Ты замечаешь.
Неловко. Ты всегда ставишь меня в неловкое положение. Смотришь из полуоткрытых глаз, ухмыляешься как-то двояко, и снова прикрываешь их. Я никогда не понимал, чему ты улыбаешься в такие моменты. Наверное, это я такой непутевый. Но почему ты тогда все ещё приходишь сюда? Глупо думать, что из-за меня. У тебя тусовки, друзья и жизнь на полную катушку. У меня же маленькая комнатка без мебели, но с любимым матрасом посередине, окно на потолке, через которое мы попадаем сюда, и ты, лежащий рядом, но так чертовски далеко. Рукой не достать. Я пробовал. Помню, как ты первый раз оказался здесь. Я тогда испугался и закричал, но ты резко прикрыл мой рот своей рукой, шикая. Ты определенно пытался от кого-то скрыться, иначе как объяснить, зачем ты залез по пожарной лестнице на четвертый этаж этого общежития? Наше первое касание(?) Ты никогда ничего не объяснял, а я и не требовал. Через два месяца, когда ты стал приходить сюда постоянно, я сделал тебе ключи от комнаты, и также молча положил рядом с твоим лицом. Безумие. Я даже не знаю тебя. Кто ты? Откуда ты? Ты ведь точно существуешь? Я бы хотел услышать, как звучит твой голос. Уверен, что мелодичнее и нежнее я ещё не встречал. Столько мыслей в голове, и все о тебе. Почему ты приходишь только ночью? Я бы хотел видеть тебя чаще. Представляю, как ты плюешь мне в ноги на мои хотелки, и меня передергивает. Прошёл ещё месяц, как... — Чимин. Я в полном непонимании поворачиваю голову на голос, все ещё не веря и, единственное, что смог выдавить: — А? Ты прикрываешь глаза, тяжело вздыхаешь, но снова твои уголки губ тянутся к верху. — Меня зовут Пак Чимин. Сердце начинает стучать с каждой произнесённой буквой сильнее. Я киваю и в шоковом состоянии поворачиваю голову обратно к небу. Звёзд сегодня нет. Кроме одной, что светит так ярко. Я назвал ее твоим именем. Теперь, когда я сюда залезаю ночью, первым делом я ищу тебя. В небе. Это твоё небо, Чимин. Оно только тебе покорно. Как и я. — Чонгук. Чон Чонгук, — прокашлявшись, ответил я. Хотелось добавить: «И я твой навсегда», — но это слышит только я сам и космос. Сегодня четверг — ненавижу четверги, в них ты уходишь намного раньше, чем обычно. В этот раз я жду тебя в комнате. Ты сказал, что расскажешь о своих друзьях. Это, наверное, здорово иметь хороших друзей, что не оставят тебя в тяжёлую минуту. У меня не было друзей. В целой вселенной я чувствовал себя одиноким, но не сейчас. Сейчас вселенная — это ты. А потому я не одинок. Сама вселенная приходит ко мне по вечерам, укутывает своим теплом, отгоняя ненужные мысли. Дверь в комнату с шумом открылась, и ты влетаешь как ураган, сшибая все по дороге. Точно так же, как ты влетел в мою жизнь. — Чимин? — не устану пробовать произносить его вслух, чтобы ощутить на вкус. Ты не отвечаешь и взбираешься на крышу. Я подбегаю к календарю, висевшему на стене, и надеюсь, что не перепутал дни. Сегодня же не суббота? Слышится тихий выдох. Не суббота. Тогда почему ты снова пьян? У меня чертовски много к тебе вопросов и много страха, что ты будешь считать меня назойливым, перестанешь приходить, а я кану в эту бездну. Потеряю вселенную. Лишиться ее и потеряться в ней — разные вещи, Чимин. Сейчас я потерян в ней. Или уже можно говорить: в тебе? Сердце предательски начинает колоть, поэтому я прикусываю язык и поднимаюсь на крышу. Присаживаюсь, подтягивая ноги к себе, обнимаю их руками и кладу на бок голову, чтобы можно было лучше рассмотреть твой профиль. Ты зачесываешь свои темные волосы назад и выдыхаешь сизый дым. Красивый. В этот день я потерялся в тебе окончательно.Я ненавижу четверги, Чимин.
***
Чимин глубже вдыхает в себя отраву и выдыхает в звездное небо. Сам не понимает, зачем уже в течение четырёх месяцев сюда ходит. Смотрит на парнишку рядом и улыбается. Глупый. Странный. Но что-то в нем точно есть. Пак смотрит на светлые волосы парня и снова улыбается. Чонгук перекрасился в один из дней, когда Чимин собирался уже уходить, но остановился рядом, зачесав чужие волосы, и тихим голосом произнёс: — Блондин. Тебе бы пошло. И ушёл. Вот так просто сказал, просто ушёл. А Чонгук всю ночь не спал, прикосновение вспоминал. Он в радугу перекрасится, только бы его ещё один раз так коснулись. Пак вспоминает эту историю, и тепло разливается по телу. Или это кайф на него так действует. Нет, определенно Чонгук. — Чимин~а, почему ты пьян сегодня? Ты обещал рассказать про своих друзей, — раздаётся жалобный скулёж сбоку. — Чонгук~а, я пьян и молод каждый день. В особенности здесь, — с какой-то загадкой произносит Пак и подсаживается ближе к парню. — Я хотел рассказать, но это уже не важно. Ты мой друг, ладно? — Я твой друг? — Чимин смотрит на оленьи глазки и умиляется. Сам все ещё не понимает, как в таком уже достаточно взрослом парне уживаются все эти качества. Он как большой ребёнок. И Чимину жаль, что тот ещё жизни не познал. Живёт себе в зоне комфорта и не знает, что за стенами происходит. Чонгук обезопасил себя полностью: подрабатывает и учится на дому, продукты заказывает через доставку, хотя Чимин пару раз ругал за это, заставляя выходить на улицу. Поэтому Пак и хотел познакомить Чонгука со своими друзьями, но сейчас это не важно. Он познакомит. Они все равно рядом. Чон смотрит, а сам не понимает радоваться ему или плакать. Наверное, радоваться, потому что быть хоть кем-то для Чимина уже что-то. — Гуки, почему у тебя нет друзей? — С чего ты взял? — непонимающе смотрит блондин. — Кроме меня, — цокает языком и у Чона вырывается смешок. — Хосок. — А? — У меня есть друг, его зовут Хосок. И опережу твой вопрос: нет, он не выдуманный. Я не такой странный, каким кажусь, — Пак уже привык к таким перебоям настроения мелкого, поэтому на тон младшего никак не реагирует. — Оу, и где же твой Хосок? — Он учится в Америке, приезжает только на лето и то, бывает, что всего лишь на месяц, — пожимает плечами Гук. — Твоих друзей я тоже не видел. — Я могу тебя с ними познакомить, если ты хочешь. Просто я думал, что... — Если я не выхожу из дома, не значит, что я чего-то боюсь там. — А почему же ты тогда не выходишь? — Звёзды знают, — неоднозначно отвечает Чон, и Чимин понимает, что не стоит поднимать эту тему. Пока что.***
Чимин~а, я влюбляюсь в тебя.
С каждым днём, смотря на твоё лицо, я понимаю, что уже пропал. Я тону, спаси меня.
Да, черт возьми. Ты мне нравишься!
Слышится такой привычный тихий смешок. Я немного отстраняюсь и смотрю на тебя снизу вверх: ты опускаешь уставшие после танцев глаза, смотришь, и я понимаю, что все, это точка невозврата. Та самая точка, о которой пишут в книгах и говорят в фильмах.Это был четверг. Отмеченный красным на календаре.
Как праздник.
Наш праздник.
***
Чимина не было около недели. Самые тяжёлые дни для Чонгука. У него даже нет номера телефона парня. У него вообще нет никакой связи с ним. Его словно и не существует в жизни Чонгука. Выйти отсюда он тоже не может, куда ему идти? Где его искать? Чёртова суббота, он точно со своими друзьями.Почему ты не взял меня с собой?
Картинки их посиделок в тишине флешбэками проигрывают в голове. Чонгук сносит все со стола. Ноздри раздуваются с каждым разом все больше и больше. У него нехватка Чимина в крови. Вещи, стоявшие на столике, с характерным звуком падают. Чертов, Пак Чимин. Пошёл ты. Пошёл ты. Пошёл ты. Чонгук не курит. Но сейчас бы абсолютно точно закурил. В бардаке находит чиминову пачку сигарет, плюет на то, что, как брюнет осмелится объявиться, Гук пиздюлей отхватит, и вылезает на крышу, попутно закуривая и выдыхая отраву в небо. Туда, где всего лишь одна звезда светит. Чимин. Чонгук лежит так уже слишком долго. Ночи стали намного холоднее, но ему и надо остыть. За пледом идти совершенно не хочется. Чувствует, как синеют губы и пар выходит изо рта. Минусовая погода. Пальцы на ногах начинают неприятно покалывать, и кажется, что всё. Тут бы он и хотел остаться. Гук не замечает, как отключается. — Чонгук, твою мать, ты что творишь? Ошарашенный парень подлетает к заледеневшему Чонгуку и начинает трясти, дабы привести в чувства. — Сука, вставай, идиот. Гуки, прошу тебя. Чон приоткрывает глаза и видит перед собой Хосока. Тёплого, с теми же звездочками в глазах и такого сияющего. — Чт-что ты тут делаешь? — Пошёл ты, говнюк, я чуть кони не двинул. Хосок спускает Чона вниз и укутывает во все, что только можно. — Хосок~а, где Чимин? Он приходил? — обсохшими губами произносит Чон, и, кажется, сейчас он умрет. Чонгук много рассказывал о Чимине, вот только Хосок все это не одобряет от слова совсем. Парень привычно жуёт губу и говорит: — Нет, тут только я.***
Гук нехило простыл, а потому Хоби, (такое прозвище дал ему Гук, когда понял, что Хосок его надежда, светлая часть его жизни) благополучно следил за мелким, который с ума уже сошёл. — Хосок~а, он так и не пришёл? — хриплым голосом спрашивает блондин снова. Каждый день. Это четвертый. — Нет, твой муженёк куда-то свалил, совсем позабыв о своей принцессе, которая чуть не замёрзла до смерти. На бледном лице Чонгука начинает проступать краска в районе щёк, а смущающая улыбка моментально уходит на нет, и на ее место встаёт испуг. — А если с ним что-то стряслось? — Чон смотрит со страхом, у Хоби в сердце что-то трескает за друга, который умудрился влюбиться. — С ним все в порядке, нагуляется и вернётся. Чонгук, я улетаю завтра обратно, не знаю, когда смогу вернуться. Справишься тут без меня? — Да, — с легкой грустью произносит блондин, как-то расстраиваясь, что не познакомил Чимина со своим близким. — Хоби-хен? — Да, Гук~и? — Можешь в одно место заехать? Он может быть там. — Говори адрес, герой-любовник, — Хос ослепляет улыбкой и подмигивает. — Я тебя обожаю, — парень подпрыгивает на кровати, слишком поздно понимает, что тело и иммунитет все ещё ослаблены. — Все ради Чонгук~и! — притворно улыбается Хосок, посылая воздушный поцелуй.***
Я ждал тебя девять дней, двести шестнадцать часов, двенадцать тысяч девятьсот шестьдесят минут и бесконечно секунд. Я ждал тебя вечность. Я перестал искать тебя на небе, потому что даже оттуда ты пропал, не желая хотя бы так освещать мой мрак, в котором я нахожусь из-за тебя. Одна сторона матраса стала ледяной. Из постельного белья окончательно выветрился запах геля для душа с кокосом. Либо это я уже все вынюхал. Переворачиваюсь на бок и устремляю взгляд в однотонную стену. Долго смотреть не получается, глаза автоматом начинают прикрываться и я поддаюсь царствию Морфея.Я правда очень ждал тебя.
***
Матрас прогибается под чужим телом, что старается очень тихо, но так неуклюже лечь. Чонгук кривит моську, чувствуя обжигающее дыхание сзади. — Какого чер... Гук хочет перевернуться, дабы понять сошёл он уже с ума или... Или! — Т-ш-ш, мышонок, — пьяная улыбка освещает темную холодную комнату (душу) Чонгука. Чимин наваливается всем телом, не давая повернуться младшему, цепляя его руки в свои и фиксируя их в замок. Без шансов. Мышонок угодил в мышеловку. — Что ты делаешь!? Отпусти! — визжит Чон, начиная брыкаться. — Как что, обнимаю тебя, дурачок, — совершенно спокойно отвечает Пак и прижимает мальчишку к себе ближе. — Соскучился, малыш. Соскучился он, ага, как же. — Тебя не было так долго, Чимин. Я искал тебя, ждал. «Я чуть не погиб, Чимин», — остаётся не озвученным. Как и многое другое, что парень столько месяцев держит в себе. Чимин приходит и уходит, когда ему вздумается. Чонгук для него пустое место. Временное убежище. Чимину до Чонгука нет никакого дела. Чон лежит окольцованный руками, но будто бы проволокой с шипами, за которой красивые цветы растут. Вот только трогать самому нельзя. Хозяин сия божества разрешения не давал. И почему так сложно отказаться. Чонгук массивнее старшего и выбраться сил хватит, но он только делает вид, с каждым разом боясь, что Паку это надоест и тот отпустит его. Они молча лежат так ещё минут пятнадцать. Чимин, зарывшись в чонгуковы волосы, шумно вдыхает, а сам Чон все так же влипает в бесячую однотонную стену, что уже так сильно мозолит глаза, что ее хочется сломать, ну или хотя бы перекрасить в более насыщенные краски. Хоть где-то у Чонгука будут яркие палитры. — Где моя любимая ваза? — левая рука Чимина скользит по торсу младшего поднимаясь выше и окольцовывая шею блондина. — Где ваза, Чонгук? — более грубо спрашивает Пак, начиная рукой надавливать на шею. — Где ТЫ был, Чимин? — повторяет интонацию старшего, хмыкая на сдавливание. Чимин бесится. Чонгук чувствует. — Мы что, вопросом на вопрос отвечаем? Хорошо, я смотрю, ты и без меня хорошо время проводил, — Чимин одергивает руку и встаёт с матраса, кивая на цветастый свитшот, висящий на стуле. Чонгук наконец-то оборачивается и смотрит на пропитанный теплом Хосока свитшот, что он надел на Чонгука той холодной ночью, когда блондин чуть не получил обморожение. Почему Чимин так реагирует? Ведь он сам пропал, ничего не сказав. Чонгук должен его ждать? Конечно должен, что, собственно, он и делал. — Я даже удивлён, ты и правда совсем не такой, каким кажешься, — брюнет как-то ядовито улыбается, больше скалится. — Ты сейчас серьезно мне за что-то предъявляешь? Ты так пытаешься выгородить себя? — Чонгук слетает с тормозов, и тихий мальчик прячется в самой далекой комнате, пропуская это. — Чимин~а, да ты ахуел, — младший начинает истерически смеяться. Да так заливисто, с такой болью, что Чимин ёжится, но виду не показывает. — Вот о чем я и говорю, — старший поднимает с пола куртку и натягивает на себя, собираясь уходить. — Что? Серьезно? Ты опять сваливаешь? — Думаю, ты и без меня хорошо проводишь время, мышонок, — ядовитость в словах, взгляде, даже телодвижениях. Чимин разворачивается на пятках и не успевает открыть дверь комнаты, как его слишком резко разворачивает Чонгук. Раз.Глаза в глаза.
Два.Адреналин подскакивает, разливая его горячими струями по венам.
Это конец, Чимин.
Это бесконечность, Чонгук.
Три. — Я не отпускал тебя! В висках долбит так, что здесь уже ничего не сделаешь. В такую секунду ты не думаешь ни о чем. Ты не думаешь о том - конец это или начало? Есть ли завтра или ты всегда в прошлом? Реально ли это все? Мысли посвящены только одному человеку. Он стоит в этой комнате. Он смотрит со всей ненавистной любовью? Он грубо целует, врываясь в чужой рот и не позволяет отстраниться хотя бы на миллиметр. Целует так, что ноги подкашиваются и дыхание спирает. Целует как-то по животному, со всей дикостью. Чонгук в долгу не остаётся, кусает чужие губы, о которых каждую ночь мечтал. Но никогда вот так. Все происходит сумбурно. Они пихают и толкают друг друга, затем вновь прилипают. Между перерывами жадно глотают воздух, и, кажется, об этом мечтал не только Чонгук. Если в первые секунды блондин растерялся, то сейчас берётся за голову, наслаждается каждым моментом, не веря, думает, что очередной сон, где он проснётся на своём любимом матрасе, уже не обнаружив Чимина рядом. Так всегда было, есть и будет. Пак никому не принадлежит. Даже себе. Не говоря уже о ком-то вроде Гука. Потрескавшиеся, немного суховатые губы, запах кокоса, что в легких осел самой настоящей отравой и блестящий взгляд — личный наркотик для Чона. Он себя без Чимина уже не видит. И как бы не было обидно, что тот пропал и не давал о себе знать, младший понимает, что Пак Чимин никогда не будет его. Сегодня он здесь, а завтра там. Так заведено, и этого не изменить. — Черт, — ругается Пак и отходит на приличное расстояние. — Я тебе настолько отвратителен? — вопрос риторический. Брюнет ничего не отвечает, даже не смотрит. Отдышаться пытается, да пути отхода ищет. То, что сейчас произошло — слишком. Даже для тебя. Молодец, Чимин! Пак даже уходит не через дверь, потому что там Чонгук стоит. Приближаться опасно. Это как взрывчатка: наступишь — пиши пропало. Чонгук видит спину Чимина, поднимающегося на крышу, знает, что тот спустится по пожарной лестнице так же, как когда-то сюда попал, и в голове отсчитывает секунды до своего саморазрушения. Взгляд падает на календарь. В четверг, в три часа сорок восемь минут разбилось ещё одно сердце. В четверг, в четыре часа шестнадцать минут, произошло то, что никогда не должно было случится, но неосторожность одного, привела к гибели двоих. Чонгук ненавидит четверги, ведь Чимин в них уходит гораздо раньше обычного.Чимин тоже ненавидит четверги, но Чонгуку об этом знать необязательно.
***
Парень безвольной куклой оседает на пол, пытается не сосредотачиваться на боли в районе сердца. Там словно рёбра сломали, перемолотили внутренности и обратно запихнули, плюнуть не забыли. Чонгук губы алые трогает, проверяет, а точно не сон, и, может, раньше бы он обрадовался, если бы это не было сном, но не сейчас, когда Чимин смог найти отступление. Вернётся? Не похоже. На глаза бросается откинутая в порыве и забытая хозяином куртка — Чон ползёт к ней и, только взяв в руки, к лицу прижимает, как ищейка, нюхает, как самый высококачественный наркотик. Мечты разбиваются о скалы, а слёзы об пол. Никто не предупредил, что любить запретно, что любить больно и что любовь оставляет после себя лишь холод и мрак. Никто не сказал, что любить обязательно нужно вдвоём, иначе один погибает. В куртке Чон нащупывает пакетик. Достав его, он сразу понимает, что к чему. Долго не думает, достаёт содержимое и принимает в себя. Что бы это не было, но эта штука чертовски помогает. Через десять минут тело окончательно расслабляется, мысли покидают хозяина, лишь легкость и невесомость.***
Дни пролетают один за другим, на утро не оставляя ни единого воспоминания. Утром плохо, холодно и одиноко. А ночью... Ночью тепло, уютно, ночью есть Чимин. Такой сияющий, пушистый и будто не из мира сего. Чонгук по-настоящему становится счастливым. Ему больше не нужно вылезать на крышу в поисках своей вселенной, ведь теперь она живет у него в комнате, засыпает под боком, правда, все так же рано уходит. Счастье длится не так долго, как хотелось бы. В пакетике заканчиваются волшебные пилюли, а на их место встаёт дикая ломка. От неё трясёт и лихорадит. Чимин пропадает. Хочется на стену лезть и выть раненым волком, Чон готов на все, лишь бы вернуться в настоящее: там, где его Чимин ждёт. В этой реальности ему делать нечего. Там звёзды. Там вселенная. Там матрас на двоих. Там Чимин улыбается, смотрит с любовью и все зовёт к себе. В этой реальности, в которую с последней закончившейся пилюлей канул Чонгук, лишь однотонные стены, что с каждой минутой сужаются, холод, пробирающийся до костей, и одиночество. С Чонгука уже десятый пот сходит. Он не понимает, что с ним происходит, но безумно хочет, чтобы это закончилось. Волосы на голове рвёт, плачет, снова трясётся и только одно имя как мантру шепчет. Встаёт на негнущихся ногах, в десятый раз куртку вытряхивает в попытках найти ещё. «Ещё» находит его само. — Это ищешь, мышонок? Около лестницы стоит тот, от которого Чонгук морально умер ещё в один из четвергов, а между пальцев машет, как тореадор быку тряпкой, пакетиком с лекарством. — Я пиздецки был не прав, Чонгук~и... И слов не надо больше.***
Два месяца спустя
— Хосок, все со мной нормально, не надо приезжать, — парень со свежевыкрашенными в чёрный волосами искренне улыбается другу через камеру ноутбука. — Чонгук~а, я переживаю, ты вон как похудел, только кости и остались. Ты хотя бы мне показал бы его. А то твои рассказы слюнявые не хочется больше слушать, — громко смеётся парень по ту сторону экрана. — Обязательно покажу, — Чон опускает глаза вниз, теребя на пальце кольцо. — Чувак, это странно, но я счастлив за тебя. По твоим рассказам он сам Аполлон. — Лучше, Хосок~а. Хосок видит, как щечки друга становятся румянее, а смущённый взгляд выдаёт все за себя. И как жаль, что Хоби не видит только одного человека, стоявшего за ноутбуком, дразнящего Чонгука как самый настоящий змей-искуситель. Чертёнок знает, как сильно Чон любит это тело: за два месяца он исследовал каждый изгиб, каждую деталь этого непорочного тела. Чимин высыпает лекарство на стол, разделяя дорожки пластиковой картой Гука. Чонгук облизывается. — Хоби, уже темнеет, мы с Чимином спать собираемся, созвонимся в следующий раз? — Ладно, голубки, оставлю вас, давай созвонимся в воск... Чонгук скидывает, не дослушивая, по пути скидывает футболку и подходит к горячо любимому телу, сразу заключая в объятия сзади. Смотрит на разделённые дорожки и хмурится. — Я не хочу. — Что? — округляет глаза Пак и разворачивается в кольце рук. — Я хочу с тебя вдохнуть, — Чимин облегченно выдыхает и легонько целует. Пак отодвигает все ненужное со стола и ложится на него. Кожа неприятно липнет к столу, но сейчас это не так важно. — Не здесь. — Да тебе не угодишь, — хмыкает Пак, вставая со стола, за что получает смачный шлепок по жопе. — Эй, а если я? — Я никогда не против, — пожимает плечами Гук, высыпая все обратно в пакет, и тянет парня на крышу. С того времени, как Чимин пришёл за***
Я приоткрываю глаза, пикающий прибор неприятно бьет в голову, ничего не понимаю, пытаюсь встать, что замечает парень, стоявший рядом с окном. — Чонгук~а, лежи, — от боли в голове начинаю жмуриться и ложусь обратно, краем глаза замечая капельницу. — Где я? Хоби, где Чимин? Хосок снова жуёт губу, явно не зная, что мне ответить. Вовремя входит мужчина в халате. — Очнулся всё-таки, — говорит, как выяснилось, врач, делая какие-то пометки в листке. — Очнулся? Ничего не понимаю, Хосок, где Чимин? Что я тут делаю? Становится очень холодно, я точно помню, как мы лежали с тобой на крыше, любовались красотами природы, наслаждались нашим миром, друг другом. Мотаю головой из стороны в сторону в попытках найти тебя здесь. Паника начинается сама собой. Хосок ничего не говорит, лишь комкает края цветастого свитшота. Где я? А самое главное, где ты? Без тебя здесь страшно. Почему я один? Почему мне не отвечают? Наплевав на всех, выдергиваю капельницу и пытаюсь встать. — Чонгук~а, Чимина здесь нет. Его нет, — обеспокоено и как устало говорит Хосок. — Успокойся, ляг обратно. Это всего лишь игры разума. Это не настоящее. С наркотой мы переборщили, походу. Надо просто проснуться. Пытаюсь встать. — Пустите, черт возьми, где он, где мой метамфетамир? Дайте я увижу его. Прошу вас, пустите, — прибежавшие на подмогу держат, крепко сжимая руки и ноги, давая вколоть какую-то дрянь, от которой я проваливаюсь. Куда? К тебе. — Я клянусь, что мы вместе летали.***
Чонгук просыпается в холодном поту, будя спавшее тело рядом. Солнце обжигает обнаженные тела. Младший не сдерживается, прижимая Чимина к себе. Убеждается, что он реальнее реального. — Мышонок? — испугавшись напора, спрашивает Чимин, проводя ладонью по щеке. — Чимин~а, ты здесь, ты рядом. Я так испугался, — младший вкратце рассказывает страшный сон, все ещё не выпуская Чимина из зажима. Слёзы как-то сами по себе скатываются. Лихорадит. Отходняк. Чимин нарушает правила, привставая, и под палящим солнцем высыпает дорожку. — Не плачь, мы вдохнём — хорошо станет. Чонгук вдыхает, после унося Пака в комнату. Чимин включает на телефоне музыку, подцепляя младшего в танец. Незамысловатая мелодия льётся в уши, доставая до самой души. Пак ближе прижимает парня к себе, не давая кошмарам полностью накрыть его мышонка. Они смотрят в глаза друг другу, покачиваясь из стороны в сторону. Чимин кивает, в первые за долгое время Чонгук понимает смысл этой улыбки и этого кивка — Гук улыбается, нежно касаясь уголками губ. Падая на излюбленный матрас, Чонгук жмётся ближе, утыкаясь своим носом в чужой — Чимин трется и целует лоб. Гук переплетает пальцы, тяжело выдыхая. — Скажи мне, что никогда не предашь и не отдашь меня им. — Никогда. Мы всегда будем рядом. — Всегда, мой метамфетамир. Две недели без наркоты. Ломало обоих. И из этого что-то выходило, если бы не очередной приступ Чонгука — после того случая с ним случалось такое ещё раз пять. Пак больше не может смотреть, но и сделать ничего, кроме как прижимать дрожащее тело к себе, показывая этим, что он здесь и не собирается оставлять своего мышонка, не может. Все закончится. Все проходит. Чонгук чуть успокаивается, но хочет ещё одну дозу. Последнюю. Смотрит на Чимина, умоляет. — Мы хотели завязать, Чонгук~и. — Прости, я заказал ещё, это последний раз и мы завяжем. Заживем как обычные люди, я устроюсь на новую работу, мы купим квартиру, заведём собаку и будем гулять по парку за руки, не прячась здесь. Прячутся, потому что Чимина ищет полиция. А Чонгук и не против. Ему комфортно. Он бы всю жизнь так и провёл, если Пак под боком всегда будет. Чимин лишь кивает, приподнимая уголки губ в улыбки. Так и будет, мышонок.***
Вдыхая очередную дозу, младшего начинает лихорадить куда сильнее. Чимин сразу понимает что это, мягко, почти невесомо целует младшего и укладывает Чонгука, ложась рядом и переплетая ноги под одеялом, убаюкивает. Гук дрожать перестаёт, хоть сердце и начинает отстукивать только ему известный ритм. С таким сердцебиением не живут. Чимин переворачивается на спину, укладывая голову черноволосого себе на грудь. Это работает. Это действует. Чон вслушивается в чужое сердцебиение, отвлекаясь от своего, и проваливается в сон.***
В дверь кто-то настойчиво стучит, практически выламывая ее. Голова кругом. Трудно даже разлепить глаза. Слышится какой-то шум и даже крики, но голова настолько ватная, что хотя бы слово разобрать сложно. Чонгук так и лежит, не шевелится, потому что каждое движение отдаёт новой порцией боли. Чимин не просыпается, спит как мёртвый, пушечным танком не разбудить. Так что какая вообще разница, кто там. Громкий стук чего-то ломающегося и Чонгук вскакивает. Все происходит в замедленной съемке: дверь с хрустом падает на пол, разбиваясь вдребезги, забегают люди в форме с автоматами, люди в халатах входят следом, Чонгук мельком замечает и Хосока позади. Понимание уходит в ноль. Смотрит как загнанная жертва на своего убийцу, на Чимина... А Чимин не встаёт, спит, очень крепко спит. Чон от толчка падает лицом в пол, его быстро скручивает полиция. Мерзкие руки врача тянутся к его сокровищу, к его сердцу. Медики суетятся, ведут отсчёт, непрямой массаж сердца делают, ругаются. Один из них достаёт дефибриллятор. Чонгук начинает орать, брыкаться и старается к своему парню приблизиться. Остановить их. Они пытаются его убить. Чимин живой, просто крепко спит. Очень крепко спит. Чонгук лично слышал его сердцебиение. Отсчитывал каждый бит. — Разряд. Чонгук закрывает глаза, на бездушное тело смотреть не может. Не верит. Медики проворачивают такое ещё несколько раз, а после врач смотрит на руку, где висят часы. — Время смерти 21 час 33 минуты. Предположительно передозировка сильным наркотическим веществом с последующей остановкой сердца. Чонгук проваливается, летит в бездну, и ничего не чувствует: ни как бьется его сердце, ни самого тела. Он просто сильно жмурится, пытаясь проснуться от дурного сна. От кошмарного, если быть точным. Смотрит на тело напротив все ещё пытаясь вырваться. Потому что они обманывают. Они все выдумали. Чимин спит. Они просто хотят его отобрать у Чонгука. И если Гук его позовёт, он обязательно встанет, улыбнётся, как только Чимин умеет, и скажет, что все хорошо. — Чимин~а, — Чонгук не то, что зовёт — кричит, словно до самой преисподней хочет, чтоб услышали. — Чимин, вставай, не дай им забрать тебя у меня. Ты обещал! Полицейский грубо толкает в спину ногой, от чего Чонгук снова падает, не удержавшись, больно ударяясь головой, попутно разбивая нос. Полицейский хмыкает, не перестаёт издевательства. Всю душу выпотрошит, не остановится. — Убил ты своего паренька, поздно слёзы лить, наркоман, — полицейский ядовито выплевывает слова, бьют под дых, перекручивая все внутренности через мясорубку. Гук стеклянным взглядом смотрит на любимого, не оставляя попыток добраться. — Чимин, вставай, хватит, вставай, прошу тебя, — как умалишенный шепчет, лицо в гримасе ужаса искажается. Горькие слёзы скатываются по молодому лицу, хозяин их не замечает, не позволяет себе даже моргать. Чимина увозят на каталке в одной машине, Чонгука в наручниках в другой. Доктор ошибся. В четверг, двадцать второго июля, в двадцать один час тридцать три минуты умер не один человек. Двое. У них одно сердце на пополам, такие не живут по одиночке.***
Шесть месяцев назад Чонгука положили в психо-наркотический диспансер. Для Чонгука же каждый день был словно новый. Шёл суд. Чонгук не разговаривал. Он в принципе не подавал признаков жизни. Ему далеко на все плевать. Сон-то затянулся и ему осталось только ждать, когда он проснётся. Потому что сколько не пытайся, сам он выбраться отсюда не может. Хосок пытался разговаривать с Чонгуком, но тот лишь бесчувственными глазами смотрел на одинокую однотонную стену. — Чонгук, его больше нет. Прошло шесть месяцев, тебя не вчера привезли. Очнись и вернись ко мне, прошу тебя, — с болью на глазах смотрит на младшего Хосок. — Кто он? Откуда появился? У тебя была нормальная жизнь до него. Перестань карать себя, он сам обдолбался, ты не виноват. Карать? А кто сказал, что Чимин заказал? Они хотели завязать и только. Но Чонгук... он... — Чонгук, все что ты видишь лишь в твоей голове, я прихожу уже шестой месяц сюда, чтобы каждый вечер говорить тебе одно и то же. Перестань блокировать реальность. В той реальности он ненастоящий. Чонгук~а, я устал, я не могу тебя мучать, но и не могу дать тебе возможность уйти туда, там я тебя не заберу. Пожалуйста. Да, Чонгук находится в реабилитационном центре или по простому «психушке» уже как 3 месяца. Изначально 3 месяца в наркологичке, а потом... Три месяца назад Чонгуку диагностировали дереализацию с шизофренией. Онейроидный синдром. В таком положении человек может днями и неделями лежать в одной позе, совершенно ее не меняя. Ступор. Чонгук придумал себе другую реальность, там, где есть Чимин. Убивая его в каждой той «реальности», тем самым наказывая себя. Каждый раз, когда Чон убивал Чимина, он на некоторое время возвращался назад. И Хосок каждый раз рассказывал правду, надеясь, что младший вернётся. Но Хос не понимает, что Чонгуку не нужна реальность, в которой нет его метамфетамира. Наркотики сделали своё дело над мозгом. Чонгук уходил в свою вселенную, которую и считал настоящей, не справляясь с болью от разлуки. Да вот только настоящего оттуда только мёртвый Чимин, в каждой из них. Чонгук живёт там, карая себя смертью любимого каждый раз, потому что в прошлый не смог спасти. И проживает день настоящей смерти каждый раз, только сюжеты меняются. Полгода назад счастливая парочка жила в своей квартире, ходила за ручку по парку, не стесняясь никого. Не зная забот. Просто жили и просто наслаждались. Спустя 3 года их отношений, Чимину сообщили, что вся его семья погибла в страшной автокатастрофе. Парень сам не справлялся, успокоительные не помогали, и тогда Чон предложил лёгкие наркотики, чтобы просто успокоиться. Чонгук проебался и своё наказание уже отмывает, только вот от такого уже никогда не отмоешься. Он себе личную казнь назначил — пожизненную. Тюрьма в камере и тюрьма в голове — разные вещи, Чонгук выбрал для себя самое страшное. Лёгкие наркотики переросли в тяжёлые. Чонгук пытался остановить старшего, правда пытался, умолял завязать, забирая очередную дозу и смывая её в туалете, но Чимин начинал громить квартиру, кричать и вести себя невменяемо. Разбил свою любимую вазу, их кровать, да и половину квартиры. В один из дней Чимин ушёл: без денег, телефона, друзей никогда не было, им и вдвоём было хорошо. Два отшельника жизни связали свою любовь, как оказалось не совсем прочными нитями. Дезоморфин — смерть. Два синонима. Огромное количество наркоманов подсаживаются на этот наркотик, причина — возможность изготовить его в домашних условиях. Привыкание идёт с первых инъекций — сгорает человек от этого дерьма моментально. Летальный неизбежен. Чимин вернулся домой. Через неделю. За которую Чонгук сто раз поседел и пиздец как похудел. Больше Чон не замечал, что старший что-то принимает. Но как же Гук облажался. В один из дней Чимин вышел из душа и выглядел подозрительно болезненным: был бледный, осунувшийся и будто не от мира сего, живой труп. Пак и сам болезненно похудел, что не оставалось незамеченным, парень свалил все на усталость, извинился, поцеловал мимолетно и пошёл спать. Никто не мог знать, что это был последний «поцелуй». Чонгук пришёл минут через двадцать, укладываясь на грудную клетку старшего, отсчитывая ритм сердца, засыпая. Один из них уже никогда не проснётся. После похорон Чонгука было не узнать. Его посадили под домашний арест до выяснений обстоятельств, потому что, проведя тест на наркотики, ничего не выявили, что было странным. Пацан сломался в свои двадцать три. Чимин умер в возрасте двадцати шести лет. Гук никого не подпускал, в последнюю их встречу с Хосоком младший вышел из себя и ударил друга, выставив его за дверь и навсегда закрывая её на ключ, а затем ушёл в свой мирок, принимая дозу за дозой. Только так он мог увидеть его. Хоби не обижался и решил подождать, но устал названивать и решил приехать из штатов, проведать друга, хоть второму это и не надо вовсе. Хорошо, что успел. Малого успели кое-как откачать. И сколько бы Хосок не умолял вернуться друга, тот лишь улыбался. Наркота настолько разъела мозг, что Чонгуку они потом и вовсе не нужны были, чтобы убежать в другую реальность. Самое главное — делать это ночью. Меньше тревожат. В очередной раз, когда Чонгук «возвращается», говорит Хоби не переживать за него и ехать домой, потому что уже достаточно поздно. Старший из-за плотного графика мог приезжать только по субботам, выводя хоть немного из комы. — Хосок, я вернулся. — Чимин бы хотел, чтобы ты жил дальше. — Обещаю, я буду стараться. Старшего уже радовало, что тот хотя бы заговорил, потому что когда у Чонгука проявляется синдром, у Хоби мурашки по спине бегают. Это страшно. Очень страшно. Страшно, когда Чонгук дезориентирован, не понимает, что он в реальности и просит Хосока поехать по какому-то адресу, посмотреть там Чимина. Страшно, когда Чонгук спрашивает, приходил ли Чимин, а ты ответить ничего не можешь, потому что боишься, что станет только хуже. Страшно осознавать, что ты потерял друга, который не живёт, а существует. Именно таких людей кличут «живыми мертвецами», потому что вроде жив, но и не жив. Остаётся только гнилая оболочка, сочащаяся ядом. Осунувшийся парень выходит всё-таки из палаты и едет домой, ещё не зная, что завтра он узнаёт не самую приятную новость. Чонгук чуть улыбается в след другу, переводя взгляд на угол палаты, когда тот покидает её, в котором затесалась его звезда, его мир. Метамфетамир. — Я пришёл, Мышонок. — Я заждался тебя.— Родной, не верь им, я здесь, я рядом, все хорошо, мы всегда будем вместе, я люблю тебя, слышишь? — Сегодня, завтра и навсегда, мой метамфетамир.