Последнее слово орков

Третья эпоха неуклонно двигалась к закату. Полчища злобных тварей наводнили мирные земли и с каждым годом множились все быстрее. Тёмные силы охватывали весь континент, и, кажется, где-то в глубине Мордора вновь воспылал неукротимый огонь ненависти. Орки оказались одним из подручных материалов, который Саурон не жалел и который при первой же возможности пустил в расход. Но не одни только мордорские твари бродили по окрестностям, разграбляли лагеря людей, убивали путников, захватывали деревни… Давняя вражда обернулась кровопролитной битвой. Откуда-то из-под земли, из своих тайных убежищ, выполз на свет Азог — презренный трус, скрывавшийся долгие годы. Вместе с собой он принёс охапку невзгод и гораздо более сильную и кровожадную армию, чем прежде. Он явил свой лик пред Одинокой горой, как только прознал о том, что Смауг покоится на дне озера и больше никогда не сможет раскрыть своих крыльев и опалить пламенем ничьи орочьи загребущие лапы. Азог ушёл, десятки лет утекали как песок сквозь пальцы, и следовало ему навсегда позабыть об Эреборе. Но жажда мести подняла ничтожное отродье на ноги, всучила оружие в руки и, заставив издать громкий клич, погнала на север — к злосчастной горе. Битва Пяти Воинств была поистине великой. Столько же великой, сколько ужасной и беспощадной. Раз за разом на земь падали гномы, эльфы, люди — падали, чтобы никогда больше не встать. Окровавленная долина доселе не видела столь жестокой войны даже до прихода Дракона. Тут и там валялись продырявленные шлемы, погнутые копья, раздробленные мечи, покрытые ржавой кровью. Тяжёлыми громадами вздымались меж холмами трупы троллей, мелкой осыпью стелились полчища поваленных орков. На исходе дня над горой царила звенящая тишина. Свершилось то, чего гномий народ ждал долгие годы. Азог Осквернитель валялся на снежном плато, сраженный наповал эльфийским клинком и прикованный им же к толстой льдине. Тишина прервалась далёким гулом и резкими криками в небесах. Это орлы по зову мага слетелись на поле брани и теперь старались разглядеть своим зорким взглядом хоть одно малейшее движение посреди мёртвой долины. Они искали выживших. Предводитель орлов размеренно взмахивал своими громадными крыльями, теряясь в облаках и величественно проплывая над Эребором. Видимо, этот орёл занимал почётное место в стае, поскольку все остальные, более мелкие его сородичи, беспрекословно выполняли все его приказы и не смели даже отстать от него (только если не замечали, как что-то активно копошится внизу). Один из орлов, серый, с ясными карими глазами, прищурился, а затем внезапно совершил выпад и клюнул в землю. Послышался досадливый выкрик. Орёл был молод и спутал союзника с раненым орком. Возмездие не заставило себя долго ждать: та же птица навалилась на врага всей мощью своего клюва и в два счета сломала ему шею. Орк успел только что-то проскрипеть на тёмном наречии, а затем навеки уснуть, уже не видя, как прекрасная птица вновь взмывает в небо. Полет орлиной стаи длился уже третий час. Уцелевшие укрылись в недрах горы. Остатки армии эльфов и людей не были брошены на произвол судьбы, потому как гномы, переборов свою гордыню, впустили их за свои ворота. Все разногласия на время были забыты. Никто уже не думал о том, что несколько часов назад Трандуил претендовал на часть сокровищ горы, а сейчас, лишившись своего верного лося, сидел на резной скамье внутри дворца и оскорбленно зыркал по сторонам. Все были заняты одним общим делом, и при том настолько важным, что ничто иное не смогло бы омрачить умы воинов. Они искали выживших и лечили раненных. Тех, у кого были шансы спастись. Немногие входили в это число. Многим раненым уже было уготовлено место вне этого мира. Многих находили, когда те едва дышали или едва могли говорить. Многие умирали от болевого шока, не добравшись до госпиталя. Многие оставляли свою жизнь на растерзание судьбы и прекращали бороться тогда, когда помощь уже была на подходе. Временным госпиталем назвали пару палат и несколько коридоров дворца. Это были самые ближайшие места под закрытым небом, где можно было осесть. Забывать о бдительности не следовало. Хотя орки и разбежались, узнав о смерти военачальника, но уверенности в том, что битва завершена, не было ни у кого. Да и оказывать медицинскую помощь прямо на окровавленной траве среди трупов своих собратьев способен был не каждый. Главными лекарями стали Гэндальф, неустанно мечущийся от одного раненого к другому, многие эльфы, обладающие исцеляющими навыками, а также Ори и Нори, особо ничего не смыслящие, но яростно жаждующие помочь каждому гному, пусть даже он получил лишь лёгкое сотрясение или царапинку. Своеобразным «врачам» не уступал и простой люд: добровольцы, которым молча в руки вложили бутыли с водой и бинты, тотчас отправлялись обрабатывать и перевязывать чужие раны. Хозяева дворца собирались медленно, стекаясь с юга, с севера, с востока, прилетая на орлах, добираясь на своих двух, приползая на коленях… Почти весь гномий отряд суетился внутри замка. Не доставало лишь Бомбура, Глоина, и, наконец, Торина. Пропажа короля не на шутку встревожила его подчинённых, и каждый час отзывался нарастающим волнением и тяжестью на сердце. Стабильно, с перерывом в двадцать минут один из гномов подбегал к Гэндальфу, воинственно поднимал оружие и восклицал, что он немедля должен отправиться на поиски правителя, пока не стало поздно. После этого маг в спешке отворачивался, проклинал упрямость гномьего народа и начинал снова перебирать свои склянки, шепча какие-то заклинания на древнем эльфийском языке. Понурившись, гном возвращался на свое место, а где-то в противоположном углу нарастало громогласное возмущение. Король Даин Железностоп негодовал по поводу того, что никогда ещё горой не командовал какой-то Серый Странник, не имеющий на это не малейших прав, и впредь не посмеет, стоит только Торину вернуться. Но Торин не торопился возвращаться. Начало темнеть. Орлы, пообещавшие охотиться за выжившими до самой темноты, продолжали рассекать крыльями полотна плотных облаков, не обращая ни малейшего внимания на сгущающиеся сумерки. Кровь, сталь и мёртвые окаменелые тела в вечерней черноте казались ещё более пугающими. В сердце каждого, кто хоть разок выглянул в решетчатое окно, поселялось отчаяние. Жалкое, ужасающее, невообразимо гадкое чувство. За что они боролись? За смерть? Неужто они боролись для того, чтобы умереть? Неожиданно глухой орлиный крик раздался далеко в тени, за мерцающей небесной толщей. Внезапность застала в расплох Ори, сидящего у самого окна. Он выронил охапку королевского листа и в спешке оглянулся. Гэндальф, тоже блеснув своими мудрыми очами в сторону окна, нахмурился. Вожак орлов, плавно взмыв ввысь, сложил крылья и камнем бросился вниз. На одном из пригорьев, у самого Вороньего Пика, стояла маленькая тёмная фигурка, задрав голову и грубо махая руками над головой. Плавно спикировав на торчащую неподалёку скалу, орёл гордо оглядел находку, но тут же часть его высокомерия улетучилась, как вечерняя дымка. Птица сложила крылья и молча уставилась на воина из-под густых белых бровей. — Знаю, вы народ благородный, грузы не привыкли таскать… — пропыхтел тот, переворачивая тело, лежащее у его ног и насквозь пропитанное кровью. — Но он едва жив… Орёл посидел ещё немного, поглядел на обмякшее полуживое существо, распластавшееся по каменному склону, а затем вдруг подхватил когтистыми лапами сначала его, а затем воина, топчущегося рядом. Всего пара взмахов — и крылатая махина уже летела над холодной равниной в сторону ворот. Обрушившись на ступени с таким шумом, будто с горы только сошёл камнепад, птица ещё раз гаркнула, и её голос эхом разнесся над долиной. Принесенный воин, трепеща, подхватил на руки найденное тело, мимоходом кивнул уже улетающей птице и рванул в первую залу, где размещался госпиталь. — Торин! — вскинулся Балин, едва тот показался в проёме. — Мы уж боялись, что больше не увидимся! Перекошенное от волнения лицо короля замерло, стоило ему только осознать, что почти все его приближенные живы и отряд не распался окончательно. — Бильбо тяжело ранен. — наконец процедил он, не выдерживая вопросительных взглядов, устремленных на него со всех сторон. Король Даин, собравшийся по-братски поприветствовать Торина, остановился на полпути, завидев неестественно бледного полурослика у него на руках. Дубощит наскоро оглядел мрачное помещение, перепачканное кровью, поймал на себе строгий взгляд Гэндальфа и тут же поспешил опустить ношу на одну из стоящих неподалёку скамеек. Бильбо обессиленно обмяк, склонив голову, и несколько светлых прядей упали на закрытые глаза. Он действительно был бледен как лист бумаги, и скорее всего давно уже находился в бессознательном состоянии. Он едва подрагивал, и становилось очевидным, что ему сложно дышать. — Где предводитель этой нечисти? — Балин настойчиво глянул на правителя, требуя ответа с таким рвением, будто кроме орков в этот момент его ничего не интересовало. Гномы уже столпились вокруг скамьи, окружив раненого, и с сомнением переглядывались, то и дело пихая друг друга в бока, поскольку загораживали друг другу обзор. Эльфы неуверенно поглядывали в их сторону своими ясными глазами, но подходить не спешили. Гэндальф сбросил тяжёлую аптечку на руки Ори, подхватил полы своего плаща и, переступая через тела, коими был устлан весь пол, ринулся к хоббиту. За ним скакал гном, еле поспевающий вслед и перегруженный деревянным ящиком, который оттягивал руки. — Азог Осквенитель мертв. — быстро проговорил Торин, и в его речи зазвучала бессильная ярость. — Какой ценой… — Разойдитесь! Разойдитесь же! — шикнул на любопытных гномов подоспевший маг. Протиснувшись ближе к лавке, он опустился на колени и взглянул на замершее лицо полурослика. Ясно было, что какое-то ранение доставляло Бэггинсу мучительную боль, и он её прекрасно чувствовал несмотря на то, что не находился в сознании. — Когда?.. — Минут пятнадцать назад. — Торин был обеспокоен не на шутку и даже не замечал того, что он и сам не слабо ранен: все его доспехи с одной стороны были окрашены в темно-багровый, а сам он то и дело хватался за левый бок. — Перевяжите короля. — вскользь бросил Гэндальф, когда Ори наконец опустил ящик с лекарствами поодаль. Фили и Кили начали разматывать бинты, и как бы Торин не упирался, уверяя, что взломщик ранен в разы сильнее, им все же удалось стянуть с него железные латы и начать обрабатывать глубокие порезы. Гэндальф одним движением руки откинул плащ хоббита и, не рассчитав силы, тут же порвал его. Гномы в испуге охнули и отпрянули назад. Торин замер. Прямо из груди Бильбо торчал чёрный металлический обломок стрелы, обрамленный темной запекшейся кровью. Маг, склонившись над телом, помрачнел ещё сильнее. — Вот тебе и кольчуга из мифрила… — робко проговорил Ори, чуть не разбив пару склянок из-за такого зрелища. — Чего ты ждёшь? — неожиданно ледянным голосом возмутился Торин, не сводя напряженных глаз с Гэндальфа, изучавшего рану. — Тёмная магия. — глухо прошелестел тот. — Яд уже проник в тело. Кое-кто начал шептаться, подозревая, что маленькому путешественнику настал конец. Гэндальф протянул руку, осторожно ухватился и вырвал осколок из тела полурослика. Тот стиснул зубы и глухо простонал. Что-то вязкое начало скапливаться внутри раны, и кровь за считанные секунды смешалась с чёрной жижей. — Стрела была отравлена… — выдохнул Балин, переведя тяжёлый взгляд на Торина. Тот сидел подле взломщика, оперевшись локтем о скамью и слепо глядя в пол. — Они хотели подстрелить меня. — выдавил король, зашипев от боли, когда Фили затягивал бинты на его плече. — Они целились в меня. Я не знаю, откуда он внезапно появился. — он вдруг кинул недовольный взгляд на Бильбо, пытаясь пожаловаться на его непослушание, но наткнувшись на невинное, едва содрогающеся лицо, он тут же прикусил язык. — Это — дело рук Мордора. — Гэндальф не обратил внимания ни на Балина, ни на Торина, а лишь с прискорбным лицом осмотрел кривой полуржавый кусок металла и отбросил его в сторону, как неважную безделушку. — Принесите воды! — крикнул он куда-то вглубь залы. Тут же в тени комнаты закопошилась пара людей, обмотанных какой-то странной тканью взамен доспехов. Люди спешно подхватили дубовый таз, до краёв наполненный какой-то мутной жижей, и двинулись к магу, стараясь не расплескать содержимое на лежащих под ногами воинов. На дне таза размеренно плавал кусок красной материи, пока наконец руки Гэндальфа не схватили его и не отжали. — А если начнётся заражение? — один из людей, голубоглазый юноша с разбитым виском, смерил взглядом подозрительную тряпку в руках старика. — Прочь. — маг, кажется, волновался за Бильбо не меньше остальных, потому не хотел тратить время на объяснения с каким-то незнакомым ему воином, и беспечно отмахнулся. — Это раствор ацеласа. Общими усилиями с Бильбо была стянута мифриловая кольчуга и остальное снаряжение. Помимо пульсирующей раны, кровотечение которой было приостановлено жгутом из ткани, гномы сумели насчитать на теле хоббита ещё порядка пяти-шести ссадин. Выглядело так, будто он крепко проехался по скалам после того, как получил стрелу в грудь. Никому из присутствующих не доставляло удовольствия это печальное зрелище, и потому некоторые все же отошли от мага, чтобы не мешать ему своим присутствием и не перевернуть случайно аптечку. Тяжелее всего пришлось Торину, хотя он не смел подать и виду, что расстроен. Впрочем, по его лицу все было ясно сразу: он не только чувствовал себя виноватым перед Бильбо (чего только стоило его отношение к полурослику перед самой битвой…) и боялся за его жизнь больше, чем за свою собственную. В тусклом освещении замка казалось, что гномий король выглядел ещё более бледным, чем полуживое тело рядом, а его глаза то и дело становились красными и мучительно блестели. Гэндальф принялся было промывать рану, но черно-бордовая кровь продолжала сочиться из повреждённых тканей. — Э, да ведь у него вся кровь так выльется! — подивился Бофур, уцепившись за рукав Двалина, чтобы во всех деталях лицезреть, как колдует маг. После минуты отчаянной борьбы с обессилившим бледным телом и бурчания эльфийских слов себе под нос, Гэндальфу удалось остановить бурный ядовитый поток. Королевский лист наконец оказал нужное влияние и кровь приобрела свой настоящий оттенок — яркий, как вечерняя заря. Бэггинс рвано дышал, а среди частых вдохов слышались хрипы, во время которых над скамьей нависало молчание, и каждый усиленно вслушивался. Дубощит осторожно придерживал хоббита за плечи, пока маг пытался вывести яд из раны, но голова полурослика уже бесчувственно болталась из стороны в сторону, и потому неосознанно нашла пристанище на королевском плече. Чем больше Торин глядел на отрешенные черты лица, тем больший страх сковывал его разум. Со стороны такое пристальное внимание могло показаться странным. Виделось, будто бы стоило отвернуться — и Бильбо уже испустит дух. — Рана чиста, но в жилах уже течёт отравленная кровь. — Гэндальф досадливо бросил тряпку в таз, и по ярко-красной воде пошли круги. — Ты можешь с этим что-нибудь сделать? — вопросил Торин, стараясь упрятать взор от мага и поглядывая в окно. От туманных речей Гэндальфа на душе никогда не было светло, но теперь лучше б он говорил загадками, чем огласил бы всю правду о состоянии Бильбо. — Я не могу. — честно сказал маг и глубоко вздохнул, расправляя бинты, которыми скоро обматывал хоббита. — Не в моей власти прогнать тьму Мордора. — Что же это… — Ори сглотнул и сел прямо на пол. — Все?.. Торин закрыл глаза, прижался лбом к виску полурослика и сжал его руку, боясь услышать от Гэндальфа ещё хоть слово. — Если мне удастся найти кого-то, кто владеет древней эльфийской магией… — он задумался и посмотрел назад. Меж раненых сновали эльфы с пучками лекарственных трав. Он глубоко сомневался, что среди обычных воинов встретит кого-то, равного Владыке Эрлонду, о котором в первую очередь подумал. — Найди. — король тут же поднял голову. Слезы в его глазах уже переставали быть незаметными. Серый маг, не издав более ни звука, поднялся на ноги и растаял за спинами гномов. Вероятно, он затерялся в разноперой толпе целителей. Во всяком случае, ни справа — в компании людей, ни слева — в группе эльфов, его не было видно. Он покинул эту залу и отправился туда, где расположили тяжелораненых. Торин вновь украдкой взглянул на Бильбо. Белоснежно-мраморная кожа с каждой минутой теряла живой оттенок и становилась все бесцветнее. Сквозь приоткрытые обветренные губы воздух со свистом проникал в угасающее тело, но грудь уже почти не вздымалась, волнуемая только незаметными вдохами. — Ну же… Ты и не из таких передряг выбирался… — чуть слышно пролептал гном, запустив дрожащие пальцы в густую чёлку, теперь казавшуюся как никогда тёмной. На мгновение ему показалось, что ресницы хоббита дрогнули. Слышал ли он? — Ты столько раз спасал нас… — Торин отчётливо ощутил сильный прилив крови к голове. Виски противно сдавило. — Мы обязаны тебе этим походом… Не может же все так… — он не сумел закончить свою мысль, резко оборвал себя на полуслове и решил смириться с ноющим комом, вставшим поперёк горла. — Торин… — раздался мягкий, но слегка подрагивающий голос над самым ухом короля. Балин не отходил далеко, не желая оставлять ни геройски погибающего Бильбо, ни своего предводителя, отчаянно старающегося удержать хрупкую затухающую жизнь. — Ты же знаешь, что он тебя не слышит. Будто в каком-то трансе, Торин медленно поднял лицо, и взглянул на старого гнома. Тот аж отпрянул. Почему-то за прошедшие двадцать минут король вдруг резко постарел, будто ему шёл уже пятисотый год, ссутулился, а в его взгляде читалось особенное холодное равнодушие ко всему происходящему. Не было для него ни копошащихся вокруг воинов, ни обеспокоенных гномов, переглядываюшихся и не знающих, что и думать, ни эльфов, которых он так не любил, и которые нагло наводнили его королевство без спросу. В окровавленном тазе одиноко плавала тряпка, а над ней возвышался Ори, пристально глядящий на колыхающиеся волны, пробегающие по водной поверхности каждый раз, когда за воротами очередная птица падала на ступени. Аптечка, оставленная Гэндальфом, манила многообразием разных мешочков и растворов, но никто не смел к ней прикоснуться в отсутствие хозяина. Над потолком слабо полыхали факелы. За окном померкли последние лучи солнца. Торин не думал больше ни о чем, кроме того, что произошло в разгар битвы. Он помнил, как к нему примчался перепуганный Бильбо, схватил его за рукав и, спотыкаясь после каждого слова, поведал о ловушке, которую уготовил Азог. Подумать только: ради него он пронёсся через кровавое поле, миновал озлобленных орков и тонну лязгающего оружия. Только ради того, кто ещё утром в порыве гнева оскорбил его и пытался сбросить со стены у ворот. Ради того, кто ни во что не ставил его на протяжение всего похода… Иногда поступки этого хоббита выходили за грань понимания гномов. Торин помнил, как в последний момент вырвал племянников из поганых орочьих рук и поспешил обрушить возмездие на головы нечисти (а вместе с тем какую-то криво сооруженную башню). Он помнил тяжёлое сражение с Азогом, сладость совершенной мести, боль от ноющих ран. Но отчетливее всего он помнил то, как в последний момент краем глаза уловил какое-то тёмное движение за отвесной скалой. Затем отчаянный оклик, и-… Бильбо внезапно выскочил невесть откуда. Торин готов был поклясться, что он появился буквально из воздуха, прямо рядом с ним, и тут же рухнул, сраженный наповал из лука. Он помнил, как снег окрасился в красный, и Бильбо, жалобно заскулив, закатил глаза и потерял сознание. Он помнил все это слишком чётко и ясно, и события раз за разом всплывали у него перед глазами. Это была пытка похуже тех, которым отдавали предпочтение в самом Мордоре. Ничто в этом мире не могло вырвать Дубощита из пожирающих его мыслей, пока он сидел, обхватив щуплое тельце руками и склонив голову, пусть даже Смауг неожиданно восстал бы из мёртвых и вернулся бы обратно к своим сокровищам. Так ему казалось. Но это была ошибка. Он вдруг ни с того ни с сего вскинул голову к потолку, попытался сглотнуть подступившие слезы, болезненно выдохнул и отчеканил: — Он не дышит. Убитый голос правителя ошарашил всех. Губы полурослика степенно окрашивались в бледно-голубой. Грудь не шелохнулась. Гномы скорбно повесили носы, мысленно прощаясь с Бэггинсом и отдавая честь ушедшему герою. С улицы повеяло холодом. Орлы издали последний, самый громкий клич, провожая раненого в дальний неземной путь, и разлетелись. Тучи сгустились над замком, укрывая от взгляда первые звезды, жемчугом блеснувшие в высоте. Одинокая луна зияла в небе белесой прорехой, но и она будто бы потускнела, посерела и лишь скорбно глядела вниз, на огромную непокрытую могилу, охватывающую на всю долину. — Что ж… — Торин снова поднял голову вверх и тупо уставился в чернеющие своды потолка, ожидая увидеть там безграничные небесные просторы, и с недоумением наткнувшись на каменную преграду, застилающую обзор. По его лицу текли беззвучные слезы, и даже пожелай он сейчас казаться бесстрастным и холодным воином, скрыть свою боль он не сумел бы никаким способом. Что-то внутри не прекращая ныло, жгло, раздирало грудную клетку изнутри, изводило душу, но гордый король не мог себе позволить сказать ничего лишнего в присутствии своих подчинённых. Он неудачно моргнул и прозрачные капли мигом стекли по щекам, оставив на коже едва заметные следы. Могла ли боль утечь так легко? Он и не скрывал того, как сильно привязался к полурослику за последние месяцы. Кто бы что ни говорил, что бы ни говорил он сам, а Бильбо, пожалуй, был самым дорогим из всех существ, которых ему довелось встретить на своём жизненном пути. Он единственный позволил Торину найти нового себя. Он изменил его. Его наивность и доброта так раздражали, но именно они избавили гнома от предреченной ему алчности и скупости, от равнодушия… И он впервые понял это, сидя здесь, рядом с остывающим телом, наедине с собой. Он был снова одинок. Безгранично одинок. И никогда никто больше не будет продираться сквозь толпу омерзительных тварей, чтобы спасти ему жизнь. Никто больше не утаит от него королевский камень, чтобы уберечь остатки его рассудка. Никому более не суждено полюбить его так сильно. — Прощайте, господин взломщик. — с трудом проговорил Дубощит, с силой сомкнул глаза и вдруг уронил голову на собственные колени в попытках подавить зарождающийся в груди всхлип. Уронить вместе с тем достоинство уже не казалось огромным преступлением. Посмеет ли кто-то осудить его за такую слабость? — Он был храбрым воином. — неожиданно низко произнёс Двалин, опирающийся на топор и не моргая смотрящий на его лезвие. — Достойнейший их всех хоббитов, что я видел. — печально продолжил Бифур, как будто прочитав мысли старшего гнома. Торин, судя по звукам, захлебнулся в своих же слезах, опустив голову ещё ниже, и мучительно простонал сквозь зубы. Такие слова ранили его сильнее, чем любой вражеский меч, будь он даже из самого мифрила. Нащупав пугающе ледяную руку, король словно в забытье сжал её. В последний раз. Его мысли были куда более красноречивы, чем озвученные слова. Если бы Бильбо вдруг ненароком услышал то, что сейчас творилось в голове у Торина, он бы решил, что тот окончательно тронулся умом. Снова нависло тягостное молчание. Со скамьи капала кровь и со звоном разбивалась об пол. Звенели и стеклянные бутылки с лекарствами. Тихие, печальные отрывки речи долетали откуда-то из глубины зала. Эльфы с интересом и даже неким сожалением посматривали в сторону гномьего короля. На протяжении долгих лет жизни им ни разу не представлялось увидеть, как правитель опускается до того, что проводит полчаса в слезах у ложа погибающего воина. — Да что ж вы его хороните! — громом пронеслось по залу. Торин вздрогнул и повернулся. В яростном исступлении Гэндальф несся по зале, размахивая своим посохом. Он так спешил, что, казалось, плыл, а не шёл во воздуху. — Он ведь живой! Совсем плох, но живой! Вслед за магом плыл высокий златовласый эльф, крутящий головой во все стороны и до сих пор не понимающий, как ему удалось угодить в такие неприятности и оказаться среди раненных солдат. Он выглядел вполне мирно, но по обрывистым рассказам Гэндальфа так не смог взять в толк, что именно от него потребовалось самому хозяину замка. Орава гномов расступилась, пропуская целителей. — При всем уважении, Гэндальф… — начал было Балин, неуверенно покосившись на подоспевшую фигуру в сером плаще. — Он не выглядит так, будто у него есть хоть какие-то шансы… — Все верно, шансов у него нет. И не будет, если вы не угомонитесь и не дадите нам спокойно делать свою работу. — его косматые брови сползли ещё ниже, и взгляд сделался совсем отчужденным. Балин без лишних слов покорился. Остановившись в метре от скорбного ложа, спутник Гэндальфа повёл острыми ушами, без особого удовольствия оглядев бездыханное тело. В глазах эльфа сверкало нечто поразительно глубокое и таинственное, чего нельзя было найти во взглядах других, более молодых его собратьев. Эта мудрость, что легко читалась в отсвете ярко-бирюзовых глаз, вводила гномов в ступор, и потому они потупились в пол, однако, фибрами души испытывая неясное уважение к незнакомцу. Сам эльф не казался встревоженным (в отличие от тех, кто окружал его тесной поступью). Его волосы отдавали каким-то неземным сиянием, а речь была тиха и спокойна. — Что произошло, друг мой? — величественно произнёс он, прежде чем Гэндальф успел оттопырить бороду в попытках представить гостя. Маг не мог надивиться такой неожиданной и ценной находке и сначала не нашел правильных слов. Во всяком случае, надежда теперь была, и он был этому несказанно рад, хоть и не стремился предавать этот факт огласке. — Мордорская стрела. — коротко пояснил он, взглянув на эльфа из-под полей своей громоздкой шляпы. — Он охвачен тьмой. — Проделки Саурона? — неожиданно громко предположил тот, и тон его голоса резко изменился. Размеренная речь превратилась в гулкие отголоски, рокотом проносящиеся по залу и сотрясающие хрустальную люстру под самым потолком. — Полагаю, да. — мрачно кивнул маг, тяжело оперевшись на посох. На мгновение могло почудиться, будто его тело прибавило в весе, и у него не осталось сил стоять не ногах — такой грузной оказалась принятая поза. — Скверно, очень скверно. — вздохнул эльф, и, словно опомнившись, поправил золотящиеся в тусклом свете латы. Теперь он снова говорил как прежде, и каждое его слово убаюкивало и успокаивало. — Вам повезло найти меня здесь. Признаюсь, не ожидал встретить хоббита на поле боя. Обычно этот народ избегает сражений. Неужели настают новые времена? — внезапно он, впервые с тех пор как подошёл, взглянул на совершенно не по-королевски сгорбившуюся и прижавшуюся к лавке фигуру. Торин хотел уйти от магически назойливого взгляда, но, к сожалению, не преуспел в этом, а лишь хмуро пересёкся с ним. Разбитый, сломленный, усталый, увенчанный слезами, кровью и грязью вместо короны, он уставился в проницательные глаза напротив, и, к своему удивлению, не нашёл в них насмешки. Эльфу хватило доли секунды, чтобы понять все то, что ему следовало знать. — Гхм. — счев вопрос риторическим, Гэндальф неловко кашлянул и вновь завладел вниманием окружающих. — Позвольте представить вам: Глорфиндел, один из Перворожденных эльфов, величайший из воинов Ривенделла. Он прибыл от владыки Трандуила, поскольку-… — Эта битва была общей для нас всех. — Глорфиндел беззвучно опустился на колени перед телом Бильбо, оборвав мага на полуслове и не желая слушать историю собственных путешествий, которую, он, конечно, сам прекрасно знал. — Я не вижу смысла отказывать в помощи тем, кто сражался со мной плечом к плечу, к какому народу он ни относился бы. Его голос одурманил почти всю гномью свору, и она поразевала рты в предвкушении торжества над тёмной магией, истязающей тело маленького взломщика. Дубощит не проронил ни слова, но не отрывал липкого взора от эльфа, склонившегося над скамьей. Он готов был забыть все свои обиды и лично простить каждого эльфа, включая даже самого Трандуила (которого он с давних пор терпеть не мог), только бы этому загадочному воину оказалось по силам порученное дело и он сумел вернуть полурослика с того света. Ни думая ни о чем, он умолял всех известных ему богов сжалиться над хоббитом, которому и без того выпала нелёгкая доля, непосильная для его слабенького тельца, и дать ему ещё один шанс. Всего лишь один мизерный шанс для ни в чем не виновного существа — разве это так много? Когда Глорфиндел начал колдовать, гномы попятились, ничего не говоря и наступая друг другу на ноги. Не успели они почтенно приветствовать гостя, как тот уже кинулся выполнять данное ему поручение. Не совсем в духе эльфов, подумал было Двалин, но даже не посмел предположить, что их могли обмануть. Волшебное обаяние Глорфиндела смогло усмирить даже пылкие нравы гномов, и они не хотели мешать ему своими привычными гнусными подозрениями. Как по команде, хозяева расположились подальше от ворот и при том чуть не перевернули массивную столешницу, покрытую небрежной льняной скатертью, на которой покоились личные вещи тех воинов, которым навряд ли суждено ещё хоть раз увидеть свет. Место было выбрано удачно: отсюда просматривалось каждое движение лекаря и не ускользало от слуха ни одно его слово, хотя никто из присутствующих не понимал значения древних заклинаний. Глорфиндел, прикрыв глаза и вытянув перед собой руки, читал что-то на эльфийском наречии, его голос то и дело срывался, затихал, а потом возносился к сводам залы с новой силой. Совершенно не ясно: то ли со временем его доспехи действительно начали сиять ярким золотым светом, то ли у изнеможденных воинов плыло в глазах — но вокруг (учитывая привычные минимальные затраты на освещение) действительно стало как будто бы светлей. Текли минуты, часы. Самые нетерпеливые из гномов, не дождавшись окончания ритуала, отлучились за едой. Набив животы и распихав печеные яблоки за обе щеки, они вернулись к завораживающему зрелищу и с досадой отметили, что оно длится уже целую вечность. Вместе с тем туман безнадёжности начал рассеиваться. Вернулся Глоин и заявил о том, что Бомбур пришлёпает ещё не скоро, потому как полностью цел и решил идти пешком. Гнома не услышали, поскольку он был встречен почти неслышными предостережениями и просьбами быть тише. Гэндальф, постояв какое-то время поодаль и приметив, что дело продвигается как нельзя лучше, незаметно просочился сквозь толпу и, схватив брыкающегося Ори за ухо, отправился на помощь другим раненым. Со стороны гномов начали слышаться смешки и негромкие восклицания, и скоро завязался непринуждённый диалог. Они все реже поглядывали в сторону утробно бурчащего эльфа, пока не позабыли о нем совсем. Один только Торин — да, теперь абсолютно точно один — ни на секунду не отлучился от злостчастной лавочки, будто врос в неё правым боком. Ни одно слово эльфа не смогло сдвинуть его с места, и ему было плевать на то, что тот все же обратил на него внимание. Когда грудь Бильбо прорезал первый резкий вздох, такой, будто у него внутри сорвало плотину и воздух наконец смог выйти, у Торина похолодели руки. Костяной хваткой он вцепился в плечо хоббита и с благоговейным ужасом наблюдал, как наливаются румянцем его щеки, и стремительно алеют губы. Осознание пришло не сразу. Полурослик был жив. Он снова был здесь, готовый доставать короля своими бесконечными вопросами и раздражать порой странным поведением. Такой чудной, но слишком близкий, чтобы его можно было осуждать. Первые вдохи, сорвавшиеся с губ хоббита, оказались судорожными, наполненными паническим трепетом, но спустя несколько секунд ему все же удалось успокоиться, и дыхание стало куда медленнее и глубже. К концу эльфийского обряда его резко бросило в жар, и на лбу выступили капли пота. По напряженному лицу пробежала страдальческая тень, поскольку каждый вдох всё ещё причинял хоббиту чрезмерную боль, но постепенно черты лица сглаживались и смягчались. Боль покидала тело вместе с тьмой, и потому хоббит с каждой минутой чувствовал себя все лучше. Разумеется, если он вообще мог полагаться на ощущения в бессознательном состоянии. Торин который час подряд изводил себя мыслями о том, реально ли то, что он видит. Возможно ли, чтоб кто-то вернулся с того света так просто? Уж было смирившийся с колоссальной потерей, ошарашенный король не мог придти в себя и осознать масштабности собственного везения. Ни кровопролитный бой, ни многочисленные ранения, нанесённые ему орочьим войском, не могли оспорить того, что фортуна сегодня была благосклонна к нему. — Его сердце чисто. — тишину прорезал звучный голос Глорфиндела, напоминающий на сей раз звон колокольчиков. Торин с недовольством оторвался от лица хоббита и хмуро глянул на эльфа, совсем не понимая, о чем тот говорит. Перехватив недоуменный взгляд, тот дружелюбно склонил голову и пояснил: — Вырвать тьму из сердца отнюдь не просто, когда зло уже пустило в нем корни. Только доброта и милосердие способны дать ей отпор. — эльф взмахнул пальцами, стряхивая с них что-то невидимое, а затем размял кисти и опустил их на свои колени. Впервые за весь вечер он отвёл руки от раненого. — Моя заслуга мала, поскольку важней всего была его внутренняя борьба. Мордору не удалось сломить его. Торин растерянно моргнул, делая вид, что все ещё остаётся в неведении. Впрочем то, что Бильбо не был лучшей добычей для темных сил, было ясно как дневной свет. Его бескорыстность и честность порой ставила в тупик даже самого Торина, и потому он не сомневался: хоббит устоял бы перед любыми чёрными соблазнами и остался бы самим собой. Тьма была бессильна перед таким безгрешным существом. Но почему тогда он обязательно должен был находиться в шаге от смерти? — Я в долгу у вас. — сдавленно прошептал гном, через плечо продолжая поглядывать, как лицо Бильбо буквально оживает, и как с него окончательно спадает холодная обездвиженная маска. Такими словами королю не подобало разбрасываться, но в этом случае он не простил бы себе молчания. Благодарность будто бы сорвалась с уст, прежде чем Торин успел обдумать её. — Я рад слышать. — не без гордости ответил Глорфиндел и задумался, скосив глаза в сторону деревянного ящика — аптечки. — Раны быстро затянутся, если не поскупитесь на листья ацеласа. А я должен идти. Он бесшумно поднялся на ноги и сверкнул светло-голубым плащом. — Берегите его. Он покинул угол со скамейкой, посмотрел на суетящихся вокруг эльфов и проговорил себе под нос: — Перекинуться бы парой слов с Гэндальфом… Интересно, как там Элронд… — и исчез за ближайшей колонной так же скоро, как и появился. Торин устало провел ладонью по своему лицу и грубо откинул чёрные волосы назад. Беречь? Хороший совет, ничего не скажешь. Поистине мудрый, какие и подобает давать эльфам. Только как за такой занозой уследишь, если она при каждом удобном случае лезет в неприятности? Толпа гномов зашлась гулом. Глубоко занятые обсуждением сражения, разгоряченные воины даже не заметили ухода Глорфиндела и не осведомились о том, как чувствует себя взломщик. Не стоит винить их за это: прошедшая битва занимала их разумы ещё до известия о ранении Бильбо, и они ничего не могли с этим поделать. Люди, служившие неким подобием медбратьев, загремели подносами. Раненые дождались ужина. К несчастью, он оказался скуден, но пришёлся по вкусу солдатам и заметно придал им сил. И теперь, когда всюду мелькали деревянные плошки с супом и подсохшие буханки хлеба, а по замку разнесся пряный мясной аромат, Торин подумал, что не все так плохо, как могло показаться изначально. Битва была выиграна, хоть объединённая армия и понесла огромные потери. Азог был разбит, а его войска бежали в страхе, наверняка забились обратно в горные пещеры и позорно залегли на дно. Ещё долгое время они не осмелятся выйти на свет. Дубощит оглядел залу. Эльфы, люди, гномы… Во имя Дурина, а что здесь забыли эти остроухие нарциссы, и почему они ведут себя как дома? Торин издал какое-то кислое мычание, представив, что скоро ему, как правителю, придётся вести переговоры сначала с Трандуилом, а потом с людскими военачальниками. Он был слишком вымотан, чтобы доказывать эльфийскому королю, что о своих жемчужных бусиках он может забыть. Погруженный в мысленный диалог о том, что сокровища горы принадлежат гномам и останутся нетронутыми, король не заметил, как Бильбо изменился лицом, будто ему приснилось что-то неприятное. Не заметил он и того, как хоббит резко вздрогнул, распахнул глаза и в изумлении уставился на черноту потолка, не имея ни малейшего понятия о том, где находится. Бильбо, ошарашенный и оглушенный шумным замком, попытался осмотреться. Круговорот золотых и серебряных доспехов, белых повязок и красной крови закрутился перед его глазами, и сознание снова помутилось. Мистер Бэггинс ещё не успел узнать злосчастное помещение, где несколько часов назад происходило совещание по поводу предстоящей битвы, но зато чувствовал сильную тошноту и нарастающий озноб. Повернув голову вправо, он не успел заметить прижавшуюся к его плечу темноволосую фигуру, поскольку его тело тотчас пронзило острой болью. Сдавленная грудь с хрипом приподнялась, хоббит закашлялся и попытался привстать на локте. — Лежи. — молниеносно отозвался Торин, мягко схватив полурослика за плечи и вернув в прежнее положение. Сначала Бильбо даже не узнал своего предводителя: он выглядел таким испуганным и озабоченным, каким его никогда не представлялось видеть. Шок в глазах раненого заставил смутиться ещё больше. — Торин-… — слабый голос полоснул короля как ножом, но вместе с тем заставил его глаза живо вспыхнуть. Бильбо опять зашёлся кашлем, и тот поспешил бережно поддержать его за ватные плечи. — Тебе нельзя двигаться. — гном уже несколько раздражённо пресёк очередную нелепую попытку подняться, предпринятую отважным хоббитом. — Раны слишком глубокие. Бильбо больше не стал спорить, и, опустив веки, тяжело дышал, то и дело облизывая пересохшие губы. Немыслимая слабость давила на него, прижимая к скамье и блокируя любые движения. Глупо было пытаться подняться, ведь он не смог бы продержаться и секунды на своих дрожащих подгибающихся руках. Тело казалось таким тяжёлым, будто сами гномы выковали его из глубинного металла. Нарастал голод, но подступающая к горлу тошнота не позволяла даже думать о еде, а запах хлеба казался донельзя отвратительным. — Мы выиграли? — тихо выдавил хоббит и попробовал улыбнуться, глядя из-под полуопущенных век на встревоженного Торина, который совершенно не походил на себя обычного. Торин хотел было ответить, что орки — всего лишь жалкий народец, который не способен даже ровно держать оружие, и которому впору было бы сражаться с палками в руках, но глядя на измученного полурослика, он вмиг проглотил все свои едкие слова. Он отпустил все ещё бледное плечо и запустил руку в золотые запылившиеся волосы, успокаивая взволновавшегося воина. Он так и не сказал ни слова, как будто желал обойти стороной победный триумф. Бильбо склонил голову, жадно глотая воздух и подставляя голову под грубую, но заботливую руку. Объяснять, что у орков не было и шанса, не пришлось, потому что хоббит оказался на редкость смышленым. — Где остальные? Все живы? — Бильбо, стиснув зубы, приподнял было голову, но она сама неуклонно потянулась назад, к скамье. Если бы не Торин, то он бы точно ударился затылком о полированную деревянную поверхность. К счастью, в итоге он получил лишь порцию заботливых прикосновений, пока его голову пытались уложить поудобнее. — Гномы в порядке. — отрезал Дубощит, сетуя на то, что несносный хоббит и минуты не может пролежать спокойно. Он кивнул в сторону разгоряченного отряда позади себя. Обессиленный взломщик проводил их ещё одной усталой улыбкой. Наконец хоть кто-то мог позволить себе отдохнуть от всех этих изнуряющих событий: похода, не очень-то гостеприимного дракона, битвы с орками… Разумеется, гномы воспользовались этим шансом первыми. — А ты почему не с ними? — спросил Бильбо, не уделив ни секунды раздумьям. Торин нахмурился, поник духом, а полурослик вдруг пискнул, когда рука, запутавшаяся в его рыжей копне, неожиданно (и, вероятно, не специально) дёрнула его за волосы. — По-твоему, я мог оставить тебя? Я в ответе за членов отряда. — глухо произнёс гном, почти вслух поражаясь беспечности мистера Бэггинса. И снова он принимал свой привычный суровый вид. Снова он будет непреклонно отдавать приказы, уверенно править государством под горой, решительно мчаться в бой при любом удобном случае, но… Все же что-то в нем изменилось, и это казалось мистеру Бэггинсу донельзя странным. — Я… Мне уже лучше, не беспокойся. — могло показаться, что Бильбо осмыслил происходящее. Удивившись, что сам король устроил переполох из-за его небольшого — очевидно, небольшого! — ранения, он рассеяно заморгал и поспешил оправдаться. — Дай мне немного времени, и я уже смогу снова встать в строй… То есть… Если тебе это будет нужно-… Он не успел завершить свою мысль, как его, снова неловко зашевелившегося, остановила скоро упавшая на грудь рука. Он снова поднял глаза. — Ты тяжело ранен. — спокойно прояснил Торин, и его печальные глаза засверкали над лицом полурослика. — Ты спас мне жизнь. С тебя достаточно. На всю жизнь тебе хватит совершенных подвигов. — он бережно коснулся большим пальцем испачканной грязью щеки. — Я уверен, в Шире ты будешь самым уважаемым хоббитом. На последних словах его голос внезапно сел, и он умолк, продолжая сверлить грустными глазами Бильбо, довольного похвалой, но не выдавшего этого. — А ты… Ты не ранен? — хоббит счёл этот вопрос единственно разумным после слов Торина, но тот был снова введён в ступор непридвиденным смещением диалога. — Я? — переспросил он, не в силах скрыть удивления. Прокляв наивность хоббита, он нагнулся ближе и упорно проговорил: — Обо мне ты должен беспокоиться в последнюю очередь. Подумай о своей жизни. Во время похода ты ни разу этого не делал. Полурослику показалось, что горячее дыхание гнома обожгло ему щеки: настолько близко он оказался. Быть может, в лицо Бильбо просто внезапно ударила краска, или же от жара его кожа сама собой разгорячилась… Король ещё раз заботливо провел костяшками пальцев вдоль скулы — так легко и бережно, словно боясь спугнуть. — Ты чуть не погиб. — строго произнёс он, пока взгляд взломщика в панике метался от одного окна к другому, пытаясь спастись от выжигающих глаз напротив. — Ты рисковал не меньше. — неловкость отошла на второй план, Бильбо нахмурился и стойко сжал губы. — Ты оказался в самом центре битвы. Ты сражался с Азогом. — Это мой долг. — Торин оставался твёрд, но на него накатывала волна омерзительных воспоминаний о том, как сначала он пытался укрыться в глубине замка, чуть было не заняв место дракона в попытках сохранить золото. — Я должен был быть там со своим народом. Я не мог сидеть здесь сложа руки. Да и-… Гном вдруг поймал на себе сочувствующий взгляд, и его передернуло от догадки о том, как сейчас протекал мыслительный процесс в голове хоббита. Вот он вспомнил слова Балина о драконьем проклятии и о том, что все потомки Дурина так или иначе становились зависимы от золотой жилы… Вот свёл брови, подумав о том, как, должно быть, сложно было Торину, когда приходилось отказаться от золота, от короны, и вступить в безжалостный бой, который мог быть последним в его жизни. Торин не вынес бы жалости к себе, особенно в таком ключе. В конце концов, он был страшно виноват перед Бильбо, о какой жалости может идти речь? — Я… — напряжённо выдохнул король, растерянно блуждая взглядом по перебинтованной груди воина. Перепачканные в крови пальцы снова опустились к чужому уху и вплелись в светлые космы. — Я должен быть благодарен тебе за то, что ты проделал с нами этот путь. Каждый раз ты снова и снова приходил на помощь. Я не ценил этого. — мрачная виноватая тень легла ему на лицо, и оно заметно потускнело. — Прости меня за то, что я наговорил тебе сегодня утром. Я был не в себе. — Торин, я не злюсь на тебя. — тихо успокоил его Бильбо, и Торину показалось, будто с его души свалился огромный валун. Хоббит говорил прямо, без утайки, и никогда гному не пришло бы в голову, что он может солгать. Внезапно полурослик, сделав над собой усилие, с трудом приподнял руку и ласково накрыл ею кисть Торина, что покоилась по левую сторону его лица. Лёгкая улыбка тронула уголки губ короля, и он, сраженный наповал, вглядывался в перепачканное светлое лицо с глазами-звездочками. Никто бы не простил безоговорочно такого отношения к себе. Никто, кроме Бильбо. Слишком наивного, чтобы уметь держать обиду и злиться за колкие слова. Торин, сглотнув остатки неуверенности, безмолвно приподнял лицо полурослика и поцеловал его. Помутившемуся разуму Бильбо начало казаться, что воздух, доселе казавшийся таким тяжёлым, теперь насквозь пропитан невиданной нежностью. Он зажмурился, перед глазами замерцали цветные звёздочки, но он уже перестал замечать что-либо вокруг. Сухие, обветренные губы почти невесомо касались его губ — покрасевших, вспухших, кротко тянущихся вперёд, и хоббит не помнил себя от волнения. Обхватив обессилившими руками королевскую шею, он ощутил горячую, пылающую кожу и грубые бинты под самыми ладонями. Время замерло. Секунды тянулись неизмеримо долго, пока Торин пытался совладать с собой и не позволять себе излишней жадности, но трепет мягких губ полурослика начисто выбивал из головы здравый смысл. Скрестив руки на чужом затылке и дав рукам возможность утонуть в колкой, но густой чёрной гриве правителя, хоббит довольно выдохнул и улыбнулся сквозь поцелуй. Ему и в голову придти не могло, что Торин, этот грозный и суровый предводитель, может быть столь чувственным. Да и по отношению к кому? К простому взломщику из Шира, даже не относящемуся к гномьему роду?.. Бильбо никогда не ощущал себя кем-то особенным, чтобы рассчитывать на такие привилегии. Вдруг полурослик ойкнул, отстранился и смущённо хихикнул, почти повиснув на шее Торина. — Колючий… — он, не успев обдумать слова, вырвавшиеся из его груди, потёр щеку, и счастливо разулыбался, исподлобья глядя на чарующие тёмные глаза в нескольких сантиметрах от себя. Не ожидая никакого другого ответа, кроме как ответной тёплой улыбки, Бильбо вытащил одну руку из-за шеи Дубощита, и чуть было не рухнул от усталости, но крепкие руки подхватили его за талию. Снова оказавшись напротив Торина, хоббит ласково огладил его смуглую щеку вплоть до самой бороды, и мягко коснулся губами небритых чёрных завитков. Торин опустил хрупкое тело на скамью и осторожно обнял, прижавшись скулой к бледному плечу и сощурившись. Бильбо мечтательно прикрыл глаза и произнёс, уткнувшись в тёмную макушку: — Как ты думаешь… — он утешающе погладил гнома по голове. Все заботы, ранее изводившие Торина, вмиг улетучились, оставив ему лишь тот факт, что самое дорогое ему существо оказалось живо. — Король-под-горой позволит мне остаться в его королевстве, пока я не отправлюсь в Шир? Тот в ответ хмыкнул и раскрыл глаза. — Он почтет за честь, если его маленький полурослик остановится в его замке. — стоя на коленях перед скамьей и обнимая озябшего хоббита, он менее всего был похож на почтенного короля, но его это не волновало. Впервые за несколько месяцев он чувствовал себя по-настоящему счастливым, слушая глухой стук сердца и сбивчивое дыхание Бильбо. Он знал: мистер Бэггинс больше не вспомнит про Шир. Гномы расшумелись пуще прежнего и всей оравой накинулись на бедного хоббита, когда заметили, что он очнулся. Кили и Фили, болезненно сгибаясь от полученных ранее ран, тщетно пытались подавить многозначительные смешки, когда на глаза им попадался их дядя. Балин учтиво молчал, но горячо поприветствовал воина. Остальные гномы кружили вокруг скамьи как мухи, расспрашивали о чем-то, рассказывали что-то, и даже недовольный взгляд предводителя не сумел их прогнать. На утро заявился Гэндальф и закурил трубку. Перебирая седую бороду, он с облегчением осознал, что не ошибся тогда, выбирая четырнадцатого участника для похода. Бильбо сумел выстоять в таких условиях, и все его сомнения исчезли сами собой. «Неплохо бы вам продать имение в Шире, пока его не забрали ваши наглые родственнички.» — с иронией подумал Гэндальф, выпустив сизое кольцо дыма, которое тут же взмыло к потолку. Где-то далеко от замка закричал петух. Загремели посудой. Глядя на Торина, примостившего свою голову на живот хоббита, маг хорошенько затянулся. Он знал: Бильбо не вернётся в Шир.