Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг

      Первую неделю после того, как Дима пришел в сознание, ему запрещали все: двигаться, говорить, долго на что-то смотреть и даже слушать чужую речь (от человеческой речи его почти полностью оградили, поэтому он мог наслаждаться лишь звуками работы дворников по утрам, лаем собак и далекими криками буйных пациентов). Много думать тоже было нежелательно, но, увы, больше ему ничего не оставалось. Он даже не знал, что у него в голове может быть так много мыслей. Еще чуть-чуть, и он превратился бы в одного из тех философов, которые отказывались от всего материального и жили в бочке. Кажется, это был Диоген?..       Память работала паршиво. Дима даже не помнил лицо нападавшего, лишь высоко поднятую руку с зажатой в ней арматурой. А дальше — тьма. Вестей из внешнего мира не приходило, поэтому последние новости он не знал. Но, судя по взгляду сестры, каким она его одарила, стоило ему попросить ее рассказать хоть что-нибудь, случилось что-то действительно ужасное… непоправимое.       — Разумовского арестовали, — сказала она, пытаясь не прятать глаза и широко улыбаться. Дима давно не видел ее такой. — Он всех своих прислужников убил, представляешь?       «Это не так уж и плохо, правда?», — хотел спросить он, но тогда едва мог выдавить из себя хоть звук. А потом они эту тему как-то не поднимали. Врачи запретили волноваться.       Дима не возражал. Для начала ему нужно было свыкнуться со своим новым состоянием: питание либо растворами с помощью капельницы, либо через трубочку такими маленькими порциями, что живот каждый раз возмущенно бурчал, прося добавки. Постоянная сонливость, головные боли и резь в глазах, если оставлять их открытыми надолго. Так как запрещено было почти все и даже больше, Дима старался целыми днями спать, но от этого голова болела лишь сильнее. Хотелось чем-нибудь занять себя, не дать мозгам размякнуть. Поэтому Дима прокручивал в голове старые дела, а особенно дело Разумовского, стараясь понять, как ему нужно было поступить, чтобы все закончилось не столь плачевно. Так глупо нарваться на Волкова! Цитата из «Крестного отца», а потом и подозрительный прикид сыграли не в его пользу. Он позволил Игроку завести его в безлюдное место, а там… И снова все обрывается. Да что ж такое-то!       Дима даже хотел попросить фотографию наемника, но это выглядело бы странно. Зачем ему смотреть на того, кто отправил его на больничную койку? И кто наверняка уже давно мертв, если Вера не приукрашивала. К тому же, эти воспоминания были не так важны. Он мог потерять гораздо больше, если бы Волков врезал ему еще разок.       Дима мужественно держался еще неделю, но под конец уже был готов выть как собака, закрытая хозяином в квартире без еды и воды. Вере разрешили приходить чаще, вот только она, как и мама, не могла сидеть около него целыми днями. Вера не артистка, чтобы развлекать его. Тем более, что много слушать он ее не мог, как и смотреть на нее — ей все время приходилось говорить чуть ли не шепотом и переходить с речи на жесты, если она видела, что он переставал что-либо понимать.       Диме не хотелось быть неудобным, поэтому, несмотря на явное чувство одиночества и скуку, он никогда не просил ее или маму задержаться подольше, почаще его навещать. Но сестра всегда чувствовала его лучше всех в их семье и была очень наблюдательна: кроме нее и пары сослуживцев никто его не навещал, и сам он жаловался, что ему совсем не с кем поговорить.       — А знаешь что! — радостно хлопнула она по коленям, окрыленная новой задумкой. — Давай я в интернете выложу пост о тебе. Думаю, очень многие люди захотят тебе написать что-нибудь хорошее!       — Но ведь я не смогу ничего им ответить!       Дима честно пытался читать все надписи, которые попадались на глаза: бейджики врачей и медсестер, плакаты, мимо которых он каждый раз проезжал на очередное обследование, корешки книг, которые мама приносила, чтобы читать их, пока он спит. Совсем недавно он смог даже прочитать целых два слова! Вело… эргометрия. Погодите, это одно слово. Но все равно это как Вера и геометрия, запомнить было несложно.       — Я поговорила с твоим лечащим врачом, он сказал, что скоро тебе можно будет сидеть в телефоне, но не больше десяти минут в день. А пока я вместо тебя твои сообщения почитаю, как тебе идея? Может, познакомишься с интересным человеком. Обещаю, если напишет какая-нибудь милая девушка — подглядывать не буду, сам ей напишешь.       Дима фыркнул. Посмотрел на идеально-белый потолок — штукатурка не сыпалась, все-таки хорошая больница. Посмотрел в окно — за ним ничего, кроме веток деревьев, не было видно, а ближе койку не пододвигали. Возможно, как раз из соображений, что незачем Диме туда глядеть. Посмотрел на свою сжимающую простынь руку — сигналы мозга доносились с опозданием, тело слушалось слишком плохо, а некоторые вещи получались непроизвольно. Закрыл глаза. Если бы существовало телепатическое общение, оно тоже было бы запрещено? Мозг напрягался бы так же сильно, как при слухе? Кажется, Дима потерял нить разговора и начал засыпать, но быстро очнулся, как только услышал хитрое Верино:       — Готово!       — Что готово? — спросил он с опаской.       Девушка повернула к нему телефон экраном вперед, и он смог разглядеть свою фотографию еще из тех времен, когда был студентом — откуда она ее только откопала? С запоздалым сожалением Дима понял, что стал проводить очень мало времени с семьей. Зато теперь он только семью и видит… Жаль, что причина для встреч такая нерадостная.       Над фотографией плясали какие-то слова — Дима разглядел свое имя и подсвеченную голубым ссылку на профиль во VMeste. Телефон у Димы забрали еще перед госпитализацией, но Вера отбила его обратно и уже с маниакальным упорством копалась в нем, открывая сообщения. Дима нахмурился такому нарушению его информационного пространства и уже хотел начать возмущаться, но Вера победно подняла палец вверх и прочитала первое сообщение:       «Привет, слышал о тебе в новостях. Так это ты тот сотрудник полиции, которого в больничку отправили? Здоровья тебе, парень. Тебе еще повезло, что ты вы…». Вера заметно запнулась, но тут же с улыбкой переключилась на новое сообщение:       — Ой, смотри, а это мой знакомый написал! «Вера о Вас рассказывала, крепкого вам здоровья, Дмитрий. Искренне желаю Вам скорее поправиться».       — Это кому это ты обо мне рассказывала? — навострил уши Дима, но Вера отмахнулась, с головой уйдя в чтение.       Большинство сообщений были однотипные, все-таки, никто из этих людей не знал Диму лично. Но, прислушавшись к себе, он понял, что ему нравится это внимание. Негативные сообщения Вера удаляла, читала только наиболее удачные, и он немного воспрянул духом.       — Хочешь с кем-то продолжить переписку? — деловито поинтересовалась Вера, напуская на себя серьезный вид. — Представь, ты — мой важный братец-босс, а я — твой секретарь. Ты очень, очень занятой человек, поэтому я помогаю тебе отвечать на сообщения твоих бизнес-партнеров. Давай от 0 до 10, с кем бы ты захотел заключить сделку. Партнер номер один… — Вера углубилась в сообщение. — Парень, которые любит цветы. Нашей компании не помешает поставщик цветов?       — Да, пусть в офисе всегда будут свежие цветы, — поддержал игру Дима. В детстве они часто примеряли на себя роли разных профессий, и было приятно снова хоть на минуту снова почувствовать себя ребенком. — Я ставлю… 7.       — Почему только 7?       — Он не поздоровался в начале сообщения, это грубо.       — Какой ты строгий, — засмеялась девушка. — Хорошо… Тут один профиль без аватарки прислал пять открыток подряд. Кажется, он очень сильно волнуется о твоем здоровье. И да, он написал «Здравствуй».       Головная боль начала усиливаться, но Диме не хотелось прерывать игру, и уж тем более он не хотел показывать Вере свою слабость. Однако он уже показал, что с ним что-то не так, когда ответил спустя большую заминку:       — …целых пять? Тогда 10 из 10. Компании нужен дизайнер рекламных листовок. И новая охрана… Чтобы лучше босса… охранять.       Сознание начало медленно затухать, и последнее, что он слышал — это обеспокоенный голос Веры:       — Дима, что с тобой? Позвать врача?       После этого происшествия время и количество посещений сократили. Строгий доктор с сединой в висках покачал головой и сказал, что Дима слишком беспечно относится к своему здоровью, и раз сам он этого не понимает, придется насильно оградить его от большей части контактов — настолько, насколько это возможно. «Зато вы быстрее пойдете на поправку, Дмитрий Евгеньевич! — утешающе шепнула ему медсестра, когда меняла капельницу. — Вы потерпите немного, и скоро к вам снова будут пускать как обычно». Дима не был уверен, что доживет до этого «скоро», поэтому попросил ее дать ему снотворное.       Телефон так и остался лежать в больничной прикроватной тумбочке. Вера заранее позаботилась о зарядке, поэтому тот мог протянуть еще долго, если использовать его с умом. Дима размышлял, что он может сделать. Позвонить кому-нибудь? Маме, Грому? Врачи заметят — и телефон отнимут. В игры поиграть? Для этого он сейчас слишком рассеян, не сможет сосредоточиться. Да и читать…       Руки чесались уже давно и, наконец, Дима не выдержал. С последнего прихода Веры прошло три дня, и сообщений за это время накопилось масса. Слишком много текста… Что пишут в целом? «Выздоравливай», «приходи в себя», «скучаем»… Это Костя с работы, явно издевается. А вот и профиль без аватарки. Давид Кастрюлькин, забавная фамилия, да еще и имя достаточно редкое. Почему-то оно показалось знакомым, но Дима не помнил, чтобы кого-то из его родных или друзей так звали. Он быстро пробежался по аккаунту — никаких фотографий, постов, только подписка на пару пацанских пабликов. Друзей немного, но все такие же подозрительные, похоже, просто фейки. Может, за этим профилем скрывался какой-нибудь оффник, который просто хочет посмеяться над «мусором»? Но это звучит слишком предвзято, и Дима был готов дать незнакомцу шанс.       А он и правда прислал аляповатые открытки времен «Одноклассников» — рядом с мультяшками красовались заезженные до дыр стишки сетевых умельцев (поэтами их назвать не поворачивался язык).       «Спасибо», — ответил Дима, с трудом попадая пальцами по буквам. Он уже хотел заблокировать экран, как вдруг увидел, что пользователь снова появился в сети и начал что-то печатать. Хочет прислать еще одну открытку? Тогда нужно сочинить вежливое сообщение с просьбой больше такого не отправлять. У Димы глаза слезились от одного только их вида.       «я знаб какого это. хочешь об этом поговорить»       Каково это… о чем он? Каково получать по голове и долго восстанавливаться после этого в больнице? Если Дима рассудил правильно, то его собеседник, и правда, должен кое-что об этом знать.       Для того, чтобы правильно написать первое слово, Диме пришлось сделать это несколько раз. Но он упорствовал — кто-то из них двоих должен соблюдать нормы русского языка.       «Здравствуйте! Вы говорите о сотрясении мозга и переломе костей черепа?».       Но, кажется, он так долго это писал, что собеседник не выдержал и вышел из сети. Дима тоже отложил телефон, напомнив себе об экономии заряда. А ближе к вечеру вновь решил проверить сообщения.       «нас обоих вытазили с того света. даже в худшее воемя я не был так близкл к смерти. а ты»       «вытащили*»       «как тут вклбчитб т9»       «Нашел»       «Почему Вы думаете, что я Вам что-то скажу? Мы ведь незнакомы?».       «Давид. Лежу в больнице. Родных нет поговорить не с кем. Как и тебе сейчас»       «Что с Вами произошло, Давид?». Дима хотел спросить — вы тоже полицейский? Откуда вы знаете обо мне? С чего Вы решили, что мне не с кем поговорить? Но с каждым новым символом голова словно начинала распухать, поэтому Дима решил формулировать вопросы так, чтобы по ответам становилась все понятно.       «То же что и с тобой. Сергей Разумовский»       «Со мной скорее случился Олег Волков…» — мысленно не согласился Дима.       «Вы пострадали от теракта на площади Восстания?».       Парень с цветами на аватарке недавно опубликовал пост, в котором написал, что был там в тот момент. «Мы должны отнять у этой мрази все, как он отнял все у нас», — красовалось над фотографией искореженных автомобилей. Дима не придерживался столь радикальных взглядов, поэтому решил больше не заходить на страницу этого человека и не отвечать на его сообщения.       Однако в этот день ответа Дима не получил — пользователь вышел из Сети. И очень скоро стало понятно, почему — громогласная дородная медсестра начала заблаговременно объявлять об отбое. Кажется, Давид и правда лежал сейчас в больнице. Может, даже в этой. Тогда неудивительно, как он о нем узнал — не каждый день сюда попадают полицейские, пострадавшие от наемника самого Разумовского.       «Однажды я дежурил на митинге по долгу службы, и меня ударили ножом в живот. Но даже тогда я чувствовал себя живее, чем сейчас», — все-таки ответил Дима перед тем, как заснуть.       «Даже когда меня держали в плену…» — начал писать его собеседник, а затем стер сообщение. Нельзя так подставляться, никто не должен его узнать.       Они заходили в Сеть в разное время и могли писать друг другу с большими перерывами. Иногда полноценный диалог из-за этого не получался, и Димин собеседник, кажется, сожалел об этом. Поэтому каждый раз, когда планировал пропасть надолго, присылал сразу дюжину открыток. Дима так и не попросил его этого не делать.       Долго скрывать переписку с новым знакомым не удалось. Телефон сел, и Диме пришлось попросить Веру зарядить его. Когда она узнала, что Дима все-таки нашел себе постоянного собеседника, то была безумно рада. Вместе с заряженным телефоном она принесла старенький внешний аккумулятор от «HOLT International» — умели же делать не только оружие!       Личная переписка превратилась в дневник достижений.       «Я смог приподнять руку на 10 см»       «Ладно на 5»       Теперь Дима знал, что Давиду удавалось печатать с огромным трудом. «Врачи говорили, что я могу вообще потерять руку», — вспомнил Дима старое сообщение, поэтому тут же написал:       «Ты молодец, это очень хороший результат!».       Несколько дней спустя Дима написал:       «Я сделал два шага к выходу! А потом я засмотрелся на пол и упал вперед…»       Давид прислал картинку с волком, на которой красовалась надпись: «Падение — это не провал. Провал — это провал. Падение — это где упал». А затем смайлик с большим поднятым пальцем вверх.       «Не смотри вниз или вверх голова закружится. В следующий раз пробуй сделать 4»       «Молодчик»       Давиду тоже было нельзя много двигаться, но однажды он все равно прислал смазанное фото своих босых ног. Увидев краешек больничной пижамы, Дима снова убедился, что его приятель не врал. Наверное, он сидел на рулем во время теракта, и ему осколками памятника перебило руку… А как объяснить легкие? Наверное, теми же осколками их и пробило.       «Решил погулять», — написал Давид. После этого он вернулся только на следующий день.       «Телефон отобрали за плохое поведение. Пришлось искать новый»       Обсуждали и больничную еду.       «Не могу это есть», — жаловался Дима. Конечно, он был рад, что теперь мог питаться самостоятельно и не через трубочку, но это полужидкое нечто все равно было отвратительно.       «Ешь боец сил набирайся. Это не скорпионов в пустыне жрать»       «А ты пробовал?»       «Если скажу что я ел тебя точно стошнит ешь давай не кокетничай»       И через несколько дней: «Ты прав есть это невозможно»       «Ложечку за маму, ложечку за папу…» — подколол Дима.       «Померли»       «Прости, не подумал…»       «Ничего»       «Тогда ложечку за меня!».       «Если сделаешь 5 шагов всю тарелку за тебя съем»       «Уже иду!»       Дима честно выполнял предписание врачей — сидел в телефоне не больше десяти минут подряд. Постепенно разрешенное время увеличивалось, и общение становилось дольше. Сознание, наконец, прояснилось, и Дима мог писать более осмысленные предложения. Кастрюлькину тоже становилось лучше день изо дня. Он начал пользоваться запятыми!       «Я лежу тут уже какую неделю и не знаю, как заставить себя его ненавидеть»       «Разумовского?»       «Любой на моем месте ненавидел бы его. А ты ненавидишь того, кто тебе по башке дал?»       «Ненавидеть всегда просто, гораздо сложнее простить. Тот наемник давно мертв, и он просто выполнял задание. Я не ненавижу его. А Разумовский…»       Убил Юлю. Он много кого убил, но Юлю Дима помнил особенно хорошо. Вот, от какой новости его хотели все это время отгородить. Когда Дима впервые после всего увидел разбитого Игоря, он сразу все понял. Юля была… хорошим человеком. Она не должна была умереть.       «Я не ненавижу его тоже».       «Почему»       «Он был наказан за свои преступления. Он в итальянской тюрьме».       «Если наказан, то теперь все можно простить?»       «Нет».       «И как тогда быть?»       Дима долго думал, а затем полез в интернет искать подходящую картинку с волками. Он уже знал, что Давид их просто обожал, почему бы не ответить на понятном ему языке? «Но мы волки, Валерка. Надо прощать, брат», — было написано на одной из них. Ее Дима и отправил.       «Сохранил»       «Если человек нагадил, не надо прощать, брат, надо прощать, брат. Ауф»       «Ауф».       «Быстро ты учишься»       «На самом деле, я не знаю, Давид. Я не хочу транслировать ненависть, ее и так слишком много. Каждый определяет для себя сам, утонуть ему в негативе или стараться просто делать этот мир лучше».       «Если бы тот наемник оказался жив и пришел бы к тебе домой без дурных намерений, что бы ты сделал?»       «Ну, если без дурных, то предложил бы ему чай»       «Святой человек»       «А затем позвонил бы в полицию»       «Ты и есть полиция»       «Кто-то должен его сдерживать, пока едет подкрепление».       «Не такой уж ты и хороший человек, Димка»       «Если бы Разумовский оказался на свободе и пришел бы к тебе, что бы ты сделал?»       «Не знаю»       «Захотел бы его ударить»       «Да, врезал бы ему хорошенько»       «Закрыл бы в подвале»       «Носил бы ему еду и воду»       «Еда у меня вкусная, не то, что в тюрьме»       «Попытался бы узнать, как вылечить его кукуху»       «И только потом бы с ним поговорил»       «Ты еще здесь?»       «Ты — Олег Волков?»       Дима даже не заметил, как затаил дыхание в ожидании ответа. Эта мысль пришла ему в голову внезапно — мозг сопоставил все факты. Дима вспомнил, где видел имя Давид — в деле Волкова. Его отчество — Давидович. Сирота. Бывал в пустыне во время очередного задания. Не может возненавидеть Разумовского, хотя был на грани смерти из-за него, очевидно, потому, что когда-то они были лучшими друзьями. А еще человек с фамилией Волков вполне может любить мемы про волков.       Да нет, бред какой-то. Диме же не нравятся мемы про дубины. Это просто совпадение.       «Шутка».       «Спишь?»       И получил в ответ ожидаемый мем: «Запомни, брат, волк не спит, волк — спит…». Это было последнее сообщение от сетевого друга.       — Да не мог ты его обидеть, — возразила Вера, очищая для своего брата апельсин. Руки его уже вполне хорошо слушались, но она настояла на том, что хочет немного о нем позаботиться. О нем и так в последние месяцы все заботились, из-за чего Дима чувствовал себя беспомощным, но сестру не переспоришь. — Напишет еще.       — А вдруг ему плохо стало, и он в реанимации? Или вообще умер?       — Дим, — девушка преувеличенно строго посмотрела на него поверх очков. — Не накручивай себя. Все с ним в порядке.       Дима вспомнил, как Давид писал, что его первое время держали на ИВЛ, потому что легкие сами не справлялись. И каждый самостоятельный вдох после отдавал ужасной болью. Дима ему сочувствовал, но поделать ничего не мог. Они были просто два скучающих калеки, застрявшие в больнице на неопределенный срок. Неужели Давида выписали раньше, и Дима просто стал ему неинтересен?       Или он действительно не Давид, а Олег. Но говорить об этом Дима не стал — его бы приняли за сумасшедшего. Да еще и Игорь, как назло, куда-то пропал… До одного не дописаться — все сообщения остаются непрочитанными, — до другого не дозвониться. Может, они сговорились и ушли куда-нибудь вместе? По следам недавно похищенного из тюрьмы Разумовского, например. Один спасать, второй убивать. Ну и мысли в голову приходят… Но теперь Дима волновался за них обоих.       «Я уже обошел всю палату вдоль и поперек и даже могу ненадолго выйти на прогулку. Надеюсь, ты хорошо поел».       «Как твой голос, лучше? Или все еще можешь только шептать?».       «Поел апельсины. Сладкие».       «Скоро буду выписываться вот. Спасибо, что болтал со мной эти месяцы, а то я бы с ума сошел».       «Ты же не Олег Волков, да? Потому что если да, я должен буду рассказать о том, что ты жив. А еще ты должен извиниться».       — Он точно обиделся на последнее сообщение…       — Так, Дим, все, — девушка отобрала у него телефон и спрятала за спину. — Хватит ему написывать. Лучше посмотри, какая погода на улице. Надеюсь, ты подумаешь над моими словами о смене профессии, а то так и будешь видеть эту красоту исключительно из окна больничной палаты.       — Верааааа!       О дне его выписки Вера конечно же заранее написала в соцсети. Дима был рад, что никто его в итоге не караулил у выхода из больницы, еще журналистов или бандитов ему не хватало. Домой он шел, постоянно оглядываясь. Ему все еще было немного нехорошо, поэтому приходилось сначала остановиться, прежде чем повернуть голову. Со стороны, наверное, выглядело странно. Диме предлагали остаться в больнице еще на недельку. Но он отказался. Игорь перестал выходить на связь после того, как Дима отправил его в офис HOLT International, кто-то должен был узнать, что происходит, и что с Игорем!       Дима сразу насторожился, как только открыл дверь в свою квартиру. В доме вкусно пахло свежеприготовленной едой, но явно какой-то незнакомой.       — Мама?.. — позвал Дима, проходя на кухню. А затем отшатнулся, по привычке ища руками пистолет. Но, конечно же, табельное сейчас находилось в участке.       Чтобы расслышать хриплый шепот собеседника, приходилось усиленно прислушиваться и едва дышать.       — Чайник уже два раза ставил, пока тебя ждал. Что, не в форме, Дим? — с ироничной ухмылкой поинтересовался Волков, восседающий за кухонным столом с чашкой чая в руках.       — Для Вас — Дмитрий Евгеньевич! Вы как сюда попали? Почему Вы живой… то есть, я хотел сказать, как Вы выжили?!       «И почему так долго не писали», — продолжилась мысль, которую Дима тут же отогнал. Дубин быстро сложил два и два. Перед ним — не тот безобидный Давид, который присылал глупые открытки и постоянно интересовался, как у него продвигается выздоровление. Значит, все это время это действительно был Олег. Что он задумал? Почему писал ему? Хотел втереться в доверие, чтобы что? Добить его окончательно?       — Я же вроде рассказывал: врачи вытащили. Мы как-то неправильно начали, — Олег наклонился вперед, протягивая руку для рукопожатия. Вставать он, очевидно, не собирался, и выглядел таким расслабленным, будто за спиной у Димы стояла дюжина его собратьев-наемников. Дима даже обернулся на всякий случай, чтобы проверить, и это не осталось незамеченным. — Да один я, один. Олег Давидович, можно просто Олег, — так как Дима не двигался с места и явно просчитывал, как незаметно «вызвать подкрепление», Олег пожал плечами и опустил руку. Постарался незаметно потереть место около ключицы — Дима сразу же вспомнил о ранении, значит, Волков лгал не обо всем. — Спасибо, что ухаживал за Марго. Для Серо… Разумовского это было важно. Заберешь ее снова к себе?       — Сами ухаживайте за своей вороной! — вспылил Дима. Как Олег только посмел после всего, что было, ворваться к нему в дом, словно ни в чем не бывало? — Предупреждаю, я владею единоборствами и на этот раз Вам не вырубить меня так просто! Еще раз спрашиваю, как Вы сюда…       — О, ужин готов, — перебил Олег, неторопливо поднимаясь. Дима вновь дернулся, но глаз от Олега не отвел. Вот сейчас тот возьмет нож и все, и конец Диме. Хотя наемник был достаточно неосторожным, чтобы выдать свои слабости, и этим можно воспользоваться… — Не шугайся ты. Надеюсь, не против, что я тут у тебя похозяйничал? — Олег поднял крышку со сковородки, и приятный аромат усилился. — Это ризотто. Я знал, что ты вернешься голодным как волк и вряд ли догадаешься что-нибудь приготовить. Кстати, не отравлено. Травить еду — это кощунство. И чай тоже. Я вообще-то не убивать тебя пришел, а просто поговорить.       «Ну да, это немного успокаивает», — с сарказмом подумал Дима.       Волков быстро достал тарелки и начал раскладывать по ним еду. Все здесь, небось, облазил. Еще и вещи его трогал?! Хотелось побежать проверить, не перевернул ли наемник всю квартиру вверх дном (опять), но не оставлять же его одного без присмотра. Тем более, даже если сейчас еда не отравлена, кто знает, что Волков мог подмешать, пока Дима не видит?       — О чем? — упрямо поинтересовался Дима, садясь за стол. Нужно понять, какую игру ведет Волков, а для этого надо начать ему подыгрывать. В кармане Дима уже крепко держал телефон с набранным номером участка. Если что-то пойдет не так, он готов.       — Мне не стоило соглашаться на это задание.       На глаза Волкова упала тень — в отличие от Веры, он не хотел показывать свои чувства и отводил взгляд.       Перед Димой поставили кружку чая, даже не спросив, любит ли он чай.       — Пряностей добавил по вкусу, — прокомментировал Волков. — Должно понравиться. И можно на «ты», мы ведь с тобой уже знакомы.       — Не отвлекайте….ся. Ты хочешь сказать, что тебе жаль, что ты вытащил из тюрьмы Разумовского?       — Об этом я не жалею, — сказал — как отрезал. Все еще ему предан… — Только о том, что не заметил раньше, как сильно он изменился. Я должен был хотя бы попытаться его остановить… Но я не о Разумовском хотел поговорить.       Олег показательно начал есть из своей тарелки, хотя по большей части просто задумчиво крутил вилкой. «Недосолено…» — с трудом расслышал Дима его невнятное бормотание. Кажется, Олег был этим расстроен, поэтому Дима решил попробовать сам.       — Очень вкусно, — вежливо заметил он.       Но было действительно вкусно, еще и живот предательски заурчал, заставив Диму покраснеть. Чай пах тоже просто обалденно. Как Дима успел заметить, Волков еще и продуктов накупил. Это… попытка извиниться?       — Серый убил всех моих… коллег. Многие из них были моими друзьями. Сам он снова оказался в тюрьме. Я остался один, едва живой не в состоянии говорить и шевелиться. Под пулями не было страшно. В плену, когда не понятно, выберешься, или запытают до смерти, не было страшно. А вот так лежать, будучи абсолютно беспомощным… — Олег бросил на Диму тяжелый взгляд. Эти глаза видели смерть. Видели ужас войны. И при этом их обладатель сидел сейчас здесь, дома у полицейского, которого чуть не забил до смерти, и открывал ему свою душу. Зачем? — И я подумал: наверное, ты сейчас так же лежишь.       Тарелка Димы опустела, и он посмотрел в сторону сковородки. Насколько это нормально — есть еду, приготовленную убийцей, да еще и добавки просить? Но если личность Давида была подлинной (кроме имени), то не такой уж ужасный он человек. Дима и правда уже немного его знал, еще когда пробивал информацию по делу Разумовского. Волков — это человек слова. Сказал, что с мирными намерениями, значит, действительно не тронет. Может, удастся его разговорить и выведать какую-нибудь важную информацию? О том, например, где его друг сейчас? Но правильные вопросы почему-то не придумывались. У Димы было такое чувство, будто он увидел человека, встречу с которым давно ждал, и хотелось узнать больше о нем, а не о террористе, который, по сути, их связал.       — И поэтому ты решил мне написать?       — Захотел понять.       — Что?       — Хороший ли ты человек.       — И что, хороший?       Волков хмыкнул и смачно плюхнул остатки ризотто ему в тарелку, заставив вздрогнуть от неожиданности. Еще и по плечу похлопал, мол, ешь, ребенок, ешь. У Димы от этого похлопывания чуть телефон из руки не выпал. Чем-то Волков ему напоминал Грома, и не только внешне…       — Было бы обидно, если бы ты умер или сдался. Я видел, некоторым людям свойственно ломаться после такого. А ты молодец. Как с дыханием?       — Не сбивается, — привычно отчитался Дима и замолчал. Черт, он ведь успел привязаться к Давиду, даже почти начал считать его своим другом… А Давид оказался Волковым. Вечно Диме не везет. — А ты разговорчив. Сколько теперь можешь говорить без остановки?       — Сейчас и проверим. Думаю, еще минут пять, и можно будет переходить на язык жестов. Ты его знаешь? И я не знаю, — смешок. Голос Волкова становился все тише и тише, хотя, казалось бы, куда еще. Дима хотел с ним созвониться еще в больнице, тогда и узнал про поврежденные связки. Потом, когда «Давид» перестал отвечать, Дима подумал, что его просто так обманули, чтобы он голос не узнал. Да он бы и не узнал — просто бы не вспомнил. — Скажу честно, когда я написал тебе, я был в полубреду и не имел каких-то четких намерений. И потом, мне особо не с кем было поговорить, я просто физически не мог это сделать. Но ты наверняка уже составил в голове образ идеального друга. Так что я пришел сказать две вещи: первая — я не твой друг, — Олег закинул на плечо пиджак, висящий до этого на спинке стула, и направился к выходу. Знал, что Дима не попытается его остановить.       — А вторая?       Олег опирался рукой о стену, переодевая обувь. Удивительно, как Дима сразу не заметил его ботинки. А ведь мог пройти сразу в них, как в прошлый раз. Нет, искал тапочки, как добросовестный гость. Услышав вопрос Димы, Волков поднял голову, одаривая его серьезным взглядом:       — Не пытайся найти ни меня, ни уж тем более Разумовского. Он — это моя проблема, а не твоя или Грома, ясно? И, думаю, ты понимаешь, что это разговор только между нами. Не переходи мне дорогу снова, Дим, терять друзей неприятно.       — Мы не друзья!       — Да, да.       Он уже начал поворачивать ключ в двери, но Дима не хотел так просто его отпускать. Звонить в полицию он, правда, пока передумал, решил дать Волкову еще один шанс. Но хотелось бы из уст наемника услышать больше, чем просто «да я бредил просто, когда тебе писал». Вообще-то, Дима его на шашлыки умудрился позвать! Вот позор… И что делать с этим быстрым привязыванием к людям?       — Погоди, скажи, почему именно Кастрюлькин?       — По той же причине, почему и Поварешкин.       — Что?       — Забей.       И дверь собственной квартиры закрылась перед лицом Димы. Он какое-то время постоял, растерянно размышляя — броситься за наемником, скрутить и сдать своим? Позвонить и сказать, что Волков к нему приходил?       Дима бесцельно побродил по квартире — кажется, на этот раз наемник не входил никуда, кроме кухни. В холодильнике — свежие продукты, и это явно не мама с Верой оставили. Что Дима скажет? Что Волков приходил к нему, чтобы накормить? Его же поднимут на смех! Да еще и чат с Давидом Кастрюлькиным полностью исчез, как будто бы и не было. Может, хакеры и могли бы восстановить… Но зачем это надо.       Дима уселся на то же место, глядя в окно. Задумчиво хлебнул душистого чая и медленно, протяженно вздохнул. Он оказался единственным человеком помимо врачей, кто узнал о том, что Олег Волков жив, но никому об этом не сказал. Он и не думал, что это может как-то ему пригодиться.       Пока несколько лет спустя…