Через тернии

- Романенко пойман с поличным, Антон снова в команде, - до скуки знакомый звук поворота ключа в замочной скважине, скрип от несмазанных петель, один щелчок сверху, два снизу и привычно удариться ногой об стоящую тут уже много лет тумбочку. - И мы счастливы, как говорилось в одной передаче, - на выдохе произношу я, попадая в свою пустую квартиру, холодную и злобную пещеру. - И дома все как всегда, - снимаю куртку, на вешалке только мои кофты и куча шарфов, на первый взгляд я живу тут одна, а об отце напоминает только пар обуви на подставке. - Привет, папа, сказала бы я, будь ты здесь. Пока жизнь хоккеистки Агаты была больше похожа на американские горки, но густо насыщена приключениями, била ключом, иногда по голове; дочка и племянница Гата не представляла, что ей делать. Мои отношения с отцом было трудно назвать этим словом, я не знала где он и с кем, не могла дозвониться, меня игнорировали его подчиненные и даже Калинин, всегда имевший ко мне симпатию, после разговора охладел и отстранился. Все мои вечера были заняты поиском хоть какой-то информации о своих родных. Я искала отца через его друзей в соцсетях, как настоящий детектив, узнавая о нем все новые подробности от безликих аватаров. Благодаря моему любопытству и умению убеждать на поверхность всплывали факты, которые Глеб Титов никогда не рассказал мне, потому что последний доверительный разговор у нас был в пятом классе. " Глеб и София познакомились в университете. Она была звездой потока, отличницей и занималась фигурным катанием. А папа твой сразу в нее влюбился, бегал за ней, как хвостик" Читая эти строки, я представила своего молодого отца, образом с единственной юношеской фотографии, мельком замеченной в альбоме. Мама всегда стояла передо мной девочкой, с тонкой талией и прямой спиной, горящими волосами и глазами, я уверена, отец не мог отвести от нее взгляд. Помню, как они кричали, отрывками ее заплаканное лицо и его злое, уже тогда ставшее серым и холодным, и первую глубокую ямку между бровями. Слышу его злой голос, от напряжения он усиливался и, достигая верха, звенел в ушах. Отец замолкал, тяжело дышал и после начинал опять, подниматься по лестнице тональности, набирая высоту с каждым новым упреком. "Ты не знала, что твоя мама была фигуристкой? Странно. У нее было столько медалей, грамот, кубков. Никто не знал, как она все успевает. Твой дядька Олег возил ее на соревнования. Молодой, в костюме импортном, все девочки на него заглядывались. А Глеб не был ни на одном соревновании Софы" Это похоже на моего отца. Он был самым злостным нарушителем режима посещения всех моих мероприятий. На утренники меня собирал Калинин, его многочисленные помощницы зачесывали мои волосы и заливали лаком, строя огромные замки из кудрей. На каждый праздник я надевала новое платье, изысканнее предыдущего, и ждала этого события с трепетом в сердце. В начальной школе, когда все девочки хвастались яркими и пышными платьями, я пришла в в маленьком красном кимоно. По ярко-алой шелковой ткани были разбросаны рисунки золотыми и черными нитями, а по диагонали от плеча до коленки шел длинный ряд маленьких завитушек, похожих на цветочки сплетенные из лент. Сама себе в этом платье я представлялась взрослой и очень нежной. Калинин привез его из Японии, бережно выбирая мой размер, и я до сих пор храню его в шкафу. Тогда отец улыбнулся, погладив меня по затылку и что-то произнес, одними губами, я помню каждое движение, я повторяла их уже сама, пытаясь подобрать слово, как в кроссворде и наконец нашла. Доченька. Он назвал меня доченькой. "Никто ему не верил, а он был прав. Она упала на самом важном соревновании, повредила ногу, долго не могла восстановиться и жутко злилась на весь мир. Тогда я первый раз увидел, как она плакала" Мой отец ненавидит лед. Хоккей. Фигуристов. Но мой отец любил мою маму, добивался ее, чувствовал беду или просто был слишком осторожным, думал о том, как ей будет больно. И это случилось. Самое жуткое, несправедливое и обидное для любого спортсмена. Каждая его фраза про травму, про сломанную судьбу, все обретало иной смысл. Я стала набирать номер отца, звонила долго, пока звонки не стали сбрасывать на том конце. Он видел их, но не хотел или не мог ответить. "Папа, прости меня. Пожалуйста, вернись домой. Я по тебе скучаю" - уже сбившаяся со счета смска полетела в пустоту. За ней неуверенно последовала вторая - "Я люблю тебя, папа. Твоя доченька". Через минуту телефон завибрировал коротко, на экране сообщение от Калинина - "Приеду утром. Хочу тебе кое-что рассказать. Надеюсь впустишь своего виноватого дядьку". Улыбнулась. Внутри застрекотали сверчки, вечерней трелью затрещали кузнечики и маленькая полоска лунного света в комнате стала ярче. Телефон зазвонил снова, я не смотря взяла его в руки и ответила: - Я вас очень жду, дядя Олег, - но ответа не было, только неловкое молчание и неожиданный голос. - Видимо, ты не меня хотела услышать, - это был Кисляк - Агат, выйдешь поговорить? Я у твоего дома. У меня проблема.