На территории сердца

За счастьем приходит беда. День сменяет ночь, времена года мчатся калейдоскопом. Но порой наступает такой миг, когда кажется, что мир замер. Замер, а затем медленно, распадаясь на молекулы, начинает рассыпаться в прах. И кажется, что выхода нет, и кажется, что мы умираем, кажется, что нет сил сделать даже глубокий вдох. Затем приходит паника. Осознание того, что ты ничего не можешь сделать в этой круговерти. И если ты остался наедине с такой болью – она может тебя поглотить в свою пучину. - Я сказала, дедуль, выключи телевизор! Ничего нового мы не услышим! – Яростно вскрикнула девушка, в отчаянии размазывая предательски текущие слезы по бледным щекам. Внутри все рвалось от отчаяния, боль диким зверем раздирала изнутри, оставляя длинные кровоточащие полосы. Потерять родителей было самым большим для нее страхом, обернувшимся реальностью. Черт бы побрал этих террористов! - Леночка, не плачь, все будет хорошо. Она лишь бессильно застонала, спрятав лицо в ладонях. Вот так всегда, старый да малый. Поддерживают друг друга, пытаются успокоить… Пожилой мужчина, тяжело вздохнув, несколько раз погладил внучку по растрепанным прядям волос, давая ей возможность выплакать свою боль. Его Ленок, всегда такая сильная, упрямая, смелая, и независимая… Поплачь, сейчас тебе это нужно. Вздохнув, он вновь дрожащей рукой взял пульт, начиная вновь и вновь листать телеканалы в поисках хоть каких-то новостей. Сидеть в тишине сейчас просто невыносимо… - Выключи его! – Вновь вскинулась Лена, стараясь придать своему голосу твердости. Увидев, с какой надеждой дедушка смотрит на экран, она сдалась. Ему так легче. Трясущимися руками девушка сгребла несколько тарелок в кучу, добавив туда же и бокалы, и отправилась на кухню. Она ощущала себя героиней какого-то боевика. Так не бывает, так не должно происходить ни с кем, тем более с ее родными! А быть может, это сон? Испытывая внутренний трепет, Лена ощутимо ущипнула себя за запястье, крепко зажмурив зеленые глаза. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Сейчас она проснется, и все будет как раньше. Но чудес не бывает… когда девушка открыла глаза, то увидела лишь грязную посуду, а за стеной по-прежнему диктор вещал о заложниках… Ярость переполнила ее, застив глаза пеленой. В мойку полетели ни в чем не повинные тарелки, горестно звякнув о своей судьбе. Открыв воду, девушка смотрела на утекающую в сливное отверстие воду, как завороженная. Вот так и наша жизнь. Утекает, и мы ничего не можем с этим поделать. Протянув руку, она коснулась тонкой струйки пальцем, заставив ее рассыпаться на мелкие капли. Перед глазами так и мелькали картинки из детства: вот они с мамой у зеркала, она медленно дотрагивается до черт лица дочери, сравнивая их со своими. Вот папа…Она всегда любила, когда он в те редкие свободные часы читал ей сказки, и это были лучшие мгновения в их жизни…А ее будущий брат…Чем виноват этот малыш, ставший жертвой человеческой жестокости? - Лена…- Сквозь пелену боли блондинка услышала знакомый голос, но и не повернула головы, продолжая смотреть, как вода утекает сквозь ее пальцы. Слишком много боли, слишком много…- Кулемина, алло! Лишь только горькая усмешка скользнула по ее бледным губам. В раздражении цокнув языком, Виктор Михайлович перекрыл воду, и замер, глядя на поникшую головой девушку. Он смотрел на нее, и словно бы не узнавал: зеленые глаза, некогда горевшие огнем жизни, померкли, из нее словно ушел весь ее внутренний свет. Он знал ее как истинного бойца, но и им порой бывает трудно. Она так и стояла, погруженная в свои мысли, даже не заметив, что вода перестала течь. - Лен…- Осторожно коснувшись ее ладони, которую она так и держала под выключенным краном, Виктор ощутил едва уловимую дрожь. Вероятно, нервы. Но самое странное – этот отголосок отозвался болью и в нем самом. – Лен, все будет хорошо. Как во сне, девушка подняла голову, встретившись со встревоженным взглядом голубых глаз. Сколько в них тепла и участия… Осторожно убрав свою ладонь из его руки, она прислонилась спиной к кухонной тумбе, и, закрыв глаза, тихо прошептала: - Я думала, Вы ушли вместе со всеми… Мужчина замялся, не зная, что и ответить. Как объяснить то, что он почувствовал острую необходимость в том, чтобы немедленно вернуться…Как объяснить, почему он целых полчаса стоял внизу, не решаясь уйти, и гадая, справится ли она с этим горем. - Я забыл шапку. А дверь оказалась открытой. Дурацкое оправдание. Осознав это, Виктор взъерошил темные пряди волос, и вошел в кухню. Лена все так же безучастно стояла, закрыв глаза, а он попросту не знал, что делать, и как ей помочь, чувствуя себя полностью бессильным. Неслышно пройдя по кухне, он включил газ, ставя на плиту чайник. - А где Петр Никанорович? Не заметил его, когда вошел в квартиру. - Видимо, в своей комнате. Девушка вздохнула, покачав головой. И зачем он только пришел. Взял шапку – уходи. Но нет, он рядом, смотрит, и не может подобрать нужных слов. Она чувствует его пристальный взгляд. Но никого не хочет сейчас видеть. Резко развернувшись, Лена вновь открыла кран, принимаясь за посуду. Молча, резко, стараясь выместить всю свою боль и злость, она терла губкой тарелки, которые так и норовили выскользнуть из рук. И в конце – концов, это произошло. - Кулемина! Осторожно! – Едва раздался печальный звон разбитой тарелки, мужчина оказался рядом, оттащив школьницу от раковины. – Горе ты мое. - Тарелка разбилась. Как моя жизнь. – Констатировала она, тщательно игнорируя тепло тела Виктора Михайловича, с трудом удерживаясь от соблазна разрыдаться на его плече. - Не говори так. Посуда бьётся, на счастье. – Улыбнувшись, он аккуратно отбросил челку с глаз девушки, и, взяв ее за плечи, уверенно произнес, глядя в заплаканные зеленые глаза. – А это значит, что все будет хорошо. На зареванной мордашке появилось робкое подобие улыбки. И хотя сердце все так же было переполнено болью и страхом, Лена почувствовала себя немного лучше. - Ты боец, Ленка. Ты сильнее, чем думаешь. Слышишь меня? Лен? Посмотри на меня. Когда она подняла взгляд, то сердце мужчины сжалось в тугой комок. Ее глаза были переполнены слезами, и какой бы сильной и смелой не была эта юная особа, она как никогда нуждалась в поддержке. - Мне страшно. – Произнесла она, прежде чем разрыдаться. - Иди сюда. – Только и смог вымолвить Степнов, сгребая девушку в объятия. Та поначалу замерла, словно окаменев от неожиданности, а затем прижалась к его плечу, отчаянно дрожа от слез. Комкая в ладонях его куртку, она пообещала себе, что это был первый и последний порыв слабости, который она себе позволила в присутствии учителя. Виктор молчал, давая девушке возможность выплакать свое горе. Он даже не пытался задуматься о том, почему он здесь, почему утешает свою ученицу. Это казалось простым и естественным, как дважды два. Поглаживая белокурые пряди волос, мужчина отчаянно жалел лишь о том, что попросту не в силах хотя бы частично забрать ее боль, но все, что он мог – это лишь обнимать ее, и молчаливо поддерживать. Он понимал, что никакие его слова не успокоят душу испуганного подростка, и поэтому лишь крепче сжимал объятия, наплевав на то, что они учитель и ученица. Сейчас он нужен ей. И точка. - В жизни все бывает, Лен. Сейчас ты не в силах ни на что повлиять, не в силах что-либо изменить, и это бесит, я понимаю. Проходя через трудности, мы становимся сильнее. - Я и так сильная. – Ворчливо ответила она, пытаясь незаметно вдохнуть его аромат, зная, что это первое и последнее объятие, которое они оба себе позволили. - Знаю, знаю. Помню, как ты мне чуть нос баскетбольным мячом не сломала. Но я сейчас не о физической стороне. Ты плачь, если нужно, плачь. Будет легче. Так странно, но удивительно спокойно оказалось в его руках. Так, словно это было всегда. И почему-то так не хочется отстранятся от него. - Спасибо Вам, Виктор Михайлович. Она смущенно улыбнулась, вытирая ладонью мокрые щеки, и Степнов внезапно ощутил, как сердце предательски пропустило удар. Так странно. Они столько времени проводили вместе, но только сейчас он увидел другую Елену Кулемину, и это ему определенно нравилось. - За это не благодарят, Кулемина. - Улыбнувшись, он ласково взъерошил пряди ее волос, и шагнул в сторону плиты, выключая засвистевший чайник. А она внезапно ощутила холод, без его объятий. Передернувшись, она присела за кухонный стол, печально уронив голову на руки. Хоть немного, но вправду, стало легче. - Вам совсем не обязательно со мной возится, правда. Уже завтра я вновь буду улыбаться. Честно-честно. Не надо меня жалеть. Она удивленно вскинула брови, заметив выражение лица своего учителя после этих слов. Казалось, он вот-вот разразится бранью, но вместо этого… - На правах старшего я дал бы тебе сейчас этой ложкой в лоб. – Улыбнувшись, мужчина опустил ложку в сахарницу, позволив себе немного похозяйничать на чужой кухне. - Но вместо этого завтра ты выполнишь двадцать упражнений на растяжку. - Так нечестно, я слишком долго не тренировалась! – Возмутилась было девушка, но поневоле улыбнулась в ответ на его искреннюю улыбку, почувствовав тепло глубоко внутри. - Надо же когда-то возобновлять. Одними песнями спортивную форму не удержишь. Виктор молча поставил перед ней кружку чая, настойчиво придвинув ее поближе, дав тем самым понять, что выпить содержимое все-таки придется. Сев напротив, он снял куртку, положив ее рядом на стул, и вновь подвинул кружку, жестом призывая выпить чай. Лена послушно кивнула, взяв все еще дрожащими руками кружку, почувствовав приятное обжигающее тепло. Но гораздо теплее было от внимательного взгляда учителя, казалось, смотревшего прямо в душу. Смутившись, девушка сделала глоток чая, тут же сморщив нос и закашлявшись. - Виктор Михайлович, куда-ж Вы столько сахара втюхали, а! - Пей, я сказал! Тебе сейчас именно это и нужно. - Да я после такой дозы сахара по габаритам в дверь спортзала не пройду! Мужчина тихо рассмеялся, наблюдая, как девушка, морщась и ворча, все-таки пьет предложенный ей чай, порадовавшись тому, что хоть немного, но ему удалось отвлечь Лену. - Кулемина, расслабься. Видел я твои габариты – у тебя все с ними в порядке. Повисло смущенное молчание. Мысленно обругав себя за это высказывание, мужчина отвел взгляд, сделав вид, что рассматривает узоры на обоях. Оставалось лишь надеяться, что она не станет зацикливаться на его словах. И действительно, девушка вновь ушла в свои мысли, задумчиво чертя по краям кружки кончиками пальцев. - Дурацкий день рождения. Самый худший, что только мог быть. - Лен…- его голос предательски сорвался, заставив Виктора закашляться, скрывая это. Не надо, обо всем этом не надо. Ей нужно отвлечься. – все будет хорошо, слышишь? Блондинка кивнула головой, и встала с места, решив помыть за собой посуду. Говорить ни о чем не хотелось, в голове творилось черт знает, что, мысли путались, и не было даже возможности соединить их воедино. Видимо, после всего произошедшего, ее охватила дикая слабость, отчего, едва встав из-за стола, девушка покачнулась, тут же рухнув обратно. - Кулемина, е-мое, хватит геройство изображать! Так, сиди на месте, я сам все уберу! И вновь он оказался рядом, забирая из ее ослабевших рук кружку, тщетно игнорируя покалывание в пальцах от случайных прикосновений, а затем развернулся к мойке, не слушая слабых протестов девушки. - Виктор Михайлович, идите домой, не надо со мной возится, правда! - Ну уж нет, Кулемина! Пока я не увижу, что ты в порядке – от меня не отделаешься. Мыслимое ли дело – потерять свою лучшую спортсменку, ха! С этими словами он принялся мыть посуду, пропуская мимо ушей все возмущения девушки. В конце концов, блондинка поняла, что говорить со Степновым, когда тот все для себя решил – бесполезно, и смирилась с положением вещей, попросту наблюдая за его действиями. - Ловко у вас получается, нечасто такое увидишь у мужчин, в особенности – у холостяков. Улыбнувшись, Виктор вытер руки полотенцем, присаживаясь рядом с девушкой, заметив, что пусть слабо, но она улыбается. Это его весьма порадовало, заставив сердце биться чаще. Да что с ним сегодня такое… - В армии и не такому научишься, поверь мне. - А Вы служили? – В ее глазах блеснул живой интерес, заставив мужчину зацепиться за эту возможность. - Служил, доводилось. Армия такая штука – из пацанов мужиков делает. Хочешь, я тебе расскажу, как однажды мой сослуживец там день рождения отметил? Она кивнула, вновь укладывая голову на скрещенные руки, радуясь тому, что он каким-то чудом оказался здесь, и сейчас ей не так страшно и одиноко. Почему-то рядом с Виктором Михайловичем ей всегда становилось спокойно…быть может, девочки все-же правы, и…нет, исключено! - Однажды, во время марш-броска мы в лесу наткнулись на хижину. Там, как оказалось, местный житель втайне от своей женушки самогон гнал. Ну не смейся, Ленок! – Заметив, что его рассказ пришелся девушке по душе, Виктор продолжил. – Так вот, приметили мы это место. И спустя недельку, когда у дружбана намечалось день рождения, решили навестить этого старичка-лесовичка, поживиться огненной водой. Господи, что ж я говорю - то своей ученице! Кулемина робко улыбнулась, махнув рукой, давая понять, что их отношения "учитель-ученица" уже давно вышли за более дружеские рамки. Какое все это имеет значение…когда рядом с ним стихает внутренняя боль. - Прости. Я в наряде был, а эти двое пошли в лес, в самоволку. Ну, туда-то они дошли без проблем, взяли канистру самогона, и собрались в обратный путь. И все бы ничего, да вот попал наш именинник ногой в капкан. Вызволить его удалось с большим трудом, но нога-то болит, пришлось обезболить его внутренне самогоном, и транспортировать в часть. На себе. Стокилограммовую уже нетрезвую тушку товарища, по пути распевающего: «Пусть бегут неуклюже». Представляешь? Услышав ее звонкий смех, Виктор торжествующе улыбнулся, понимая, что затея удалась. Девушка смеялась, спрятав лицо в ладонях, в красках представив себе происходящее. Все бы отдал за то, чтобы она никогда не знала печали. Одернув себя от ненужных мыслей, он продолжил рассказ, посмеиваясь вместе с Кулеминой. - Когда они подошли к забору, где была дырка, имениннику пришлось вкусить праздничный кляп из фуражки, потому что петь про день рождения он еще не устал. Да и вообще, уверял, что нога не болит, а самогон – лучшее обезболивающее. А вот его товарищ здорово устал тащить на себе именинника. В общем, дело закончилось головной болью наутро у именинника, который ничего о вчерашнем не помнил. И болью в спине у товарища, мужественно притащившего раненого друга в часть. - Н-да, но мое день рождения все еще лидирует в топе худших. Как, кстати, Ваша спина, Виктор Михайлович? Пусть ненадолго, но она отвлеклась, а это дорогого стоит. На ее заплаканном лице изредка мелькала тень улыбки, а в покрасневших от слез глазах вновь разгорался огонек жизни. Она боец. Встанет, и пойдет, гордо расправив плечи. А минуты слабости бывают у всех. - Так, ты это мне брось! – Он шутливо погрозил девушке пальцем, сурово сведя брови к переносице. – Будь уж добра, оставить все это сугубо между нами. Представляешь, сколько смеха-то будет в школе? Девушка лишь неопределенно пожала плечами, решив, что лучше уж ему ничего не знать. А с девчонками она сама договорится, и никто больше не узнает о произошедшем. - Заметано – Слабо улыбнувшись, она протянула ему раскрытую ладонь, и, заметив его недоуменный взгляд, тихо проговорила. – Давайте пять, Виктор Михайлович. И вновь странное ощущение, пронзившее их обоих при прикосновении. Вот только что оно значит – один из них попросту не мог задуматься, а второй не желал. Но в любом случае, это было отличное от других, новое ощущение единства, связующей линии, сковавшей их обоих. - Уже поздно. – Девушка торопливо обернулась к настенным часам, с сожалением вздохнув. Почему-то так не хотелось вновь оставаться в звенящей тишине, и чувствовать липкий, сковывающий душу страх. – Вам, наверное, уже пора. Но как же Вы пойдете посреди ночи, Виктор Михайлович? - Не маленький, Ленка, не бойся! Рассмеявшись, мужчина встал, подхватывая свою куртку. Набросив ее, он небрежно махнул рукой, дескать, пустяки, дело-то житейское. Лена встала следом, намереваясь проводить гостя, и тихонько выскользнула вслед за ним из кухни, стараясь не потревожить дедушку, судя по всему, так и заснувшему в своей комнате под телевизор, в ожидании хоть каких-то новостей. Дойдя до дверей, Степнов остановился, задержавшись у порога на несколько секунд. Он вновь увидел перед собой прежнюю Кулемину – сильную, гордую, уверенную в себе. Пусть немного страха все еще блестело в уголках ее глаз, но она вновь воспряла духом. И это, отчасти, его заслуга. - Ленка, ты это…Держись. И вновь неловкое молчание, сковавшее обоих. И распрощаться почему-то нет сил. - Вы о чем, Виктор Михайлович? Я в порядке. И глядя на нее, Степнов понял – она действительно в порядке. Как юна эта девушка, но сколько же в ней жизненного огня, сил, ее не могут сломить перипетии жизни. Разве что только немного покачнуть. Улыбнувшись ей, он переступил через порог, неожиданно ощутив, как внутри образовалась звенящая пустота, словно потерялась какая-то важная часть его самого. Как вдруг…От прикосновения к его руке перевернулся мир. Она задержала его уже за порогом, невесомо коснувшись, и тут же отпустив, зная, что этого достаточно, чтобы Виктор остановился. - Спасибо. За все. - За это не благодарят, Кулемина. – Старательно игнорируя участившийся пульс, мужчина улыбнулся, проведя ладонью по ее плечу. Привычный для них обоих жест, внезапно ставший значить несколько больше. – Если что, я всегда рядом. Спускаясь по лестнице, Степнов видел перед собой только лишь пронзительный, благодарный взгляд девушки. Они оба знали – случись что, и, даже не разобравшись в происходящем, они встанут на защиту друг друга, помогут без лишних объяснений. Так и поступают настоящие друзья, верно? Вот только то, что все медленно перерастает из дружеских отношений в нечто большее, они оба отказывались принимать…