В каплях битума горят разбитые коленки
Матовой бронзой
«Орлята учатся летать. Им салютует шум прибоя, В глазах их — небо голубое…» Валерка сидит, немного подрагивая не то от восторга, не то от стресса, пережитого всего пару минут назад. впервые за всю смену Сергушина повела себя разумно: ушла сразу на выступление, как только Валерка пообещал на него прийти и даже выбить себе место в первых рядах. трясущиеся руки его с трудом, но всё-таки достаточно быстро закрыли пищеблок, в котором Серп Иваныч ждал Внику Генриховну. и теперь оставалось только ждать рассвета, теперь все ребята будут свободны. думая об этом, Валерка невольно косится в сторону Рейки, думая о бедном Левке, но мысли перебивает странный, хромающий силуэт. неужели кто-то из вампиров всё-таки решился спрыгнуть в воду и травмировал ноги, сгорая в воде? всё тело напрягается от страха, он готовится бежать к пищеблоку, преграждать пиявцу путь, но стоит силуэту осветиться фонарями, Валера видит Горь-Саныча и облегченно вздыхает, широко улыбаясь. вожатый садится рядом с Валеркой и понуро смотрит вниз. — всё закончилось? — он будто спрашивает не у самого Лагунова, а задает этот вопрос в пустоту или хоровое пение. быть может, он слишком шокирован?.. Валера замечает укус на руке Игоря, но решает молчать. — он сейчас в пищеблоке. как там остальные? — точнее, интересовало Валерку только то, как там Лева, но не может же он так конкретно и в лоб спросить только о нем. — бесятся, пытались меня убить. Вероника скинула меня за борт. — Корзухин расплывается в улыбке, - значит, пиявцы действительно могут всё вспомнить. - Валерка только кривиться, но на ус мотает, что пиявцы могут ещё пробуждать забытые чувства. — понятно… Оба резко поворачиваются в сторону едва слышимого, но пронзительного крика. «Орлята учатся летать.Гудят встревоженные горны, Что завтра злее будут штормы, — Ну, что же, нам не привыкать!» Голос Сергушиной слышится всё громче и Валера понимает, что вот она, её сольная партия, ради которой она его сюда и звала. но пронзительный крик Серпа не даёт ему покоя. а вдруг кто-то всё-таки сбежит? а вдруг Хлопов, как самый первый обращенный, окажется самым верным и не побоится прыгнуть в воду? вдруг именно в этот момент он, бедный мальчишка, кричит в агонии, но всё равно идёт в речной воде? мысли не давали покоя и Лагунов срывается с места и бежит. легкие заполняют запахи хвои, речной сырости и ночной свежести. и Валерка, будто открыв второе дыхание, бежит и бежит вдоль берега, смотря на Рейку. в водной глади отражается полная луна, уже совсем близко слышны мерзкие крики пиявцев, мечущихся по всей палубе. пытаясь выцепить взглядом уже виднеющиеся силуэты, Валера путается в собственных ногах и падает в, ещё не остывший о дневного зноя, песок. колени прошибает режущая боль и, быстро поднимаясь, Лагунов видит на коленях кровь. видимо, какие-то стеклышки валялись именно там, где он упал. повезло, что уж тут сказать! подобрав отлетевшие очки, мальчишка уже не бежит, но очень быстро идет и останавливается, как только речной трамвайчик оказывается ровно напротив него. Валерка видит, как дюжина ребят бегают по всей площади, визжат, пытаются добраться до берега. стоит им завидеть Лагунова, учуять запах его крови и все словно ещё сильнее сходят с ума, кроме Левы. его Валера заметил сразу же, тот одиноко сидел на краю носа трамвайчика, смотря в воду. в отличии от остальных, он не спешил найти выход, безопасный для пиявцев, да и в целом будто и не собирался в случае чего бежать к Серпу на выручку. стоило вампирам закричать на Валерку, как Хлопов резко повернул голову и подошел к остальным. все тут же расступились, ведь прекрасно помнили: это его «тушка». однако, Лева просто смотрел в сторону Лагунова, освещенного луной. остальные вампиры разошлись вновь по палубе, оставляя Льва в одиночестве. жгучая боль в коленях не унималась и Валера решает просто сесть, наблюдая за Хлоповым. а тот стоял и стоял. так они и смотрели друг на друга около часа. всё-таки, Лева Хлопов — самый ужасный вампир в истории. добрый, человечный и ничем не отличающийся по качествам от старого, не укушенного себя. только кровь у пацанов сосет. Лева хороший и добрый. а вот Серп Иванович, превративший его в пиявца, плохой. такое детское деление на плохих и хороших кажется Лагунову немного абсурдным, глупым, но иначе описать этих двоих никак нельзя было. Валера вспоминает слова Горь-Саныча, который смог уговорить Нику Генриховну соврать стратилату, благодаря тому, что у той билось сердце в тот момент. быть может, кто-то заставляет и Левино сердце иногда биться, поэтому он не теряет своей человечности? и его словно током прошибает, ведь Валера, кажется, прекрасно понимает, кто это делает. затем, уже начинающий дремать Валерка, почувствовал на себе горячую руку и резко развернулся, готовясь уже если что прыгнуть в Рейку. однако, это был всего лишь Горь-Саныч. — тебе не нужно их сторожить, всё будет нормально. не ты ли убегал от них, лишь бы не видеть? — Валерка молчит и отводит взгляд вновь в сторону трамвайчика. делать действительно было нечего: в случае чего его спасет от остальных только Лева, но и если что, тот же и нападет на него. — Вы правы, Горь-Саныч. пойдем в корпус. Эта ночь была беспокойнее всех предыдущих, несмотря на то, что впервые за всю смену ему не нужно бояться, что кто-то из вампиров укусит его. — пацаны, а где Левка? — не угоманивался Титяпа даже после мощных игрищ у костра. — ну дак прививку им ставит Носатов, забыл чо ли? — задумчиво произнес Горохов. — да долго ставит! Левка так хотел на костер посмотреть, а доктор этот его задержал на весь вечер! вот не пруха у Хлопова… — вздохнув, Титяпа поворачивается на другой бок, — ну ладно, рубит конкретно меня, пацы… пора спать.***
на утро у Левы было такое состояние, что тот решил, что это хуже смерти: дико болело все тело, его тошнило от сгнившей внутри крови. ожившее сердце было не в состоянии столько её перекачать. вот все тринадцать бывших вампиров и опустошали желудки, перегнувшись через борты трамвайчика. Свистуха, прознав о том, что вожатые с детьми напились, угнали трамвайчик и посадили его на мель, пообещала вызвать милицию, но Горь-Саныч вмешался, сказав, мол, лучше просто родителям, какая же милиция? прилежные ребята, самые лучшие за смену. ну оступились. да и тем более если прознают, что такие вещи сотворили прям у главной вожатки под носом, разве одобрит это общество? и Свистуха быстро замяла это дело, даже родителям звонить не стала. ну, родителей Левка и не боялся: ни за что бы они не поверили, что их сын-спортсмен, которого они видели неделю назад на футбольном поле, резко записался в выпивохи. беспокоило его больше то, что же произошло вчера ночью в целом. все в голове было размыто, кроме одного, невероятно яркого и почему-то щемящего сердце, воспоминания. Валерка раздосадовано шипит, выливая перекись себе на порезанные коленки. Носатов наказал почаще обрабатывать порез, мол, хрен его знает, что за зараза там, на Рейке, водится, так ещё и в непонятно откуда взявшемся стекле. рядом подсаживается бледный Хлопов, но Лагунов в его сторону не смотрит: нервничает. после вчерашних размышлений, сердце хоть и билось быстрее обычного, а понимание происходящего радовало, но так же сильно нервировало и говорить Валера об этом не желал. а Лева, будто почувствовав это, просто молчал достаточно долго. — ты это… звиняй. я мутно всё помню, но всё-таки помню. мы же всё ещё друзья? ты меня не боишься? — и Хлопов поворачивается всем телом к очкастому, заглядывает так по-щенячьи, что у Лагунова сердце щемит. — конечно друзья, Лев. я же не просто так вас всех спасал! — мальчишки широко улыбаются друг другу и Хлопов кладет голову себе на колени, поглядывая на друга. — и это. спасибо тебе, что ты вчера прибежал смотреть, в порядке ли мы. — немного смущаясь, произносит Левка. именно это вчерашнее воспоминание горит ярче всего. — я не смотрел, в порядке ли вы. — произносит Валера быстро и железно. сердце Хлопова бьется быстрее, он чувствует досаду: ну конечно, зачем ему сдались кровопийцы, которых он избегал всю смену? — я смотрел, в порядке ли ты, Лева. — футболист резко поднимает взгляд на друга, но тот быстро отворачивается, обнажая покрасневшую шею и Хлопов тоже заливается краской. Лев расплывается в улыбке, сжимает руки и тоже отворачивается, чтобы Валера не заметил его дурацкое выражение лица. значит, сердце правильно делало, что оживало каждый раз, стоило Левке завидеть Валеру? оно билось не просто так даже когда Хлопов продолжал подчиняться приказам Серпа! конечно, говорить вслух он не собирался этого, слишком уж странно это прозвучит, когда один пацан говорит другому такое. — ты это. приходи в гости. я тебя с отцом познакомлю, он у меня вот такой, — Лева показывает большой палец вверх, мягко улыбаясь. Валерка поворачивается к нему и, завидев улыбку друга, тоже улыбается. — хорошо, обязательно приду. ты только адрес дай. — Хлопов быстро кивает и, произнеся адрес, добавляет — только обязательно приходи! хоть завтра! Валера важно кивает и вновь переключает внимание на горящие коленки. перевязав их бинтом, он просто смотрит на Леву и получает такой же странный взгляд в ответ. мимо проходит Сергушина, специально задевая одно из больных коленей и быстро показывает шипящему Валерке язык: после вчерашнего побега с её самой важной, сольной части, девчонка закатила Лагунову скандал и сказала, что между ними всё кончено. но что же могло закончиться, если оно и не начиналось? да, Анастасийка красивая и моментами милая, но им изначально было не дано быть вместе. поэтому Валерка отчасти был рад такому раскладу: Сергушину ждала счастливая жизнь без Валерика, а сам Лагунов планировал посвятить себя совсем другим вещам и людям.***
Так странно немеет сердце
В последнее лето детства.
речной трамвайчик тормозит возле берега, с которого громко кричат родители: мамы и папы, бабушки и дедушки. все были рады наконец-то увидеться со своими детьми, внуками. ребята быстро выбегали с трамвайчика, прощались друг с другом на ходу и бежали к семье. Валере торопиться было некуда: встретит его соседка, ведь родители все ещё отдыхали на Байкале, за что очень сильно извинялись. но сейчас это совершенно его не огорчает: можно наконец то отдохнуть дома в тишине, не боясь никого и ничего. Лева тоже почему-то не спешил: шел рядом с Валеркой и из-за чего-то выглядел крайне напряженным. когда подошла их очередь выходить с трамвайчика, как самых последних его пассажиров, Хлопов быстро повернулся к другу. — ты мне нравишься, Лагунов. у меня всю смену рядом с тобой неживое сердце билось. — Лева нещадно заливается краской и убегает к родителям, на ходу крича: «обязательно приходи в гости, Валера! слышишь? обязательно!» а Валерка так и стоит на пирсе, шокировано смотря вслед другу (или кто же он теперь ему?), краснея и всё же расплываясь в дурацкой улыбке. сердце билось так сильно, что Лагунову казалось, будто оно вот-вот остановится, онемеет. замечательное окончание смены.