Дочь Водяного

— Ну что там, живой? — Живой: шевелится, дышит. — Может, в больницу его? — Посмотрим. Внутренних повреждений вроде нет, хотя проверить надо. Смутно знакомые голоса звучали точно сквозь вату, вытащить которую из ушей мешали повязки на руках и общая слабость. — Не надо в больницу! — попытался запротестовать Михаил, но голос его не послушался. Кое-как, превозмогая резь от бившего в окно солнечного света, он открыл глаза, пытаясь оглядеться. Заботливо укрытый одеялом, он лежал на застеленной вылинявшим цветастым бельем постели в домике Кузьмича. В горле пересохло, и каждое движение причиняло боль. Руки и вправду оказались забинтованы, да и грудь охватывало какое-то полотнище, напоминавшее разрезанную в спешке простыню. Как теперь работать над репортажем — непонятно, разве только на диктофон наговорить. Если тот остался цел. Зеркалка, с которой Михаил вчера успел отщелкать не менее двух десятков кадров пожара, включая появление первого смерча, лежала на столе. Впрочем, для начала следовало бы попробовать хотя бы встать. — Вот так-то лучше, — встретив его, видимо, достаточно осмысленный взгляд, просиял Андрей. — Сильно болит? — Терпимо, — выдавил из себя Михаил, пытаясь оторвать голову от подушки и чувствуя, как от слабости к горлу подкатывает дурнота. Попытка перевернуться на бок окончилась приступом резкой боли в помятых змеем ребрах. — Ну, тихо, тихо, — напутствовал его Андрей, бережно приподнимая и подпирая своим могучим плечом. Лана поднесла к губам какой-то травяной отвар, от которого сразу прибавилось сил. Или это исцеляли сами прикосновения Хранительницы? — Мы все тут так перепугались, когда тебя нашли, — стараясь, чтобы его голос звучал не слишком громко, пояснил Мудрицкий. — Лежал голый в луже крови. Ты зачем одежду-то сбросил? — Боялся, что загорится, — брякнул первое пришедшее в голову Михаил. Говорил он тихо и старался глубоко не дышать, хотя набрать полную грудь воздуха очень хотелось. Впрочем, вокруг все слишком пропахло гарью, а проветривать не имело смысла. — Чудак! Надо было просто водой облить! Да и зачем ты вообще в это пекло полез? — Вас с Кузьмичом хотел вытащить, — почти не соврал Михаил. — Вот спасибо за заботу! — добродушно рассмеялся Андрей. — Тебе еще повезло, что косолапый тебя не сильно подрал! Михаил чуть не спросил: «Какой такой косолапый?» Вроде бы ночью в медвежьем облике по стационару разгуливал только он сам. Лана предостерегающе прижала палец к губам, и он вовремя прикусил язык, сосредоточившись на отваре. — В общем, хорошо, что все обошлось, — ободряюще улыбнулся Андрей. — Да и лес почти не пострадал. После рассвета тут такой ливень начался! Сильнее вчерашнего. Пожарные на всякий случай последние очаги сейчас проливают. Михаил вопросительно глянул на Лану. Та удовлетворенно кивнула. — Только фульгурит у меня пропал, — продолжал излагать свою версию событий Андрей. — Я его в темноте за ружье принял. Выбежал, понимаешь, хотел в медведя пальнуть, а у меня в руках эта громовая стекляшка. Пришлось хватать ее как рогатину. — Главное — получилось, — улыбнулась ему с поцелуем Лана, не уточняя, какой морок навела, чтобы Андрей увидел то, что укладывалось в его представления. — Ну что там ваш раненый? Очнулся? Или придется заводить дело, вас записывать сначала в понятые, а потом в свидетели и расследовать обстоятельства гибели? В сторожку следом за Кузьмичом вошел крепкий коренастый парень в форме старшего лейтенанта МВД и с нашивками следственного комитета. — Да ну тебя, Серега! — замахал на него руками Мудрицкий. — Типун на язык! А то тебе дела о расследовании обстоятельств пожара на мусорном полигоне мало? — Вот я и говорю, что лишний труп, даже не криминальный, мне совершенно ни к чему, — согласился с ним вновь прибывший, как догадался Михаил, тот самый прозорливый Сергей Боровиков, которого Андрей упоминал вчера. — Здравия желаю! — приблизился он к постели Михаила, бережно пожимая руку. — То есть в буквальном смысле, — добавил он. — На медведя заявлять, надеюсь, не собираетесь? — Да какой там заявлять? — не понял своеобразного милицейского юмора Мудрицкий. — Косолапый, видимо, сам перепугался насмерть, коли из леса к людскому жилью вышел. — На медведя я зла не держу, — согласился с ним Михаил, решив поддержать легенду, тем более что следы от когтей змея и в самом деле напоминали медвежьи. — А вот до организаторов этого незаконного полигона добраться бы хотелось. — В этом наши интересы совпадают, — мигом посерьезнел Боровиков. — Оклемаетесь, доберетесь до города, заходите. Потолкуем. — А может, ты его, Серег, прямо сейчас подбросишь? — вопросительно глянул на старлея Мудрицкий. — Ему бы в больницу надо, рентген хотя бы сделать, а мне хотелось бы задержаться на пару дней. Оценить ущерб, да стационар в порядок привести. Конечно, Михаил тоже не отказался бы сейчас добраться до цивилизации: проявить пленки и выйти на связь с редакцией. Однако пока не имел сил подняться, при этом не был уверен в том, что в больнице сумеют вылечить раны, нанесенные Хозяином Нави. К тому же он хотел еще раз попасть на полигон и завершить ритуал, запечатав как положено проход. Когда Лана, напоив его отваром, поправляла постель, она тихо шепнула, что в Яви, то есть людском мире, Бессмертного больше нет, но это вовсе не означало, что портал следует держать открытым. — Да ладно, зачем человека от службы отрывать? — проговорил Михаил смущенно. — Мне уже лучше. И без больницы обойдусь. Руки-ноги целы, а на ребра все равно гипс не накладывают. — И точно, Андрюха! Куда ж его, болезного, по бездорожью нашему тащить? Пусть хоть пару дней отлежится! — с одобрения Ланы поддержал Михаила Кузьмич. — Это точно. Я ж на своем «Бобике» человека только растрясу, — развел руками Боровиков, указывая на стоящий возле сарая милицейский внедорожник. — Ваша «Буханка» и то лучше приспособлена для таких перевозок, если после вчерашнего на ходу осталась. Боровиков внимательно глянул через окно на более заметный сейчас круг, остановивший огненный смерч. — Да просто чудеса какие-то! — воодушевился Мудрицкий. — Мы же только накануне залили полный бак, а в сарае хранится солярка для моторки и куча всякого добра. Когда пожар перекинулся на стационар и поднялся огненным смерчем, я подумал, что это конец. И технику не спасем, и сами не выберемся. А он взял и остановился в десятке метров от сторожки и других построек почти не задел. — Бывает, — вытирая с затылка пот, невозмутимо кивнул Боровиков. Он выпил кружку студеной колодезной воды, а от чая с импортной колбасой, которым его пытался угостить гостеприимный Кузьмич, отказался. — Мне еще полигон осматривать, — заторопился он. — Пока пожарные и телевизионщики все не затоптали. Конечно, после такого дождя маловероятно, но вдруг какой-то след поджигателей обнаружится. Услышав про телевизионщиков, Михаил снова с тоской глянул в сторону фотоаппарата. Описание вчерашних событий тянуло на крепкий репортаж для хроники происшествий с экологической подоплекой, и он попросил Андрея принести диктофон, раздумывая, удастся ли договориться, чтобы пленку расшифровали и передали в редакцию. Писать и тем более печатать он все равно пока не мог. Руки отказывались слушаться. — Так часто бывает у тех, кто с Навью близко соприкасается, — успокоила его Лана, когда Мудрицкий и Кузьмич вышли проводить Боровикова. — А как же Андрей? — забеспокоился Михаил. — Так он же не голыми руками, — отыскав на дворе всклокоченную рыжую макушку, безмятежно улыбнулась Лана. — Громовая стрела защитила. Она без церемоний откинула одеяло и еще раз при дневном свете осмотрела раны Михаила. Похоже, этой ночью она тоже основательно вымоталась. Ее глубоко запавшие, обведенные тенями глаза напоминали озера в период засухи, еще не обмелевшие, но окруженные пожухлой травой и темной коркой растрескавшейся земли. Впрочем, это только придавало ей очарования хрупкости и беззащитности. — Самое главное, чтобы не осталось скверны, — пояснила она, осторожно разматывая бинты и придирчиво осматривая повреждения, нанесенные когтями змея. Михаил чувствовал исходящее от ее рук живительное тепло, от которого утихала боль и прибавлялось сил. Он много раз видел, как духи-Хранители исцеляли раны, нанесенные природе, но в первый раз на собственной шкуре убедился в их способности при необходимости лечить и людей. Уже к концу осмотра воспаление спало, а зияющие раны зарубцевались, бережно укрытые повязками. Из самой глубокой борозды Лана без наркоза извлекла обломок ребра. Михаил даже не вздрогнул, словно находился под анестезией. А еще он поймал себя на мысли, что почти привык воспринимать Хранительницу как невесту друга. Или это общая слабость помогала справляться с инстинктами? По словам Кузьмича, крови он потерял поллитру. Андрей принес диктофон, и Михаил, морщась от боли, стал наговаривать текст, пока Лана и Кузьмич, стараясь не шуметь, собирали на стол. Они почти закончили завтрак, хотя насчет времени суток Михаил имел сейчас смутные представления, когда на территорию стационара въехала еще одна «буханка» с логотипом местной телекомпании. — Что у вас тут было? — едва поздоровавшись, с порога начал бойкий горбоносый кудрявый корреспондент, представившийся Романом Коржиным. — Огненные смерчи, говорят, по поселку гуляли, а потом еще медведь человека помял. На камеру рассказать сможете? — Не только рассказать, но и показать, — многообещающе указал на фотоаппарат Михаил, тоже представившись и назвав свое издательство. — Расшифровать и отправить репортаж? Да без проблем! — оживился Роман Коржин, алчно глядя на фотопленку. — Да такой материал на первую полосу потянет! — Я не знаю по поводу качества, — предупредил Михаил, отдавая кассеты фактически под честное слово. — Что-нибудь да получится, — успокоил его Роман Коржин. — Жалко, битву с медведем не заснял, — вздохнул он, обсуждая с вошедшим чуть позже оператором, как выбрать ракурс и стоит ли выставлять свет. Михаил и вправду опасался, что все произошедшее накануне могло оказаться еще одним мороком. С другой стороны, Андрей и Кузьмич тоже почти все видели, а они не обладали зрением Иного мира. Да и лес горел по-настоящему. Коллеги взяли подробное и вполне профессиональное интервью у Андрея, хотя оператор нет-нет да и поворачивал камеру в сторону Ланы. Еще до того, как они ушли, Михаил погрузился в глубокий сон. Он брел по лесам в облике медведя, убегал от атакующих его преследователей, отбивался от рогатин, а потом вышел на незнакомую поляну, посреди которой стояла совершенно не похожая на Лану, но тоже очень хрупкая и красивая девушка с доброй улыбкой и лучистым взглядом серых огромных глаз. Раз глянув на нее, Михаил понял, что это и есть его судьба. К вечеру Михаил настолько окреп, что сумел самостоятельно выбраться на двор, с наслаждением вдыхая очищенный дождями воздух, в котором уже почти не чувствовалась гарь. Удивительно, но огненный смерч, как и давешний механический монстр, не тронул ни одну из построек. Нездоровый зной вчерашнего вечера ушел, сменившись приятной прохладой. Над рекой ажурным пуховым платком поднимался пар, и играла рыба, выныривающая на поверхность в поисках пойманных дождевыми каплями насекомых. Наступал Духов День. Время русалок и заложных покойников¹, которых в старину отпевали в Семик, чтобы предать земле, уходило. И все же одна русалка, как ни в чем не бывало полоскавшая сейчас у реки их с Андреем рубашки, оставалась среди людей. Следующие дни, пока Андрей, чаще вместе с Ланой, иногда в компании Кузьмича обследовал лес и помогал его обитателям, Михаил отлеживался и отсыпался. Ко времени возвращения в город не только руки обрели подвижность, но и раны почти затянулись. — Во дает! — подивился после очередного осмотра Андрей. — Ну ты и везучий! Зажило как на собаке. — Скажи еще, как на медведе, — заговорщицки переглянувшись с Ланой, отшутился Михаил. — Я же говорил, ничего серьезного. Полигон после пожара и дождей выглядел еще непригляднее, болезненно напоминая пепелище сгоревшей деревни. Отслужившие свой срок вещи, обугленные и мокрые, точно брошенные животные или одинокие старики, стыдясь убожества, сиротливо дожидались своего часа в этой божедомке или скудельне². И только пластиковые упаковки по-прежнему выглядели пришельцами из иного мира. Хотя шаманские обереги продолжали отмечать место силы, Михаил сразу почувствовал, что лаз закрыт. Причем не после ритуала, а потому, что запечатан изнутри. Лана это, конечно, тоже заметила. — Уполз, змей проклятый, к себе в Навь! Силы копить и раны зализывать, — не скрывая презрения, проговорила она. — А я-то надеялся, что Андрей его уничтожил, — не смог скрыть разочарования Михаил. — Громовая стрела способна выползня развоплотить, — пояснила Лана. — Но одержать полную победу можно, лишь отыскав иглу, в которую хозяин Нави заключил свою смерть. Но где она сокрыта, ни мне, ни моему отцу не ведомо. Михаил глянул на Хранительницу, не скрывая удивления. Неужели и эта детская сказка у него на глазах обретала плоть? Впрочем, пока он сумеет разгадать загадку иглы, следовало лишить Бессмертного силы, отрезав доступ к ее ресурсам. Проще говоря, для начала закрыть полигон. Привлечь к проблеме внимание помогла публикация о пожаре. Роман Коржин не только добросовестно расшифровал и отправил текст в московскую редакцию с указанием авторства, но и снабдил проявленными в фотолаборатории снимками. Более того, умельцы с местного канала из отснятых Михаилом кадров смонтировали ролик, продемонстрировав приближение огненного смерча в динамике. Материал получился настолько зрелищным, что его показали по одному из центральных каналов. — Ну, ты теперь звезда! — не без иронии сообщил Михаилу пославший его в эту командировку начальник отдела. — Ты там вообще живой или тебя в самом деле дикие звери задрали? Вот и отправляй после этого перспективную молодежь во всякие медвежьи углы. Оказалось, что главному редактору настолько понравился материал о пожаре, что его выпустили на одной из первых полос сразу после политических новостей с заголовком «Репортаж из медвежьей пасти». Начальник отдела, однако, счел своим долгом попенять на то, что с чужих адресов отправлять статьи можно только в случае действительно форс-мажорных обстоятельств. — Что ты вообще забыл на этом стационаре? — поинтересовался он сурово. Михаил пояснил, попросив продлить срок командировки. — Так я тебя не держу, хотя после такого горячего в прямом смысле материала ты, считай, в штате. Если денег и терпения хватит, копай сколько влезет. Хотя мизерные командировочные Михаил потратил еще когда покупал билеты, а гонорар за вышедший репортаж обещали выплатить только в конце месяца, в долги влезать не пришлось, сэкономив на гостинице. После стационара несколько дней Михаил по настоянию Ланы, которой хотелось убедиться в том, что ее защитник действительно выздоровел, провел у Андрея. Потом Мудрицкий почти задаром поселил столичного гостя в студенческом общежитии. Вернувшись в город, Михаил первым делом нанес визит в Фонд экологических исследований. В конце концов, Константин Щаславович сам обещал ему интервью. Однако в приемной, выгодно отличавшейся от застрявшего в семидесятых и уже изрядно обветшавшего института недавним ремонтом и современной отделкой, ему вежливо сказали, что Константин Щаславович уехал в загранкомандировку, и когда вернется, неизвестно. Рассказать о деятельности Фонда любезно согласилась заместитель главы Елена Петровна Ищеева — уверенная в себе, по-европейски стильная, холеная блондинка лет тридцати. Она подробно описала все программы по сохранению популяции редких видов, перечислила меры, которые предпринимает Фонд в борьбе с вредными выбросами и загрязнением водных ресурсов и почв. Вот только лицо ее при этом напоминало застывшую маску, а в цепких холодных глазах плескалась Навь. И этот темный огонь едва не выплеснулся наружу, как только Михаил поинтересовался о возможных сроках возвращения ее шефа. — Я не уполномочена давать ответы на такие вопросы! — с трудом подавляя гнев, проговорила Елена Петровна. — Интервью окончено. Михаил извинился и поспешно откланялся, но сделал вывод, что заместительница не только знает, где на самом деле находится ее начальник, но и кто его отправил в эту вынужденную «командировку». Он бы даже не удивился, если бы выяснилось, что эта властная дама является по совместительству хранительницей заветной иглы. Один лишь Андрей пребывал в блаженном неведении. — Ничего не понимаю, — расстроился он, узнав о внезапном отъезде «благодетеля». — Константин Щаславович собирался ведь в следующем месяце выступать у нас в институте на конференции. Придется срочно замену искать. А то я коллег уже обнадежил. Да и на свадьбу я его хотел пригласить. Михаил знал, что Андрей теряться не стал и как человек порядочный еще на стационаре сделал Лане предложение руки и сердца. Сейчас загвоздка состояла лишь в том, чтобы выправить невесте хоть какие-то документы. Сама она с трогательно-беззащитным выражением путано поясняла, что все пропало, когда сгорел дом, а дальше она не помнит. Сергей Боровиков пообещал помочь решить проблему. Сам он по поводу отъезда Константина Щаславовича иллюзий не питал. — Вот гад ползучий! — не стесняясь Михаила, выразил он свои чувства, прибавив серию крепких идиом. — Понял, что вот-вот за жабры возьмут, и свалил нафиг! — Так вы считаете, что Бессмертный причастен к организации полигона? — вежливо поинтересовался Михаил. — Ну а сам-то ты разве не так думаешь? — не стал таиться Боровиков. — По-моему, только такой непроходимый ботаник, как Мудрицкий, не готов понять, что Фонд — это всего лишь прачечная для отмывки нелегальных средств и вывода активов за границу, что бы там тебе ни плела эта белокурая бестия Елена Петровна. — Так Ищеева тоже в курсе? — И в курсе, и в доле, — мрачно пояснил Боровиков. — Редкостная стерва, хотя и компетентный эколог. На ней числятся два из шести полигонов, которыми через подставных лиц владеет Бессмертный, включая расположенный в заповеднике. Михаил вспомнил шаманские амулеты, охранявшие проход в Навь. По словам Боровикова, загадочная Елена Петровна происходила из старожилов, по-здешнему чалдонов, а у них почти у всех в роду встречались хакасы, алтайцы или шорцы. Впрочем, для начала следовало разобраться с аферами в людском мире, поэтому Михаил попросил раскрыть подробности махинаций. Боровиков прошел к столу, налил из казенного графина воды, зачем-то потрогал массивный бюст Дзержинского, осевший на шкафу прямо под портретом действующего президента. В стране, жители которой удостоверяли личность по паспортам исчезнувшей державы, а накопления предпочитали хранить в иностранной валюте, такое соседство не удивляло. Убедившись, что Дзержинский стоит достаточно устойчиво и на голову падать не собирается, Боровиков извлек из шкафа и разложил на столе объемную папку. — Ты хотя бы имеешь представление, что такое аффинаж? — В общих чертах, — кивнул Михаил, с жадностью глядя на копии накладных и какие-то подсчеты. — Это же, если не ошибаюсь, добыча золота и других ценных металлов из вторсырья? — Именно что! — поднял вверх указательный палец Боровиков. — И, владея мусорным полигоном, очень просто запустить схему, при которой часть драгоценных металлов останется неучтенной, потому что достаточно сложно подсчитать, сколько именно использованных микросхем поставили на завод и что ушло в отходы. Михаил углубился в изучение документов, которые любезно предоставил Боровиков. С каждым новым свидетельством образ чахнущего над златом постиндустриального Кощея приобретал сюрреалистичные киберпанковские черты. — Вы показывали эту папку Мудрицкому? — А толку-то, — пожал плечами Боровиков. — Легче, кажется, убедить криминального авторитета начать честную жизнь. Михаил оценил образность сравнения и подумал, что убеждения бывают сильнее любых мороков, поскольку в отношении Андрея Константин Щаславович к магии не прибегал. — И все-таки я не совсем понимаю, что за выгода копаться в отходах? — поинтересовался Михаил, пытаясь выстроить схему. С ведовской точки зрения картина у него сложилась достаточно четкая. Навь, как известно, это темная и максимально грязная изнанка, которая периодически пытается выплеснуться в другие миры, чтобы отравить их и выпить из них соки и силы. В реальном мире происходило что-то схожее. — Да это ж золотое дно для тех, кто не успел к дележке нефтяных вышек и газовых труб, — охотно пояснил Боровиков. — Ты только представь себе. Строить очистные сооружения и утилизировать отходы по всем правилам дорого, а закон соблюдать как-то надо. Мусора-то, в том числе бытового, производится все больше. Вот предприятия и жилконторы заключают договоры с организациями разной степени легальности. Платят за вывоз и якобы утилизацию. Но чаще всего переработка остается на бумаге, и отходы оседают на свалках вокруг городов. И это не только у нас. Даже из Европы, где идет борьба за экологию и уже полвека практикуется раздельный сбор мусора, ежегодно тонны отходов вывозятся в страны Третьего мира. — Но зачем Бессмертному понадобился полигон именно в заповеднике? — задал Михаил вопрос, надеясь выслушать версию Боровикова. — А вот это я у тебя хотел бы спросить, — пытливо глянул на него следователь. — Это ведь ты остановил на стационаре огонь? В его интонации звучал не вопрос, а утверждение, и когда Михаил начал отнекиваться. Боровиков добавил: — Мой брат служит сержантом саперного подразделения, и он ехал в той колонне, которую ты вытащил из засады. Я навел справки и по его описанию тебя сразу узнал. Вот только, если я правильно понял, в этой борьбе нам даже твое ведовство не поможет. — Чтобы не позволить Бессмертному вернуться, надо закрыть и рекультивировать полигон, — откровенностью на откровенность ответил Михаил. Он написал статью, после которой незаконной свалкой заинтересовалась генеральная прокуратура. Отторгнутую землю заповеднику на бумаге вернули, но рекультивация ограничилась лишь тем, что перекопали дорогу, привезли бетонные блоки и повесили «кирпич». Оптимист Мудрицкий считал это добрым знаком, полагая, что природа, если человек не станет хотя бы мешать, сумеет восстановиться. Боровиков саркастически кривился, поскольку его такой исход совсем не удовлетворил. Материал, который он так тщательно собирал, осел где-то в недрах прокуратуры, да и дело о злоупотреблениях на аффинажном заводе развалилось. Один из свидетелей отказался от своих показаний, другой бесследно пропал. Кто-то умело подчищал хвосты и прятал концы в воду, а Елена Ищеева как рупор Фонда экологических исследований мелькала на всех научных конференциях и в различных программах центральных каналов. Михаила приняли в штат, но заслуга главного редактора и начальника отдела состояла лишь в том, что не взяли кого-то из своих. Дополнительных ставок им не пришлось выбивать. Когда Михаил вернулся в Москву и пришел в редакцию, его встретил портрет в траурной рамочке и вазочка со скупым букетиком подвядших гвоздик. Его наставник Анатолий Тихонович Петров не вернулся из недавней военной командировки. Вместе с ним подорвался на мине брат Сергея Боровикова.