Без рук

У Куникиды больше нет рук. Обухом по голове после открытия глаз, комком в горле, но рыдать нельзя. Просто нечем: Доппо не пил почти ничего последние несколько дней. Он очень сильно отощал и теперь был худее, чем Танизаки, самый щуплый парень Агенства. На идеальной коже Куникиды теперь ярко виднелись ключицы, ребра, позвоночник. Даже волосы, казалось, потускнели, отливая теперь мутной медью, а не прежним золотом. Никакого прежнего Куникиды Доппо. Костюм не выглажен, хотя чего уж там говорить, его нет. Он сидит в больничном халате и никаким взглядом смотрит в стену, белый как мел. Очки разбились ещё тогда. У Куникиды больше нет рук. Фукузава печально качает головой: отказываться от Куникиды он не будет, но и помочь ему ничем не может. Ацуши, Йосано, Кенджи, даже Ранпо затих. Агенство существовало, лишь залегло на дно на время. Дазай был тише воды ниже травы. Не шкодил, не пытался покончить жизнь самоубийством, не ел сомнительные грибы. Только тоскливыми глазами смотрел на дверь лазарета, за которой страдал Куникида. Портупея поблекла. Куникида хотел бы прочитать дазаево "Наглядное пособие для суицидников", но, увы, нечем держать книгу. Он не может повеситься, не может застрелиться, не может порезать себе вены. Он хотел бы, очень хотел, даже больше, чем этого хочет Дазай, но ему банально нечем завязать морской узел (или какой там надо?), нечем нажать на курок, нечем взять лезвие. Нечем сжать пальцы Дазая, когда никого нет, во время секундной слабости. Даже написать поправки к плану на день, даже легонько придушить Осаму, даже черт возьми ложку держать ему нечем потому что грёбаные пальцы и руки до плеча оторвало грёбаным взрывом. Он может наверное только спрыгнуть с крыши, но он настолько выпит и разбит, что не может даже встать с кровати или вдохнуть. Ему нет смысла дышать и вообще жить. Дазай выглядит как побитая собака. Скулит, боится, ненавидит безмолвно что-то, но не может отомстить, укусить. Куникида снова пустым взглядом смотрит на стену лазарета Вооруженного Детективного Агенства. Дазай стоит в дверях. Проглотить этот ком утраты невозможно. Он выталкивается назад рефлексами сжимающихся мышц горла... Ох, черт. Зачем Дазай про это вспомнил? Куникида все ещё думает, что можно шевелить пальцами, пытается, но не может. Смирись уже с этим, живи дальше. Слышишь, идеалист-придурок? Слышишь?! Не слышит. В ушах звенит ещё тот взрыв, а боль, не только физическую, ещё помнит плоть. Дазай глазам не верит, но осознает ясно: Куникида плачет. Впервые в своей жизни, в которой Осаму повидал немалое в том числе как отрывает руки взрывом дорогому человеку Но слезу на щеке Куникиды, скатившуюся из мутно-золотых, плохо видящих глаз, он видит впервые. И ему бесконечно жаль, что нет на свете той силы, которая могла бы вернуть все так, как было. Если бы только Дазай мог тогда остановить его... Он как собака, ластится к рукам опечаленного хозяина, страстно желает ему помочь, но не в его собачьих силах сделать это. Он может только махать хвостом и тыкаться мокрым носом, оставляя на одежде темные влажные следы. Куникида прижимается к плечу Осаму, впервые такой беззащитный. Слезы текут сами собой, спина подрагивает, и впервые Доппо позволяет себе такое. Дазай не будет упрекать его в этом, он знает это наверняка. Он тоже избит жизнью до полусмерти. Осаму где-то внутри, пока ещё неосознанно, решает, что Книга не достанется ни Крысам, ни Мафии, ни Гильдии. Только ему одному. Ради благого дела. Ради напарника. Ради его счастья. У Куникиды больше нет рук, и ему нужно научиться с этим жить. Но это потом. Сейчас он может позволить себе рыдать в плечо Дазая Осаму, своего напарника и друга. Очки лежат на дне котлована вместе со смыслом жизни Куникиды Доппо.