***
Студенты толпятся в коридоре, обмахиваясь тетрадками и тихо переговариваясь. Учить сейчас уже бесполезно, но кто-то еще пытается. Антон жмется к стенке, натягивает ниже рубашку и обещает поколотить Макарова за то, что тот не соизволил рассказать, как будет проходить сам экзамен. Если бы он знал, что Арсений планирует вызывать их по одному и по алфавиту, Шастун бы не приходил к девяти и не мучался бы уже второй час в духоте. Он не рискует отлипать от стенки и оставлять где-то рюкзак, только нервно оглядывается на одногруппников, потому что ощущение, что все скрывают от него сверхъестественные способности рентгеновского зрения. — Тох, а ты че, автомат не хочешь? — Оглядев его с ног до головы, Илья разражается басистым смехом, и кто-то даже оборачивается на них с шипением. Удивительно свежий для молившегося на халяву и вино-водочное производство парень извинительно подносит к губам палец и жмется к Антону ближе. Не замечая, что тот старательно избегает контакта. — Я же тебе сказал, что надо сделать… — Да завались, я понял. Не при всех же, — смущенный Шастун кивает на свой рюкзак, и Макаров с гиперболизированным 'о-о-о' подмигивает ему, прежде чем толкнуть в плечо и усмехнуться. Антон вымученно улыбается. — А че ты нашел? Пижаму? Или к девкам ходил, может, у кого уши отжал? — Илья смеется и дышит прямо в ухо, еще раз пихает молчаливого Антона. Тот переступает на месте, как неловкий жеребенок, и поднимает на друга многозначительный взгляд. Тот выставляет ладони вперед в защитном жесте. — Понял, понял, не при всех. Ну потом расскажешь. Антон кивает, отворачивается и продолжает попытки стать единым целым со стеной. Ему кажется благословением, что он последний в списке, потому что со временем становится легче, люди рассасываются из коридора, даже Макаров уходит отмечать заработанную тройку и закрытую сессию, вытребовав у друга обещание в почти клятвенной форме, что тот потом все расскажет. Антон уже едва сдерживается, чтобы не зайти и не поторопить предпоследнюю в списке девушку, потому что они с Арсением разговаривают дольше всех остальных. Точно назло измученному парню, конечно. Когда счастливая одногруппница наконец-то выпархивает из кабинета, Антон выдыхает и воровато оглядывается. В коридоре не осталось уже никого, но он все равно чувствует, будто за ним наблюдают. Поэтому только на секунду жмурится и заходит в кабинет с предвкушением победы. Арсу он вчера так и не дозвонился, но зато придумал, как отомстить. Мужчина, кстати, встречает его усталой, но искренней улыбкой, на что Шастун только усмехается. Бросив рюкзак на придвинутую вплотную парту перед учительским столом, который тут вместо кафедры, уверенно берет ключ и запирает дверь. Не хватало еще испытывать удачу и собирать свидетелей. Арсений внимательно наблюдает, но ничего не говорит. Даже когда Антон аккуратно усаживается перед ним и, порывшись в рюкзаке, с видом победителя достает и надевает ободок с ушками. И только продолжает разглядывать студента ясным взглядом. Антон достает и двигает к преподавателю зачетку, но тот подпирает щеки обеими руками и никак не реагирует, только молча любуется. Антон подвисает на секунду, оглядывает оставшиеся на парте билеты и недоверчиво хмурится. Неужели такого недостаточно, придется что-то еще делать или — не дай Боже — писать экзамен? Кашлянув в сторону, Шастун решает начать издалека. — Нравится? — Он поводит головой, тряхнув челкой и заодно показав пушистые ушки с разных сторон. По бокам у них совершенно невинные атласные бантики, и Антон планировал, что это будет сравнимо с атомной бомбой по производимому эффекту, а Арс только довольно жмурится и кивает. Шастун обиженно дует губы и щурится. — А я не думал, что ты такой фетишист. — Я бы поспорил, кто из нас фетишист, — наконец отзывается Арсений удовлетворенным мурлыканьем. И снова лыбится чеширским котярой. Антон захлебывается возмущением, но отчаянно старается не подать вида. — Мне что, правда писать что-то нужно? — А ты хочешь? — Нет. — А что тогда хочешь? — Арсений начинает бесить своим спокойствием, теперь он вообще отвлекается на выравнивание билетов так, чтобы бумажки были параллельно друг другу. Антону кажется, что он готов прожечь стенку яростным огнем в глазах, но раз Попов такой непробиваемый, придется пойти дальше. Студент встает с места резко, так что его стул стукается спинкой о следующую парту в ряду. Деловито обходит длинный стол и усаживается перед Арсением, уничтожая все его старания и даже сметая часть билетов на пол, благо что все важные ведомости лежат сбоку и не попадают под циклон. Антон бесстыдно устраивается на столе, чуть разведя ноги, и кивает куда-то вниз. Заинтересованный Арсений оглаживает бедра в узких джинсах невесомыми касаниями ладоней, но его быстро прерывают: — Рановато. Начни выше. Тон у Шастуна почти приказной, и Арсений не смеет ослушаться, так что привстает, отодвигает свой стул и устраивается между доверчиво разведенных ног. Наклоняется близко-близко к юноше в заячьих ушках, ловит на своих губах его дрогнувшее дыхание и довольно усмехается. Неторопливо и легко оглаживает тонкую талию, поднимается выше по узкой груди — пораженный догадкой взгляд из-под темных ресниц — и останавливается на шее, скрытой помятым высоким воротником. Антон уже дышит часто-часто, а Арсений делает полшага ближе, чтобы прижаться к нему всем телом, и аккуратным поцелуем касается сухих губ. — Арс, — мгновенно хрипит Антон, разрывая ласку, и дергает головой. Ему не хочется, чтобы все его приготовления пропали даром, и он снова показывает глазами вниз. Арс неопределенно выдыхает, но тянется расстегнуть первые несколько пуговиц на рубашке Шастуна. И тут же чуть отстраняется, присвистнув. На шее совсем низко, чтобы скрыться под одеждой, до ужаса милый розовый чокер с белым кружевом и таким же атласным бантиком, как на ушках. Арсений завязывает украшение туже и довольно любуется, как оно садится на нужное место. Антон закатывает глаза, прогнувшись назад, стоит влажным поцелуям рассыпаться по шее на границе с чокером. Раздраженная кружевом кожа особенно чувствительная, и парень сильнее сжимает край стола, чтобы не покачнуться назад. — Красиво, тебе идет… Это все? — Арсений обводит кончиком языка дрогнувший кадык, и Антон жмурится, выдохнув. — Если хочешь, то нет. Самодовольно хмыкнув, Попов возвращается к пуговицам и нарочито медленно продолжает раздевать парня. Свистеть кажется уже лишним, но очень хочется — под рубашкой на влажном худом теле скрывается изящная тонкая портупея, сплетенная из нежно-розовых ленточек, даже не ремешков. Арсений облизывает взглядом каждый мягкий изгиб, перехваченный лентами, и снова поднимает взгляд. Смущенный и румяный Антон смотрит прямо на него, приоткрыв губы, а это незаконно. Мужчина мгновенно поднимается, крадет выдох и прижимается к губам уже более требовательным поцелуем. Антон отвечает, подавшись навстречу, и почти стонет, когда чужие руки стягивают с него рубашку окончательно и оглаживают плечи, ребра и талию. Получается совсем ласково, но Арс видел, что ленточки прячутся за границей джинсов, и пролезает за их кромку пальцами. Антон тут же кусает его за язык, вырывая недовольный стон. — Сначала посмотри, — выдыхает юноша на остатках самоконтроля, все еще жалея всего того времени, что потратил на приготовления. Арсений тоже уже румяный и блестит глазами, но кивает. Сняв Антона со стола под бедра, он опускается перед ним на колени, аккуратными поцелуями проходит по поджатому животу и слышит, как Шастун с усилием скребет стол. Но все равно играет, снова неторопливо расстегивает джинсы, прикрывает глаза и замирает на секунду, прежде чем одним осторожным движением стащить их до самых щиколоток. — Ты… — Нравится? Зачем Антон спрашивает — непонятно. Портупея сползает на худые бедра, заканчиваясь все теми же кокетливыми бантиками, но самое страшное даже не в ней и не в полупрозрачном намеке на белье, а в том, что из-за джинсы показывается крохотная подвязка на правой ноге. Арсений разглядывает кружево на абсолютно бесполезном предмете одежды несколько мгновений, потом толкает Антона снова на стол, а сам, присев, быстро расшнуровывает его кеды и снимает обувь, а заодно и джинсы до конца. Наблюдающий за этим Шастун смущенно сводит ноги сразу же, как получается, но уверенные руки быстро разводят их обратно. — Стесняешься собственного возбуждения? — Жарким шепотом мурлычет Арсений в горящее румянцем ухо, и Антон неопределенно бормочет что-то согласное. Он обеими руками заползает на спину мужчины, поглаживая его рубашку, и проводит губами по линии скулы. Арс смотрит на него заметно помутневшим взглядом, а потом спрашивает: — Это… теперь все? — Нет, — улыбается Антон, мгновенно перебитый очередным поцелуем. Арс почти роняет его на стол, жадно терзая губы лаской и одновременно оглаживая обхватившие его бедра, сжимая и царапая. Антон почти скулит в голос от того, что ерзает под этими движениями на столешнице, и в ответ на вопрос в синих глазах вздыхает. — Только ты… ты не смейся, ладно? Арс молча кивает, отстраняется, давая парню приподняться от стола и развернуться. Сначала Антон проводит ладонями по бедрам вслед за лентами, закрываясь, но вдруг слегка наклоняется, упираясь локтями в стол и чуть прогибаясь. Между ягодиц, обхваченной розовой портупеей, выглядывает маленький и пушистый заячий хвостик. Антон тычется лбом в стол, когда ощущает аккуратные касания пальцев на коже — они заставляют поджаться и непроизвольно прогнуться, так что пробка внутри снова двигается, вырывая сиплый выдох. — Это то, что я думаю? — Арсений чуть разводит его ноги и ложится сверху, и Антон горячо выдыхает, прогнувшись навстречу тяжести чужого тела. Он раскрывает губы, жадно глотая воздух, потому что одной рукой мужчина все еще гладит его бедро, а поза вжимает его собственное возбуждение в твердый стол. Арсений целует его в загривок, прежде чем легко двинуть бедрами, имитируя толчок — Антон мгновенно скулит, подавшись к нему. — Интересно, интересно… Антон поворачивает голову, рвано выдохнув, когда чувствует, что Арсений отстраняется. Тот роется в своем портфеле слишком долго, Шастун почти успевает отдышаться и сводит ноги. Через секунду их снова разводит чужое колено, конечно, но попытаться стоило. — Не ерзай, зайчонок. Я быстро, — привставший на локтях Антон наблюдает, как мужчина протирает руки какой-то влажной салфеткой, потом вздыхает и снова отворачивается. Арсений убирает со стола подальше стопки каких-то листов, документы и ручки, прежде чем снова оказаться близко-близко. По правую сторону от талии замершего Антона опускается его рука, а сам он остается где-то в слепом пятне. — Если что-то не так — говори, не бойся… Юноша кивает и закусывает губу — второй рукой Арс приподнимает его за талию, вынуждая податься назад и ткнуться в пах. Антон давит смешок, уловив несдержанный выдох в макушку. Его не одного вся эта ситуация возбуждает до чертиков, и он чувствует мстительное удовольствие, что все это было не зря. Ровно до того момента, как мужчина скользит ладонью по животу вниз, пробираясь под тонкое белье и касаясь пальцами его члена. — А-арс, — протяжный выдох тонет в стоне, когда Антон запрокидывает голову. Арс увлеченно целует его плечи, мягко двигает рукой вверх-вниз и прислушивается к коротким всхлипам. Потом спускается с поцелуями ниже, поддевает зубами натянутые ленты и отпускает, дразнится легкими касаниями и вырисовывает языком какие-то зигзаги. Антону кажется, что его ласкают как минимум три пары рук и губ одновременно, потому что ощущений слишком много, и он даже не следит за собой, когда позорно прогибается и потирается о возбужденного мужчину пятой точкой. — Арс, я… — Что-то не так? — Мгновенно замирает Арсений, и Шастун с разочарованным отчаянным выдохом тычется в стол. Еще раз покачивает бедрами и слышит в тоне улыбку: — А, понял. Не торопись, я еще не все попробовал. Арсений отстраняется окончательно, развязывает бантики на портупее и медленно освобождает горячее тело от переплетения лент. Антон привстает, чтобы дать снять с себя все ненужное, но его быстро упирают обратно грудью в стол. От этого короткого движения у Шастуна спирает дыхание, и он покорно прогибается под легшей на лопатку ладонью, сглотнув. Попов сматывает ленточки и укладывает куда-то в сторону, все еще неторопливый и делающий вид, что собственный стояк нисколько ему не мешает. Антон коротко ахает, когда чужие пальцы аккуратно давят на пробку, поиграв секунду для вида с хвостиком. То ли от долгого воздержания, то ли от того, что это делает не он сам, но чувствительность подскакивает на максимум, и он бессильно скребется по столу, подаваясь навстречу медленным движениям. Арсений снова прижимается к нему и разводит подрагивающие ноги очень широко. Антон не видит, но мужчина заинтересованно склоняет голову и, перехватив удобнее основание хвостика, играется с пробкой, прокручивая, наклоняя в разные стороны и даже порываясь то вытащить, то толкнуть глубже. Горящий румянцем Шастун прячется в столе и ложится на него окончательно, довольно хнычет и подставляется под любые эксперименты — ему просто слишком хорошо, чтобы отказываться от таких игр. Арсению его покорность нравится до дрожи в руках, он облизывается и без предупреждения вытаскивает хвостик, прислушиваясь к старательно заглушенному в ладони стону. Откладывает ненужный аксессуар на салфетку и наклоняется, чтобы оставить поцелуи на позвонках от шеи до самого копчика. Взмокший Антон снова оглядывается на него. — Думаю, мне пора снять что-нибудь, — Арсений выдыхает и убирает упавшую на лицо челку, а Антон пользуется этим. Привстает, разворачиваясь, и ловит мужчину в поцелуй, сразу глубокий, что сердце гулко вздрагивает. Они жмутся друг к другу близко-близко, как будто хотят слиться, и Антон чувствует, что под рубашкой Попов тоже вспрел. Довольно проводит языком по его губам, чуть отстранившись. — Тебе помочь? — Арсений кивает, и торопливые пальцы в кольцах принимаются дергать пуговицы его рубашки, чтобы поскорее освободить от одежды. Антон тратит несколько секунд на то, чтобы провести ладонями по в меру рельефному торсу, восхищенным взглядом скользнуть по контурам подтянутого тела. Он все-таки видит Арса раздетым первый раз, и ему простительно немного отвлечься. Но тот так не считает, видимо, потому что процесс любования обрывает резко — снова разворачивает Шастуна от себя и роняет на стол. Жаль, что в комплекте к игрушкам не было мягонькой подушки. — Я так думаю, я не первый? — С долей ревности спрашивает Арсений откуда-то сверху, вжав своим телом Антона в столешницу и оглаживая его бедро. Антону нравится это ощущение, и он несколько секунд молчит, спохватившись только когда наглые пальцы скользят между ягодиц. — Из людей — первый, — уклончиво отвечает юноша, закусывая губу от не самого аккуратного движения внутрь, но Попов тут же останавливается. — Блять, — раздается сиплым шепотом на ухо, и Антон готов поклясться, что ничего более возбуждающего в своей жизни не слышал. Арсений припадает к его шее, то целуя, то прикусывая кожу, и раздраженно двигает туда-сюда чокер. Шастун бы посмеялся, если бы вдруг не ощутил в себе сразу два пальца, раздвинувшихся в стороны. — Ты, кажется, хорошо подготовился. Антон кивает и жмурится, а потом вдруг тихо скулит — аккуратно растягивающие пальцы не причиняют боли, хотя пробку он выбирал тоже небольшую, это от удовольствия. Арсений развязывает ленты, отбрасывает украшение куда-то в сторону и сжимает пальцы на его шее, заставляя прогнуться на себя и раскрыть губы, чтобы вдохнуть больше кислорода. На ухо слышно сбивчивое дыхание, и Антон поворачивается в ту сторону, но по губам едва мажут чужие — Попов улыбается и прикусывает нижнюю, вырывая уже более оформленный стон. И тут же добавляет третий палец. — Сука, — не сдерживается парень, роняет было голову, но его тут же тянут обратно. Арсений целует его, мягко придерживая за подбородок, и не дает оторваться от себя, отвлечься от этого ощущения, пока ищет нужный угол. Антон стонет, дернувшись навстречу подушечкам, нащупавшим простату, и тут же Арс неожиданно отстраняется, снова предлагая ему целоваться со столом вместо себя. Антона эти кульбиты порядком раздражают, он уже задирает голову, чтобы заявить, что ему не нравится, но тут вдруг ощущает поцелуй на бедре. И пока что решает передумать. А Арсений не дает времени осознать, потому что присаживается на колени снова и продолжает целовать поясницу, бедра и ноги разложенного на столе парня, не отвлекаясь от растяжки. И тот стонет, выгибаясь навстречу пальцам, даже не пытаясь не быть очень уж громким. Арсений все понимает, но что-то с этим сделать придется. Прикрыв глаза, он оставляет на бедре напротив подвязки багровый след засоса, а потом встает. Антон слышит копошение, шорох одежды и звон ремня, звук разрываемой упаковки (интересно, а это прелести взрослой жизни — всюду таскать с собой презервативы на случай вот таких вот нечаянных соблазнений?). От предвкушения он непроизвольно дергается, переступает на месте и облизывает губы. Через несколько секунд почти болезненного ожидания на него снова сверху ложится Арсений, такой теплый кожа к коже, такой приятный, что Антон закрывает глаза и улыбается от удовольствия от такого простого ощущения. Мужчина целует его в макушку, раздвигает ноги еще — хотя куда больше — носками ботинок и выдыхает в шею. — Готов? — Лижет он напряженные контуры мышц, спускаясь к плечу, и Антон кивает на беззвучном выдохе. — Расслабься… Антон всхлипывает, дергается от непривычных ощущений, но Арс настойчиво целует его плечо и шею, и юноша очень старается не зажиматься. От бесконечных ерзаний у него уже сползает ободок, и он тянется снять уши, чтобы не причинить ими никаких увечий, а потом неожиданно для себя высоко стонет. Арс тут же тянется влажной ладонью заткнуть ему рот — что это, если он не вошел и наполовину, а Шастун уже начинает горланить? — Тише, зайчонок, мы же не дома, — Антон кивает, но ладонь остается на месте. И он снова стонет и всхлипывает, пытается вжаться в стол и уйти от не самых приятных ощущений. Арсений мягко притягивает его обратно к себе до влажного шлепка бедер о бедра. Оба выдыхают. — Не больно? Антон мотает головой, но мужчина все равно замирает, дает время привыкнуть и снова рассыпается в поцелуях по веснушчатым плечам, по загривку и напряженной шее. У Шастуна ноги настойчиво расползаются в стороны, он бессильно хнычет, поскальзываясь босиком на полу аудитории, и Арсений вдруг подхватывает его ногу, сгибает и укладывает на стол. Ощущения сразу немного меняются вместе с углом, и парень снова стонет в ладонь, лизнув ее, как кот. И тогда Арсений начинает двигаться, сначала аккуратно и медленно, прислушиваясь к реакции, а потом все быстрее, прикрывая глаза и сильно прижимая руку к лицу Антона. Он, видимо, решил, что это надежная защита и повод стонать в голос, а потому даже не сдерживается, и Попов бы с удовольствием послушал его нежный фальцет, если бы это не грозило скандалом и увольнением. Так что он нагибается и просит быть тише, и Шастун раздраженно дергает лопатками. Арсений разрешает себе не обращать на это внимания, он находит нужный темп и нужный угол, скользит в податливом теле легко, а то отзывчиво сжимает его. Антон жмурится и прогибается навстречу, и Попов обещает себе спросить, как долго и часто он практиковался не с людьми, что первый раз вызывает у него сплошное удовольствие. Сбитое дыхание соперничает по громкости с пошлыми шлепками разгоряченных тел друг о друга. Наверняка это самый странный экзамен, что видел институт, потому что скоро в аудитории становится невыносимо жарко. Арсений то и дело смахивает с лица липнущую челку, но стоит на секунду отпустить Антона — тот начинает растекаться по столу и норовит куда-то сбежать, а пока его держишь, волосы слишком сильно лезут в глаза. Антон не делает ничего и не контролирует никого, он только сосредоточен на частых, глубоких толчках, которые не сравнить ни с одним его прошлым опытом. Благослови Бог мужчин, думает про себя Шастун. Попов думает только про то, что хотел бы стать многорукой Шивой, чтобы успевать все сразу. — Сейчас я уберу ладонь, но тебе надо быть тихим, хорошо? — Замедлив движения, снова ложится на спину Антону Арс, шепчет ему прямо на ухо, потому что не уверен, что парень способен еще что-то воспринимать. Но Антон кивает спустя пару секунд и даже открывает глаза. Арс убирает руку с его лица, на секунду замирает, любуясь искусанными губами, алыми щеками и прилипшей ко лбу потемневшей челкой над пьяными зелеными глазами. Антон не пытается напроситься на поцелуй, слишком много гимнастики, и только слабо улыбается, прежде чем уткнуться в стол и неловко вильнуть бедрами — продолжай, мол, чего замер-то. Арсений чуть двигает Антона к краю стола, снова упирается в дерево и сжимает одной рукой член юноши. Тот глухо ахает, уже забыв, видимо, что у него много способов получить удовольствие, и Попов усмехается. Возвращает прежний темп, начиная двигать рукой в нем же, и поощряет Антона поцелуем в лопатку — тот очень старается быть тихим и давится стонами вперемешку со всхлипами, затыкая рот себе сам. Он так сжимается, что долго Арс точно не выдержит. Антону эгоистически наплевать, сколько там выдержит мужчина сверху, потому что он уверенно выгибается так, чтобы найти нужный угол, и выдыхает через улыбку, когда каждый толчок попадает в нужную точку. Он почти урчит и царапает стол по краям до заметных следов, жмурится и позволяет себе раз или два сорваться на скулящее 'Арс, Арс…' шепотом. Он совсем путается в ощущениях, внизу живота слишком много мелких судорог от количества ласк, и голова кружится. Наклонившийся Арсений сильно прикусывает его плечо и вдруг замирает глубоко внутри. Антон ахает, дернувшись в обратную сторону от руки, но мужчина не отпускает и доводит его до оргазма еще несколькими рваными движениями — Шастун скулит и гнется под тяжелым телом, но наконец стихает, ткнувшись лбом в столешницу. Глубоко и часто дышит, насколько получается, если учесть придавившего его Попова. Антон жмурится, когда Арсений выходит из него, и медленно спускает ногу на пол. Сил открыть глаза у него нет, и он только вслушивается в происходящее — еще раз огладив его бедро, Арс открывает упаковку салфеток, через несколько секунд гремит ремнем, потом шагает до мусорки и выбрасывает туда улики, видимо. Слышно шорох лент, когда он складывает портупею, и характерный звук открывающейся-закрывающейся молнии рюкзака. Антон выдыхает и почесывает ногу другой, прежде чем его аккуратно приподнимают и поворачивают. Видимо, у него все по лицу понятно, потому что Арс даже не пытается с ним заговорить, только осторожно поправляет на нем белье и снова одевает его в джинсы и рубашку, а потом, уверившись, что парень может самостоятельно сидеть, опускается на колени зашнуровать его кеды. Почти золушка, думает Антон, открывая глаза и разглядывая мужчину у своих ног. Вдруг кладет ладонь на темную макушку. — Ну, ты хоть доволен? Арсений поднимает на него голову и неуверенно улыбается. Завязав шнурки на обеих ногах, снова встает между ними, обнимая Антона. Тот устало тычется ему в плечо. — Конечно. Я не ожидал, что ты захочешь, чтобы наш первый раз прошел так, но… У всех свои фетиши. — Да кто бы говорил. Если бы ты не сказал мне одеться зайцем, я бы и не подумал… — Я сказал одеться? — Арсений отстраняется и заглядывает в лицо Антону. Тот фокусирует сонный взгляд на глазах, несколько секунд тупо моргает, а потом немного отодвигается, чтобы видеть лицо полностью. Попов чуть хмурится. И Антон понимает. — Сука, Макар… Он же, он же мне сказал, что ты… Что ты мне автомат ставить расхотел, если я не приду в костюме зайца… Арсений смеется, прижимая обиженного Шастуна к себе ближе. Тот продолжает сыпать ругательствами в сторону Ильи, обещая придушить его во сне подушкой. И обнимает своего парня ногами за бедра, где-то в глубине души согласившись, что не против сказать соседу спасибо.~
3 июля 2021 г. в 23:23
— Тох, ты чего, спишь? Вставай! Вставай давай, у меня новости.
Как только в комнату общежития вваливается ураган 'Макаров', спать становится невозможно при всем желании. Антон бурчит что-то непереводимо-матерное, когда друг вытряхивает его из безумно уютного кокона одеяла, в который студент только-только улегся после полноценной трудовой вахты: он вылизал всю комнату, приготовил еду на выходные и сходил в магазин за сигаретами. На этом его ресурс кончился, а Илья требует внимания к себе — недовольный Шастун вылезает из кровати с лицом, не предвещающим ничего хорошего.
— Если это не апокалипсис, тебе пиздец, — мрачно бросает он севшему рядом парню, трет сонное лицо ладонями и приглаживает беспорядок на макушке. Макаров держит почти театральную паузу, и порывы прибить его кроссовком за излишний драматизм становятся все острее.
— Сергеич сказал, что у тебя не будет автомата.
Антон округляет глаза и открывает рот. Илья вздыхает со скорбным видом, утыкается взглядом в пол и разводит руками. Дескать, сделал все, что мог, но на эшафот тебе все равно дорога, друг.
Выбить автомат у принципиального до чертиков физика было чистой удачей, военной хитростью и гениальным итогом сложных психологических манипуляций, к которым Антон прибегал весь семестр. Одногруппники слезно просили поделиться секретом, который освободил Шастуна от самого страшного экзамена в конце мучительной летней сессии, а тот невинно жал плечиками и отводил глаза. Никакого секрета нет, что вы, просто упорно работаете весь семестр, учитель вас замечает и за старания дает поблажки.
Конечно, поблажки были следствием стараний, но далеко не в аудитории. С первого занятия Антон заметил к себе особенное внимание преподавателя — видимо, гей-радар у них обоих работал отлично, и спеться стало делом пары недель и нескольких свиданий, на которые Попов водил голодного второкурсника с джентльменским удовольствием. Сначала Антон не задумывался о собственных чувствах и руководствовался гнусной материальной выгодой. Физику он не понимал и в школе, не собирался осваивать и сейчас, а то, что за чмок в щетинистую щеку в ведомостях рисуются красивые баллы — почти не взятка.
Немного сложнее стало, когда весеннее обострение и долгое одиночество ударило в голову, и Антон осознал плюсы таких отношений в полной мере. Он понимал, что Арсений считает его непроходимым тупицей и даже не скрывает этого, но почти не обижался и разрешал заигрывать с собой прямо на парах. То, что преподавателю нравилось подначивать и смущать лопоухого студента и звать его зайчонком, в группе подозрений не вызывало. Ведь помимо зайчиков у них вскоре появились утята, котята и прочие радости фермера. Ревнивый Шастун надеялся, что это просто пыль в глаза, и особой любовью пользуется он один.
Арсений Сергеевич успокоил его на последней паре, когда заявил, что за упорную работу в семестре награждает Антона заслуженным автоматом, а остальным желает продуктивной подготовки. Скрежет зубовный тогда раздавался по всему корпусу, но Антон игнорировал его, увлеченно перемигиваясь с физиком. То, что за вечер до этого они впервые поцеловались, было простым совпадением. Кому, в конце концов, не захочется побаловать своего парня и дать ему немного отдохнуть?
Так что Антон благополучно забыл о физике на последние три недели, пока его одногруппники старательно готовились и стремительно седели. Попов славился придирчивостью на экзамене, а еще тем, что разговаривал с каждым один на один, а значит, и списать возможности не оставлял. Мужчину были готовы проклинать и проклинали бы, если бы он так хорошо не объяснял материал и так обворожительно не улыбался.
Антон не ходил на консультацию, потому что был уверен, что у него все схвачено — в переписках и на коротких встречах за эти три недели Арс ни разу не упоминал экзамен, а потому такое решение стало громом средь ясного неба. Антон лихорадочно вспоминает, чем мог расстроить или рассердить мужчину, но не находит ни единого повода, а поэтому треплет Макарова за плечо. Тот полностью удовлетворен прострацией, в которую выпал сосед по комнате, и имеет наглость улыбаться с мстительным удовольствием.
— А ты уверен? Может, ну, неправильно услышал…
— Да не, Тох, он так и сказал. Если бы тебе нужен был автомат, пришел бы сегодня, — Илья пожимает плечами и сочувственно приобнимает Антона. — Но вообще, он оставил тебе шанс.
— Какой шанс? — Мгновенно вскидывается Антон, мысленно уже набирающий Арса и высказывающий ему все, что он о такой подлости думает.
— Если придешь, нарядившись зайчонком, он подумает, — Макаров кажется серьезным, но Шастун уже уронил челюсть на покрывало.
— В каком смысле — наряжусь зайчонком?
— Откуда я знаю, ну? Может, хочет, чтобы ты в пижаму оделся или еще что… Он же это, с ебанцой слегка, ты же знаешь.
Антон рассеянно кивает на последнее замечание, а Илья уже встает с его кровати и уходит на свою половину комнаты, принимается рыться в ящике. Ему, видимо, нисколько не жаль друга в предынфарктном состоянии, потому что он преспокойно берет бутылку неизвестного алкоголя и бодренько топает на выход. Антон провожает его непонятливым взглядом и фыркает.
— А ты куда собрался?
— К Сереге, куда же я.
— Готовиться? — Скептически гнет бровь Антон. Макаров хрюкает.
— Молиться. Я у него останусь, наверное, так что не скучай, мамаша.
Антон отворачивается от салютующего ему парня, подтягивает к себе колени и жмурится, когда слышит хлопок двери. Можно последовать примеру Ильи, забить и игнорировать странное требование, можно написать Арсу и выяснить все, можно повиноваться… Шастун тянется к телефону, выбрав второй вариант, и тычет в безликий контакт, подписанный официальным 'Арсений Сергеевич физика'.
Чертов абонент вне зоны доступа, и Антон раздраженно отбрасывает телефон на кровать, поднимается и воздевает руки к богам — если те существуют, почему они послали ему такого странного парня? Зла не хватает, что за ребусы в такое время? Делать Антону сейчас нечего, гадать, что это все значит, как ему реагировать и что делать.
Шастун оглядывается на шкаф и морщится. Макаров никогда не против, чтобы в комнате убирался именно Антон, а в причины того, что сосед патологически охраняет личное пространство, не вдается, за что ему и спасибо. В той половине большого шкафа, что принадлежит Шастуну, в обувной коробке на верхней полке лежит кое-что, что он бы очень не хотел показывать посторонним. И только по причине необъятного пофигизма Ильи и неприкосновенности их комнаты для пьянок-гулянок эта коробка такая беззащитная и почти зовущая. Антон достает из нее свое последнее приобретение и бросает на кровать, а остальное убирает назад, не время сейчас. А вообще, он полтора года учебы ни с кем не встречался, имеет право!
Антону уже не нравится эта затея. Он оглядывается на пакет известного магазина и вздыхает. Конечно, никто не мог узнать о его… увлечениях, но тогда Арсений Сергеевич получается не только главным секс-символом универа, но и долбанным экстрасенсом. Странный он выбрал повод для демонстрации способностей, но разве ли в его чудную голову заберешься?
Заперев дверь и на всякий случай зашторив даже окна — хотя кто его, параноика, увидит на седьмом этаже — он садится на кровать и медленно двигается к пакету. Из его шуршащих внутренностей на свет медленно и стыдливо извлекается упаковка кокетливого набора. Антон мысленно проклинает секундную слабость, которая толкнула его на импульсивную покупку, проклинает Арса с его дурацкими прозвищами и проклинает производителей, которые готовы удовлетворить любые запросы и ничуть не стесняются.
Из упаковки Антон достает бело-розовые заячьи ушки на ободке.