Пчёлка

– Пчёлка, нам надо поговорить. К Василисе Семёновне Пчёлкиной судьба никогда не была особенно благосклонна. Голодное детство, не менее голодная юность, неудачный брак, состаривший ее не в пример быстро, ранняя смерть любимого сына – все это оставило мрачный отпечаток на её когда–то довольно симпатичном лице, сгорбило сильное тело. Однако времени убиваться по загубленной жизни у неё не было. Внучка Юля, любимая и единственная, не оставляла своей бабушке возможности загрустить. Или посидеть с подружками. Или лишний раз выпить чаю. Юля была ее лучиком света. Но иной раз Василисе Семёновне казалось, что этот лучик доведет ее до конца небезызвестного тоннеля. – Юлечка, ты ничего не хочешь мне рассказать? Юлечка меланхолично взглянула на нее из–под растрепанной челки. Ей было всего шесть, но выразительности ее мимики могли позавидовать даже некоторые актеры. Василиса Семёновна служила гардеробщицей в театре – она знала о чём говорила. – Юль, тут реплики к утреннику раздали. У тебя роль Тараканища. Ничего не хочешь объяснить? Юлечка в ответ лениво лопнула пузырь ядовито–розовой жвачки. Жвачку Василиса Семёновна никогда не покупала, но в их квартире она почему–то никогда не переводилась. Василиса Семёновна смутно подозревала, что это как–то связано с теми семью мальчишками, которые заколошматили друг друга до кровавых соплей, решая за кого Юля выйдет замуж, когда вырастет. – Возможно, ты мне также объяснишь, почему когда я подошла к Марии Викторовне поинтересоваться, почему такая роль вообще существует, она мне заявила, что я должна радоваться, что тебя на этот утренник вообще пустят. Юля. У меня слабое сердце. Ты же знаешь, мне нельзя волноваться. Юля возмущенно дернула хвостиками и насупила брови. На ее юном лице гнев смотрелся до преступного мило, но у Василисы Семёновны на такие вещи уже давно был выработан иммунитет. – Юля, я же тебя просила – больше никаких расследований. Повариха и так уже отказывается тебя кормить. Кто вообще надоумил тебя пробраться на кухню? – Я проверяла соблюдение СанПиНов! – Ах, проверяла! И накладные ты тоже проверяла! И дипломы воспитателей тоже! – А кто им виноват, что они набирают неквалифицированных сотрудников! – С чего ты взяла, что они неквалифицированные? – А что ж они за детьми уследить не могут? – Юля. Ты подсыпала Людмиле Игоревне снотворное и удрала, вскрыв замок пилочкой из маникюрного набора. – Я спешила на собрание клуба юных журналистов! А снотворное – это вообще не моих рук дело! – Все знают, кто подговорил Павлика. Как тебе не стыдно – мальчик так тебя любит, а ты его пользуешь. – Он любит не меня, а компот с запеканкой. Бабусь, у нас с ним исключительно деловые отношения, завязанные на крепкой бартерной основе. – А какие, извини меня, у тебя отношения с теми мальчиками, с которых ты собирала деньги, обещая показать, в каком месте легче всего перелезать через забор? – Со стукачами отношений не имею. И вообще, они должны быть мне благодарны – их деньги пошли на благое дело! – Какое, пчёлка? – Организацию пикета против вырубки лесов! – Каких лесов? – Тропических! Василиса Семёновна грузно рухнула на стул. Печально посмотрев в окно на серый питерский пейзаж, она рассеянно рассчитывала, какую часть пенсии ей предстоит потратить на конфеты для воспитателей. Вдруг детская ладошка сочувственно похлопала ей по плечу. – Ничего, бабусь, не грусти. Я уже придумала как сделать костюм Тараканища. Пойдем сегодня в магазин за проволокой и мусорными пакетами. Я в этом костюме еще на протест против увеличения площади городских свалок пойду! Василиса Семёновна не выдержала и потянулась за корвалолом. Над Петербургом опускался вечер.