Как суждено, так всё и будет

«Я действительно должна учиться пять лет на колдомедика, чтобы сидеть и заполнять кучу бумаг?» — Гермиона устало подозвала следующий бланк очередного пациента, пока её более опытная напарница-целительница, к которой Гермиону приставили набираться опыта, осматривала очередного пациента-магла на наличие воздействия темной магии. — Милая, запиши: шоковое состояние, помни, что у маглов оно выражается резким снижением перфузии органов, гипоксией и нарушением метаболизма, у магов бывает редко, больше походит на отходняк после «Остолбеней», бедняге повезло ещё выжить, он попал вне радиуса действия Адского пламени. — А можно ли обсуждать пациентов при них же, я думаю это неэтично и… — Луиза обернулась к Грейнджер и её палочка остановилась, прекратив выводить в воздухе очертания рун. — Милая, этого нужно сразу к Янусу, смотри, — целительница обернулась обратно и продолжила делать пасы своей палочкой, попутно опрашивая пострадавшего. — Сэр, как вас зовут? Вы помните, что с вами произошло? — Я… я… меня… э-э… нет, я… ничего не помню… — мужчина средних лет сидел на кушетке и, видимо, до сих пор пребывал в каком-то пространственном состоянии. — Видишь, просто сильное истощение организма, тут даже зелья не нужны, наши палаты итак переполнены пострадавшими, так что просто понаблюдаем пару часов, подчистим память о местонахождении и отправим домой. На утро — он даже не вспомнит, поверь. — целительница закончила осмотр, когда в комнату залетел бумажный самолет и приземлился прямо в руки Хубер. — Осталось ещё пару человек, у них не критическое состояние, так что, думаю, ты справишься, меня вызывает Сметвик, если что, ищи меня на втором этаже. Луиза оставила Гермиону один на один с запуганным пациентом, маглом, который до сих пор не мог прийти в себя. Дурацкий день дурацкого месяца дурацкого года. Это был уже второй случай за прошедший месяц. Какие-то больные ублюдки появлялись в людных местах, насылали Адское пламя и транссгрессировали в неизвестном направлении. Жертвы таких выходок исчислялись сотнями. Сотни погибших людей. Всё это очень сильно что-то напоминало. Все эти акции устрашения действительно сильно смахивали на выходки Пожирателей Смерти. И это был первый вариант, который сразу же лез в голову. Похоже, эта мысль посетила не только Грейнджер. Начались поголовные проверки бывших Пожирателей, и тех, кто остался на свободе, и тех, кто уже давно гнил в Азкабане. Гермиона знала обо всей этой ситуации только потому что ей посчастливилось проходить практику в больнице Святого Мунго, куда доставляли выживших. После первого же случая в кабинет Луизы завалились невыразимцы и заставили подписать несколько бумаг о неразглашении последних событий, всех посвящённых с течением времени заставили принять Непреложные Обеты. Это можно было обсуждать между собой, но категорически запрещалось выносить за пределы больницы. А ещё, по глупой, нелепой случайности Гермиона узнала, что муж Луизы — бывший Пожиратель: старшая-целительница была занята на операции, пока Гермиона осматривала пациента, пострадавшего магла в торговом центре, кажется, от пожара. От Адского пожара. Его в числе первых аппарировали в больницу, так как мужчина лежал у самого выхода, а правая его сторона — горела. Аврор потушил огонь специальным спреем, а затем перенёс его в больницу. Гермиона не знала, как аппарация должна была повлиять на обгоревшего человека. Такому их, чёрт возьми, не учили. Просто пришлось вспоминать прочитанные за четыре года учебники и думать, что происходило на практике. Человека обожгло, его аппарировал аврор, так? При аппарации артериальное давление повышается… кровь. Чёрт. Сначала надо определить тяжесть, так ведь? Гермиона мысленно поделила части тела на несколько частей, стало быть, поражены правая рука, нога, часть туловища… больше 20% тела. Мысленно, про себя, девушка отмечала признаки, которые могли бы помочь ей определить степень полученного ожога: вся правая сторона была в бурых пузырях, если бы степень была IIIб, то самостоятельно кожа бы не зажила, потребовалась бы пересадка. В условиях колдомедицины, пациент пролежал бы в больнице неделю, из которой большинство дней ушло бы на восстановление. Так. Ладно. Всего лишь IIIа. Ей кажется, или она что-то упустила? Пока Гермиона накладывала асептическую повязку на наиболее пострадавшую ногу, то волдыри на руке начали активно «течь», и девушка выругалась про себя. При поражении более 15% кожи должен наступить ожоговый шок, при котором как раз начинают лопаться волдыри. Но он же не наступает сразу после ожога? Или она что-то путает? Обычно мало кто спасался от Адского пламени. Может, ситуация так стремительно ухудшается потому что это как раз-таки не было обычным пламенем? Вроде бы, только десять минут назад бедняга горел — и вот, он сидит тут, в больнице Св. Мунго, холодный, как смерть. Гермиона наложила очередные диагностические чары, и если буквально десять минут назад у мужчины была явная тахикардия, то сейчас пульс снижался, а органы отказывали. Кажется, больше это не её пациент. Девушка ещё раз наложила чары оглушения, и затем тело поднялось над кушеткой и за Гермионой последовало в соседний кабинет, где находились тяжелобольные, которым требовалась срочная помощь от более опытных коллег. Луиза даже не посмотрела в сторону своей стажёрки, лишь кивнула каким-то своим мыслям. Гермиона вышла, передав пострадавшего в руки явившегося Сметвика и вышла, её уже ждал новый пациент — крикливая женщина, которая обещала на всех «подать в суд». Кажется, она больше испугалась, чем пострадала. Как раз в это время прилетела министерская сова, и, конечно, очень настойчиво просила отвязать от неё письмо. Гермиона была очень рада отвлечься от криков хоть на секунду. Обычно, такие послания должны были отдаваться лично в руки, но, похоже, сове было всё равно и ей подошла в качестве передатчика и сама Грейнджер. Конечно, девушка не смогла бы открыть запечатанный конверт, но взгляд зацепился за знакомое имя и незнакомую фамилию. Элоиза Маргарет Хубер-Трэверс. Точнее, и имя и вторая фамилия вполне были ей знакомы. Только не Элоиза, а Луиза, и не Хубер-Трэверс, а просто Хубер. Луиза Хубер, Лу — старшая-целительница, заведующая отдела «Недугов от заклятий», правая рука Сметвика и просто целитель от Мерлина. Луиза вернулась через пятнадцать часов, и когда двадцать минут назад Гермиона отправила очередного магла домой, предварительно записав его в реестр для стирания памяти. Девушка лежала на кушетке, до этого отчистив её. Измотанная Луиза вскоре легла рядом, и сил её хватило только снять серебряные перчатки из рыбы-раморы и тяжело выдохнуть прямо в лицо Гермионы. Только что Луиза Хубер спасла жизнь одному маглу, у него был ожог 4 степени — который сопровождался полной гибелью всех слоев кожи, включая подкожно-жировую клетчатку, а также и нижележащих тканей — мышц, сухожилий, костей, кажется, бумаги о нём Грейнджер заполняла несколько часов назад? Гермиона мысленно повторяла симптомы ожогов, как по учебнику, чтобы они въелись на подкорку мозга. И по возможности — она хотела бы никогда больше с этим не сталкиваться. Но, увы, она выбрала свою будущую профессию — колдомедик, как это было модно сейчас называть, а потому — она должна запомнить абсолютно всё, чтобы спасать людей. Потому что, кажется, недавно её незнание чуть не стоило кому-то жизни. Отдыхать им обеим пришлось недолго — от силы двадцать минут, когда в кабинет вошёл волшебник в серой мантии и потребовал подписи бумаг. Конечно, Луизе было не до письма о задержании её мужа, она пока о нём даже не знала, прочитала только после, наряду с бумагами о неразглашении. — Вы думаете, это нападали Пожиратели? — уставшая целительница говорила тихо, однако листок в руках держала крепко, он не дрожал. — Да, мэм, ваш муж — задержан в подозрении пособничества По… — Его оправдали после суда. — Да, мэм, но… — Эйр, дай мне сил… Где подписывать? Гермиону тоже заставили подписать, она всё это делала молча. Собственно, мучавшие подозрения подтвердились, но единственное, что получила девушка, когда невыразимец ушёл: — Давай поговорим об этом позже, ладно? — Ладно. Гермиона чуть увеличила кушетку, чтобы было больше места, и легла обратно вместе с Луизой. На следующей день старшая-целительница не стала ничего скрывать от своей стажёрки, и они даже вместе читали письмо после обхода пациентов. Сегодня, они, кстати, ночевали на работе, вместе подскакивая ночью, когда специальные браслеты вибрировали на запястье, указывая номера палат. А утром, когда Луиза зашла в свой кабинет, усаживаясь на стуле напротив и подзывая кофе, у них состоялся короткий диалог: — В общем, мой муж принял метку по дурости, следуя по стопам младшего брата. Он не участвовал нигде, и его оправдали одним из первых. И… Гермиона, он — замечательный человек, просто дурной пример заразителен. — Понятно. В последующем, как бы обе этого не хотели, но тема Пожирателей часто возникала в стенах этого здания. Невольно Гермиона узнала и другую сторону всего этого. Точнее, обе девушки догадывались. Мужа Луизы забрали к себе в отдел авроры, но, однако, дома он больше не появлялся, а артефакт, который Луиза специально заказала своему мужу от французского мастера стабильно держался на отметке «в смертельной опасности». Что-то такое, кажется, было у Рона в Норе. Случай с Адским пламенем в торговом центре можно было списать, скажем, на случайность, насколько вообще можно было вызвать адское пламя случайно. Во второй раз людям повезло больше. Министерство выделило авроров на улицы немагического Лондона и они среагировали на пожар в жилом доме быстрее. Вместо двух сотен погибших было всего лишь четыре десятка, которые умерли в стенах Св. Мунго, около пятидесяти — что скончались, так и не успев получить первую помощь в течение часа и ещё пара десятков тяжело пострадавших, и менее трёх десятков, что просто не попали в радиус поражения Адского пламени, но зато это здорово их напугало и большинство травм было вызвано паникой. И вот, Гермиона сидела в кабинете с мужчиной, спустя пару часов после пожара, не завидуя ни своей участи, ни участи обливиаторов. Статут Секретности трещал по швам. Луиза вернулась хмурая, пациент как раз ушёл. Главврач Сметвик поделился с Бёрком, который поделился с Луизой, а та в свою очередь с Гермионой о том, что главцелителя дёрнули на приём к самой «его величества», вместе с нынешним министром — Кингсли и вернулся он злой, как мантикора не более чем с час назад с особым распоряжением, которое должны будут огласить завтра: в течение двух дней подать документы стажёрам, медиведьмам и всем свободным целителям, «которые более менее сносно держат палочку в руках». Министерство Здравоохранения Англии распорядилось определить целителей, готовых оперативно приступить к спасению жизней на территории страны в связи с «недавними обстоятельствами». Сметвику следовало подготовить список врачей-специалистов (не менее трёх по каждому из указанных профилей, имеющихся в больнице Св. Мунго) и медиведьм со средним профессиональным образованием, которые «могут быть оперативно привлечены к реализации мероприятий направленных на спасение жизни и сохранение здоровья людей на территории Великобритании». — Моя практика должна была окончиться послезавтра. — Значит, она продлевается, Гермиона. — Луиза села за своё обычное место. — Зови следующего. — Закончились, я отправила домой последнего, того мужчину. Эйр… я даже карточку на позапрошлого пациента не успела завести. — Потом разберёшься с этой бумажной волокитой. Я когда уходила, видела, что перед кабинетом, у стенда со справкой «признаки порч» ошивается пацан, лет шести. Эти увальни его наверное на всякий случай дёрнули. — Мы не детские це… — Бёрк сейчас занят, он уже часа три пытается спасти жизнь одной малышке. Бедный ребёнок… — глаза Луизы на мгновение остекленели, а затем целительница стала массировать переносицу двумя пальцами и снова продолжила. — В общем, зови пацана, с ним вроде всё в порядке, проверим, пошлём кого-нибудь за родителями и отпустим ребёнка. Уже скоро вечер, они наверняка с ума сходят от отсутствия малыша. Если вообще не мертвы сейчас. — Ладно. Ноги затекли от однообразной позы и Гермиона чувствовала «уколы», когда опёрлась на ногу. — Эй, малыш, как тебя зовут? — в глаза тут же бросились его волосы — чистая платина, он обернулся и она увидела его глаза — карие, почти как у неё, только его — светлее. Ему бы подошли серые. Или голубые, или, на крайний случай, зелёные, чтобы создать внешность «истинного аристократа». Карие глаза казались слишком живыми и яркими, хотя, такие же и должны быть глаза у детей? Горящие. Пришлось опуститься на колени, чтобы быть с ним на одном уровне. — Как ты себя чувствуешь? Гермиона пыталась выделить объективные особенности состояния, пацан просидел тут по крайней мере пару часов точно. Девушка улыбнулась и попросила протянуть руку, что, к её удивлению мальчик сделал сразу, она про себя отмечала — тургор кожи снижен, она собирается в тонкие складки, которые расправляются дольше обычного. Губы пересохли, слизистые сухие, весь он бледный. — Эй, хочешь попить воды? — Я… немного. Ладно, кажется, придётся оставить его здесь на ночь, и в течение хотя бы шести часов попоить водой. — Ладно, тогда пошли… воу! Гермиона никак не ожидала, что ребёнок кинется её обнимать. Она вообще не знала, что в таком случае делать. Её нельзя было назвать хорошей тётей или замечательной подругой, что сможет посидеть вечером с ребёнком, она Джеймса то видела пару раз за весь год, и всё — на праздники. Поэтому данное проявление чувств от ребёнка казалось… должно было казаться чем-то странным, непонятным, чуждым, но… неожиданно для себя Гермиона обняла мальчика в ответ. В груди разлилось непонятное тепло. — Хэй, всё нормально. — тихие всхлипы на плече не оставляли сомнений — мальчик плачет, только без слёз. — Всё хорошо, пошли со мной. За руку Гермиона ввела беловолосое чудо и усадила на кушетку, попутно трансфигурируя из ручки на столе — стакан, и наполняя его водой, после этого она очистила воду, частицы которой были взяты из окружающей среды и отдала мальчику. — Предварительно — обезвоживание, ран нет, ожогов нет, он почти в порядке. — перед своим ответом Гермиона наложила полог тишины. — Имя? — Не сказал, он вообще мало говорит… — Ладно, давай я соберу данные, а ты иди проверь сороковую палату, ладно? — Хорошо. — мальчик провожал Гермиону растерянным взглядом полным… это была боль? Или отчаяние? Или всё вместе? Он что-то прошептал, но Гермиона уже вышла и специальные чары не дали пробиться звуку за порог. В сердце кольнуло, когда она выходила из кабинета. Через тридцать три секунды, Гермиона считала их, ей пришлось вернуться, когда браслет завибрировал и она увидела бирюзовую бусину и цифру 522 — что означало, что она срочно нужна в кабинете у Луизы. — Что-то случилось? — она не стала идти, просто аппарировала обратно. Сердце бешено стучало, и Гермиона сама не понимала — почему. Их скрыл очередной полог тишины, пока Гермиона всматривалась в мальчика, вроде ничего нового, никаких новых симптом. Что стряслось? — Это — Скорпиус, и он утверждает, что ты, Гермиона Грейнджер — его мать.