Струны

Мы уже пережили все эти подростковые неловкости. — Да ладно, готов поспорить, что они и пяти серебряников не стоят!.. Я не вникаю в спор Джетта с продавцом. Я думаю о том, как же все-таки сегодня холодно и как хорошо, что в доме у Тиса отыскался этот шарф, который Джетт сейчас теребит одной рукой. Когда мы отдаляемся от лавки, а Джетт прячет купленные струны для лютни в карман, мне хочется приобнять его, чтобы убрать эту синеву с его губ. А еще лучше поцеловать сквозь платок. Я люблю так делать. Губы Джетта красивые, алые и часто кровоточат, потому что он их кусает. Но целовать их приятно, потому что они мягкие. А еще во время поцелуя Джетт закрывает глаза, и его ресницы мелко дрожат, словно он хочет открыть глаза, но сдерживается. Я обнимаю его за плечи лишь на выходе из города, тихо смеюсь на его неловкую шутку. Он всегда шутит что-то глупое, когда я его обнимаю, или когда он берёт меня за руку. Думает о людях вокруг, но мне на них наплевать. Это наше счастье, наши мгновения. Этим же вечером я грею его колено своим затылком, пока он, тихо ругаясь себе под нос, меняет струны. А затем сажусь перед ним, кутаюсь в плед с кружкой чая и слушаю, как он поёт. Для меня. Только для меня. Ночью в доме Тиса у камина уютно и спокойно, как и должно быть среди мягких, обволакивающих облаков. Я даже не заметил, когда этот дом превратился в наш. Семейные пары всегда жили вместе. Мы не женаты, но, тем не менее, мы пара. Связанная не этими людскими ритуалами, а золотыми нитями. Меня это почему-то вдохновляет. Когда мелодия растворяется, и песня, что лилась специально для меня, заканчивает заполнять своей плавностью небеса, среди которых парил дом Тиса, Джетт откладывает лютню. Тренировка дара. Он всегда мне поет. Если хоть один вечер пройдет без его пения, я буду чувствовать себя не целым. Я целую Джетта в губы сквозь воротник его рубахи, перебираю его пальцы, самые кончики которых едва не кровоточат. Чувствую нелепую злобу на лютню. — Может, к Эдварду? — спрашиваю, легонько касаясь этих мозолей губами. Ожог не оставлю, конечно, но все равно немного побаиваюсь. — Не стоит тревожить его Высочество ради трёх мелких ранок. — Усмехаюсь, ложусь ему на грудь. Мы навещаем замок каждую неделю. Все же, там наши семьи. Дом Тиса — наша крепость, наше логово, как у волков, образующих пары на всю жизнь. Мы засыпаем прямо на полу у камина, завернувшись в плед. Я обнимаю Джетта, крепко прижимаю его к себе. Прозвучит глупо, но я боюсь, что за ночь он может куда-то исчезнуть, испариться, оставить меня одного. И какое же облегчение я испытываю, когда просыпаюсь и чувствую на своей шее его дыхание. Без Джетта я не чувствую себя целым. И позволяю ему перебирать струны моего сердца.