Ларри Редман никогда не был нормальным

Ларри Редман был одержим своей матерью. Ещё в далёком 87-м, в возрасте 6-ти лет, когда он, плотно отобедав сытным блюдом из двух чуть недожаренных яиц с беконом (вприкуску с сырным крекером) выбегал на улицу — не мог удержаться и задирал подол юбки матери, настойчиво призывая присоединиться к его утренней прогулке. Отец такое озорство, естественно, не поощрял, зачастую одаривая отпрыска смачным подзатыльником, или, что происходило куда чаще, бранью (отчего зачастую получал от мисс Редман, ведь сына, по её мнению, воспитывать следовало вовсе не так.) Однако поддевая юбку мальчик просто хотел взглянуть, какого цвета чулки в этот раз решила надеть его мамочка. Не более. У его матери были густые черные локоны, пышные груди и родинка поверх верхней губы (которая передалась и Ларри). Каждый раз, когда Ларри смотрел на неё, в возрасте 8-ми лет, он не мог удержаться чтобы не высказать очередной неумелый комплимент, в стиле строк из ниггерской попсы: «Эй, детка, твоя грудь сегодня пышнее обычного. Новая порция ботокса, или просто лёгкое возбуждение?» — в более мягкой форме, конечно же. Несмотря на любовь его отца к невежеству и брани даже в его комплиментах, Ларри рос куда более вежливым. Он никогда не шлёпал мать по упругой заднице, не сверкал глазками ей в ответ и не подхватывал за талию во время готовки. Ещё бы. В возрасте 10-ти Ларри начал замечать, что перед тем как отправиться в кофейню на Корнер Авеню, мама начала подкрашивать губы куда ярче, чем обычно. Ему это не нравилось. Огненного цвета помадой она проходилась по каждому миллиметрику, нанося слой за слоем, пока губы не начинали напоминать крылья яркой бабочки, или, что Ларри находил забавным, помидор. Ему это, опять же, не нравилось. Для чего обычной официантке наряжаться и краситься словно пестрая птичка в обычный ничем не примечательный вторник? Неужели похотливые посетители — грубоватые мужчины в скучных серых пиджаках — не соизволят оставить ей пару зелёных на чай, если она не накрасится? Возможность такого исхода Ларри не нравилось больше всего. Он точно был уверен, что его матери не нужна винная помада и черное кружевное белье, чтобы выглядеть «сексуально» — это, вроде как не совсем пристойное слово, он узнал его от Вика Портера, который как-то забегал к маме на стаканчик бренди, а после обидел ее в спальне. Ларри точно знал: он видел грубые синяки на коленях матери. В 13 лет Ларри твердо решил: он отпустит себе волосы. Ему безумно нравилось, когда мама ранним утром брала золотого оттенка гребешок с ярким отливом и проходилась по всей длине, нежно почесывая корни, пока сын мотал туда-сюда ногами и жевал чуть подгоревший яблочный штрудель. Задержав в зубах пару заколок она вечно приговаривала, что Ларри подарок, каких мало, особенно с такими послушными волосами. После чего закалывала прямую челку и целовала в лоб, смело заявляя, что теперь он может сбега́ть на стадион и состязаться со старшими ребятами квартала за звание лучшего защитника их сборной по баскетболу. Он в ответ одаривал ее нежной улыбкой и обхватывая ладонями усталое лицо, с едва проявляющимися морщинками, целовал прямиком в краешек губы. А далее, завязывая шнурки на старых кедах, каждый раз обещал, что сводит её на этот стадион, лет через 10. Только вот вместо «лучшего защитника их сборной» станет главным защитником штата Мэн. В 17 лет Ларри понял, что с ним что-то не так. Он понял это разгребая ненужный хлам в одной из комнат по просьбе матери, понял, можно сказать, по чистой случайности. Закончив обыски ближних полок и комодов, парень с каштановыми волосами чуть ниже лопаток стал рыться в дальнем шкафу. В свои 17 Ларри прекрасно знал что такое развод, и что в этом шкафу хранятся семейные реликвии, которые мать вечно прятала прямиком в дальний угол — не хотела вспоминать недавно ушедшего и в последствии погибшего отца. " Твоего отца погубила система быстрого кредитования. Нет, он не нашел себе другую женщину, не стал гулять по шлюхам, не спился. И, честно признать, я благодарна. Но твоего отца погубила система быстрого кредитования, Ларри. Это вдвойне обидно.» — как раз в этот момент он хотел попросить денег на новенький мопед, но оступился: смерти от неуплаты кредитов ему не хватало. Ларри четко помнит, как нащупал руками альбом в мягкой бархатной обложке — открыв его он немедленно захлопнул пыльную книжку, почувствовав себя невероятно нелепо в тот момент. Оперативно сложив все разбросанные вещи по хлипким полкам он поспешил ретироваться из комнаты: бледные руки, усыпанные росписью родинок, непривычно интенсивно подрагивали, а ноги подкашивались от одной только мысли, что он несет. Той ночью Ларри не будет спать. Мастурбировать на обнаженные фотографии его матери в альбоме окажется истинным наслаждением. Ларри понял, что он болен в 22 года. Когда во время очередного отсоса в одном из отелей «Карпентер» он увидел перед собой не блондиночку Стинтс, с которой они прежде закинулись парой дорожек белого порошка, которая сейчас смачно вылизывала его ходовой аппарат (с той же аккуратностью, с которой дантист какой-нибудь частной хорошо оплачиваемой клиники проверяет каждого своего пациента. И при том с той же страстью и жадностью, с которой те самые серые мужчины поглощали свои горячие блюда в кофейне на Корнер Авеню). Он блаженно прикрыл веки и увидел свою родную мать, отчего соски моментально затвердели, а грудь наполнилась обжигающим диафрагму душным, тяжёлым воздухом. Наутро Мария (имя девушки он узнает совершенно случайно — по паспорту на тумбе, в котором окажется, что она ещё дитя) обязательно выйдет в ванну, пока парень будет умываться, отходя от вчерашнего. Протирать волосы чуть ниже лопаток махровым полотенцем, вытирая следы усталости с лица и остатки белого порошка в верхней губы. Выйдет очень деликатно и тихо, в одной лишь розовой шелковой юбке, и вежливо проведет рукой по плечу, предлагая повторить. Ларри откажет, отмазавшись важной встречей. Тогда она кинет в него кухонной лопаткой, расквасив лоб четко посередине, точно снайпер, и сбросит пару бутылок из-под виски и молока, которые они вчера успели намешать, пока Ларри, прикрываясь пиджаком в одних трусах будет выбегать из подъезда, лишь бы не слышать ее изнуряющих воплей. «Никакой ты не хороший парень! Никакой ты не хороший парень! Трахнул и убегаешь — вот вы какие, ублюдки! Никакой ты не…» — Я хороший — эту фразу он произнесет ещё 10 раз, закурив четвертую сигарету и при этом стоя босиком на пристани, прежде чем поймет, что воспоминания застали его в расплох. Шея дрогнула, руки положенные аккурат на руль затекли и теперь мелко прокалывали словно протыкаясь ядовитыми иглами. Часы внутри салона неприятно ударяют в глаза зелёным светом, показывая пятнадцать минут седьмого. Утра. У мусорного бака белая крыса со сладким чавканьем наслаждается внутренностями недавно сброшенной сюда же кошки. Лучше бы он не просыпался. Через мгновение в окно запотевшего изнутри салона аккуратно постучатся одним пальцем. В голове Ларри промелькнут воспоминания, что точно так же лет 10 назад его будила мать: тихонько постукивала наманикюренным пальчиком в дверь, отчего Ларри тут же с радостью вскакивал встречать новый день. С момента их последней встречи прошло около 4-х с половиной лет, однако это лицо Ларри не забывал ни на секунду. Ларри опустит окно, и с облегчением, словно избежав десятка смертельных кар, выдохнет: — Я скучал, Мама… Он и правда скучал.