from torment to paradise

- Да пошёл ка ты, старик, - ответил Чимин, ударив Юнги по плечу, - иди нахуй, не позорь меня перед своим братом. Чонгук только мило улыбался, смотря на образовавшуюся пару придурков, глядя со стороны будто ненавидящих друг друга, но в тоже время, они буду жить друг ради друга. - Ну все, хватит любезничать, уже поздно, нам пора домой, да, Чимин? - Хосок перебил Чимина, толкнув его в плечо, указывая на наручные часы, обвившие его запястье.        - Да, пожалуй, пора домой, сорян парни, мы что-то долго сегодня, а Хосоку завтра на подработку. Мы пойдем, - Чимин неторопливо направился к выходу из комнаты, оттягивая момент до последнего.        - Хоби на работу? Я думал ты хорошо зарабатываешь в гей-клубах, - сказал Чонгук, положив голову на плечо Хосоку. Хосок, кажется, стал ближе всех Чонгуку за эти несколько дней, что они находятся рядом. Основная поддержка и опора исходила именно от него. Конечно, нельзя не заметить, что все парни уделяют достаточное количество внимания Чонгуку в последнее время, так как одного его оставить просто невозможно, но Хосок как-то по своему,по родному, обращается с Чонгуком. Наверное, он вкладывает в него всю душу и своё тепло, а в ответ ничего не получает. Это не потому, что его друзья эгоисты, просто маска Хосока настолько прицепилась к нему, что невозможно понять, где он играет, а где его настоящие эмоции. Это не делает из него лжеца, просто не смотря на то, какие у них взаимоотношения с Юнги и Чимином, он просто не может раскрыться даже спустя столько лет.        - Чонгук-и, главное моё успокоение - это уличные танцы. Хотя, я бы не назвал это работой. Это то, что действительно доставляет мне удовольствие. Даже будучи больным, я бы продолжал заниматься танцами. Если хочешь, можешь прийти завтра посмотреть. Юнги тебе покажет, где находится то место, так ведь, Юнги?        На этот раз Юнги улыбнулся со всей искренностью, когда смотрел на Хосока. Наверное, одной улыбки не хватит, чтобы передать всю благодарность, но большего Юнги не в силах сделать. Не то, чтобы он не мог его обнять, просто Хосок не тот человек, на которого бы сейчас вешался Юнги. Старший не сказал ни слова, но Хосок и без этого всё понял.        - Да, конечно, а потом мы будем готовиться к твоему дню рождения, Чонгук.        - Ну, нам пора идти, - Чимин взял Хосока за руку и потащил на выход.        Сегодня каждый был счастлив по своему, Чимин и Юнги, наконец, признались друг другу в том, что один из них считал постыдным, Чонгук решил начать новую жизнь с перемен. Хосок просто рад, что ребятам хорошо друг с другом, но всё-таки самому ему не хватает тепла, огонь в его глазах угасает, но он надеется, что скоро в них вспыхнет пожар. Провозившись пару минут в коридоре, Чимин и Хосок оделись и вышли из квартиры братьев. На протяжении всего времени, пока они спускались в лифте, была тишина. Самое сложное то, что в тишине можно было расслышать глубокое и сбивающееся туда-сюда дыхание Хосока, сжимающего кулаки.        ***        Я подружился с теми, к кому обратился первым, после я немного повзрослел. Казалось, что количество моментов излияния депрессивных эмоций уменьшилось, но самовнушение работало и в другую сторону. Чем больше я себе внушал это, тем больше жажда покинуть своё тело заполняла мои мысли. Может быть после того, как я нашёл мелочи, которые заставляют меня отвлечься, я захотел жить? Может быть, танцы дали мне понять, что так именно чувствует себя живой человек, находящийся на грани суицида, запах которого впитывался в мою одежду. До того момента, как я начал танцевать я был беспомощным и слабым. Я жил жизнью мёртвого, который пытается покинуть этот обезумевший и жестокий мир. Сказать, что я живу сейчас так, как живой человек…нет, я вновь превратился в мертвеца, ищущего свою могилу.        ***        - Знаешь, Чимин, всё-таки, если ты будешь повторять то говно, из которого я тебя вытаскивал несколько месяцев, то я уничтожу тебя, - Хосок не говорил это с целью напугать Чимина, он не хочет, чтобы Юнги вновь оказался в таком состоянии, в котором находился три года назад. Вытащить его стоило огромных усилий, вряд ли кроме Хосока это бы сделал кто-нибудь другой. Юнги считал его своим братом. Хосок любил его всем сердцем, не разделяя эту любовь ни с кем. - Я не говорю, о том, что ты был шлюхой, просто знай, что я не стану снова пытаться помочь тебе, а уж тем более не дам тебе навредить Юнги. Я рад, что вы вместе, я добивался этого, но помни, что было тогда. Прошлое не забывается, Чимин, поэтому учись любить, а не пользоваться.        - Хосок, ты реально думаешь, что вправе читать мне нотации? Не тебе меня учить, ты мне не грёбанный папочка! Я понимаю, что ты переживаешь и всё такое, но пора бы уже перестать говорить о прошлом, растрачивая настоящее. Ты прекрасно знаешь, что тогда мне нужны были деньги, и то, что я поверил тебе, сделало из меня того, кем я являюсь на данный момент. Пора бы уже позаботиться о настоящем, Чон Хосок, - на это раз Чимин был зол, когда услышал эти слова от Хосока. Казалось, что Хосок просто хочет помочь, но Чимин явно недоволен тем, что он напоминает ему прошлое. Каждому свойственно ошибаться, даже если бы Чимин мог обернуть время вспять, он бы не стал менять свою прошлую историю. - Вернись в ебучую реальность, Хосок, и не лезь к другим, со своими убогими советами, как будто ты дохуя пережил. Знаешь, впредь думай, когда пытаешься наставить меня на истинный путь. Ты тоже совершал ошибки, главная из них это та, почему ты до сих пор жив. Не строй из себя всеобщего любимца, оглянись назад, по скольким головам ты прошёлся, чтобы жить сейчас в комфорте, а? Мне не нужно твоё благословение. Парни развернулись и направляясь по разные стороны друг от друга. Ссора, приводящая к первому расколу в их троице.       «Как будто ты многое пережил» - Чимин, да ты у нас тут один, кому когда-либо было тяжело. Смотри не пожалей о своих словах, когда будешь стоять на моей могиле, придурок.        ***        Стоя на краю моста, ноги даже не думали трястись от страха. Моменты из жизни проявлялись перед глазами как фотографии, на которых он везде улыбался, сияя. Волной нахлынули самые ужасные воспоминания, которые он успел пережить за 20 лет. «Лошадиная морда» - высказывания каждого второго о его внешности, которую он возненавидел. Его успехи в пекарне, которую он хотел открыть, как только заработал бы достаточное количество денег, недооценивали и называли блевотиной, которую подавали таким же тупым животным, как и он. Со своей мечтой пришлось проститься, хоть он и не хотел этого. Но ведь это не то, из-за чего стоит бросаться с моста, верно?Пожалуй, основной причиной послужила его сестра. Чтобы хоть как-то отвлечься от суицидальных мыслях, которые посещали его каждую секунду, желание вновь почувствовать эйфорию захлестнуло его. Связать свою жизнь с наркотиками не самая лучшая идея, но его это не остановило. Раз за разом он снюхивал дорожки, и глотал таблетки, чтобы получить очередную дозу эйфории, но это оказалось достаточно проблематично. Спустя какое-то время Хосок перестал платить за наркотики из-за нехватки денег и к нему пришли наёмники, они забрали его сестру, выдав замуж за одного из них. Сначала всё было более или менее нормально, пока сестра не перестала выходить на связь. В этот день пришло известие, что её тело нашли возле реки Ханган, она была мертва. Всё её тело было в многочисленных синяках и порезах. Это не было похоже на суицид. Хосок не справился с чувством вины и пошёл к мосту. На тот момент он уже был знаком с Юнги, и именно его телефонный звонок дал образумиться и остановиться.        *** Сквозь сон Чонгук услышал громкую музыку, звук который исходил из комнаты старшего брата.        - Бля, да сколько можно, выключи ты уже, я хочу спать, врач сказал мне нужно хорошо спать, не нужно будить меня в такую рань, - пробубнил Чонгук и кинул тяжёлую подушку вглубь коридора, по которому ходил старший брат.        - Ну не заваливаться же мне на тебя, чтобы разбудить, - Юнги поднял подушку и швырнул её обратно, направив точно в лицо Чонгуку. "Так говоришь, будто никогда этого не делал, придурок" Гук взял телефон в руку, чтобы посмотреть время. На экране блокировки была их старая фотография с Тэхёном. Прошло уже четыре года со дня, как Ким уехал, но Чонгук до сих пор не может успокоиться, потому что самое дорогое и родное, что у него было, это именно Ким Тэхён, и зная то, что он пытался с ним связаться, Чонгук места себе не находит. В мыслях лишь письмо, на которое Чонгук так и не ответил. - Юнги, семь часов утра, я спать, - Чонгук схватил подушку, положил её себе на голову и закрыл уши, чтобы не слышать шума, доносящегося с комнаты Юнги.        - Ну если ты хочешь пропустить танцы Хосока, то пожалуйста, ты можешь продолжать спать и жить в неведении его великолепия, - ехидно произнес Юнги.        - Почему он танцует так рано, о мой бог. Подожди меня..        Чонгук встал с кровати, но ноги неожиданно подкосились, вследствие чего он упал на пол. Голова безумно болела, а ноги будто онемели. Чтобы не волновать своего брата, Чонгук постарался как можно быстрее встать, опираясь на всё, что только попадало под руку. В этот момент в комнату уже бежал Юнги, ударяясь о каждый выступающий угол в доме. - Что это было, Чонгук? С тобой всё в порядке? Почему ты такой бледный? Может тебе лучше остаться дома…, - куча вопросов, которые Юнги задавал без остановки, будто поток холодной воды сбивало с ног Чонгука. Он и сам прекрасно знает, что лучше бы обратиться в больницу, но пока он не выполнит поставленную перед собой цель, он не успокоится. В Тэгу за ним ухаживала мать, которая покупала все необходимые лекарства, сейчас Чонгуку снова нужно самому подзаработать на лекарства и необходимое обследование.        - Всё в порядке, Юнги. Это просто стул упал, - сквозь боль, которая сдавливала его голову, сказал Чонгук, натянув улыбку до ушей. Юнги чувствовал, что что-то не так, но не стал нагнетать обстановку, только поторопил брата, и попросил рассказывать ему о своем состоянии.        ***        Спустя какое-то время братья пришли на район Хондэ. Один из самых знаменитых мест, где можно встретить уличных артистов, певцом и талантливейших людей, так же как и уличных танцоров.        - Так, нам нужно лишь завернуть направо и.., - пройдя немного вперёд, Юнги повернул направо, потянул за собой Гука, - и всё, мы на месте.        - Ого, как тут всё ярко, - воскликнул Чонгук, опешив от увиденного. На улице располагались многочисленные здания, изрисованные граффити разных уличных художников. Каждый из них в разных стилях и цветах. Эта улица выглядит яркой и живой. Не везде такое увидишь.        - Да, Чонгук, это потрясающе, но нам нужно пройти немного дальше. Вероятнее всего ты уже слышишь музыку. Музыку действительно было хорошо слышно. Чонгук не смотрел, куда идёт Юнги, он ориентировался на слух. Музыка была достаточно мелодичной и заражающей своей энергией, даже те, кто совсем не умеет танцевать тут же пошли бы в пляс и начали бы танцевать вместе с танцорами. Пройдя ещё пару метров, парни, наконец, пришли к источнику музыки. Перед ними было несколько парней, соревнующиеся кто из них лучше преуспевает в танце. Среди них был и Хосок. Он был одет в футболку, малинового цвета, поверх которой был надет черный бомбер с белыми рукавами и черные шорты.        - Хоби-хён, привет, - крикнул Чонгук, отвлекая Хосока от танца, размахивая руками в разные стороны, чтобы старший обратил на него внимание.        - О, Чонгук, Юнги, вы всё-таки пришли, - удивлённо сказал Хосок, посмотрел на друзей милыми глазами, - я сейчас к вам подойду, подождите немного.Парни кивнули головой и отошли немного в сторону, чтобы не мешать танцорам.        - Странно, что хён в кофте, сегодня достаточно жарко на улице. - Да я и сам не понимаю, зачем он её надел в такую жару.        Рассматривая всю обстановку, которая была в этот момент, Чонгук сделал выводы, что танцоры работают в коллективе. Между ними нет какой-то враждебной атмосферы, а соревнуются они между собой лишь в шутку.        Через пару минут Хосок подошёл к ребятам. - Я уж думал вы не придёте, хотели огорчить меня, - Хосок улыбался. Улыбка снова наполняла добротой весь мир, но что-то в ней было не то. Она изменилась. Стала немного неуверенной и изнеможенной. Возможно, вчерашняя ссора с Чимином сказалась на его состояние сегодня.        - Куда бы мы делись, - произнес Юнги, схватив Хосока за рукав бомбера, - кстати, почему ты в кофте, сними её, на улице достаточно тепло, ты можешь получить тепловой удар, Хоби, - Юнги обошел Хосока, схватил за рукава и начал стягивать борясь с его руками, пытаясь снять бомбер. Хосок резко отдернул руки и поправил бомбер. - Не трогай, Юнги, - его голос казался слишком пронзительным и грубым, чтобы Юнги продолжил делать начатое.        - Вы сюда пришли на танцы посмотреть, или обсудить как я оделся, а?        - Ладно, прости. Станцуешь? - спросил Чонгук, переводя тему от неловкости возникшей ситуации.        Хосок махнув рукой человеку, который отвечал за музыку, и в ту же секунду подбежал к парням, стоявшим рядом с огромной стеной. На ней было нарисовано красивейшее граффити, на котором изображенная девушка. Каждый встал в свои позы. В определенный момент они начали двигаться и танцевать. Движения Хосока, хоть были и резкими, но были грациозными. Каждое его движение будто убивало на повал каждого, кто хотел бы к нему притронуться. Он великолепен в танце, пластичен. Хосок затмевал каждого, кто танцевал рядом с ними. Он поддавался ритму, чувствовал музыку, а тело послушно, слушалось его в такие моменты. Хосок жил здесь и сейчас. Танец – единственное, что помогает ему понять себя.        Братья не отводили взгляд от Хосока ни на секунду, наблюдая за его великолепным выступлением. В какой-то момент лицо Чонгука поменялось. Он будто бы отрубил чувство гордости и восхищение. Его взгляд стал твердым и не понимающим.        Спустя какое-то время музыкальное сопровождение закончилось. Хосок с радостью подошёл к парням, стоявшим напротив.        - Ну как, понравилось? - спросил Хосок, наперед сомневаясь в их ответе. Хоть всем и было известно, что Хосок великолепный танцор, но сам он не всегда мог это признать. Он мучал себя тренировками, чтобы его танцы становились всё лучше и лучше. Соблюдал безумные диеты для того, чтобы быть всегда в форме, из-за чего на тренировках терял сознание.        - Хосок, я и не знал, что ты так красиво танцуешь, - восхищённо воскликнул Чонгук, делая волну всем телом, парадируя Хосока.        - Воу, у тебя неплохо получается. Думаю, тебе стоит как-нибудь присоединиться к нам, из тебя бы получился отличный танцор. Юнги лишь подтверждал слова Чонгука, приобнимая мокрого Хосока.        - Хосок, ты сейчас куда-нибудь торопишься? - спросил Юнги, немного опустив моменты восхищения Хосоком.        - Нет, тебе нужно чем-то помочь?        - Нет, просто мне нужно бежать к Чимину, он сегодня хотел сходить по магазинам, ты бы не мог отвести Чонгука домой? Юнги раньше не уходил от Хосока, даже если это было очень важно, он откладывал все дела и мчался к Хосоку. Старший посмотрел на Чонгука, спрашивая взглядом, против тот или нет, на что Чонгук лишь кивнул головой.        - Да хорошо, но сначала я переоденусь, - сказал Хосок, указывая на здание, в которое он сейчас пойдет, зовя с собой Чонгука.        - Спасибо, Хоби, я позвоню, как только освобожусь. Чонгук, если тебе станет плохо, то позвони мне, хорошо? Я приеду, -Юнги подошёл к брату, почитал ему нотации о том, что нужно беречь своё здоровье, и ушел в том направлении, откуда они пришли.        - Гук-и, пойдем со мной, подождёшь меня в здании. Хосок взял Чонгука за руку, но тот тут же её отдернул. Не давая возможности даже подумать, Чонгук тут же начал задавать вопросы Хосоку, переживая за его состояние. Во время танца у Хосока задрались шорты.        - Хосок, что с тобой происходит сегодня? Я увидел кое-что, дай мне убедиться в том, что ты не делал никаких глупостей, покажи мне свои ноги, - произнёс Чонгук, наклонив голову, скрывая свои мокрые глаза от друга. За своё здоровье он переживает меньше, чем за состояние своего друга.        - Не глупи, нам пора, идём.        - Я сказал, покажи мне свои ноги, либо ты больше в принципе меня не увидишь, Хосок.        Хосок встал, не шевеля не единой частью своего тела. Непонимание того, что Чонгук словно приказывает ему показать свои ноги, не выражая никакого уважения, развивало его гнев. Хосок недолго колебался и всё-таки показал Чонгуку свои ноги. Все бёдра были в глубоких алых порезах, на которых была засохшая кровь. На некоторых участках, которые были обильно изрезаны, были приклеены, уже обмякшие, от крови, пластыри.        - Хосок, когда ты успел изрезать себя? Что произошло? - Чонгук был зол на то, что не может даже помочь другу с его проблемами. Хосок, который казался самым жизнерадостным в их компании, пытает себя таким способом. - Не тебе меня учить, Чонгук. Свои руки видел? Я не должен отчитываться за каждое своё действие, а тем более перед тобой. Сейчас ты пойдешь со мной в здание и подождёшь, пока я переоденусь, после чего мы пойдем к тебе домой и, возможно, мы всё обсудим. Имей в виду, никто не должен знать об этом, - Хосок резко развернулся и пошел к зданию. Его явно что-то беспокоило, но он просто не мог ничего рассказать, слова, будто комом, встали в его горле, давая пройти лишь бессмысленным и недорогим для него словам. Единственный, кто вселял надежду в каждого своего друга, с каждым днём угасает на глазах. Это причиняло воющую глухую боль, усиливающуюся каждую секунду.        Они зашли в здание и, завернув несколько раз по широким коридорам, они, наконец, дошли до раздевалки. Не выронив и слова, они вошли в комнату, не нарушая гробовую тишину. Хосок направился к одному из серых шкафчиков, стоящих возле стены, младший не знал куда ему деться и просто сел на лавочку, стоящую ближе к углу комнаты. Чонгук не любил находиться в центре, даже в таких мелочах.        - Ну, - вздохнул Хосок, - рассказывай, что у тебя с телом, Чонгук. Не просто же так ты пытался убить себя. Вряд ли ты сделал это просто по приколу, так ведь? - Хосок ничуть не поменялся в лице. Оно осталось таким же серьезным, будто вот-вот он готов будет разорвать себя по частям за то, что дал возможность увидеть Чонгуку своё обезображенное тело.        - Я не уверен, что могу рассказывать об этом. Юнги ведь опять будет волноваться за меня, он снова будет несчастным. Я не хочу этого, - Чонгук пробормотал себе это под нос тихим голосом, в котором с трудом можно было разобрать слова, но Хосок справился.        - Волноваться? Опять? Что с тобой происходило до Сеула, Чонгук-и? - Хосок поморщился и онемел от непонимания. "Неужели Чонгук не раз пытался покончить с собой? А Юнги знал об этом и молчал?" - Я не хочу говорить о том, что было, когда меня спас Юнги, но мне кажется, в тот момент он стал несчастным. До того, как я наглотался таблеток, Юнги всегда был весёлым. Его милую улыбку с маленькими зубами мы видели каждый день, но после этого я как будто убил в нем его чувства. Я виню себя за свою слабость. Я ненавижу себя за то, что я его брат. Я не достоин его.        - А порезы? Откуда они и почему о них не знает Юнги,- со всей искренностью и сочувствием интересовался Хосок. Он не хотел каким-либо образом задеть за живое младшего, но и не мог пройти мимо этого. Гук повернулся лицом к Хосоку. Его глаза были красными, а слёзы лились ручьем. Слишком больно и противно от себя. Он ненавидит себя, показывая это всем своим видом. Он дрожал будто от боли, скопившейся у него в грудной клетке и давящей со всей, что только имеется, силы и разрывающей лёгкие, в которые с трудом пробирается воздух.        - Это было, когда мне исполнилось 17, на мой день рождения. Юнги уже не было в Тэгу, а Тэхёна тем более. Тэхён меня часто защищал и влезал в драки только из-за меня, но в этот раз он не смог меня защитить. Ещё с начальной школы надо мной издевались два старшеклассника: Пэк Тэмин и Хван Джихён. Тэмин уехал за годы до того, как уехал Тэхён, а Джихён остался в Тэгу. Я шёл со школы домой вечером, у меня были дополнительные занятия. Я во всем сам виноват.        Резкая истерика, перерастающая в паническую атаку, завладела тело и разумом Чонгука. Он не мог издать и звука, под давлением боли и страха его парализовало. Его тело дрожало, а руки тряслись так, как будто его током ударило. Из него выходил холодный пот, тело, с ног до головы, покрылось мурашками. Прошлое – именно им живёт Чонгук.        - Чонгук,- обнял Хосок младшего, укрывая всего его худое и изнеможенное тело своим,- если тебе больно, ты можешь не рассказывать, я понимаю тебя. Прости, если заставил испытать те же чувства снова. Чонгук уткнулся головой в плечо Хосоку, успокаивая себя его теплотой и нежностью. Хосок - это его единственная надежда опустошить от душевной боли своё, и без того, ноющее тело. Просидев в таком положении ещё пару минут Чонгук продолжил углубляться в свою историю жизни, которую он хотел бы перечеркнуть и забыть как страшный сон, но «сон» снится достаточно часто, и вот не задача, попытки его забыть, лишь напоминают о больших деталях.        - По-моему он был пьян, от него ужасно пахло алкоголем. Я подумал, что если буду даже рядом с ним стоять, то уже опьянею только от запаха. Это напоминало какой-то фильм ужасов, невозможно было даже подумать, что я окажусь в такой ситуации. Он схватил меня за руки и ударил по голове, очнулся я уже в каком-то дряхлом и вонючем сарае, на мне не было ни кусочка одежды, а руки были привязаны к какой-то палке. Я не мог даже позвать на помощь, потому что во рту у меня был какой-то кусок ткани. Я подумал, что это его очередная шутка, ведь до того, как мы с Тэ подружились, Джихён часто так шутил надо мной. В какой момент я услышал, что дверь открылась. Это зашёл Джихён , и я подумал, быть может, он пришел отпустить меня, но вместо этого он изнасиловал меня. Это длилось около суток. Потом он меня отпустил и сказал, что изобьёт мою мать, если я расскажу кому-нибудь про это. Я молчу уже 3 года, я не хочу, чтобы моя мама пострадала из-за того, что я такой слабак. Я пришел домой весь грязный и в синяках. Мамы не было дома, и я сразу же пошёл в ванну. Я до последнего не понимал, что со мной произошло.              ***        Я включил кран на полную и заткнул ванну. Не дожидаясь пока вода наберётся я сел, до сих пор думая о том, что случилось. В какой-то момент я понял, что я не хочу жить так, как живу сейчас, и отправил смс своей матери, что очень сильно люблю её, после чего достал лезвие из верхнего шкафчика в ванной и начал резать руки. Боли я не чувствовал. Мои руки истекали кровью. Сначала начали неметь пальцы, а потом и все руки. Мне хотелось спать. Голова кружилась, а ванна наполнялась кровью и водой. Через какое-то время я уснул. Очнулся я в больнице, в тот момент я уже лежал в кровати под капельницей. Всё что я чувствовал - это вину перед мамой и жалость о том, что я не сдох.              ***        Глаза Чонгука не показывали никаких чувств, как и его тело. Он отпустил Хосока и сел, смотря в стену, думая о том, почему же он ещё жив, что его до сих пор держит. Боль, слабость, прошлое - всё это не отпускает его всю жизнь. Сам факт его существования вселяет ужас и стыд. Хосок, резко двинувшись с места, обнял Чонгука, что есть силы и непроизвольно начал плакать. Он наговорил младшему многого перед тем, как узнал, что с ним происходило на самом деле и винил себя, что заставил Чонгука вспомнить и пережить эти грязные и отвратительные эмоции снова.        - Чонгук, прости меня. Я не знаю, что кто такой Джихён, но одно я знаю – когда-то он сдохнет самой мучительной смертью, - сказал Хосок, подняв голову, чтобы посмотреть в глаза Гуку. Чонгук кивнул и обнял Хосока в ответ. Объятия лечили его, давали надежду на лучшее будущее. Он, наконец, смог освободиться от той боли, что копилась в нём несколько лет, не давая возможности жить так, как ему хочется. Чувство стыда овладели им с ног до головы.        - Мы можем прогуляться сейчас по городу, Хоби. Я в Сеуле уже несколько дней, но я так и не посмотрел на город во всей красе, - пробубнил Чонгук, посмотрев на Хосока с улыбкой, перекрывающей воющую сердцем боль.        - Хорошо, только подожди, пока я переоденусь. Я отведу тебя в центр, там очень красиво, - Хосок встал с лавочки, медленно отпуская Чонгука. Он так и не рассказал о своих порезах. Ему казалось, они несравнимы с болью Чонгука. Он не хочет больше резать себя. Он пообещал, что сделает всё возможное, чтобы Чонгук вновь полюбил эту жизнь.              ***        Через недолгий промежуток времени парни оказались в центре Сеула. Он великолепен. Вокруг небоскребы, сверху донизу покрыты огромными экранам, на которых были многочисленные рекламы и музыкальные программы. Это красиво и пугающе одновременно. Хосок купил Чону Baskin Robbins, которое младший так любил. Они не разговаривали о своих переживаниях, не затрагивали больше эту тему. Хосок всячески отвлекал от этих мыслей Чонгука и у него отлично получалось.              "Прямо сейчас на электронную почту прислали видео обращение, которые мы обязаны показать прямо сейчас в прямом эфире..." , - со всех телеэкранов вдруг донёсся один и тот же голос, подняв голову, парни увидели напуганные лица телеведущих. В центре скопилась толпа, поднявшая головы вверх, чтобы посмотреть, что же прислали на почту каналам.Резко оборвалась связь. Телеведущие пропали, а вместо них 7 людей в плащах с капюшонами и масках, закрывающих их лица. Во главе стоял парень, в той же маске, которую видел Чонгук в ту ночь. Он начал двигаться к камере, чтобы проверить.        - Всё работает? - Смех. Он был ненормальным, безумным и сумасшедшим. Это был точно Кэйташи, этот смех в ту ночь слышал Чонгук, вспоминая крики и капли крови, его глаза, Чонгук видел их.        - Итак, дорогие жители Сеула, - доносился голос с экранов по всему центру Сеула. Люди стояли в ужасе, смотря на данное видео. Камера начала переворачиваться. На экране появился полуголый мужчина. Не все сразу узнали в нём известного дантиста, у которого руки и ноги были связаны, а во рту скомканный кусок ткани, - вы все знаете нашего лучшего дантиста Сеула - Квак Сихван, получивший около миллиона отличных отзывов от своих клиентов. Недавно он уволился с работы, а ещё задолжал нам крупную сумму. Всем интересно как он её погасил? Все стояли в ожидании услышать, чем же этот добряк заслужил смерти от таких грязных и подлых уродцев, которым только дай повод убить, они и кости не оставят.        - Знаете, я очень люблю детей, наверное, только их я бы не убил. Конечно, если они не задолжают мне. Они такие милашки, так бы и придушил их всех, - Кэйташи подошёл к Кваку и вытащил ткань с его рта, откуда сразу же начали доноситься неистовые крики, которые было слышно на весь центр Сеула. Мерзкий голос, вперемешку с громкими криками Квака – ужасная комбинация. - Прошу вас, простите меня, я ведь отдал вам деньги, что вам ещё нужно, - истерически вымаливал прощения дантист, но его труды не увенчались успехом. К нему подошёл один из 7, с обычной чёрной маской, отверстия у которой были только под глаза, и приложил к его затылку пистолет.        - Не перебивай меня, кусок дерьма, - крикнул Кэйташи, ударив с кулака по лицу Квака. С его носа тут же хлынула кровь, обливая лицо, заливаясь в рот и растекаясь по голому телу. Запачкал белую рубашку Кэйташи, казалось новую, которую он купил совсем недавно, на деньги наркоманов.        - Айщ..испачкал рубашку…Итак, продолжаем, - сказал Кэйташи, поправив свой чёрный жилет, накинутый на белую рубашку, только что испачканную в крови, - вместо того, чтобы снова устроиться на работу и вернуть нам наши, между прочим, честно заработанные деньги, он, хах, продал почку своей двухлетней дочери, но только вот незадача, дочь умерла на операционном столе. Что же ты так неаккуратен в своих действиях, Квак? - Кэйташи подозвал второго из 7 людей в масках, окруживших его, и тот сразу же подошёл. Его маска была точно такой же, как и у того, что держит пистолет у затылка дантиста. Он подошёл с ножом, похожим на топор, в руках и сел рядом с Кваком. Таким ножом обычно рубят кости животным, но Квак, в глазах Кэйташи, и есть то самое животное.        - Ну а чтобы ты восполнил и отчистился от всех своих грехов мы, с моими ребятками, вырежем тебе почку, - громкий и пронзительный смех доносился с экранов, а на улице вздохи и крики от ужаса увиденного. Человек в черной маске развернул Квака и начал резать ему спину в области почек. Кровь была везде, а он сливал её в кружку и откладывал в сторону. Квак лишь кричал и мычал от боли, больше он сделать ничего не мог. Спустя несколько минут мучений он отключился, вероятно, умер, а человек в черной маске достал какой-то орган из его тела. Он подошёл к Кэйташи и отдал орган ему.        - Это почка Квак Сихвана, - вдруг его голос стал не таким весёлым и истеричным, а строгим и жестоким. Все трое встали на те места, на которых находились с самого начала. - Хм, Чудоку неплохо звучит, да будет так. Мы ещё вернёмся, но по ваши души, бляди.