает, заботится, дарит подарки, в ее сознании что-то изменяется, а так быть не должно. Да и она ведет себя совсем не как та, что решила покончить с собой: зачем-то покупает парные браслеты и с широкой улыбкой дарит их. А Нишики носит. Никогда не снимает. Часто упирается в коричневые нити, окольцовывающие запястье, взглядом, и нежно прикасается к ним, его губы в такие моменты трогает улыбка, раз за разом. Нечестно. Ведь у их отношений нет будущего. Все закончится точно также, как с семьей — катастрофой. Жаль, что на ее могилу будет некому прийти. Она последняя, кто остался в живых. Кими до сих пор горько плачет ночами, надрывается и скулит. Ей жутко оставаться одной в огромной квартире, которая изменилась до неузнаваемости: стала пустой, безжизненной и давящей. С приходом темноты тишина внутри помещения выбивала весь воздух из ее легких, душила и раздирала грудную клетку в клочья. Уничтожала. Ей нужен Нишики, его руки, тело, а главное повадки монстра. Он обязан ей помочь. Кими невесомо касается его изломленного тела, из которого тонкими ручейками струится кровь, растирает пальцами жидкую субстанцию и печально улыбается. Еще до того, как тот обезумел от голода и бросился в ее сторону, сжал плечи, так сильно, чтобы остались сине-красные гематомы, она все знала. В тот момент, когда цвет его белков сменился черным, а зрачки стали ярко-красными, она наконец-то ощутила в комнате присутствие желанной гостьи. Смерти. — Нишики, — зовет она и улыбается, гладит большими пальцами рук его скулы, целует их, — тебе можно. Ешь. Парень будто бы выныривает из темного омута и жадно глотает воздух ртом. Бьет себя прямо в рану, мычит и сопротивляется, пытаясь усмирить нечеловеческий голод. Откидывает ее подальше от себя, чтобы не было соблазна, для надежности поспешно отползает и прячет глаза, низко опуская голову. Кими подходит к нему, жмется, оголяет свои острые ключицы, разрывая дорогую белоснежную блузку, надеясь, что гостья еще не растворилась в воздухе и все-таки заберет ее с собой. — Ешь. Ей непонятно отчего такой как он, гуль, яро сопротивляется своему желанию. Отчего тот может дарить жаркие поцелуи, держать за руку так нежно, будто бы она его единственная драгоценность, привязывать к себе откровенностью и долгими ночными разговорами обо всем, сидя под одним тонким пледом, а убить — нет. Это же проще всего того, что он делал ежедневно. Совсем не трудно перекусить яремную вену и смотреть как медленно она из человека, довольно-таки симпатичной девушки, превратится в обезличенный кусок мяса. В обыкновенный фарш из мяса и костей. Она настырно льнет к его губам, прижимается, короткими ногтями раздирает кожу на шее в кровь, морщится от неприятных ощущений, но продолжает. Хочет, чтобы Нишики перестал сопротивляться. Это единственный выход, так суждено, они с самого начала использовали друг друга. Ведь он такой же: его душа изломана и разодрана в клочья после жестокого убийства любимой сестры. Та погибла, забрав вместе с собой его доверие к людям, любовь и уверенность в себе. А все чувства Кими, включая желание жить, унесла с собой в могилу ее семья. Девушка знает, что является для Нишики неприкосновенным запасом еды на черный день, конечно же такое никогда не будет сказано вслух, но этот факт и не нуждается в обличении. Все чертовски просто, а, главное, она согласна. Жаждет умереть. Нишики отскакивает от нее, словно от прокаженной, держится за рану, кричит и воет, словно внутри него все разрывается, швыряет в девушку всем, что попадается под руку, лишь бы прогнать. Матерится, говорит грубости, пытаясь задеть побольнее, но самую тяжелую тему не трогает, избегает ее, даже в этот момент жалеет, хотя не нужно. Хватается за подаренные браслеты словно спасительную ниточку и не замолкает. Не хочет прикасаться и причинять боль, кидается бесконечными конспектами, валяющимися повсюду, бросает тетрадки и учебники под ноги. Когда почти все, что лежало вблизи было использовано, а свежая рана от недавней битвы стала сильнее кровоточить, он сжался в комок, прокусил губу и рванул к столу. Еле держась на ногах, он швырнул очередные бумажки и всякий мусор, а когда те приземлились на пол, увидел горькие слезы, скатывающиеся по лицу Кими. Нишики позвал ее охрипшим голосом, прижал, запуская пальцы в мягкие волосы, и медленно разжал до этого плотно сжатые зубы. Он впился клыками в ее податливое тело, но как только на язык брызнула алая кровь, чуть отстранился, но из объятий не выпустил. — То, что я сделал сейчас, не укус — метка. Знак, что ты моя и я никому тебя отдам, особенно ей. Той суке в черном плаще, что стоит за нашими спинами. Ты только моя, Кими, и я не отпущу тебя. Никогда. — Меня гораздо проще убить, нежели удержать. Тебе и правда можно. Мы оба знали к чему ведут наши встречи и долгие прогулки, у этого сближения была лишь одна цель, и мы на ее пороге. Все хорошо, Нишики. Ешь. — Не смей мне врать! Только не сейчас, не в такой момент! Ты первая нарушила мои границы, вытащила из плена собственных страхов и комплексов, дала надежду и смысл жизни. Ты так бесцеремонно всюду таскала меня за собой, дарила ласку и нежность, сделала таким. Я не смогу без тебя! Даже не думай оставлять меня, не смей. Я не выдержу. Ведь с того момента, как ты подошла ко мне, кое-что навсегда изменилось — нас стало двое. Мы же были никому не нужны, так бы и сдохли посреди улиц: ты от руки гуля, а я от куинке следователя. Но мы изменили предначертанные нам смерти, пошли против закона, тайно встречались и любили друг друга. Наши отношения особенные: они наполнены искренней заботой и лаской, пошла ты к черту, Кими, это не было взаимовыгодой. Никогда ведь не было, признайся. Не лги. — Тебе нужна еда, раны слишком серьезны. Мне не страшно, Нишики, правда. — Да, я — гуль, но даже у меня есть чувства, и они совершенно обыкновенные. Человеческие. Ты ведь знаешь, Кими, понимаешь. Я же вижу. Посмотри на меня, такого безобразного и одинокого монстра, того, которого ты полюбила, и скажи, глядя прямо в глаза, что я не прав. Не сможешь же. Я уверен. — Ты жестокий. Зачем ты так со мной? — Я люблю тебя и защищу даже от себя самого. Даю слово, — парень нежно очерчивает пальцами лицо девушки. — Тогда пообещай держать меня настолько крепко, чтобы синяки не сходили с тела и говорили о том, что я больше не одна. Я прошу тебя, говори много-много раз, что не оставишь меня. Будешь рядом и никогда не уйдешь, — Кими дрожит и жмется, комкая одежду в руках. — Каждый раз, когда ты загрустишь, я буду рядом. Тебе не нужны прочие отметины на теле, достаточно одной. А дальше просто подходи ко мне, и я сразу же крепко обниму тебя. Скажу нежные слова и обязательно поцелую. Это будет еще одним доказательством, а их будет столько, сколько ты захочешь. Десятки. Сотни. Миллионы. — Люби меня до боли и хрипоты в голосе, до исступления. Так я смогу выдержать любые муки и остаться с тобой. — Так и сделаю. Это наше нерушимое обещание, Кими. Я клянусь любить тебя целую вечность и даже больше. — Я тоже, — девушка сквозь слезы прикасается к любимым губам, — я тоже.