Гримёр для Графа

      Антон нервно шоркает кедом по полу, не веря своим ушам, глазам и вообще всему происходящему. Всё больше смахивает на розыгрыш или попытку издёвки над бедным запуганным Тошей, который волнуется как в первый раз, потому что мечта парня почти осуществилась. Вон, в соседнем кресле сидит, нахально улыбается и в целом ведёт себя так, будто не в приличное заведение (театр, как-никак!) его позвали, а в гей-клуб, где главный стриптизер — Шастун. Насчёт своего решения надеть узкие джинсы, которые подчеркивают длинные ноги, он уже пожалел раз десять, но вида не показывает, сидит тихонько, смущается. В голове, конечно, мечтает сбежать из кабинета напрочь, забыв про работу и нахального Графа, но кушать хочется, да и за квартиру платить надо. На одноразовых выездах наводить грим для фотосессий не сильно разбогатеешь, а тут такой экземпляр. Рельефный нос, острые скулы, аристократичные черты лица, которые так и хочется подчеркнуть или ослабить, превратив того или в прекрасного принца из английский сказок, или в серого простого мужчину, которого лишь по ошибке приняли на работу. Но с последним вариантом Антон сомневается — ледяные глаза бьют и стреляют молниями метко, проходят оценивающим взглядом по лицу и одежде, ожидая реакции на свои слова. Похоже, Шастун задумался.       — Я тихо говорю? — Граф злостно выдохнул через зубы, поторапливая действия мальчишки.       Шастун прикоснулся к лицу актёра и дёрнулся, как от огня. Кожа какая обычно? Тёплая, немного шершавая, с неидеальным рельефом. А тут буквально статуя — холодная, выбритая, с идеальной структурой. Антон был не в шоке, он был в ахуе. Ледяные глаза впились в яркие зелёные. Их зрительный контакт был долгим, насыщенный какой-то личной интимности и борьбой. Борьба лета и зимы, бриза и вьюги. Арсений сидит с ухмылкой на лице, медленно моргая и ощущая горячие, слегка влажные пальцы юноши. Одно из колец неприятно царапало кожу. Антон же стоит в оцепенении, изредка нервно сглатывая слюну.       Всю интимную обстановку нарушил тихий смешок Павла и насмешливый голос:       — Я тут не мешаю? Мне выйти? Шастун дёрнулся, вмиг покраснел и опустился обратно в своё кресло. «смотрится умилительно. прям как нетронутая девица.»       — Воля, так что ты хотел? Антон хороший гримёр, профессионал на высшем уровне. Для чего тут в принятии вопроса я?       Паша поправил рукава рубашки и тихо вздохнул:       — Антон, ты принят. Все документы заберёшь и получишь минут через 15. Арсений, тебе стоит быть повежливее и не пугать новых работников. Проведи Шасту экскурсию, пожалуйста.       Арсений холодно обжигает взглядом паренька и встаёт из кресла. На лице Антона расцветает смущение, затрагивая ушки и шею пятнами, сам же он стремится возвразить:       — Может я как-нибудь сам?       — Если Павел сказал, значит нужно слушаться. Быстрее, я и так задерживаюсь на репитицию из-за тебя.       Новенький смущается ещё сильнее, кивает на прощание Воле и выбегает вслед за Графом, шоркая кедами. Паша окидывает двоих уходящих парней насмешливым взглядом и утыкается в документы, которые и пусть не были особенно важными, но всё же были важными. А на столе лежал телефон, где светился открытый сайт с документами Попова Арсения Сергеевича. Внизу блестела красным шрифтом надпись «погиб». Но сам Граф никогда об этом не узнает.       А Арсений между тем вёл Антона по коридорам театра, описывая словами закрытые двери без табличек и разъясняя подробнее, если таблички всё же были. Шастун внимательно слушал, местами переспрашивал, но запоминал. Речь Попова звучала плавно, с лёгким акцентом, но всё же чётко и без запинок. Голубые глаза блуждали с какой-то теплотой по выученным стенам, провожали проходящих мимо работников и просто случайных посетителей, однако леденели при малейшем виде Антона. Юноша грустно улыбался, но следовал за актёром, таща за собой портфель со своими инструментами.       — А это комната работников. Мы тут собираемся в свободное время, пьём чай, кушаем, ругаемся. В общем, сердце данного здания — здесь. Кресла подписаны сзади на стикерах, найди с надписью «гримёр» и плюхайся на него. Цаи — это Серёжа Матвиенко, Зизи — Дима Позов. Остальные по имени и фамилии.       Арсений небрежно стряхнул чёлку с глаз и опустился в самое центральное мягкое кресло, кладя руки по бокам и расставляя ноги.       — Ты действительно так на Графа похож, — заметил спустя минуту неловкого молчания Антон, подвигая поближе своё кресло.       Мебель пахла женскими духами, косметикой и чем-то ещё неуловимым. На кухонном столе стояли немытые кружки, какие-то чеки, чайные пакетики и электрический чайник.       — Ой, мне же надо за документами идти, — гримёр подскочил на ноги, собираясь идти к Павлу, но его быстро осадил Арс, притянув за штанину на кресло.       — Я бы хотел попросить тебя, чтобы ты накрасил меня. Без заморочек, просто накрась. Проверю тебя в действии.       Тоном голоса Арсения можно было заморозить вулканы, но в радужке наконец начала таять корка льда, заменяясь на капли воды самого чистого озера. Шастун почесал руку и согласился, доставая свои принадлежности.       В голове сразу вспыло то, что хотелось бы осветлить лицо Графа. Не сделать его печально бледным, а светлым, солнечным, ярким, не делать мужчину старше своего возраста. А более мягким, юношеским.       Тон даже не нужно было выравнивать, кроме синяков под глазами. Сразу было заметно, что за кожей ухаживают, причём довольно качественно. Юноша высовывает кончик языка и начинает творить. Персиковые тени ровным слоем ложатся на веки и под глазом, а глаза подчёркиваются белым карандашом. Румяна подчеркивают подтянутые щёчки актёра.       Со своей стороны Арсений наблюдает за парнем. Мысленно, несомненно, хихикает, как же забавно он выглядит с запачканными в блёстках пальцами и приоткрытыми губами, и как же одновременно красиво блестит своей зеленью в глазах, когда пробегается по лицу взглядом, чтобы оценить свою работу. Естественно, Попову неприятны касания малознакомого человека, но он не может дышать, когда тёплые пальцы пробегаются по лицу. И мысленно удивляется самому себе.       — Всё! — восклицает гримёр и нарушает стоящую тишину, подавая зеркало сидящему.       Арс берёт в руки зеркало. Его зрачки удивлённо расширяются, когда он рассматривает себя. Косметика действительно преобразила его, сделала моложе на лет пять, создавая образ юного паренька, который только выпустился из театрального и не видит ничего, дальше своего носа. Антон довольным взглядом смотрит на своё творение и радуется, ожидая реакции. Заметив комочек теней, который возможно упал с кисточки, он наклоняется ближе к лицу, опаляя своим горячим дыханием губы Графа. Это обжигает.       Дверь с грохотом открывается. В стену кривым полётом летит какая-то сумка, а вслед за предметом идёт Матвиенко, злой, голодный и ведущий за шкирку Позова.       — Я кому, блять, говорил, что не надо лезть поперёк батьки в пекло? — рычит Серёжа, придерживая очки друга, чтобы те не упали.       — А кто сам начал на них выёбываться? — парирует Дима и вскидывает руку.       Оба парня резко замолкают и поворачиваются на Антона и Арсения, которые так и остались в такой позе, которая была до появления двоих. Антон смущается и быстро смахивает комочек косметики с щеки актёра, выравниваясь и виновато улыбаясь. Граф мгновенно холодеет и выходит из комнаты. Шастун задумчиво провожает того взгляд ли и спрашивает у парней:       — И что это было?       Хвостатый отпускает Диму и садится в своё кресло, почти утопая в нём. Сам же Позов начинает пояснять:       — Ты не заостряй внимание на этом, привыкнешь быстро. Просто прими к сведению, что Граф и Арсений — разные люди.       По косяку незакрытой двери стучат пару раз. Троица синхронно оборачиваются и нахмуриваются. Этих двух никто точно не ждал.