dripping with desire

      Есть кое-что о гибридах кроликов, о чём знают лишь немногие, и это то, как легко они становятся мокрыми.       Конкретно Чонгук никогда никому об этом не говорил. Да и с чего бы ему? Это ведь так неловко! Ему и так непросто живётся с длинными, свободно болтающимися ушами, которые постоянно мозолят глаза и норовят попасть в рот, не говоря уже о том количестве взглядов, что бывают обращены на него всякий раз, когда он бездумно начинает посасывать их в библиотеке или когда он завязывает их на затылке, чтобы те не мешались. Не сказать, что гибриды редкость для их мира, но большая часть их представителей относится к собачьим или кошачьим семействам. Чонгук ненавидит быть в центре внимания — а тот факт, что он гибрид кролика, автоматически делает его таковым.       К тому же он не нарочно думает о вещах, которые заставляют его нижнее бельё намокать! Он просто... он видит человека с такими красивыми глазами и мускулистыми бёдрами, и голова сама начинает фантазировать картинки того, как его трахают у стены, пока он скулит и заливает штаны смазкой. Так несправедливо! Это происходит постоянно, однако ему приходится притворяться, что это не так, но сложновато сохранять лицо, когда твои трусы вымокают вдоль и поперёк во время нахождения в людном месте, и тебе приходится ретироваться в уборную и заполнять себя пальцами, чтобы просто умерить пыл.       Обычно он стоит в кабинке скрюченный в три погибели, его нога беспокойно топает против воли, а ушки закушены во рту вместо кляпа, он всё проталкивает в себя четыре пальца раз за разом, до тех пор пока наконец не кончит, залив спермой весь пол. Последующая чистка просто унизительна, однако встречаться глазами с остальными находящимися в уборной — многим хуже. Все и так уже думают, что кролики настолько озабоченные, что даже не в состоянии контролировать себя. Чонгуку действительно хотелось бы, чтобы они приняли правду такой, какая она есть, без лишней бурной реакции, какую себе представляет Чонгук. К тому же он не бывает возбуждён 24/7. Вовсе нет! Он всего лишь бывает невероятно мокрым, и ему всё ещё не удалось выяснить, как с этим справляться.       Временами он может неделями воздерживаться от промокания, не выделяя даже капельки смазки. Чонгук всегда так гордится этим, чем дольше он держится, тем больше. Однако периодически у него возникает этот зуд под кожей, его нога начинает беспокойно стучать, а хвостик — дёргаться, когда он вспоминает чувство заполненной до отказа дырочки и… то, как страстно он желает быть заполненным. После ему, конечно же, хочется врезать себе от таких мыслей, потому что это именно то, чего он так отчаянно избегал, но зачем ему вообще избегать то, что дарит ему такие хорошие ощущения? По правде говоря, Чонгук никогда бы не видел проблемы в щеголянии мокрым до нитки в смазке, если бы не неудобство и стеснение того, что об этом могут подумать другие.       Ему втайне очень даже нравится то, как сгустки смазки вытекают из его дырочки; ему нравится то, как всё его тело заходится в мурашках; нравится опускать взгляд и натыкаться на вид того, как белые простыни постепенно увлажняются, пока он тщательно трахает себя. Ему нравится звук, который раздаётся по комнате, когда он толкает и вынимает пальцы — создаёт прекрасный дуэт с его стонами, непристойными и чрезвычайно возбуждающими.       Временами он чувствует себя более идущим на поводу у своих желаний: он закрывается в комнате на весь день и отдаётся своим самым грязным исконным чаяниям, прыгая на узловом дилдо и наполняя себя под отказ лубрикантом наиболее близким по своей консистенции к человеческой сперме, ну, той что белая и плотная и, к счастью, не пигментирована. Он просыпается в луже из своей собственной спермы, со спутанным, липким хвостом и испорченными простынями и зарекается, что это — последний раз. Что он не будет больше никогда так делать. Что ему стыдно; что это заставляет его чувствовать себя дикарём, подстать шлюхе: как будто он маленький кролик извращенец, который действительно не может контролировать себя, то есть, тем самым, подтверждая все ложные слухи.       Что бы он там ни говорил, эта ситуация всегда повторяется. Он может прожить без мастурбации какое-то время, но, стоит признать, сдаваться этому ощущению в руки всегда так потрясающе.       Начало нового семестра: Чонгук проходил не промокнув аж целых полторы недели, когда внезапно в поле его зрения попал незнакомец, парень, севший напротив него, был настолько красивым, что Чонгук едва ли удержался от мяуканья. У него сменилось расписание уроков, так что он посещает библиотеку в разное время, потеряв знакомые лица, с которыми он обычно сидел во время прошлого семестра. От парня, ака обладателя самых пухлых губ, каких Чонгук когда-либо видел в своей жизни, и, в дополнение к этому, обладателя дымчатого взгляда, вкупе с взрывной внешностью... У Чонгука от него просто спёрло дыхание. Несмотря на всё это, перчатки — были тем, что моментально привлекло внимание Чонгука, после того, как он практически пустил слюну на его потрясающий внешний вид.       Чонгук чуть ли не пищит, подрываясь с места и ударяясь коленом о стол, что в свою очередь привлекает внимание парня, чей устрашающий взгляд вспыхивает в удивлении. Они встречаются глазами на долю секунды, и душа Чонгука в это же мгновение покидает его тело. Однако затем парень поворачивается к своему рабочему месту, и возвращается к полному игнорированию существования Чонгука.       Говоря начистоту, Чонгука хватило на солидные пятнадцать минут. Эти пятнадцать минут, тем не менее, не были проведены продуктивно: он просто пялился на одну и ту же веб-страницу всё то время, пока фантазия проносила его через миллионы сценариев того, как парень мог бы трахнуть его. Он, очевидно, является человеком, учитывая отсутствие ушей или хвоста, но от него веет такой уникальной аурой, что Чонгук бы предположил, что ему суждено было родиться хищным гибридом какого-то вида. Возможно, из семейства кошачьих, кто-то из крупных особей, например, лев, пантера или тигр. С угольными волосами парня, Чонгук с лёгкостью может представить его гибридом пантеры.       Он мог бы повалить его, схватил бы его так легко, если бы он попытался убежать, заманивая его лениво вытянутой лапой. Чонгук никогда не встречал представителей кошачьих гибридов, которые не были бы одомашнены, но он знает о том, что хищники бродят где-то там; знает, как легко они могут разрушить его. Он в ужасе от них и одновременно с этим невероятно возбуждён этим фактом. Воображение Чонгука уносит его в далёкие дали, и, пока он сам ещё того не осознал, его штаны и нижнее бельё полностью промокают. Он давится воздухом, когда понимает это: его дырочка лихорадочно пульсирует, жаждет быть наполненной толстым, сочным членом. Стул отчаянно скрипит, когда Чонгук поднимается, привлекая внимание некоторых людей, сидящих неподалёку. Это унизительно, потому что у него несомненно стоит, и привлекательный незнакомец тоже поднимает на него взгляд, хотя выглядит он скорее раздражённым шумом, если его злобное зырканье вам о чём-нибудь говорит, и, Боже, от этого у Чонгука вовсе не должно было засосать под ложечкой, но так оно и произошло и…       Чонгук пулей летит в уборную, бросаясь в одну из доступных кабинок и запирая за собой дверь. К его счастью, уборная оказывается пустой, а значит никто не услышит то, как он будет стонать, прислонившись к стенке кабинки. Он расслабляет застёжки комбинезона, позволяя ему сначала собраться у талии, а затем кучкой упасть к полу, тем самым предоставив себе достаточно необходимого пространства, чтобы дотянуться до кромки нижнего белья и сжать бедный, пульсирующий член. Он ужасно нетерпелив: одной рукой он хаотично надрачивает себе, другой — приспускает нижнее бельё, и это довольно непростая задача сама по себе, принимая во внимание то, насколько сильно он отвлечён. Как только его мокрую дырочку бьёт потоком холодного воздуха, Чонгук моментально проталкивает в себя три пальца по самые костяшки.       Он расставляет ноги настолько широко, насколько вообще может, сжимаясь вокруг своих пальцев со стекающей по подбородку слюной — у него нет свободной руки, чтобы привести себя в порядок. Его рука проходится по хвостику с каждым толчком пальцев в отчаянную дырочку, отчего ещё большая порция смазки выделяется вокруг его костяшек (хвост — его невероятно эрогенная зона, особенно в те мгновения, когда он возбуждён). Плюс ко всему, ему не представилось возможности завязать ушки на затылке, прежде чем начать всё это, ввиду чего они теперь болтаются перед лицом, одно из ушек даже прилипло к подбородку, там, где скопилась вытекшая изо рта слюна. Чонгук чувствует себя грязно, распутно и отчаянно, даже шлюховато, и осознание этого только распаляет его, он заходится в громких стонах и наклоняется, сменяя угол толчков, так, что теперь его пальцы идеально бьют по простате всякий раз, когда он скользит обратно в мягкие стенки.       К тому моменту, когда он кончает, его дырочку приходуют уже целых четыре пальца. На всё про всё у него ушло не более трёх минут. Из его члена прямиком на стенку туалетной кабинки брызжет струя белесой жидкости, низ живота приятно сводит, а ноги дрожат мелкой дрожью, пока он вытрахивает из себя остатки оргазма. Но вот проблемка — он всё ещё возбуждён — его член, конечно же, не настолько же крепкий, как прежде, но он знает, что стоит ему увидеть того парня снаружи — его член вновь встанет камнем в считанные мгновения.       Не сказать, что его член настолько огромных размеров в возбуждённом состоянии. Он сравнительно небольшой, меньше среднего, однако Чонгук весьма благодарен этому в таких вот ситуациях, когда ему приходится натягивать обратно промокшее до нитки бельё, застёгивая пуговицы на комбинезоне с недовольно сморщенным носом. Маленький член менее заметен, когда он вылетает из уборной, суетливо подбирая свои пожитки и бегом смываясь оттуда. Если незнакомец и был раздражён его внезапным уходом, он этого никак не показал. А Чонгуку нужно как можно скорее дойти до дома к своей обожаемой коллекции дилдо, прежде чем он успеет испортить ковёр библиотеки стекающей вниз по ногам смазкой.       Вопреки здравому смыслу, в надежде вновь увидеться с таинственным незнакомцем - красавчиком, он возвращается в библиотеку на следующий день. Чонгук смотрит правде в глаза: он получил, пожалуй, самые лучшие оргазмы в своей жизни просто представляя член этого парня глубоко в себе; представляя то, как его пальцы в перчатках сжимали толстый член парня и подставляли его к дырочке Чонгука. Он вернулся исключительно ради материала 'на подрочить', убеждает он себя. Он взглянет на парня одним глазком и уйдёт с засунутыми в трусы пальцами. Вновь. Его большие белые ушки будут прикрывать лицо, пока он не упадёт в каком-нибудь переулке, трахая себя до слёз.       Полувозбуждённый, он садится на то же место, что и вчера, но говорит себе, что на сей раз сосредоточится на учёбе, прежде чем настанет время идти на его вечерний урок. Если незнакомец появится в библиотеке сегодня — это будет приятным мокрым сюрпризом, а если нет — Чонгук просто примет поражение и будет трахать себя с памятными воспоминаниями о нём до конца своей жизни.       К сожалению, парень так и не появляется, и Чонгуку ничего не остаётся, кроме как собрать свои вещи и покинуть библиотеку, направляясь на свой урок с разочарованным пыхтением. Несмотря на данное себе обещание… он не перестаёт пытаться. Он ходит на занятия четыре дня в неделю, так что... почему бы не провести своё свободное время в библиотеке, пока он дожидается уроков в кампусе? Этим он оправдывает своё возвращение. Даже несмотря на то, что ему не удаётся заполучить тот же столик, что и прежде в этот раз, он довольствуется местом рядом, держа уши востро в надежде, что, во имя любви, его лучший мокрый сон наяву вернётся в библиотеку сегодня.       И он всё-таки возвращается! Чонгук пребывает в восторге, когда парень важно входит в библиотеку — он мельком следит за входом, но когда краем глаза замечает покрытые перчатками пальцы — понимает, что это он. На сей раз Чонгук может в полной мере оценить внешний вид незнакомца. На нём вновь рубашка с длинными рукавами, но когда он хрустит шеей по дороге к своему месту, его рубашка задирается, демонстрируя небольшую полоску его живота, и Чонгук, конечно же, опять пускает слюну от этого. Его синие джинсы настолько скинни-облегающие, что это буквально должно быть запрещено во имя человечества, а от его чёрной обуви у Чонгука просто слюнки текут — он уже представляет себе, как незнакомец вдавливает каблук в его ширинку. Таким образом, он намокает к тому моменту, как секундная стрелка с момента входа красавчика в библиотеку делает один только круг.       Он планировал жалко разглядывать паренька на расстоянии, представляя миллион и один сценарий того, как его трахают в середине библиотеки, но, к его абсолютному и полнейшему ужасу, парень вертит шеей, уныло скользя взглядом по помещению, а затем… начинает идти к столу Чонгука. Точно как два дня назад. Чонгук обливается потом от нервозности, и вновь он брошен здесь страдать с самым красивым человеком, что ему когда-либо доводилось видеть, сидящим напротив него. Хуже всего то, что парень даже не кажется как-либо заинтересованным, будто он не нарочно выбрал стол Чонгука, будто он вовсе не замечает то, как кроль извивается и ёрзает на месте буквально в шаге от него.       Чонгука игнорируют. Что абсолютно нормально, они незнакомцы друг другу в конце концов, и не то чтобы Чонгук в принципе ожидал, что на него обратят внимание, но… игнорирование делает его только более мокрым. Он думает о том, чтобы заползти под стол, вжаться своим лицом в пах незнакомца, пока тот будет безмолвно работать над своим заданием, как будто Чонгука там и нет вовсе. Чонгук хочет умолять, чтобы его заметили, хочет кончить отчаянно потираясь о ногу парня, хочет сделать так много грязных и отвратительных вещей, которые наполняют его фантазию. Это отвлекает.       Смазка Чонгука достигает его яичек к этому времени, впитываясь в его нижнее бельё, но он не может заставить себя покинуть это место на этот раз. Вместо этого, он тайком опрокидывает карандаш на свой стул, после двигает его, располагая между ягодиц так, чтобы дать себе небольшое, но твёрдое хоть что-то, во что ему можно было бы вжаться своей дырочкой. Этого немного, но он чуть ли не в голос стонет от трения, и едва-едва удерживает себя от желания потереться о стул, тереться до тех пор, пока он не кончит в свои штаны, имеется в виду.       По прошествии получаса тишины, парень встряхивается, хрустя костяшками. Он впервые поворачивается к Чонгуку, и последний почти тает под его взглядом. — Хэй, ты собираешься использовать это? — спрашивает он, жестом указывая на стену. Его голос такой мягкий, мелодичный и сладкий. Чонгук по-дурацки моргает на его слова, впитывая потрясающий звук его голоса, пока его уши оживлённо поднимаются, словно в попытке расслышать большее. Парень вопросительно изгибает бровь, приоткрывая губы, он выжидательно пялится на Чонгука, и гибриду требуется слегка слишком уж много времени, чтобы понять, что говорить сейчас настала его очередь.       — П-прости, что? — заикается Чонгук, тут же желая отвесить себе парочку подзатыльников. Его голос скорее похож на пронзительный крик, ещё и хриплый к тому же, в общем — далёк от того, как он обычно звучит, и он боится, что произвёл на незнакомца ужасное первое впечатление. Он наверняка выглядит таким глупым, неприкрыто глазея на парня расфокусированным взглядом. Ему становится интересно, назовёт ли парень его «тупым», «маленькой игрушечкой». Ещё больше смазки стекает вниз по его бёдрам. Боже, он уже чрезвычайно мокрый, ему следовало уйти давным-давно. Не осталось даже никаких надежд на то, что сидение под его задницей не пропиталось к этому времени. Вставать с этого места будет самым унизительным эпизодом его жизни, без сомнений, однако он всё ещё не может заставить себя уйти сейчас.       Парень закатывает глаза, и это, опять же, не должно было заставить член Чонгука дёрнуться, но так оно и происходит. — Тебе нужна розетка? Мне нужно зарядить ноут.       Только в это мгновение Чонгук осознаёт, что розетка находится прямо около его руки у стены, а Чимин держит в своих руках кабель. — Оу! — пищит он, заливаясь краской смущения. — Мне она не нужна, можешь воспользоваться ею.       Чонгук не знает, чего именно он ожидал, но парень наклоняется через стол и подключает ноут, пока его горячее дыхание опаляет лицо Чонгука. Ну да, Чонгук, он, конечно же, не собирался подключать зарядку к ноуту после того, как буквально попросил тебя об этом, и не идиот ли ты, Чонгук?       Он просто не был готов к тому, что лицо парня окажется так близко к его лицу, ближе, чем он когда-либо реалистически рассчитывал. Чонгук сдерживает себя от задыхающегося визга, руки сжимаются в кулаки над столом. Парень отстраняется так же быстро и мгновенно, однако Чонгук всё ещё чувствует его дыхание на себе, всё ещё ощущает холодный ментоловый привкус на кончике языка.       Несмотря на то, что гибриды не обладают каким-то особенным запахом, ничем не отличаясь в этом от своих человеческих сородичей, Чонгук, однако же, имеет более острое обоняние, как и все гибриды. Ни альф, ни бет, ни омег он по близости не наблюдает, однако Чонгук всё ещё чувствует возбуждение, которое, между тем, не принадлежит парню, следовательно это его собственным возбуждением пропитан воздух вокруг него. Ему с трудом удаётся вдыхать воздух.       Он ёрзает на стуле, и карандаш, размещённый между ягодицами, тот самый, о котором он забыл, жёстко впивается прямиком в его сфинктер — его тут же скручивает. Он жадно ловит ртом воздух, пока его глаза закатываются до белков, пальцы впиваются в угол стола, дрожь удовольствия струёй прокатывается вверх и вниз по спине. Его губы приоткрыты в безмолвном стоне, и любой, кто сейчас смотрел на него, посчитал бы, что он кончил прямо сейчас.       Ужаснувшись, Чонгук поднимает взгляд, очень вовремя устанавливая зрительный контакт с великолепным незнакомцем. На удивление он не кажется таким уж и шокированным. Скорее смотрит на Чонгука с любопытством, близким к скуке, как будто поведение гибрида абсолютно нормально для него. Впрочем, Чонгук затылком чувствует на себе взгляды других людей, чувствует, как его спину прожигают взгляды чуть ли не половины библиотеки, но Чонгук, опять-таки, фокусирует всё своё внимание на реакции парня. — Ты там в порядке, кроль? — спрашивает он, поднимая бровь, снисходительно и так чертовски гадко.       Чонгуку нужно сваливать. Нужно свалить, типа, прямо, блять, в эту секунду.       — В порядке, — выплёвывает он, после этого нагибаясь, чтобы собрать свои вещи. Его лицо пылает в огне. — Просто вспомнил, что забыл кое-что важное. — Когда он поднимается со своего места, то, что у него встал, настолько чертовски очевидно, даже несмотря на его небольшие размеры. Хотя, даже если член его не так сильно выдаёт, то смазка определённо делает это на все чёртовы сотни процентов — ему придётся оттереть этот стул, прежде чем уйти отсюда.       Он чувствует себя настолько униженным, что начинает плакать, потому что вот он — красивый незнакомец сидит прямо перед ним и пялится на него сейчас безмолвно, пока он очищает стул от своей смазки в публичной библиотеке, с очевидным пятном на пропитанных насквозь штанах.       Со стороны это наверняка выглядит так, будто он обмочился. Очередной всхлип вырывается из его горла, он, дрожа как осиновый лист, сминает салфетки и засовывает их в свою сумку, готовясь делать ноги. Незнакомец больше не обменивается с ним ни словом, тихо наблюдает за тем, как он уходит, и Чонгук жалобно всхлипывает, убегая обратно к дому, пока сопли отвратительно стекают по его подбородку. Он бежит, спотыкаясь и падая по пути из-за размытого зрения.       Он остаётся на месте на какое-то время, всё ещё рыдая, потому что он правда не знает, что ему делать и чувствует себя просто отвратительно. Его штаны всё ещё мокрые, и он настолько возбуждён, что его трясёт, а дырочка всё также дёргается в желании наконец быть наполненной. Люди проходят мимо, игнорируя его тело на бетоне, потому что для них он очередной жалкий маленький кроличий гибрид не способный держать себя в узде. Они не знают, отчего его штаны так намокли, смазка ли это, моча ли это, но в любом случае они не будут удивлены ни тем, ни другим. Он выглядит абсолютным месивом.       Чонгуку удаётся наконец сесть, но он чувствует себя глупо и не хочет двигаться дальше. Он также может просто положить ладонь на член и тереться о ближайшую поверхность, кончив прямо здесь и сейчас. В конце концов именно этого все и ожидают от него. Их почти что отвратительные взгляды только подтверждают его слова, и ему так стыдно за своё собственное возбуждение, что это вызывает новую порцию свежих слёз, которые он даже не знает, как остановить.       Кто-то позади него осуждающе цокает, и Чонгук планирует проигнорировать это, пока фигура не подходит ближе, становясь перед ним и наклоняя голову. — Куда-то собрался, кроль?       Это тот самый красивый незнакомец из библиотеки.       Чонгук хнычет, склоняя голову. Ему страшно смотреть парню в глаза. Боже, он выглядит так жалко, он более чем уверен в этом. Он ужасно опозорил себя в библиотеке, бедный парень даже почувствовал необходимость выйти и отругать его за произошедшее. Незнакомец наверняка думает, что он описался, как и все остальные; наверняка думает, что ему не следовало даже ходить в университет, если он собирается вести себя как какой-то ребёнок. Проблема в том, что реальная причина намного хуже — Чонгуку так хотелось бы, чтобы он действительно просто описался вместо этого. По крайней мере это проще было бы объяснить, чем то, что он намок от того, что рассматривал красивого человека, и по итогу оказался в луже собственной смазки.       — Устроил настоящее шоу там, не так ли, хах? — продолжает парень. К абсолютному и чрезвычайному ужасу Чонгука, он усаживается на корточки, находясь теперь на уровне глаз гибрида, так, что бедный кролик вынужден встретить его пронзительный взгляд. — Слышал, как все шептались после того, как ты ушёл, что у тебя случился небольшой инцидент. Они, что, думают, что тебе три годика? — усмехается он. — Полагаю, мы с тобой в курсе того, какой именно инцидент с тобой там произошёл, хм?       Чонгук выпучивает глаза, неспособный подобрать слов для ответа. Он открывает и закрывает рот, как какая-нибудь задыхающаяся рыба. Парень напротив недобро усмехается. — Не впервой кого-то так ведёт при виде меня. Хён может помочь тебе встать, если ты не можешь сделать это самостоятельно, кроль. — В его голосе вновь этот пренебрежительный тон, от которого Чонгук, говоря начистоту, возбуждается так чертовски сильно. То, как мило он звучит, при том, что буквально унижает Чонгука одновременно с этим — ошеломляет.       — Почему ты так уверен, что ты мой хён? — выпаливает Чонгук, тут же жалея о сказанном. Глупый! Какой же он глупый! Конечно он старше тебя, просто посмотри на него! Его щёки краснеют ещё больше от этого, немыслимо, думает Чонгук, учитывая то, насколько его лицо уже покрыто румянцем. Он невольно свешивает голову, ушки дёргаются вниз, скрывая его глаза, ему настолько неловко.       Парень хмыкает, неодобряюще цокая. — Хочешь потягаться со мной, детка? Думаешь, сможешь быть главным? Что ж, ты действительно родился раньше 95 года? — Чонгук пристыжённо качает головой ответ. — Так и думал. Тебе не следует язвить своим хёнам, повезло ещё, что я добренький. А теперь, не хочешь встать, пока бетон под тобой не промок окончательно? — Чонгук спешно повинуется, быстро собирая свои вещи и поднимаясь на дрожащие ноги. Парень стоит не шелохнувшись, наблюдает за его мучениями собрать себя в кучу, даже не думая о том, чтобы пошевелить хоть пальцем в помощь. Чонгуку хочется вновь вернуться в позицию 'я на коленях, он — надо мной'.       Наконец приняв вертикальное положение, он моргает на незнакомца, стоящего прямо напротив него, так, будто ожидает его дальнейших указаний. — Мило, — комментирует парень, протягивая руку, чтобы легонько дёрнуть одно из его ушек. Глаза Чонгука выпучиваются ещё сильнее, но это не останавливает его — он уже чувствует горячую волну возбуждения, сворачивающийся внизу живота узел от одного только этого простого действия. Наряду с его хвостом, уши, опять-таки, всегда были одними из многих чувствительных областей его тела. — Я Чимин, так на всякий. 'Хён' для тебя.       И именно тогда, когда Чонгук уже собирался ответить ему, Чимин решает облизать губы. Чонгук невольно обращает внимание на его язык.       Он раздвоенный. Не так, как выглядят раздвоенные человеческие языки. Это блядски длинный, рептилоидный, словно-змеиный язык. Чонгук давится слюной, пялясь и пялясь, пялясь и пялясь. Он не знает, что и сказать. Всё, о чём он думает сейчас это то, как бы этот язык ощущался внутри него; как бы этот парень очевидно-не-человек-как-подумал-Чонгук-изначально нагнул его и отлизал бы ему так глубоко, проник бы своим языком в его задницу так глубоко, что он бы мог почувствовать его в своём животе. Он чувствует, как всё больше смазки вытекает из его дырочки, и ничего не может поделать, чтобы остановить это, чувствуя то, как жидкость стекает по его ноге и смачивает носки. — Что такое? Что, думал, что я человек? Ох, прелесть. — Чимин издевательски качает головой. — Я, как и ты, гибрид. А теперь, сможешь угадать, к какому виду я отношусь?       Чонгук поднимает взгляд на глаза Чимина, и они больше не глубоко-интересно карие. Вместо них теперь светящаяся ярко-жёлтым радужка, а чёрный зрачок посередине вытянутой формы прорези. Чонгук вскрикивает, чуть не выпуская книги из рук в ужасе. Змея! Он змея! Змеи едят кроликов! Ноги Чонгука подкашиваются в страхе, но он слишком напуган, чтобы просто взять и убежать. О, Господи, он прямо сейчас просто возьмёт и проглотит его всего, и ему негде даже скрыться от него, негде найти спасение.       — Расслабься, кроль, — успокаивает его Чимин, и слова старшего выходят полугипнотическим шипением. — Я не кусаюсь. — Он ухмыляется. — Пока что. Почему бы тебе тоже не представиться, хм? Учитывая то, какой мокрый ты сейчас для меня, я полагаю, будет вполне справедливо, если я узнаю твоё имя.       — Ч-Чонгук, — хрипит он униженно. Его голова пустеет от мыслей, неспособный делать ничего, кроме как стоять там и отвечать на вопросы Чимина как какой-то глупенький, послушный кролик. От этого он чувствует, как всё его тело загорается в огне, несмотря на то, что его уши, прижатые к голове, испуганно дрожат. — Я думал, у змеиных гибридов нет ног, — выпаливает он после, вперив взгляд в пол так, что всё, что он видит, это ноги Чимина. Гибриды змей чрезвычайно редки и признаны вымирающим видом. У них есть руки, но обычно они имеют телосложение схожее с тем, как устроен кентавр, а именно: всё, что находится ниже пояса, имеет змееподобную форму.       — На меня смотри, — рявкает Чимин, желающий припасти опущенную голову и взгляд в пол на потом. Чонгук исполняет приказ в мгновение ока, нервно сглатывая. — Не стесняйся и перестань смотреть себе под ноги. Заставляет тебя выглядеть ещё более жалким, хм? — Чонгук практически всхлипывает, прекрасно зная, что его дырочка сжимается в восторге от слов Чимина, столь унизительных и пробирающих. Кролик-извращенец в нём умоляет его сорвать с себя эти штаны и оголить мокрую дырочку для старшего, жаждет быть взятой, жаждет получить своё.       Он бы с радостью сделал это прямо тут, даже трахался бы с ним стоя на этом самом же месте, сделал бы что угодно, если бы это значило, что член Чимина побывает в нём. Он так страстно желает этого, но сдерживается, понимая, что будет выглядеть чересчур шлюховато.       Чимину вообще нравятся шлюхи? Чонгук надеется, что да.       Прямо сейчас Чонгуку так сильно хочется быть потаскухой, что он думает, что может умереть от распирающего чувства, если страх не отправит его в могилу раньше этого. Он не знает, почему это работает с ним по такому принципу; не знает, почему страх так возбуждает его; почему сама мысль быть пойманным хищником так возбуждает его. Но он не может ничего с этим поделать. Его крепкий член и хлюпающая дырочка не дадут соврать.       — На самом деле я только на половину гибрид змеи, — продолжает Чимин, как будто Чонгук сейчас совсем не воображает в своих фантазиях его член в своей заднице. — У моей матери есть хвост, и она полноценный змеиный гибрид. Но мой отец человек. А я обладаю только парочкой змеиных особенностей.       Чимин видит, что Чонгуку хочется спросить, что именно подразумевается под этой 'парочкой особенностей', но слишком стесняется. Чонгук вновь опускает глаза в пол, нервничая, но затем вспоминает команду Чимина и поспешно поднимает их обратно, его щёки заливаются румянцем, а шея горит, пока он паникует в попытке установить новый зрительный контакт со старшим. Чимин усмехается. — Во-первых, мой язык. Я могу лизнуть свой глаз. — Он не скупится на демонстрацию: длинный, раздвоенный язык дёргается вверх, касаясь его глаза. Чонгук понимает, что, возможно, он должен прийти в отвращение от этого, но его уже так сильно тянет к Чимину, что он просто не находит в себе этого. Он, даже наоборот, восхищён. — Во-вторых, я могу менять глаза с человеческих на змеиные. В-третьих, моя кожа… ну, мои руки от плеча и до запястья с кончиками пальцев покрыты чешуёй. Отсюда и перчатки. Ты можешь взглянуть на них позже.       Оу, а Чонгуку очень хотелось бы взглянуть на них позже. Он представляет себе руки с чёрными чешуйками, такие сильные, крепкие и надёжные. Он вновь чувствует, как его ноги слабеют. Просто мысль об этих чешуйчатых пальцах внутри его… Какие рекорды по степени мокрости он сегодня ещё поставит? Он знает точно, что мог бы без труда протолкнуть в себя все четыре пальца. Такими темпами ему не понадобится тратить время на растяжку для члена Чимина.       — Есть ещё кое-что, — шепчет Чимин, наклоняясь к нему так, будто собирается поделиться с ним самым величайшим секретом. Заинтригованный Чонгук против воли наклоняется вперёд, попадая прямиком в ловушку Чимина; он повёлся так, словно Чимин какая-то распрекрасная сирена, а он моряк, потерявшийся в просторах моря. Ему уже плевать в принципе. Если Чимин собирается отужинать им сейчас, он с готовностью примет это. Чимин берёт в руку одно из ушек кролика, утыкаясь в него носом. Чонгук скулит, его нога неконтролируемо топает, а член выделяет порцию предэякулята в пропитанные насквозь трусы, когда язык Чимина дразняще скользит по внутренней стороне его ушка. — Ты знал, что змеи имеют аж целых два члена?       Чонгук едва ли сдерживается от потери сознания.       Чимин ловит его, когда колени парня отказываются функционировать далее, и Чонгук буквально падает старшему на грудь. — Ох, тебя это возбуждает, кроль? Думаешь, что сможешь принять сразу оба? — дразнит он, но Чонгук практически теряет свои речевые способности от этого, просто кивая в грудь Чимина в ответ и жалобно скуля, пока его хвостик восторжённо трепещет, покачиваясь из стороны в сторону. Чимин нежно воркует. — Ну не милашка ли ты? Что думаешь насчёт того, чтобы поехать ко мне, сладость? Думаю, мы могли бы хорошо провести время вместе.       Теперь Чонгуку окончательно плевать, даже если Чимин на самом деле вынашивает план по его съедению, который он приведёт в действие, как только они останутся наедине. Он храбро пойдёт на риски, если это значит, что ему предоставится возможность быть оттраханным двумя членами в ближайшие пару часов.       Они разворачиваются, наконец двигаясь с места. Рука Чимина всё также находящаяся в перчатке обёрнута вокруг талии Чонгука и прижимает его ближе к себе, но прежде чем уйти, Чонгук смотрит под себя — туда, где он ещё не так давно упал и сидел. На бетоне виднеется отчётливое мокрое пятно.       Чонгук взвизгивает в ужасе. — О-оно всё это время было там? — выдавливает он, чувствуя себя невероятно ничтожным.       Чимин растягивается в улыбке, когда замечает, на что именно ссылается Чонгук. — Оу, это? Можешь уже забыть об этом, кроль. Выходит, ты уже настолько мокрый, что даже бетон под собой намочил, хах? — Чонгук вновь тонет в унижении — люди ведь проходили мимо них! Чимин даже ничего не сказал на этот счёт? Даже не подумал сказать о том, что они стояли посреди небольшой лужицы из его смазки всё это время? — Да не стесняйся ты так, кроля! — бодро вещает Чимин, ведя кролика к парковке. — Все и так уже догадались, что ты моя шлюха.       Все и так уже догадались, что ты моя шлюха.       Этого достаточно Чонгуку. Достаточно, чтобы окончательно потерять рассудок.       Он не помнит последующую поездку до квартиры Чимина. Он лишь наполовину пребывал в сознании, когда Чимин пристегнул его к сидению и болтал с ним всю дорогу до дома. Всё внимание гибрида было сфокусировано на том, как сильно намокло под ним сидение машины старшего; он думал о том, как его дырочка, вероятно, уже пульсирует в желании; о том, что он, пожалуй, никогда не был настолько сильно возбуждён в своей жизни.       Он продолжает воображать члены Чимина, оба его члена, и то, как они, вероятно, замечательно будут ощущаться, будучи глубоко в его дырочке; продолжает воображать то, как много спермы Чимин оставит в нём после. В конце концов, Чонгук самый обычный кролик — он хочет плодиться. То, как его член дёргается от одной только мысли об этом — о многом говорит. Он знает, что, чисто технически, это невозможно, но сама идея того, как Чимин будет заполнять его своей спермой, шипя в его ушки, что он хорош только для оплодотворения и потому принимает его так хорошо… мысль об этом заставляет всё его тело гореть.       Когда они добираются до апартаментов Чимина, Чонгук даже не успевает дотянуться до ручки, как Чимин уже выбирается из машины, огибает её и открывает для него дверцу. Старший протягивает руку и помогает ему выйти из машины, ухмыляясь при виде небольшой мокрой лужицы оставшейся после него на сидении. Чонгук в это время чувствует, как его голова пустеет от позора. — Неряшливый кроль. Не думаешь, что тебе стоит убрать это?       — У т-тебя не найдётся салфеток? — шепчет Чонгук, чувствуя себя мизерным, но Чимин ведь прав! Он испачкал его безупречную машину, ему необходимо взять ответственность и почистить её для старшего. Иначе Чимин может назвать его бесполезным крольчонком и отослать обратно домой, так и не удостоив его шансом быть заполненным. Чонгук ни в коем случае не может этого допустить.       Чимин притворяется, будто бы раздумывает над вопросом Чонгука какое-то мгновение. — На самом деле, боюсь, что нет, детка. Всё в порядке. Ты ведь не против использовать свой язык, так ведь? — Чонгук давится слюной, вылупив глаза. Он судорожно оглядывается, смотря, есть ли кто на парковке, кто мог бы услышать их. Они одни здесь, но это пока — в любой момент кто-то может прийти сюда. И как только Чимин может говорить это! Ещё и так громко и уверенно! — Это, что, 'нет'? — вздыхает Чимин, вопросительно изгибая бровь. — Ты слишком тупой, чтобы понять, что я спрашиваю? Мне по буквам продиктовать, чтобы до тебя дошло?       Где-то далеко-далеко на задворках сознания, Чонгук понимает вопрос Чимина. Его глаза тут же начинают сиять, так, будто он провалился в своего рода хэдспейс, отчего всё окружающее замедляется и кажется многим теплее. 'Я слишком тупой', хочет сказать Чонгук, но по итогу только хнычет в ответ. 'Я просто тупая шлюха, слишком тупой, чтобы делать что-то, кроме как принимать твой член. Трахни меня, наполни меня своим семенем, потому что это всё, в чём я хорош — похотливый кролик, рождённый, чтобы быть контейнером для твоей спермы'. Он пусто смотрит в глаза Чимина и шумно выдыхает в беспомощности, покачиваясь на месте. Выражение лица Чимина смягчается, превращаясь в озадаченность, отчего сердечный ритм Чонгука срывается — он не хочет видеть это выражение лица! Ему нужно, чтобы Чимин ухмылялся, хмурился или зубоскальствовал. Почему его лицо так изменилось? Чонгук сделал что-то не так? — Знаешь, тебе на самом деле не обязательно, мы можем-       — Я скажу 'красный'! — выпаливает Чонгук, наконец обнаруживая в себе силы разговаривать. Очень вовремя. Если Чимин сейчас прекратит, Чонгук, по ощущениям, может разрыдаться на месте. Ему необходимо это, он жаждет этого. Добрый Чимин ему не нужен от слова совсем, пока они не закончат, конечно же. До сих пор всё происходящее между ними было словно родом из идеальной фантазии Чонгука — незнакомец увозит его к себе, ругает его за то, какой он мокрый и неряшливый маленький кролик, чтобы в конце концов заполнить его насквозь пропитавшуюся смазкой дырочку своим членом и кончить глубоко в него. — Не останавливайся, хён, пожалуйста. Я скажу 'красный', я-       — Оу, так ты уже занимался этим, не так ли, крольчонок? — прерывает его Чимин, и резкость вновь плещется в его глазах, грубый и беспощадный тон также присутствует в голосе. Чонгук расслабляется, но ненадолго — напрягается вскоре, когда Чимин хватает его за затылок, принуждая его повернуть голову и взглянуть на лужу смазки, оставленную им на кожаном сидении. — Тогда ты действительно шлюха. Мне казалось, что ты такой мокрый просто от того, что девственник, в котором ещё не побывал ни один член. Думал, что, возможно, ты так долго воздерживался и фантазировал, что даже твоя дырка не сдержалась и потекла. А выходит ты просто шлюха. Просто шлюха, да? Тупая шлюха, которая не знает ничего, кроме того, как молить о члене.       — Да, — шепчет Чонгук, его руки подрагивают, а сердце бьётся в ушах. Слова Чимина растекаются по нему словно свечной воск; расплавленный и тёплый, ароматный и опьяняющий. — Я просто шлюха.       — Тогда становись на свои блядские колени, — шипит Чимин, дёргая Чонгука за волосы на затылке так сильно, что тот взвывает от боли, — и вылижи весь этот беспорядок. Мне повторить для тупых?       Чонгук отрицательно качает головой настолько, насколько позволяет его положение, и Чимин отпускает его голову с силой, отталкивая его назад, этого достаточно, чтобы Чонгук стукнулся о дверь машины. Он скатывается вниз обратно к бетону, слёзы собираются на его глазах, когда он открывает рот и на пробу высовывает язык, чтобы попробовать свою смазку, размазанную по сидению машины Чимина.       Как бы ему хотелось ненавидеть это, но он не ненавидит. Продолжая лизать, он чувствует, как рука Чимина сжимает пряди его волос на голове, вжимая его нос глубже в сидение и, тем самым, затрудняя его дыхание, до тех пор, пока всё, что он может чувствовать не становится запах кожи и смазки.       Он сладкий на вкус — терпкость кожи нивелирует горьковатую сладость его возбуждения. Это ошеломляет. Чонгук чувствует себя не более чем вещью в руках Чимина, чем-то, что старший может использовать, и это заставляет его стонать от восторга — возможностей использовать его тело для Чимина очень много. Их слишком много. Чимин мог бы использовать его в самых разных вариациях, и Чонгука даже не волнует, каких именно; даже не волнует, если Чимин решит использовать его в качестве подставки для ног, пока это означает, что он отстаивает свою позицию.       Чонгук хочет быть хорошим кроликом. Он хочет быть хорошим мокрым кроликом для своего хёна, настолько хорошим, чтобы быть за это потом вознаграждённым, предпочтительна награда в виде заполненности спермой под отказ.       — Быстрее давай, — рыкает Чимин, заметив медлительность Чонгука, который теперь больше утыкается в собственное месиво, чем в самом деле пытается избавиться от него. — Я не буду ждать здесь весь день. — Чонгук резко возвращается к смирению, принимаясь за работу с удвоенной силой. Пожалуй, сидение, благодаря его стараниям, стало ещё мокрее из-за его слюны, но они оба знали, что на самом деле смысл его задания далеко не в этом был изначально. Чимин позволяет ему поиграться секунду другую, прежде чем одёрнуть его голову назад, чтобы притворно-досконально осмотреть сидение и убедиться в его чистоте. — Хмм, достаточно неплохо для такого тупого кролика, как ты, — размышляет он с ухмылкой. — Осталось всего лишь нанести последний штрих.       Чонгук вскрикивает, когда Чимин изо всех сил дёргает его за уши, используя пушистые белые ушки для того, чтобы стереть его собственную слюну и оставшуюся смазку с сидения. — Т-только не м’и ушки! — всхлипывает Чонгук, щекой прислонённый к кожаному сидению, пока Чимин дёргает его голову за уши, тщательно утирая с сидения каждую каплю, будто его ушки ничего из себя кроме тряпки не представляют. — Нет, нет! — Больно. Ушки Чонгука очень драгоценны для него, это именно та часть его тела, которой он дорожит больше всего, та часть тела, о которой он заботится наилучшим образом (наравне с хвостиком, конечно же). То, что Чимин использует их, чтобы протереть его собственную слюну… Слёзы беспорядочно текут по его лицу. Член отчаянно дёргается. Ещё больше смазки выделяется из его дырочки. Как бы его сердцу это ни было ненавистным — его тело остро желает быть использованным таким путём.       Чимин усмехается. — Ты сейчас про эти грязные лохмотья? — Он отпускает их. Вообще ушки Чонгука действительно сейчас липкие и мокрые и далеко не похожи на те красивые, пушистые белые совершенства, что он укладывал ранее днём. Всё ещё сидя на бетоне парковки, Чонгук паникует, подносит ушки вниз к своему лицу и принимается отчаянно вылизывать их, пытаясь почистить их настолько, насколько это возможно. Он суматошно пробегается пальцами по меху и изо всех сил старается вернуть им былую красоту.       Чимин вновь смеётся над ним, пиная кролика одной ногой к бетону и после прижимая к его щеке ботинок (с не самой чистой подошвой). — Даже не утруждайся, кроль. Я всё равно потом опять превращу их в месиво. Прекрати тратить попусту моё время и поднимайся уже, ну? Выглядишь ужасно жалким там внизу. — Он наступает ботинком ещё сильнее, единожды, просто, чтобы Чонгук почувствовал, как грязь отпечатывается на его щеке, тут же отступая. Ноги Чонгука шатаются, когда он наконец поднимается, вытирая своё лицо и скрещивая ноги — его настигает ощущение прорвавшейся дамбы в штанах — смазка начала течь не переставая. Всё, что делает Чимин, такое возбуждающее. Каждое его слово заставляет Чонгука намокать ещё сильнее.       С рукой твёрдо покоящейся на пояснице Чонгука, Чимин ведёт его к лифту, что находится по другую сторону парковки. Чонгук предполагал, что тот продолжит поддразнивать его на пути к квартире, но старший оставался как ни странно безмолвным, что только распаляло желание Чонгука. Он тихо хнычет, перенося свой вес направо и покачивая задницей. — Стой смирно, — велит ему Чимин, и Чонгук правда очень пытается, но этот лифт так медленно поднимается! Как он может вообще стоять смирно, когда его член настолько крепкий, а его дырочка течёт так сильно? Он слегка ведёт попкой назад, потираясь ею об пах Чимина. То, что он чувствует в это мгновение заставляет его закатить глаза до белков от наслаждения, наклониться вперёд и выпятить задницу назад ещё побольше, жаждя больше трения.       Его встречает не один стояк, а целых два.       Чонгук получает хлёсткий удар по попе, который практически заставляет его упасть лицом в пол. — Чёртова шлюха. Что я тебе только что сказал? — шипит Чимин, как раз когда лифт прибывает на нужный этаж. Он хватает Чонгука за волосы и тащит его прочь из лифта так до двери, в то время как бедный кролик пытается удержаться на ногах и не отставать от него. — Оказывается слухи правдивы: всё, о чём могут думать кролики это члены и секс. Уверен, ты даже не знаешь, как делать что-то кроме этого, не так ли? Что ты вообще учил в этой библиотеке — легчайшие пути как заполучить член в свой зад? — Всё это отвратительная неправда, но Чонгук всё равно кивает, скуля и потираясь о бедро Чимина, пока тот открывает дверь.       — Это правда, — выдыхает Чонгук, позволяя Чимину впихнуть его в квартиру. Он стонет, когда его внезапно толкают в стену. — Просто шлюха. Всё, что меня заботит это грубый секс, всё чего я хочу это быть наполненным и оттраханным. Я просто дырка, используй меня, оплодотвори меня, — тараторит он, ожидая, что Чимин возьмёт его прямо здесь и сейчас, даже тая некую надежду на это. Он думает, что его грязный рот удачно справился с задачей, и его моментально оттрахают, но Чимин вместо этого рычит и толкает его к спальне. Чонгук взбирается на кровать без промедления, тут же падает на свои локти и выпячивает задницу. В придачу ведёт ей из стороны в сторону, на случай, если Чимин не понял намёка.       Ещё один удар приходится по бедру. На сей раз намного более жёсткий, чем прошлый. — Оплодотворить тебя, хах? — усмехается Чимин, впиваясь в полушария его округлой задницы двумя руками, он раздвигает их в стороны, даже несмотря на то, что на парне всё ещё находятся штаны. — Как мне вообще оплодотворять такую грязную суку, как ты, которая всё ещё мочится в публичных местах.       — Нет! — отвечает Чонгук, качая головой, хотя жест больше походит на потирание носом о матрас, чем что-либо другое, учитывая то, что он всё ещё привыкает к своей позиции, готовый к открытой растяжке. Его уши болтаются с этим жестом, шлёпаясь то вперёд, то назад. — Я не мочился-       — О? — Чимин склоняется, усиливая хватку на талии Чонгука. Он срывает штаны гибрида вниз с достаточной силой, чтобы кролик просто-напросто повалился на кровать. Чимин грубо возвращает его обратно на колени, тело младшего гибрида ведёт из стороны в сторону, пока старший избавляется от его джинсов и всего, что покрывало его ниже пояса. Одним пальцем он собирает всю смазку, забившуюся в расщелине задницы Чонгука, жидкость настолько плотная и обильная, что стекает по его ладони прямиком на запястье. — Это, по-твоему, недостаточно мокро? — спрашивает он, распределяя смазку по затылку Чонгука. Кролик пищит, вздрагивая от неожиданного контакта.       — Это- это совсем другое! — возмущается Чонгук, раздражённо пыхтя в скрещенные над головой руки. — Т-ты г-говоришь это так, будто я описался. Но я не описался! Кролик хороший!       — Ты вполне себе мог описаться, — насмехается Чимин, раздвигая ноги Чонгука. Его тёмные, расширенные зрачки жадно рассматривают то, как порхает дырочка крольчонка, высвобождая новую порцию смазки. Она везде — заливает всю заднюю поверхность бедра Чонгука, даже икры и щиколотки. Он насквозь промок. А одеяло под ними в пятнах на тех местах, где части тела Чонгука соприкасались с поверхностью кровати.       — Прекрати дразнить, — скулит Чонгук, румянец покрывает его лицо от мысли о том, что он весь выставлен на показ, от мысли, что Чимин прямо сейчас во всю любуется его дырочкой. — Так нечестно.       — Я покажу тебе, что действительно нечестно, — огрызается Чимин, тут же проталкивая три пальца глубоко в хлюпающее отверстие Чонгука. Последний начинает выть, не потому что пальцы слишком растягивают его или причиняют боль — это далеко не так. Пальцы Чимина проскальзывают внутрь без какого-либо сопротивления, смазка покрывает уже его костяшки, буквально засасывая их внутрь.       Причиной его вопля являются чешуйки старшего — Чимин снял перчатки, и, хотя Чонгук не может видеть их прямо сейчас, он чувствует их гребни внутри себя просто превосходно, они такие блядски рельефные. Намного лучше человеческих пальцев. Чонгук сильно сжимается вокруг него, желая больше тесноты, жара, большего. — Какая нетерпеливая шлюшка, — усмехается Чимин, восхищаясь тем, как легко дырка Чонгука принимает его. Он дразняще потирает простату бедного стонущего и скулящего крольчонка, и нога Чонгука начинает миленько стучать по матрасу: это будто происходит непроизвольно, что только усиливает умилительность жеста.       Чимин, тем не менее, с фингерингом надолго не затягивает. Он позволяет себе на мгновение потеряться в приятном звуке, раздающемся, когда его рука бьётся о дырку Чонгука, входит внутрь и выходит наружу, создавая замечательный ритм. Чонгук непрекращающе скулит, подмахивая толчкам и раскачиваясь на кровати. Чимин толкает в него свои пальцы с такой силой, что он дёргается вперёд одновременно с попаданием пальцев глубоко внутрь и его ноги невольно расходятся всё шире с каждым толчком. Старшему приходится ставить его в изначальную позицию каждый раз, когда тот падает ничком на кровать.       Когда Чимин вынимает пальцы из дырочки крольчонка, бедный мальчишка жалобно всхлипывает и отрицательно машет головой, бубня какую-то несуразицу под нос, вероятно, слова мольбы. После чего из его дырочки тут же льётся поток смазки, который струится вниз по бедру Чонгука и лужицей скапливается у коленок.       Чонгук вовсе не ожидает того, что в следующее мгновение раздвоенный язык Чимина соприкоснётся с внутренней частью его бедра. Он визжит, инстинктивно сводя ноги вместе, но Чимин легко расталкивает их обратно, открывая себе доступ к сочащемуся отверстию. Язык Чимина ощущается совершенно непривычно — его ширина намного меньше обычного, но он длиннее, чем что-либо, что когда-либо бывало в нём.       Складывается ощущение, будто язык старшего длиной в целые мили: лижет его между ног и собирает всю смазку, что он мог предложить старшему, всю до последней капли. Несмотря на то, что он предвещал это, когда язык Чимина круговыми движениями прошёлся по его дырочке — глаза Чонгука всё равно закатились до белков, а челюсть буквально встречается с землёй, из самых глубин его груди вырывается глубокий, гортанный стон. Всё его верхнее туловище будто превращается в желе, пока он висит куклой в руках змеиного гибрида.       — Вот так, — воркует Чимин у его дырочки, лениво полизывая её, как будто у него предостаточно времени никуда не спешить, и Чонгук вовсе не стонущее отчаянное месиво под ним. — Кончи для меня. — С этим, он проталкивает язык прямиком в нутро Чонгука.       Чонгук тут же плашмя падает на матрас, но Чимин следует за ним, приходуя его дырочку так, словно от этого ни много ни мало зависит его жизнь. Его язык может достать так глубоко, он в придачу такой мокрый и грязный, что это сводит Чонгука с ума. Ощущения от толчков мышц языка совершенно отличаются от пальцев — движения немного более мягкие, но вместе с тем какие же восхитительно приятные…       Когда Чимин крутит языком внутри, его кончик дразня проходится по простате, кружит по маленькой железе, и Чонгук… Чонгук видит звёзды за закатанными зрачками. Ему становится ещё более плохо-хорошо, когда Чимин протягивает руку к его хвостику, пропускает мех между пальцев и сжимая его в конце концов, Чимин словно знает, что это делает с Чонгуком. — Ммммхм! — стонет Чонгук в матрас, всё его тело дрожит в спазмах. — Я так кончу, если ты продолжишь трогать меня там, хён. Мммммх, боже, — молит он, именно в тот момент Чимин поднимает его колени обратно, заставляя его подняться из положения лежания на кровати, что, стоит отметить, задача не из лёгких, когда всё его тело трясётся в агонии. Его онемевшие руки давным-давно вышли из строя, поэтому Чонгук продолжает слюнявить простынь, щекой прижимаясь к подушке.       — Так скоро? — смеётся Чимин, опаляя дыханием его дырку. — Как же просто заставить тебя кончить. — Старший однако не продолжает, отпуская хвост, как будто ему хочется убедиться, что Чонгук может продержаться ещё подольше. Теперь уже, освободив вторую руку, он может развести ягодицы Чонгука в стороны, поднося своё лицо настолько близко к дырочке, насколько это вообще возможно. Чонгук чувствует, как его язык забирается глубже, чем когда-либо за всё это время. Это так невероятно чуждо — то, как напряжён мокрый язык, находящийся в нём. То, как Чимин неспеша крутит им из стороны в сторону, как будто Чонгук его пятизвёздочный ужин, которым он собирается наслаждаться, растягивая удовольствие как можно дольше. Чонгук всхлипывает, понимая, что он не продержится долго, даже без стимуляции его чувствительного хвостика. Это унизительно.       Чимину нравится менять тактику, переходя от грубых толчков языком к долгим, томным мазкам у дырочки, круговым движениям у самого сфинктера, к питью его смазки, сопровождающемуся удовлетворённым гудением. Старший очень часто проходится по его простате, заставляя Чонгука теряться от количества закатанных до побеления зрачков — слёзы рекой текут из его глаз. Он уже чувствует себя просверхстимулированным, несмотря на то, что он ещё даже не кончил, хотя в считанные секунды этот пункт определённо изменится.       — Я сейчас, я правда сейчас, — кричит Чонгук, комкая меж пальцев простыню под собой, ту самую, в которую он сейчас вколачивается, словно сумасшедший. Его разум затуманен похотью, из приоткрытого рта вытекает слюна, формируя небольшую лужицу под его подбородком. Он будто течёт из всех возможных щелей, выделяя не только смазку, но и слюну с предэякулятом тоже. — Хён, хён, я правда сейчас кончу.       — Если ты действительно не можешь продержаться-       — Не могу! — скулит Чонгук, прерывая старшего от того, что языку Чимина пришлось покинуть его дырочку, чтобы ответить ему. Ненавистно. Он ведёт попкой назад к лицу Чимина, громко взывая, когда Чимин предупреждающе шлёпает его по ягодице. — Не могу больше, хён, прошу-       — Боже, прекрати быть такой сукой и кончай тогда. Я просто заставлю тебя кончить ещё раз. — Несмотря на то, каким язвительным, унизительным и грубым был старший, Чонгук вместе с плачем выдаёт благодарность, заходясь в безумных спазмах, когда язык Чимина начинает вбиваться в него вновь, насилуя его простату с таким рвением, как никогда прежде.       Руки Чимина так и не прикоснулись к члену Чонгука ни разу за всё это время, не то чтобы Чонгука это особо волнует в принципе: стимуляции от втрахивания в матрас, вкупе с риммингом от Чимина вполне достаточно, чтобы он отпустил себя, выпуская свою порцию на кровать и крича, пока оргазм сотрясает его тело. Чимин не останавливается, не сказать, что Чонгук ожидал от него этого. Чонгук воет поначалу, его тело мечется из стороны в сторону в попытке избежать, но наслаждение всё же так захлёстывает его, что в какой-то момент он просто обмякает. Его глаза продолжают трепетать, практически без остановки закатываясь, нога и хвостик отчаянно дёргаются, уши устало лежат на его голове, пока он принимает и принимает, принимает и принимает. Он не чувствует больше ничего, кроме наслаждения, не может даже вспомнить что-либо помимо того, каково это быть выебанным, и это… это восхитительно.       — Вот и всё, — милуется Чимин, наконец-то выскальзывая из него и вытирая рот тыльной стороной ладони. Всё такое горячее, липкое и сладкое. — Вытрахал из тебя душу, да, кроля? — Чонгук издаёт булькающий звук в ответ, и Чимин смеётся, переворачивая его на спину, чтобы получше взглянуть на его лицо.       Чонгук поднимает свой рассеянный взгляд на возвышающуюся над ним фигуру, с трудом ориентируясь в пространстве. Когда его глаза наконец достаточно фокусируются и Чимин больше не кажется кучкой размытых красок и кожи, он давится слюной, его челюсть вновь падает, лицо заливает краской, пока слюна стекает вниз по подбородку — руки слишком онемели, чтобы он мог стереть этот беспорядок. Чимин улыбается, вытягивая руку, чтобы стереть слюну за него, так, будто он — самая милейшая детка на свете, не способная почистить свой беспорядок. Чонгук вновь чувствует его чешуйки, но на сей раз ещё и видит их.       Они совершенно чёрные, однако в приглушённом свете комнаты ещё и сверкают — такие чертовски красивые. Его грубые ладони всё же странно походят на человеческие, чешуйки покрывают по большей части лишь тыльную сторону ладони и верхушки пальцев. Чешуя простирается во всю длину его руки, и сердце Чонгука сжимается в тиски, когда он замечает, что старший уже успел снять с себя футболку, теперь гордо демонстрируя своё подтянутое тело. Чешуйки сходят к нормальной коже где-то у надплечий, но Чонгук видит тень от чешуек и на его тазовых костях, и гибрид принимается размышлять, как далеко они на самом деле идут в нижней части его туловища, какой ещё частью тела он сможет почувствовать их, когда их тела будут сплетены.       — Видел бы ты себя сейчас, такой податливый и милый, — говорит Чимин, поднимая Чонгука и подтягивая его к себе, пока тот не усаживается на край кровати, смотря на Чимина в благоговении. Чимин ласково улыбается ему, мягко похлопывает крольчонка по голове и любовно почёсывает ему за ушком. Чонгук хнычет и льнёт головой ближе к прикосновению. Он наклоняется, утыкаясь носом в тазовую кость Чимина и высовывает язык, чтобы попробовать чешуйки на вкус прямо там. Они оказываются солёными, но причиной этому может быть просто пот. Чонгуку всё равно нравится. — Такой милый, когда из тебя вытрахали душу. — Чонгук едва ли не мурлычет по-кошачьи, удовлетворённый похвалой Чимина. Ему хочется быть хорошим маленьким кроликом для старшего, хочется больше чем что-либо ещё на свете.       Отличие между ехидным Чимином ранее, тем как он, непременно, будет ещё более грубым с ним в скором времени и тем, какой прелестный он сейчас — столь непривычное. Впрочем, пока он обсыпает крольчонка похвалой, в его взгляде присутствует нечто зловещее. Как будто он замышляет что-то, снисходительно разговаривая с Чонгуком, словно тот его зверушка, которую он обманом пытается заставить поддаться ему ещё сильнее. Чонгуку же всё равно. Он и так собирался подчиниться Чимину без всего этого фарса. — Господи, выглядишь таким шлюховатым одновременно с этим. Весь покрытый слюной и кончой на животе, смотри.       Чонгук опускает взгляд на свою грудь, куда он совсем недавно выпустил порцию своей спермы. Он смущённо собирает некоторую её часть на пальцы, распределяя её по коже ещё сильнее в явном любопытстве. — Только шлюхи кончают на себя, так ведь, кроль? — говорит Чимин, стискивая щёки Чонгука, он заставляет его поднять глаза обратно на свою нависшую фигуру. Лицо гибрида всё неприятно сплющено, но он не возражает. Струя смазки выделяется из его дырочки, вытекая прямиком на матрас от того, с какой лёгкостью старший так грубо с ним обращается.       — Ах-ага, — соглашается с ним Чонгук, медленно промаргиваясь. Он слегка заторможенно размышляет над словами, мысли ускальзывают от него, пока Чимин продолжает принижать его снова, и снова, и снова. Это в каком-то роде дарит ощущение умиротворения. Ему хотелось бы остаться в этом плавучем наслаждении навсегда. — Кролик просто шлюха, шлюха хёна.       — Уверен, ты позволишь мне сделать с собой всё что угодно, — насмехается Чимин, насильно раскрывая рот Чонгука своими пальцами. Ему едва ли стоит прилагать усилия — Чонгук даже не сопротивляется. Без какого-либо предупреждения, Чимин собирает смесь слюны и остатков смазки Чонгука в своём рту и плюёт. Прямо на выставленный язык Чонгука. — Глотай давай. Такой шлюхе, как ты, наверняка нравится принимать мою слюну. — Чонгук скулит, проглатывая плевок, слёзы вновь собираются у него на глазах, но он чувствует себя хорошим мальчиком, когда следует приказам Чимина. Ему просто хочется быть хорошим для него. Даже когда Чимин вновь смеётся над ним, он чувствует как намокает ещё сильнее, а его член, опять же, предвкушающе дёргается.       — Такая отчаянная шлюшка. Ещё хочешь? — Чонгук кивает, шире открывая свой рот, и, когда Чимин вновь плюёт в него, он проглатывает всё без остатка, не нуждаясь в повторных указаниях. — Так легко превратился в мою маленькую игрушку. Будешь глотать мои члены так же послушно?       От упоминания множественного числа внутренности Чонгука начинают трепетать, всё его внимание мгновенно переводится на ширинку старшего, штаны которого всё ещё плотно застегнуты. Тем не менее отсюда он может отлично разглядеть контур двух его стояков, рот кролика тут же наводняется, слюна выходит за края рта, стекая вниз по подбородку — он больше не в силах контролировать это. Чонгук чувствует себя грязным и глупым. Ему хочется давиться на членах Чимина. Хочется быть шлюхой Чимина, быть полезным только для траха и ничего больше; хочется быть лучшей кроличьей игрушкой для Чимина, идеальной дырочкой для заполнения. Он раскрывает рот на пределе своих возможностей, позволяя слюне скатиться по его языку и залить края рта. Гибрид открыто демонстрирует Чимину то, насколько его отверстие мокрое, насколько оно готово принять его члены.       Чимин ухмыляется, устраивая целое шоу во время снятия штанов с себя. На какое-то мгновение он остаётся в нижнем белье, чтобы Чонгук мог вдоволь насмотреться его размерами, прежде чем он вытащит члены наружу. Чонгук беспокойно ёрзает на кровати, полсекунды отделяют его от того, чтобы прыгнуть вперёд и двинуть их за щёку, даже прежде, чем по ним ударит холодный воздух — он очень взбудоражен. Чонгук тихо хнычет, лепеча с полным слюной ртом. Даже несмотря на то, что та переливается через края и стекает вниз по его подбородку, шее, заливая грудную клетку — он не двигается, потому что Чимин тянет боксеры вниз, и Чонгук оказывается не в силах отвести взгляд от двух членов.       Они большие. Такие восхитительно большие, более того, такие восхитительно разные по форме. Первый рифлёнее, розовее и покрыт мягкими на вид острыми краями, которые, по мнению Чонгука, будут запредельно хорошо ощущаться внутри него. Первый длиннее второго члена, быть может, длиной в его предплечье, то же сходство в обхвате с предплечьем. Тот, что поменьше, не менее впечатляет, возможно, проигрывает первому всего в паре дюймов, зазубрины покрывают поверхность мягкими линиями по всей его длине, но края у зубцов второго кажутся намного более гладкими. Второй член более телесного цвета, становится толще ближе к основанию. Его головка более выпуклая, чего нельзя сказать о первом члене, который сужается в небольшое отверстие, менее грибовидной формы.       Рот Чонгука прикрывается, когда он инстинктивно сглатывает, восхищённый перспективой взять один из членов в рот, или, желательно сразу два, в свою дырочку. Чего он точно не ожидает в этот момент, так это хлёсткого удара по щеке и последовавшей за этим жёсткой хватки на ушах, насильно заставившей его откинуть голову назад. В это же мгновение он встречается взглядом со скалящим зубы Чимином. Чонгук вскрикивает, на глаза набегают слёзы, тем не менее такое грубое обращение делает его только мокрее, заставляет его член пульсировать, раскалённым теплом прижимаясь к его бедру. — Ты был рожден, чтобы быть дыркой, — шипит Чимин, дёргая его головой из стороны в сторону. — Был таким мокрым для меня, но испортил всё, когда закрыл свой рот. Блядь, — вздыхает Чимин, для верности залепив ему ещё одну пощёчину, — открывай давай. Будем обратно делать тебя хлюпающим. — Как будто Чонгук ещё не хлюпает, но суть не в этом.       Чонгук едва ли успевает приоткрыть рот, когда длинный, розовый член уже проталкивают к его языку. Проделывая путь к его рту, старший даже не давал времени гибриду привыкнуть. Он давится, но Чимин и не думает останавливаться, погружаясь всё глубже, с губ старшего срывается удовлетворённый вдох, пока он легонько толкается внутрь и наружу меж раскрытых губ Чонгука. Чимин даже не вошёл в его рот во всю длину ещё, а Чонгук уже проливает слёзы, но это также может быть ввиду остаточной боли от пощёчины. Чонгук плачет, но хочет, чтобы Чимин ударил его вновь, предпочтительно с членом, находящимся во рту.       — Сглотни вокруг меня, кроль, — хрипит Чимин, дёргая его уши, дабы напомнить парню о том, что старший не должен делать всё сам. — Я конечно знаю, что ты шлюха, но ты можешь сделать хоть что-нибудь вместо того, чтобы просто сидеть там и принимать это как вещь. — При каждом грязном словечке, сказанном Чимином, Чонгука накрывает волной чего-то тягучего. Не водянистого, более плотного, словно мёд или кленовый сироп. Жидкий янтарь, возможно, вообще под описание подойдёт всё липкое и тягуче-медленное, такое, от которого тяжело двигаться. Оно застывает на нём от слов Чимина, обездвиживая его, будто бы закрывая его в ловушке.       Ровно тогда, когда Чонгук с трудом сглатывает, одновременно каким-то образом пытаясь протолкнуть язык в это месиво, Чимин толкается глубже, скользя прямиком вниз по его глотке, глубже, чем Чонгук когда-либо брал в своей жизни. Гибрид естественно давится и хрипит, толкаясь ногами в матрас настолько сильно, что попадает ими в каркас кровати. Он всё ещё свисает на краю кровати, когда Чимин толкается тазом вперёд, погружаясь в его глотку вновь. Угол для минета был выбран явно не самый правильный, но Чимин особо об этом не заботится. Он даёт Чонгуку мгновение на передышку: вновь дёргает его за уши назад, оттягивая его рот от своего члена, дабы тот глотнул воздуха.       Чонгуку действительно даются лишь секунды, прежде чем Чимин вновь натягивает его на себя, безжалостно трахая его рот с такой скоростью, что, думается Чонгуку, может растереть его рот до гематом. Края его члена ощущаются во рту чем-то инородным, а второй член старшего ритмично врезается в шею Чонгука при каждом толчке, распределяя предэякулят по его коже, отчего он выглядит ещё более безобразно. — Только посмотри, как хорошо ты принимаешь мой член, — пыхтит Чимин. Он тоже тяжело дышит, напряжённые толчки бёдрами начали высасывать из него силы. — Маленькая шлюшка для моего члена, так замечательно принимает его. Хороший кролик. Примешь второй мой член тоже, сладость?       На секунду на Чонгука обрушивается паника — он ну никак не сможет принять два члена в свой рот одновременно, он и так уже заполнен по край! — но затем первый член Чимина выскальзывает из его рта, весь покрытый его слюной, а второй член, который размазывал предэякулят по его шее, проскальзывает прямо за ним. Чонгуку вновь даются секунды на то, чтобы отдышаться, прежде чем его рот вновь будут трахать по-зверски. На сей раз его одолевают совершенно другие чувства. Во-первых, рифлёный член теперь с каждым толчком вбивается в его переносицу и лоб, временами накреняясь в сторону его глаз, ввиду чего ему приходится прикрыть их. Это так унизительно, что его тело с новой силой загорается в возбуждении. Во-вторых, этот член легче проходит по его глотке, но это никак не делает ситуацию проще. Его основание намного толще, в следствие чего раскрывает рот Чонгука шире, неприятно широко, настолько, что челюсть начинает саднить. Его губы едва ли задействованы в процессе — настолько растянуты вокруг длины второго члена. Несмотря на то, что второй член не бьёт его глотку так глубоко как первый — ему никак не легче.       Чонгук начинает бездумно сосать, сосредоточенный на том, чтобы уровнять своё дыхание через нос и попытаться не задохнуться от грубых толчков. Он думает только о том, чтобы доставить удовольствие Чимину: пока крутит языком вокруг выступающих венок на его члене, пока сглатывает, когда не задыхается, пока втягивает щёки, когда не давится слюной и не видит чёрные пятна у глаз. Ничего не имеет значения для него, кроме того, чтобы быть хорошей дырочкой. Всё, что существует сейчас, это рот Чонгука и член Чимина. Он даже не чувствует свою глотку больше, или челюсть, или всё, что не является плотью в его рту, что погружается и выходит, раз за разом. Чимин, возможно, говорит ему открыть глаза, но он не может, не может слышать его, не может разобрать ни слова. Для него существует лишь звук удара кожи о кожу, члена о лицо и то, как второй член вбивается меж его раскрытых губ, раз за разом.       Затем нечто горячее и мокрое начинает наполнять его рот, что застаёт его врасплох, рука инстинктивно бросается вперёд, чтобы сжать бедро Чимина. К счастью, он не решается открыть глаза, потому что в следующую же секунду он чувствует, как костяшки Чимина легко задевают его лицо — тот яростно надрачивает свой второй член, который в скором времени спускает по всему его лбу, глазам и волосам.       Член что во рту продолжает выдавать порции спермы, больше, чем он оказывается в состоянии проглотить, так что та выливается из уголков его рта, стекая вниз по шее и подбородку. Даже после того, как Чимин кончил, он не спешит покидать рот Чонгука, обмякая в его теплоте. Почувствовав, что с его глаз вытерли сперму, Чонгук открывает их, поднимая нежный взгляд на Чимина с надеждой в глазах. Я хорошо справился? Ты гордишься мной, хён.       Чимин тёпло улыбается ему, как будто с членом во рту и стекающей по ключицам спермой он сейчас особенно очарователен. — Так хорошо принял меня, кроль. Ты такой красивый, будучи грязным в таком состоянии. Твои рот и глотка определённо были созданы для того, чтобы принимать член. Знал, что ты действительно шлюха. Хотя тот факт, что ты публично обмочился, уже говорил сам за себя, хах? — Смесь похвалы и оскорблений такая опьяняющая и в то же время милая. Чонгук хмельно улыбается вокруг члена Чимина, посасывая его мягкую головку. Чимин шипит, вытаскивая второй член. Гибрид дует губы, когда его рот пустеет, уши на голове оживляются, пока он облизывает губы в ожидании большего.       Чимин качает головой. — Не смотри на меня так, Чонгук. Тебе не стоит быть таким ненасытным, — Чонгук пытается привести в порядок выражение своего лица, но у него, очевидно, выходит жалко, потому что Чимин начинает смеяться. — Укладывайся обратно, кроль. Хён хочет немного поиграть, прежде чем у него встанет ещё раз.       Чонгук пятится назад на пределе своих возможностей, выставляя себя напоказ Чимину. Теперь, будучи оттраханным как следует, он чувствует себя менее стеснительным и более жаждущим вновь быть заполненным. В отчаянных поисках второго оргазма. Его твёрдый член упирается в его бедро, предэякулят из члена льётся в желании быть замеченным. Губы старшего ширятся в улыбке, когда он ползёт по кровати, осматривая его сверху вниз и покусывая губу. Так по-хищнически.       Ушки Чонгука инстинктивно дёргаются, и ему приходится с силой отдернуть себя от того, чтобы не зарядить сейчас Чимину в лицо, хотя все его внутренные сигналы сорвались на сирены и говорят ему сделать именно это: ударить старшего в лицо и бежать к двери, говорят они, испуганно и нервно, дрожа под его кожей. У тебя есть преимущество, ты быстрее него.       Чонгук отбрасывает мысли куда подальше, всеми силами пытаясь глубоко дышать и успокоить нервы. Чонгук добровольная жертва. В конце концов, он здесь для того, чтобы быть поглощённым, и не важно, что там говорят его инстинкты, не важно, как сильно его внутренний кролик умоляет его бежать бежать бежать.       Он чувствует себя замечательно, позволяя Чимину схватить себя за лодыжку, чтобы с силой затем развести его ноги в стороны. Замечательно, наблюдая за тем, как длинный, раздвоенный язык путешествует от внутреннего бедра, замечательно, чувствуя его круговые движения на яичках и то, как он дразнит его член. Восхитительно, когда рука Чимина хлёстко проходится по всей его длине, вновь застаёт его врасплох и заставляет вскрикнуть, инстинктивно подбросив бёдра вверх. Он пытается свести ноги вместе, но всё провально — агрессивная хватка Чимина не позволяет и этого. Его член не опадает от этого ни на долю. — Маленькая шлюшка до боли, — мыслит вслух Чимин, кусая его за ляжку. Чонгук жадно глотает воздух, тут же давясь. Зубы у Чимина такие острые — порция предэякулята выделяется на его живот. — У тебя ни на секунду ни упал, ты только посмотри.       Несмотря на то, что на сей раз Чонгук ожидал этого, он всё ещё всхлипывает и дёргается, когда Чимин вновь бьёт по его члену. Звук мокрого шлепка очень приятный, Чонгук думает, даже слишком приятный для того, чтобы считать это нормой. Больно, Боже, очень больно, но в этом вся суть. Это и делает момент столь возбуждающим. Удовольствие, полученное от боли. Чонгук с лёгкостью может обнаружить себя пристрастившимся к этому. — Хён, — шепчет он. Непонятно мольба ли это о пощаде или же о большем.       — Шшшш, — воркует Чимин. — Разве тебе это не нравится? — Чонгук сопит. Кивает. Скуля, когда Чимин начинает наносить один удар за другим. Змеиный гибрид насмехается. — Тебе так сильно нравится это. Да из твоего маленького члена льётся каждый раз, когда я бью по нему.       — 'н не маленький, — застенчиво отвечает Чонгук, не потому, что он считает это неправдой, а потому, что ему хочется, чтобы Чимин унизил его ещё больше.       — Ты про это? — фыркает Чимин, стискивая его член. Его рука обхватывает чуть ли не всю его длину, а рука у Чимина не такая уж и большая. — Тут максимум сантиметров десять. — Он стискивает его член сильнее, Чонгук едва ли в состоянии вынести это больше. Он вскрикивает, дрыгая ногами, отчего ухмылка Чимина становится только шире. О, он жаждет именно этого. — Прекрати врать себе, кроль. Твой член бесполезен, слишком маленький для чего бы то ни было кроме того, чтобы быть моей игрушкой. Впрочем, он меня не интересует. — Чимин бросает член Чонгука так, будто он успел ему наскучить, оставляя его болящим и красным, пульсирующим от необходимости в разрядке. Его пальцы, однако же, опускаются ниже яичек Чонгука, мимо его промежности, пока наконец не останавливаются, кружа у мокрой и сочащейся дырочки.       Чонгук ёрзает на месте, его лицо краснеет, когда он чувствует, как его дырка выплёвывает сгустки смазки на пальцы Чимина. — Как много смазки ты вообще можешь выделить, детка? — восхищённо спрашивает Чимин. Он просовывает сначала один, затем второй палец, когда понимает, что дырочка Чонгука приняла их совершенно спокойно. Он явно мог бы вместить все четыре без растяжки, но ему хочется ещё немного поиграть с Чонгуком. — Я никогда не трахал кого-то настолько мокрого.       — Э-эм, — заикается Чонгук, протягивая руки к своим ушкам — он накрывает ими собственное лицо, потому что ему слишком неловко говорить такое вслух, — гибриды кроликов на самом деле, эм, очень-очень легко намокают.       Третий палец присоединяется к двум другим в его дырочку. Они раздвигаются на манер ножниц и крутятся, массируя его простату, и это каждый раз ощущается словно оргазм. Грудная клетка Чонгука тяжело вздымается, одно ухо находится в его рту — он присосался к нему намертво, чтобы заглушить собственные унизительные звуки. Чимин усмехается, наклоняясь вперёд, чтобы оставить поцелуи на его тазовых косточках и после покрыть их засосами. — Мой шлюховатый мокренький крольчонок, — дразнит он, добавляя мизинец к остальным пальцам просто потому что может. — Я нашёл такую милую маленькую шлюху. Прямо как твердят слухи, хах?       Чонгук кивает, раздвигая свои ноги шире. Он не чувствует себя достаточно заполненным. Он нуждается в членах Чимина, потому он шлюха, самая что ни на есть шлюха, и он никогда не будет полностью удовлетворён, если его не оттрахают как следует. — Д-да, — икает он, — просто шлюховатый крольчонок. Всё, для чего я хорош... хорош только для того, чтобы быть заполненным.       Чимин смеётся, кренится назад, с закушенной губой наблюдая за тем, как его пальцы проскальзывают внутрь и выскальзывают наружу из дырочки Чонгука. Звук, раздающийся по комнате, когда его пальцы скользят внутрь настолько порнографичный и хлюпающе-распутный, как будто он использовал слишком много смазки, хотя Чимин даже не испытывал необходимости дотянуться до бутыля с ней ни разу за всё это время.       — В таком случае, может ты действительно хорош только для оплодотворения, — говорит он, и Чонгук громко стонет от его слов, сильно сжимаясь вокруг пальцев Чимина. — Ты выглядишь таким счастливым от мысли о том, чтобы заполучить мою сперму в себя. Я мог бы осеменять тебя весь день напролёт, и ты бы не жаловался.       — Да! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — умоляет Чонгук, прерывая свою мольбу очередным громким стоном, когда язык Чимина лижет головку его нуждающегося члена. — Я твоя игрушка для оплодотворения, пожалуйста!       — Такой милый, — хихикает Чимин. — И такой отчаянный. Если ты хочешь побыть хорошей игрушкой и принять мои члены, думаю, мне нужно будет растянуть тебя ещё немного, — уточняет он, бросая взгляд на четыре пальца, что уже растягивают дырочку Чонгука. Он собирает больше выделений кролика на свой большой палец и кусает губу, медленно проталкивая его к остальным.       Оба стонут одновременно, рты приоткрываются, выдавая тяжёлое дыхание пары. Чимин не может толкнуть пальцы дальше костяшек, но растягивает его на манер ножниц внутри, наблюдая за тем, как ширится дырочка Чонгука — это так возбуждающе, что он буквально чувствует, как его члены пульсируют, неуклонно твердея.       Чонгук уже знает, к чему всё идёт, поэтому взбудораженно урчит, изо всех сил пытаясь расслабиться вокруг руки Чимина. Он растягивал себя сам прежде, когда чувствовал себя чересчур нуждающимся и отчаянным быть заполненным чем-то большим, настолько, что в конце концов он трахал себя всей своей ладонью, но когда это делает кто-то другой — ощущения кардинально отличаются. Когда Чонгук лежит на спине, абсолютно не контролируя себя и находясь на 'милости' рук Чимина — ощущения кардинально отличаются.       Как бы сильно Чимин не пытался протолкнуть пальцы дальше костяшек — из-за неправильного угла всё было тщетно. — Мне нужно, чтобы ты встал в коленно-локтевую, крольчонок, — тихо милуется он, нежным голосом обращаясь к гибриду несмотря на непристойность просьбы.       В конце концов Чимину приходится делать всё самому, потому что Чонгук настолько вытрахан, что оказывается не в состоянии выполнить просьбу (и это, в какой-то степени, возбуждает старшего). Чимину нравится то, что ему приходится делать всё за Чонгука, нравится, когда он такой беспомощный. Он облизывает губы, оставляя поцелуй прямо под хвостиком Чонгука, когда ему наконец удаётся поставить младшего в нужную позу, поцелуем он словно хвалит его за то, что тот так хорошо справляется, или благодарит за доверие. Ну и ещё потому что ему нравится то, как Чонгук заходится мурашками, всякий раз, когда к его хвосту прикасаются, но суть в другом.       Растягивать Чонгука в такой позе намного удобнее. Чимин сменяет руки, вытаскивая одну и просовывая другую, с целью чуть по чуть растянуть дырочку Чонгука, пока вся его ладонь наконец безболезненно не окажется внутри него. Чонгук к этому времени уже превратился в слюнявое месиво: тот часто глотает воздух ртом и стонет. У него не выходит находиться в позиции смирно, даже несмотря на то, что Чимин пытается угомонить его. Он дёргается, взволнованный и жаждущий наконец быть оттраханным, что отчасти вызвано его кроличьей натурой, отчасти его собственной любовью к ощущению распирающей полноты.       — С-сейчас? — просит Чонгук, по прошествии пары минут растяжки. К этому времени Чимин больше восхищённо пялится на его трепещущую дырочку, чем проталкивает пальцы (три пальца каждой руки внутрь). Теперь он может заглянуть в щель Чонгука, наблюдать за тем, как его стеночки сжимаются и двигаются внутри — это так чертовски горячо, что его рот наполняется слюной. — Хён, а сейчас, сейчас уже ведь вместятся, да?       — Мне казалось, что я оттрахал тебя до беспамятства, — шипит Чимин, высовывая язык, чтобы дразняще сунуть его в дырочку Чонгука. — Видимо, я делаю что-то не так, раз уж ты всё ещё можешь внятно разговаривать.       Чонгук собирался выдать отрицание, сказать ему, что нет, он делает всё правильно, что Чонгук никогда не чувствовал себя настолько хорошо, но именно в этот момент костяшки Чимина проскальзывают мимо плотного кольца мышц и наконец вся его рука толкается внутрь Чонгука. Гибрид взвывает, трясясь и пытаясь прочувствовать ладонь Чимина внутри, пока его глаза закатываются, а уши резко дёргаются вверх. Чимин рыкает на него, сжимая пальцы в кулак, который он позже заталкивает глубже. Он чувствует, как крольчонок выделяет больше смазки вокруг него, помогая скольжению. И, когда Чимин принимается мало по малу трахать его кулаком, Чонгук абсолютно теряет голову.       Теперь из его рта вырывается разве что неразборчивое бульканье, как и обещал Чимин. Старший улыбается, слушая его крики и стоны, он безжалостно смеётся над ним, когда крольчонок падает лицом в простыни, заламывая себе руки. — Только поглядите на мою игрушку. Так хорошо принимает мой кулак, — дразнит он, всё ещё проскальзывая глубже. Его локоть наполовину втиснут в тесноту Чонгука, и несмотря на то, что это выглядит анатомически нереально, дырочка Чонгука всё равно прекрасно растягивается вокруг его руки. Он практически чувствует, как стенки Чонгука засасывают его, как будто он не перенесёт, если Чимин сейчас решит вытащить руку. — Не могу дождаться, когда мои члены наконец побывают в тебе. Хотя мне нельзя слишком сильно тебя растягивать сейчас, — мыслит вслух он и хмыкает, почувствовав, как Чонгук сжался от страха, — или ты будешь разрушенным. А мы этого не хотим, верно? Нужно убедиться, что ты всё ещё будешь узким, когда я вставлю.       — Ах-ага! — булькает Чонгук, счастливо толкаясь попой назад — навстречу толчкам руки Чимина. — Кроль узкий, т’кой полный, ах-ага! — Он бредит. Для него больше не существует ничего кроме него самого, кровати и Чимина, возвышающегося над ним и дарящего ему такие потрясающие ощущения. Идеально. Чонгук вновь чувствует себя плавающим по волнам.       Чимин понимающе гудит и улыбается, фокусируя внимание на поставленной задаче. Он испытывает дикий соблазн искупать крольчонка в похвале, сказать ему, как сильно он гордится им, как великолепно выглядит его растянутая дырочка сейчас — ничего из словечек жестокого змея, что мучил его часами без перерыва, насмехаясь над плачущим на бетоне кроликом. Хотя, думается ему, он уже был чересчур милым за сегодня, да и члену Чонгука явно больше нравится, когда он ведёт себя с ним жестоко, судя по тому, как мило он дёргается. Играть с ним в такие игры намного веселее. Чимин чувствует себя могущественным, снисходительно разговаривая с ним, это в какой-то степени подпитывает его собственный хэдспейс.       Чимин продолжает трахать Чонгука, непрерывно стонущего под ним прямо как какая-то порнозвезда, своим кулаком, пока крольчонок не привыкнет к этому окончательно. Чонгук не может ничего с этим поделать — звуки невольно соскальзывают с его языка при каждом толчке. Его можно понять — он потерялся в этих ощущениях.       В определённый момент он кончает, неконтролируемо всхлипывая в матрас, но это никак не уменьшает его возбуждённое состояние: он раздвигает ноги ещё шире, грязный и трясущийся от сверхстимуляции. Чимин останавливается на секунду, будто задумываясь о чём-то, и после Чонгук чувствует, как рука старшего начинает выскальзывать из него. — Нет! — кричит он, в панике сжимаясь вокруг оставшихся пальцев.       Свободная рука Чимина твёрдо проходится по его левой ягодице, совершенно неожиданно. — Что это сейчас было? — спрашивает он, полностью вытаскивая свой кулак. Расширенная дырочка Чонгука неконтролируемо сжимается вокруг пустоты, и Чимин вновь видит, насколько мокрый и полный смазкой он внутри, теперь, когда он полностью растянут. — Ты, что, пытался указывать мне что делать?       — Н-нет, я не… кроль не… Я… — Чимин вновь шлёпает его, и Чонгук обрывает свой монолог криком. Безудержный поток слёз начинает стекать вниз по его щекам, хотя гибрид и пытается остановить их. Он чувствует себя таким слабым, ничтожным и уязвимым, а слёзы делают только хуже.       — Мне так не показалось, — шипит Чимин, толкаясь кулаком другой руки обратно в хлюпающую дырку. Чонгук задыхается, пластом падая на кровать, но, как и во все прошлые разы, Чимин поднимает его обратно в коленно-локтевую, не позволяя гибриду вольности. — Мне показалось, ты повёл себя как ненасытная блядская шлюха для моего кулака. — Он сменяет руку, заталкивая один кулак, как раз тогда, когда другой выскальзывает из отверстия, продолжая тем самым растягивать Чонгука сильнее. — Это даже не мои члены! Ты и вправду просто похотливая шлюха до моей руки, хах?       — Пожалуйста, — воет Чонгук, стуча ногой по кровати. — Не м-могу больше, член, хочу член.       Чимин фыркает. — Ненасытный, какой же ты ненасытный кроль. Даже не понимаешь, что говорить. Ну ладно, кроль. Если тебе так сильно хочется получить мои члены, ты не будешь возражать против того, чтобы принять два члена одновременно, так ведь?       Чонгуку даже не представляется возможности ответить — Чимин вытаскивает кулак, подставляет оба члена к отверстию и вгоняет их одновременно. Он толкается во всю длину, по самое основание, и стонет в удовольствии, цепляясь за ягодицы Чонгука и начиная вбиваться в него глубокими толчками. — Блять, вот так, — выдыхает он, толкаясь в Чонгука настолько сильно, что грязный звук отражается от стен эхом. — Вижу, твой язык даже вывалился, как у собаки. Мило.       Потерявший дар речи, Чонгук принимает и принимает, принимает и принимает всё, что даёт ему старший с закатанными до белков глазами. Его дырочка едва ли смыкается над размерами членов Чимина, запредельно вытраханная, но он всё равно принимает это, давясь и желая большего. Он чувствует, как оба члена вместе скользят внутри него, оба насквозь пропитавшиеся его смазкой, большая часть которой выливается из дырочки и стекает вниз по бёдрам.       Член потолще цепляется за сфинктер при каждом толчке, отчего гибрид заходится в мурашках и дрожит, испытывая ни на что не похожие ощущения при этом. Это сводит с ума. Чонгук даже не знает, как описать это — даже не знает, существуют ли такие слова, способные описать это в принципе. Он полон, настолько полон, настолько оттрахан, и он чувствует себя идеально, гостеприимной дырочкой, щелью, для наполнения семенем членов Чимина, вещью для оплодотворения.       Когда Чимин находит тот самый угол, его члены настолько глубоко в животе Чонгука, что он может очертить их выступающий контур через животик снаружи, жадно наблюдая за тем, как кожа на животе натягивается с каждым толчком его бёдер. Чимин кладёт свои руки на выступы, чтобы прочувствовать как следует, и его охватывает ощущение, будто он дрочит себе через кожу Чонгука. Его глаза закатываются до белков, нитка слюны вытекает из его рта, как и у похотливого, перестимулированного кролика, принимающего его члены сейчас. — Чувствуешь это, кроль, — шепчет он, направляя руку Чонгука к нужному месту на животе. — Чувствуешь меня в себе, детка? Разве это не круто?       Чонгук хнычет, сжимая руку вокруг выступа с членами Чимина одновременно со своей дырочкой. — Ах-ага! — кричит он, ведя вверх-вниз по животу. — Наполнить кролика, осеменить кролика, верно? Да?       Чимин растягивается в улыбке Чешира, перегибаясь через спинку Чонгука, чтобы грубо впиться зубами в одно из его болтающихся ушек, странно пахнущее смазкой. — Конечно, кроль, — говорит он, снисходительно сладко, — но тебя когда-нибудь осеменяли прежде? Думаешь, сможешь принять это?       Они оба знают, что нет, — Чонгука никогда не пытались оплодотворить — но это не останавливает живучую фантазию Чимина.       — Эм, н-нет, но я… но я… — Чонгук теряется в стоне, сильнее впиваясь зубами в подушку под собой, из-за чувства острой необходимости заполнить чем-то рот. Он всё ещё водит одной рукой по выступу на животе, поддерживая руку там так, будто он уже принял семя Чимина в себя.       Чимин гладит своей рукой поверх руки Чонгука, и даже несмотря на то, что его рука сравнительно меньше руки младшего гибрида — он подавляет его всеми остальными способами. Его доминантная аура покрывает все прорехи физических данных, покрывает настолько, что никто никогда бы и не подумал задерживать мысли на его росте или ширине плеч в попытке определить, насколько он силён. Один его взгляд отвечал на все интересующие людей вопросы.       Когда Чонгук окончательно сдаётся с продолжением своих слов, Чимин хмыкает, вбиваясь в него медленно, но глубоко, вместе с тем наклоняясь к уху Чонгука поближе, чтобы подразнить его чуть дольше. — Ты звучишь так глупо, детка. Даже разговаривать нормально не можешь, какое убожество.       — Жаль, мн' жаль, слишком тупой, кроль слишком в шоке, в-всё, что я знаю… Кроль может только… Мхмм, ох, а-ах… — Чонгук заходится в отрывистых хрипах и стонах, а после даже и не заботится о том, чтобы продолжить предложение. Он предпочтёт услышать больше грязных словечек в свои ушки, говорящих ему о том, какой он тупой, какой же он шлюховатый и оттраханный, как всё, что он знает это то, как нужно открывать свою дырочку, чтобы её заполнили.       Чимин вновь смеётся над ним, говоря ему, какой он очаровательный, называет его бесполезной маленькой игрушкой для секса, толкаясь в его хлюпающую дырочку со зверской энергией. Тепло стремительно скапливается в районе его паха, но у него припасён один сюрприз для Чонгука, которым он не может не поделиться. — Я уже говорил тебе? — шепчет он со всей невинностью в голосе, хотя последовавшие за этим слова далеки от невинности. — У толстого члена есть узел.       Невероятное ощущение следует за этим, когда поток смазки окутывает его члены, и Чимину думается, что если бы его члены не были бы так погружены в дырочку Чонгука сейчас, можно было бы с уверенностью сказать, что Чонгук сквиртанул. Чимин даже не знает, возможно ли это, но сила, с которой Чонгук течёт, трясётся и кричит настолько впечатляющая, что ему не сложно представить это в качестве правды. — Взволнован, детка? Готов к тому, что мой член повяжет тебя, наполнит тебя своим семенем?       — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — кричит Чонгук, принимаясь тереться о бёдра Чимина, как будто это заставит его кончить быстрее, что в принципе, вполне возможно. Его собственный член на грани, несмотря на то, что он уже успел кончить пару раз до этого, отвратительно возбуждённый мыслью о том, чтобы быть осеменённым, оттраханным до чувства полноты и наполненным горячей, влажной спермой.       Он не задаёт никаких вопросов, типа, почему только один из членов Чимина имеет узел, или даже почему его члены изначально отличаются, последний вопрос, при других обстоятельствах, он бы непременно задал. Однако прямо сейчас это не имеет значение. Прямо сейчас Чонгука не волнует ничего, кроме желания быть оттраханным.       Он чувствует, как вскоре внутри него начинает набухать член, раздуваясь и становясь настолько толстым, насколько он себе и представить не мог. Достаточно, чтобы ему стало больно. Другой член Чимина вжимается в его внутренние стеночки, которые натягиваются как никогда прежде. Его неровные углы по всей длине заставляют рот Чонгука наполняться слюной при каждом толчке — внезапно он чувствует их намного чётче, чем прежде.       Он полностью распластался по постели к этому моменту, абсолютно потеряв ощущение пространства, пока два члена Чимина трахают его до беспамятства. Не способный чувствовать ничего, кроме того, как его дырочка растягивается, пока набухающий член Чимина цепляется за неё при каждом толчке бёдер.       Чимин даже не удосуживается предупредить его, когда достигает финиша и, громко рыча, кончает в него. После он грубо впивается в шею Чонгука, словно оставляя на нём метку принадлежности. Чонгук кончает, когда чувствует тёплый поток тягучей спермы глубоко в себе. Третий и последний раз он изливается на простыни, слёзы переливаются через край и разводят месиво на его лице. На мгновение он теряет голову, полностью отдавшись блаженству оргазма, но когда он приходит в себя, Чимин всё ещё кончает, наполняя его своим семенем.       — О Господи Боже, — хнычет Чонгук, потрясённый ощущениями, пока его всё наполняют и наполняют, наполняют и наполняют. Сперма Чимина стекает вниз по его бёдрам, лужицей скапливаясь у его коленей рядом с такими же лужицами его собственной смазки. К тому моменту, когда он опускает взгляд на свой живот, тот уже разросся в размерах, выступая теперь не только из-за членов Чимина, но и из-за огромного количества выделенной Чимином спермы, которые раздули его живот настолько, что он выглядит беременным. Божественно-райски. Чонгук прощупывает его, скуля во время пальпации, а его член слабо дёргается между ног. Чёрт, он такой круглый! Такое он разве что в порно видел, но прямо сейчас это происходит и с ним!       Спустя какое-то время Чимин наконец устраивается: его узел крепко сидит в растраханной, пропитанной смазкой дырочке Чонгука. Несмотря на то, что другой его член уже стал мягким и мог бы спокойно выскользнуть из младшего, он решает оставить его примостившись рядом с узловым, позволяя Чонгуку чувствовать себя полным и растянутым как можно дольше. Ему уже не терпится увидеть, насколько широкой будет выглядеть его дырочка, когда он вытащит их. — Так нормально, кроля? — бормочет он, мягко и мелодично в ухо Чонгука. Старший больше не звучит заносчиво, сменив гнев на милость, так, как Чонгук себе даже не представлял, но сейчас это имеет место быть.       Чонгук хнычет в ответ, кивая куда-то в подушку. В его голове абсолютно пусто, когда он баюкает свой живот, как будто это всё, что ему известно в этой жизни. Глаза постепенно закрываются, он засыпает. Сейчас — кажется неплохим временем для лёгкого сна. Чонгук ликует, находясь на высоте от огромного потока эндорфинов после секса, его кожу слегка покалывает, а мысли — совершенное месиво. Никогда так хорошо ещё не было, думает он. — Эй, — шепчет Чимин, проталкивая узел глубже в Чонгука, чтобы удержать того в сознании подольше. Внезапный толчок в его простату заставляет Чонгука моментально раскрыть глаза. Его нога удивлённо топает на матрасе. — Не засыпай на мне сейчас, кроль. Нам ещё чистить тебя, когда я выйду.       — Крольчон' поспит, пока узел хёна не спадёт, — настаивает Чонгук, извиваясь своей маленькой попкой в попытке найти комфортное положение. — Устал. Крольчон' хоч'т отдыха. — Он настолько очаровательный в этот момент, что Чимин чувствует, как его собственное лицо загорается от нежности, и он утыкается в шею Чонгука, скрывая тёплую улыбку в укромном месте.       — Хорошо, но только если ты просто позволишь глазкам отдохнуть, договорились? Нам нужно принять ванную, — уступает Чимин, хотя прекрасно знает, что это не произойдёт. Он прав — позже Чонгук то засыпает, то просыпается, бормоча что-то себе под нос время от времени, пока Чимин напевает ему мелодию в ухо, играясь с его волосами.       Чимин пытается не дать возбуждению разгореться в нём снова, когда его узел наконец спадает, и он принимается вытаскивать члены, потому что дырочка Чонгука пульсирует так, как Чимин себе на регулярной основе только фантазировать мог. Ему нелегко сдерживать себя, когда он раскрывает скользкие ягодицы Чонгука и наблюдает за тем, как трепещет его растянутое отверстие. Он закусывает губу, представляя себе, как погружается обратно. Сфинктер парня такой розовенький, красивый и растянутый, что Чимин едва ли в состоянии остановить себя. Когда Чонгук скулит от неприятных ощущений, извиваясь немного и бормоча 'Так пусто', Чимин возвращается в реальность, ласково потирая ягодицы Чонгука в качестве извинения.       — Чонгука-а, я пойду принесу тебе воды и чего перекусить, пока ванна будет набираться, ладно? Ты будешь в порядке? — Чонгук бормочет что-то вроде согласия, так что Чимин пользуется шансом, напоследок пообещав вернуться как можно скорее. Он целует Чонгука в углублении поясницы, прямо над хвостиком, прежде чем броситься к ванной, пустив горячую воду, а после и к кухне бегом.       К тому времени, как он возвращается обратно с водой и протеиновыми батончиками, по прошествии не более двух минут, Чонгук уже сидит на кровати чрезвычайно расстроенный, с выпученными глазами и встревоженно висящими в воздухе ушами. Его глаза полные слёз, обращаются к старшему. — Хён? Бросил кролика?       — О, детка, — выдыхает Чимин, срываясь к кровати. — Просто ушёл, чтобы взять тебе покушать и попить, мм? Хён никуда не собирается уходить, обещаю, — продолжает он, выставив вещи в руках будто бы в попытке доказать свою невиновность. Чонгук всхлипывает, дуя губы, после чего тянет ручки к воде, одновременно с этим его уши на голове расслабляются и одно из них падает на его глаз. Он смахивает его назад, но ушко возвращается обратно, мокро и непрошено, не в состоянии находиться в зафиксированном месте после всего, что оно пережило за последние пару часов. Чимин подносит стакан к его губам, помогая ему пить. Вместе с тем он заправляет ушко Чонгука в надлежащее положение. — Вот так, — вновь милуется он, передавая Чонгуку протеиновый батончик, когда он заканчивает с водой. Старший ждёт, пока Чонгук завершит весь свой перекус.       Закончив, Чонгук осторожно поднимает на него взгляд, даже несмотря на то, что его глаза всё ещё выглядит расфокусированными.       — Не будешь кушать? — спрашивает он, слизывая крошку с губ.       Чимин непонимающе наклоняет голову, сводя брови. — Кушать что?       — Меня, — говорит Чонгук так, будто это самая очевидная очевидность.       — Тебя?       — А-ага. Не кушаешь кролика? — Чонгук указывает на свои зубы и издаёт шипящий звук, а затем тыкает пальцем в Чимина. — Хён не кушает кролика?       Чимин поражённо моргает. Чонгук всё ещё слегка плоховат со словами, но Чимин понял, что именно он имел в виду, даже несмотря на то, что он слегка ошарашен этим. — Боже, нет. Я не собираюсь есть тебя, Чонгук. Хотя, признаюсь, ты очень и очень даже вкусный, — дразнится он, высовывая раздвоенный язык, в совсем-не-угрожающем-жесте.       Чонгук хмыкает. — Оу. Подумал съешь меня после, — признаётся он так, будто эти слова совершенно нормально обронять в разговоре.       — И ты всё равно пошёл со мной? — восклицает Чимин, голосом пронзительнее обычного.       — Сказал про два члена, — отвечает Чонгук, пожимая плечами. — Пришлось рискнуть.       — Тебе следует быть более осторожным, крольчонок, — беззлобно ругает его Чимин. Он взъерошивает волосы Чонгука, видя, как щёки кролика заливает краской, после чего тот смущённо опускает взгляд. Однако на его губах играет удовлетворённая улыбка, от которой Чимин всё не может оторвать взгляд. — Но я обещаю, что не буду есть тебя.       — Спасибо, хён, — шепчет Чонгук, закрывая ладонями ушки. Сердце Чимина растапливает лужицей от этого.       — Пойдём отмывать тебя в ванной, — говорит Чимин, меняя тему. К этому времени он уже наклонился вперёд, чтобы подхватить кроля на руки, прежде чем им обоим не стало совсем уж неловко. Чонгук вскрикивает, но с радостью позволяет отнести себя в ванну, обожая проявления заботы старшего.       Чимин аккуратно опускает его в воду, всё ещё включённый кран продолжает наполнять ванну и создавать всё больше пузырей, так что он торопливо выключает его, прежде, чем вода заполонит пол ванной. Чонгук счастливо вздыхает, опускаясь в горячую воду поглубже и наслаждаясь тем, как тепло расслабляет его болящие мышцы.       Чимин вытаскивает мочалку откуда-то из-под раковины и начинает медленно и тщательно вытирать его, избавляя кожу и волосы гибрида от спермы, пота и смазки. Он уделяет особенное внимание ушам Чонгука, обращается с ними крайне деликатно, будто бы боясь, что может сломать их. Чонгук блаженно льнёт к нему, встречая ласковые прикосновения Чимина. — Мне очень жаль твои красивые ушки, — бормочет Чимин, голос которого эхом отражается от стен. — Сделал их такими грязными. У меня наверное не найдётся ничего для должного ухода за ними.       Чонгук хихикает, его глаза, пожалуй, сияют, когда он поднимает взгляд на Чимина в очевидном восторге. — Ты такой хороший. Я этого совсем не ожидал. — Судя по его речи, Чимин уже может сказать, что тот возвращается из своего хэдспейса, что, безусловно, приятно слышать, но этот факт никак не останавливает расползающийся по лицу Чимина румянец.       — Ну, в первую нашу встречу в библиотеке, у меня был дедлайн по одному заданию, — начинает объясняться Чимин, чувствуя необходимость прояснить всё. — И ты был таким? Суетливым? Я быстро вышел из себя и вспылил. Но то, как ты отреагировал на это, то, как ты отреагировал на жестокого меня… — Чимин прикусывает губу. — Я не смог ничего с собой поделать. Не то чтобы я всегда веду себя как какой-то мудак.       — Мне понравилось, — уверил его Чонгук, смущённо улыбаясь. — Но это тоже довольно приятно.       Их окутывает свободная тишина, пока Чимин скрупулёзно чистит Чонгука, отмывает ему волосы и следит за тем, чтобы пена не попала ему в глаза. Чонгук в это время любуется чешуйками Чимина, теперь, когда у него есть возможность как следует этим заняться. Те, будучи мокрыми, красиво мерцают и отражают свет. — Ты потрясающий, — искренне говорит Чонгук, заворажённо рассматривая узоры на его коже. После он поднимает взгляд, встречая глаза Чимина. Он сглатывает. — Честно.       Чимин наклоняется, не разрывая зрительный контакт, его глаза горят в ожидании поцелуя. Чонгук охотно отдаётся ему, но поцелуй выходит нежным, хотя и немного грязным — Чонгуку ну очень нравится язык Чимина. Угол был подобран для поцелуя не самый лучший, но когда Чонгук скулит в чиминов рот, Чимин не думает, что это имеет большое значение. Он стерпит боль в шее, если это значит, что ему удастся услышать такого Чонгука, чувствовать его губы на своих собственных, видеть его таким податливым и милым. Чимин отстраняется с коротким вздохом, не желая слишком забегать вперёд. Он и так уже почти готов забраться в ванну к Чонгуку (с не-такими-уж-и-невинными-намерениями).       — Я не могу насытиться тобой, — признаётся Чимин. Его глаза закрыты в наслаждении, пока лбом он прижимается ко лбу младшего гибрида. — С тех самых пор, как я впервые увидел тебя, ты просто — воу.       Чонгук притирается к носу старшего своим, ненавязчиво касаясь. Его губы горят. Он с радостью принимает это покалывание. — Я тоже. Мне кажется, я хотел бы… Не знаю. — Он взволнованно отстраняется, не желая говорить больше, чем следует, и портить тем самым хорошую атмосферу. После секса с незнакомцами всегда так, но в этот раз — после такого невероятного секса — ему особенно не по себе. Он играется с пузырями в надежде отвлечь себя, но это никак не помогает убрать напряжение, физически ощутимое в спёртом воздухе между ними.       Чешуйчатая рука мягко гладит его по щеке. Чонгук не смеет поднять взгляд, внезапно чувствуя себя так, будто ещё чуть-чуть и он заплачет. Секс всегда делает его эмоциональным, и прямо сейчас, будучи голым в ванной с парнем, который вытрахал из него душу, он чувствует себя особенно уязвимо. — Хотел бы что? — шепчет Чимин. От Чонгука не ускользает то, как дрожит его голос. Видимо, он тоже волнуется, и это несколько придаёт Чонгуку сил.       Он решает, что раз уж Чимин уже накачал его своей спермой, то какого хуя. — Может, если бы ты дал мне свой номер, мы могли бы узнать это? — Он уже скучает по чувству заполненности в животе, который полностью сдулся теперь, когда его как следует почистили. Чонгук никогда ещё не встречал кого-то, кто бы заботился о нём настолько замечательно, кто бы давал ему именно то, чего он хочет, и Чимин кажется таким человеком, которого он может представить себе в качестве кого-то большего, о ком ему хочется узнать больше за пределами спальни. Он внимательный, заботливый и к тому же абсолютно сногсшибательный. Чонгук был бы идиотом, если бы упустил такую возможность.       Чимин усмехается, и это моментально разбивает напряжение в воздухе, отчего волна облегчения разливается по телу Чонгука. — Неплохо. А ты милый. Я не возражаю против повторной встречи.       Нет, думает Чонгук, улыбаясь от уха до уха, когда Чимин промывает его ушки и оставляет нежный поцелуй на макушке головы. Я бы тоже не был бы против. И, возможно, Чонгук уже (совсем чуть-чуть) влюблён. Судя по взгляду, брошенному старшим на Чонгука, когда тот вновь захихикал, его чувства взаимны.